Алленберг

скачать книгу бесплатно


– Вам уж точно извиняться не нужно. Думаю, я тогда здорово напугал вас. Место это для многих таинственное и даже мистическое, а тут я появился, злой как чёрт.

Сказать, что я была удивлена, – это ничего не сказать. От злобного старца, которого я встретила здесь несколько дней назад, не осталось и следа. Сейчас передо мной стоял милый, приветливый дедушка. Он всё время робко мне улыбался, поправляя от волнения козырёк своей тёмно-синей кепки.

Мы прошлись с ним вокруг зданий больничного комплекса, и старик рассказал мне всё о каждом сооружении, вплоть до кладовых.

– Видите ли, Алленберг был одним из самых старых лечебно-профилактических учреждений для душевнобольных в Восточной Пруссии. Желая изолировать пациентов в сельской идиллии, больничный комплекс построили на берегу реки Алле (сейчас уже Лава) в невероятно живописном месте. Здания учреждения расположили в форме прямоугольного корпуса, в четырёх углах которого размещались палаты. На юго-западной стороне – для женщин, а на северо-восточной – для мужчин. Имелись также отдельные здания с одиночными палатами для буйных. С обеих сторон лечебная секция была разделена на три части: спокойные пациенты «из образованных классов», спокойные «из необразованных классов» и возбуждённые пациенты. Также была отдельная палата для смертельно больных и эпилептиков. Двухэтажные здания для пациентов выстроили так, чтобы палаты располагались снаружи и больные могли любоваться приятным видом на окрестности, в то время как коридоры были ориентированы на двор. В зданиях имелись спальни на четыре, восемь и двенадцать коек. В углах зданий располагались комнаты отдыха, бильярдные и музыкальные салоны. На первом этаже находились комнаты для медицинского персонала. Все помещения освещались газом, поставляемым местным газовым заводом, а отапливались с помощью труб, подающих тёплый воздух. Здесь были музыкальные и театральные секции, совместно отмечались праздники[1 - Здесь и далее – описание больничного комплекса Алленберг из статьи Дарьи Бренчевской-Кулеша «Провинциальные лечебно-профилактические учреждения психически больных в Восточной Пруссии как забытое культурное наследие: на примере приюта в Алленберге (ныне Знаменск, Российская Федерация)» (перевод Руслана Мирзоева)]. – Старик ненадолго замолчал и, остановившись, задумчиво окинул взором больничный комплекс.

– Алленберг был удивительной клиникой, – продолжил он, – кстати, она одна из немногих, где активно практиковалась трудотерапия. Здесь находились столярные, кожевенные, слесарные, сапожные и гидравлические мастерские, пекарня и прачечная, а ещё своя ферма, конюшня, огороды, сады. Пациенты исцелялись трудом и сами себя кормили.

– Ничего себе, это же целый город в городе, – удивилась я.

– Да, так оно и было. Поскольку пациентам рекомендовалось проводить больше времени на свежем воздухе, были созданы отдельные сады для каждой палаты. Они располагались за пределами территории, рядом с каждым зданием, и были окружены оградой.

– Просто санаторий какой-то, – улыбнувшись, сказала я.

– Относительно других клиник для душевнобольных так и было. Алленберг – необычная больница.

– Откуда вы всё это знаете? Я столько перечитала про это место, но не нашла ничего подобного.

– Я просто видел это своими собственными глазами.

– Как? – выкатив глаза, спросила я. – Вы были здесь в качестве пациента?

Я была так удивлена словами старика, что до конца не понимала нелепости своего вопроса. На тот момент, с приходом к власти нацистов, русский парень вряд ли мог находиться в Восточной Пруссии, ну если только в качестве узника концлагеря.

– Нет, конечно, я был не в качестве пациента, а в качестве доктора.

– Ничего не понимаю, так вы жили здесь, что ли, вы немец?

– А какое это имеет значение? – вдруг рассердился старик, видимо, уже пожалевший, что так много мне рассказал.

– Совсем никакого, я просто хочу понять вас, – робко произнесла я, боясь снова раззадорить его.

– Русский, немец – разница теперь какая? Главное, что не нацист и никогда им не был. И она тоже… Её отец – тот был нацистом, а она их ненавидела, – тараторил старик, всё больше и больше сердясь.

Он покраснел, а лоб его покрылся испариной, в глазах снова засверкали огоньки злобы, и мне стало не по себе от этого резкого перепада настроения.

– Пожалуйста, успокойтесь, – взмолилась я. – Давайте я сбегаю к Андрею и принесу вам воды.

– Нет, мне уже лучше. – Он присел на скамью.

Мы оба молчали. У меня в голове один за другим всплывали вопросы, которые мне очень хотелось задать старику. Снедаемая любопытством, я повернулась к нему и уже открыла рот, готовясь вывалить на него свои «почему?», как тут же осеклась. Я увидела в глазах старика застывшие слёзы и такую тоску, что сердце у меня сжалось. Таких глаз мне не доводилось видеть раньше, такого сосредоточения нестерпимой человеческой муки в одном только взгляде.

Старик смотрел куда-то прямо перед собой, в пустоту. Что он видел там, оставалось только догадываться. Возможно, видел себя молодым и крепким, а может быть, ту, которая «не была нацисткой».

Я не могла знать его мыслей, но именно в этот момент поняла, как сильно могут ранить другого человека наши слова, наши лишние расспросы. Как часто мы своей неделикатностью обижаем и причиняем боль другому. Буквально до дрожи в теле, до сжатия в груди я ощутила свою вину перед стариком.

Мне так хотелось отвлечь его от этих мыслей, развеселить. Недолго думая, я выпалила первое, что пришло мне в голову:

– Вы любите оперу? В субботу в музыкальном театре покажут «Евгения Онегина», может, сходим с вами?

Старик молча повернулся. Он вышел из своего грустного забытья, но, кажется, теперь впал в оцепенение от моего предложения.

– Ну а почему бы и нет? – не унималась я. – Вы там были хоть раз?

– Вы что, меня на свидание зовёте? – сказал он и улыбнулся. – Деточка, я уже слишком стар для этого.

– Да, я зову вас на свидание. Надо же мне как-то отблагодарить вас за такую интересную экскурсию по Алленбергу. А то, что стар, так это неправда. Вы сюда каждый день прибегаете, неужели полтора часа красивой музыки не сможете послушать? Вашу транспортировку беру на себя. Доставлю вас как ценный груз.

– Как бы этот ценный груз не засыпал песком всю ковровую дорожку в театре, – развеселился старик.

– Это ничего, это даже к лучшему, на выходные как раз обещали снова снег и мороз.

Мы рассмеялись вместе, как старые добрые друзья. Через минуту я увидела Андрея, он шёл к нам.

– У вас весело, – сказал парень и расплылся в улыбке.

– Эта очаровательная дама, имени которой я до сих пор не знаю, только что любезно пригласила меня в театр, – рассказал старик, сияя радостью. – И что ж, я с удовольствием соглашусь.

– Надо же, я ведь совсем забыла вам представиться. Меня зовут Лера. Я фотограф и донимаю вас своим присутствием исключительно из-за этого загадочного места, – кивнула я в сторону зданий больничного комплекса.

– Загадка Алленберга, – произнёс старик и задумался.

В глазах его снова появились нотки грусти и какой-то нежности. Он подошёл к административному зданию и, коснувшись его рукой, закрыл глаза, словно вновь погрузившись в свои воспоминания.

– Загадка в том, что он до сих пор хранит память, – тихо сказал старик.

– Память о чём? – спросила я, как и прежде, сгорая от любопытства: что же он недоговаривает?

Только на мой вопрос он не спешил отвечать. Открыл глаза и улыбнулся нам, а потом побрёл в сторону комнаты охраны.

– Удивительный старик, – сказала я Андрею, когда дед отошёл от нас.

– Так я вам это и говорил. Наш Михалыч – дедуля мировой. Мы ему тут всегда рады. Работа охранника по большей степени скучная, а с ним всегда интересно, он как ходячая энциклопедия. Я удивляюсь – столько лет деду, а он всё помнит.

– Что он вам рассказывал про свою молодость в Алленберге?

– А он был здесь в молодости? – удивился Андрей. – Видимо, с вами он более откровенен.

– А вам ничего не говорил?

– Рассказывал больше историю этого места. Он всю жизнь врачом проработал, так у него в арсенале много интересных случаев, вот об этом и рассказывал.

– Мне интересно, что он тут делал в молодости.

– А почему он сюда приходит каждый день, вам больше не интересно? – рассмеявшись, спросил он.

– И это тоже.

Поговорив ещё немного с Андреем, я всё же достала фотоаппарат, ведь я же сюда по делу приехала.

Камера меня сегодня совсем не слушалась. Даже штатив никак не хотел устанавливаться. Несмотря на прекрасный солнечный день, выбрать нужный ракурс никак не получалось.

Съёмка не ладилась, потому я решила не приглашать старика принять в ней участие, однако сам он был крайне заинтересован процессом и не отходил от меня ни на шаг. С любопытством ребёнка следил за всем, что я делала, несколько раз даже заглядывал в объектив камеры, что было очень забавно.

Думаю, предложи я ему выступить в качестве модели, он бы с радостью согласился. Только вот будет ли так же рад увидеть фото, где он изображён в негативе на фоне старой кирхи Алленберга?

Было понятно, что старика держит в этом месте что-то. Только что? Я очень хотела узнать, но мне не хотелось ранить старика расспросами о тех былых днях.

– Андрей, а вы не спрашивали Аркадия Михайловича, для чего он приходит сюда? – спросила я охранника, когда он провожал меня к выходу.

– Спрашивал, и не раз. Говорил ему: «Дед, ну чего тебе здесь торчать целыми днями? Иди домой, огородик посади, с соседскими дедами в домино поиграй», а он мне ответил: «Нет, Андрей. Пока я ходить могу, приходить сюда буду. Здесь у меня всё осталось, вся моя жизнь».

– Может, его хотя бы на полставки устроить? Ведь есть же от него какая-то польза.

– Ещё какая польза! Он только с виду еле передвигается, а на самом деле дед стойкий. Ходит вокруг зданий, собирает мусор, упавшие ветки, осенью сгребает и палит сухую листву, летом понемногу окашивает территорию. Насколько может, конечно. Глядя на него, и я рядом становлюсь. Если бы не он, так всё вокруг заросло бы, ведь никому нет до этого места никакого дела. Сейчас уже дед стал понемногу сдавать, возраст всё-таки.

– В таком случае почему не устроить его сюда работать?

– Да кто его возьмёт? – удивился Андрей. – Сами же поразились, когда подумали, что он здесь охранник. Хотели мы его устроить, но нет, не берут по возрасту. Мы с ребятами решили его обмануть, сказали, что взяли его на полставки, и деньги ему протянули, только его не проведёшь. Старик сразу нас раскусил: «Где контракт, ребята, почему меня не оформили как положено? Вы ребята добрые, только денег ваших мне не надо. Я сюда не работать прихожу, потому ничего не возьму. Здесь моя жизнь осталась, здесь мой дом».

– Интересно, что он подразумевает под этим?

– Да кто же его знает. Расспросов дед не любит, слишком сентиментален, чуть больше спросишь, так он расплачется. Видимо, сильно в жизни его помотало, но старик он добрый и как родной уже нам.

– Да, я заметила, очень душевный старичок.

– А вы правда его в театр пригласили? – недоверчиво спросил парень.

– Пригласила.

– Ну что ж, повезло старику. С такой девушкой я бы тоже в театр сходил.

«Эй, ты чего, парень, неужели решил ко мне подкатить? Только этого мне не хватало. У меня на тебя совсем другие планы», – подумала я, и хитро улыбнулась.

– Мне пора ехать. Спасибо за возможность быть здесь и за экскурсию, – сказала я ему.

– За экскурсию благодарите деда, он тут каждый куст знает, а я очень рад помочь вам, если понадобится.

– Думаю, что я здесь не в последний раз.

– Буду рад, если ещё раз приедете, – улыбаясь, сказал парень.

И я приеду. Обязательно приеду.

Глава 3

Мчусь по трассе в направлении Калининграда. Широкая шоссейная полоса добротно отремонтированной трассы позволяет моему старенькому БМВ разогнаться до ста тридцати. Мимо меня мелькают деревья, иногда старые покосившиеся домики, в основном ещё немецкой постройки. В голове так же одна за другой проносятся мысли.

Вспоминаю истории, которые мой дедушка рассказывал о войне, о нацистах, и по телу пробегает дрожь.

А что, если старик из Алленберга неправ? А что, если Кенигсберг всё ещё был жив, также как был жив Велау и другие прусские города? Они были живы вот в этих старых зданиях из красного кирпича, в этих кирхах, амбарах и обветшалых домах, даже в реках и озёрах, что были выкопаны ими – людьми другой нации. Нации, что взяла на себя право Бога, право решать, кто будет жить, а кто жить не должен. Для этого судилища было построено множество концлагерей – машин для убийств тысяч людей… Людей, лишних для избранной расы.

Нет-нет, нельзя так всех под одну гребёнку. Всегда и во все времена были люди среди мрази и мрази среди людей. Ведь не все немцы были фашистами, не все хотели человеческой мясорубки.

Я тихо плакала.

Это было… Было очень давно… Почему же я думаю об этом сейчас? Почему старая полуразрушенная психушка заставила меня задуматься об этом?

Глава 4

Темно. Местами безлюдную улицу освещал тусклый свет уличных фонарей. В ночной тиши сонного города были слышны только постукивания каблучков изящных женских туфелек жёлтого цвета, сшитых по последней европейской моде.

Их обладательница, совсем ещё молодая женщина, спешила в сторону Гроссе Крангассе[2 - Ныне набережная напротив Музея мирового океана в г. Калининграде]. Её стройная фигурка в светящемся голубом платье была заметна даже в темноте. Копна вьющихся каштановых волос развевалась на ветру, на лице читалось полное отчаяние, даже боль.

– Стойте! – остановил её строгий мужской голос.

Женщина тут же замерла и с ужасом уставилась на незнакомца.

– У меня всего двадцать марок, пожалуйста, возьмите их, – дрожащим голосом произнесла она.

– На кой чёрт мне сдались ваши деньги, вы за кого меня держите? – спросил мужчина, приближаясь к ней.

– У меня есть ещё серьги, они с бриллиантами, возьмите их.

Незнакомец вплотную подошёл к ней. Высокий мужчина в длинном сером пальто и шляпе с полями не вызывал у девушки доверия.

– Что вам нужно? – решительно спросила она и отошла на шаг назад.

– Это вы здесь что забыли? – с усмешкой спросил он. – Почему вы бродите здесь одна в такое время, да ещё и в таком виде.

Мужчина осмотрел её. Остановив свой взгляд на обуви, он улыбнулся.

– Сейчас вы неплохая добыча для всяких отбросов или для солдат СС. Впрочем, это одно и то же.

Он замолчал, девушка тоже молчала, не находясь, что ответить.

– Вы только не подумайте, – продолжил незнакомец, – что я спасаю по ночам хорошеньких фройляйн в жёлтых туфлях, но что-то же привело меня сюда, что-то заставило заметить в темноте ваши туфельки отвратительного цвета.

Он улыбнулся. Девушка всё так же серьёзно смотрела на него.

– И что же это, по-вашему?

– Кто знает, но раз уж я вас встретил, то одной вам идти не придётся, я провожу. Куда вы направляетесь?

– У вас своих дел не имеется? – спросила она с враждебностью.

– Какие уж там дела у человека в два часа ночи, который мучается бессонницей с тридцать третьего года.