скачать книгу бесплатно
Приведенное определение может иметь разные вариации. Однако, при работе с определениями мы не должны забывать предельно критично относиться к любым авторитетам и источникам, сомневаться во всем, подходить к делу комплексно, всесторонне анализировать получаемую информацию и накопленные знания. Только так при поиске истины можно надеяться на положительный результат в условиях, когда вокруг нас накопилось столько не проверенной информации и откровенного вранья.
Несмотря на то, что в данной главе были описаны критерии знания, дано его определение и, стало быть, с понятием знаний больше не должно возникать затруднений, есть смысл сопоставить данное понятие с понятием опыта. Дело в том, что понятие опыта тесно связано с понятием знания и подчас эти понятия смешивают. Все это приводит к ошибкам в рассуждениях, что вряд ли может устраивать того, кто стремится во всем разобраться. В связи с наличием некоторой неразберихи в литературе по данному вопросу представляется необходимым посвятить следующую главу понятию опыта и наконец выявить то, что отличает знание от такого сложного понятия, как опыт.
Глава 4. Чем является опыт на самом деле
Наблюдения, совершенные в жизни, упорно подтверждают, что абсолютное большинство людей без тени сомнения убеждены в том, что они при выполнении каких-либо действий приобретают тот или иной опыт. И действительно, на уровне обывателя думать иначе может показаться несколько странным. В действительности мало кто догадывается о том, что указанная убежденность в данном вопросе основана на недостаточно хорошо проверенной информации. Дело в том, что как таковой опыт приобрести невозможно. Соглашаться с таким утверждением или нет – дело читателя, а изложенное призвано вынудить взглянуть на вопрос опыта несколько иначе.
Согласно распространенному представлению опыт есть нечто такое содержательное, что дает человеку преимущество над тем, у кого такого опыта нет. Причем данное преимущество связано с возможностью субъекта принимать более верные, взвешенные решения и осуществлять более успешную деятельность. Изложенное представление об опыте формируется у людей еще в детстве, и в дальнейшем оно только укрепляется. По данной причине многие не задумываются над верностью некоторых общепринятых утверждений. Например, утверждение о том, что человек передал свой опыт другому человеку, только на первый взгляд может показаться логичным. На самом деле человек не может передавать свой опыт другому человеку ни в каком объеме. Однако начнем все по порядку.
Если обратиться к научной литературе, то можно заметить, что как такового единого устоявшегося определения понятия опыта не существует, и уже только одно это должно настораживать человека, стремящегося раскрыть подлинный смысл рассматриваемого понятия. Представляется, что еще больше должны настораживать те случаи, когда в определения включают множество понятий, и особенно таких, в отношении которых нет единого четкого представления у научного сообщества. И здесь не нужно иметь научной степени, чтобы понять, что чрезмерные манипуляции с такими неустоявшимися понятиями едва ли могут привести к истине в условиях отсутствия четкого понимания тех понятий, которые включают в то или иное определение.
Как можно догадаться, в определение понятия опыта включают массу различных понятий, не имеющих в научной среде единого понимания. Именно это во многом и мешает найти истину в вопросе отличия опыта от других понятий. Очевидно, что без четкого понимания понятий, включаемых в определение понятия опыта, вывести верное определение едва ли возможно. Например, в определение понятия опыта зачастую включают понятие знаний, а данное понятие, как можно узнать, не отличается единством понимания в научном сообществе. В этой связи даже возникает не лишенное оснований подозрение о том, что кому-то такое единое понимание явно невыгодно, причем невыгодно в отношении не только понятия опыта, но и любых иных понятий, призванных обеспечить человеку возможность приобретения знаний, соответствующих реальной действительности. Здесь можно предполагать и о наличии желания отдельных деятелей науки спекулировать на теме неопределенности научной мысли по тем или иным вопросам, получая за свои работы научные степени или материальные выгоды в виде гонораров. Можно предполагать и о наличии элементарных просчетов или заблуждений. Какими бы ни были причины такого положения дел, у отдельных исполнителей лженаучных трудов есть свои спонсоры и заказчики, которые пользы человечеству явно не приносят.
Очевидно, что информация, не соответствующая реальной действительности, тормозит научную мысль и заставляет человечество топтаться на месте. Да простит читатель за такое отступление, но уже, как говорится, накипело, ведь в литературе скопилось столько непроверенной и подчас ложной информации, что дальше уже некуда. Вот попытался человек разобраться и узнать, что есть опыт с научной точки зрения, а его уже на этом пути ждет веер из десятка противоречивых определений, да еще и предложение рассмотреть это понятие как философскую категорию, включающую в себя в том числе знания, навыки, чувства и волю. Соответственно, после прочтения всех таких определений и массы трактовок в голове среднестатистического человека скорее возникнет не четкое понимание затронутого вопроса, а винегрет из подчас устаревших определений и стойкое желание ни при каких обстоятельствах больше ничего не читать из научной литературы. Тем не менее, как бы ни было сложно разобраться в массе определений понятия опыта, выделить те, которые содержат в себе часть достоверной информации, и таким образом приблизиться к верному пониманию понятия опыта все же возможно.
Можно заметить, что очень часто в определение понятия опыта вкладывают понятие знаний, навыков и умений. Такие определения, как правило, сводятся к тому, что опыт есть единство знаний и навыков (умений), приобретенное в процессе непосредственных переживаний, впечатлений, наблюдений, практических действий, в отличие от знания, достигнутого посредством умозрительного, абстрактного мышления. Если внимательно рассмотреть содержание данного определения, то можно прийти к выводу о том, что знание, навыки и умения входят в состав опыта. Однако как быть, если наш опыт не связан с навыками и умениями, а связан только со знаниями. Например, бывают случаи, когда из так называемого опыта общения с конкретным человеком мы узнаем, что с ним не стоит шутить. Мы приобретаем опыт общения с конкретным человеком, но где здесь навыки и умения, непонятно. Не хотим же мы сказать, что приобретаем из общения с данным, конкретным человеком новые навыки и умения? Если и можно допустить такое, то все это выглядит крайне неубедительно. Скорее можно предположить, что навыки и умения рождаются после многократной практики взаимодействия человека с самим собой и окружающей действительностью, чем от единичного факта взаимодействия. При такой логике и на примере ранее изложенного определения выходит, что в состав конкретного опыта может входить лишь знание. Однако в таком случае мы должны признать, что опыт есть знание, а это, согласитесь, не может устраивать, так как разница между этими понятиями определенно есть.
Чтобы наглядно убедиться в том, что знание и опыт не являются тождественными понятиями, можно привести пример с учащимися музыкальной школы. Например, для обучения игре на аккордеоне учащемуся такой школы требуется проучиться пять лет по соответствующей программе. Причем базовые знания для игры на инструменте даются, как правило, в самом начале пятилетки. Представим, что один ребенок обучается в музыкальной школе по классу аккордеон третий год, а другой – пятый. Соответственно, будет логично предположить, что опыта игры на аккордеоне у второго ребенка будет больше, чем у первого. Такой ребенок наверняка будет играть на инструменте гораздо увереннее и быстрее первого, хотя знания о технике игры на одном и том же инструменте у двух детей будут примерно одинаковые. Все это может свидетельствовать о том, что знания и опыт отличаются друг от друга и, как можно будет в дальнейшем узнать, имеют разные родовые понятия.
Для всестороннего рассмотрения понятия опыта не будет лишним упомянуть и о том, что в литературе понятие опыта рассматривают как в широком, так и в узком смысле. Причем в широком смысле под опытом понимают единство умений и знаний, что едва ли вызывает доверие, если исходить из того, что уже было ранее изложено в настоящей главе. В узком смысле под опытом вообще понимают чувственно-эмпирическое познание. Например, в философском энциклопедическом словаре под ред. Л. Ф. Ильичева, П. Н. Федосеева, С. М. Ковалева, В. Г. Панова под опытом в узком смысле понимается основанное на практике чувственно-эмпирическое познание действительности [8]. Однако данное определение понятия опыта затруднительно принять, ведь под познанием часто понимают совокупность процессов, процедур и методов приобретения знаний о явлениях и закономерностях объективного мира. Несмотря на то что под опытом предложено понимать чувственно-эмпирическое познание, оно все же познание, то есть некий процесс, а опыт процессом не является, поскольку может быть в определенном виде уже сформирован у субъекта. Здесь можно привести пример с футболистом и шахматистом, который подтверждает этот вывод. Так, если указанные спортсмены перестают тренироваться, то их процесс познания в контексте опыта останавливается по этим видам спорта, но как таковой ранее наработанный профессиональный опыт эти спортсмены сохраняют.
С учетом того, что все ранее изложенные попытки формулирования определения понятия опыта не увенчались успехом, представляется необходимым окончательно определиться с тем, может ли это понятие все же включать знание, которое чаще других понятий используют для определения понятия опыта. В данном ключе будет уместным привести выдержки из Новой философской энциклопедии, подготовленной институтом философии Российской академии наук и Национальным общественно-научным фондом. Данная энциклопедия содержит сведения о том, что «все попытки выделить абсолютно непосредственное содержание знания в виде опыта не увенчались успехом» [9]. Как указывают авторы энциклопедии, «невозможно выделить совершенно непосредственное и абсолютно достоверное знание, отождествляемое с опытом, – понимается ли это знание в духе эмпиризма как элементарные чувственные единицы или в духе феноменологии как самоочевидные феномены».
Понятие опыта – это, пожалуй, первое понятие в данной работе, которое вызывает наибольшее количество противоречивых представлений в научной литературе. Стоит отметить и то, что некоторые авторы и вовсе отказываются давать опыту определение, признавая, что опыт включает в себя слишком много представлений и по этой причине не может иметь определения. Несмотря на всю сложность затронутого вопроса, дать верное определение понятию опыта все же возможно. В данном ключе стоит привести определение понятия опыта из словаря русского языка С. И. Ожегова, где опыт рассматривается как совокупность знаний и практически усвоенных навыков, умений [10]. В данном определении знания включены в состав опыта, что, как было рассмотрено ранее, недопустимо. Тем не менее данное определение примечательно тем, что кроме знаний затрагивает в совокупности усвоенные навыки и умения, которые с опытом связаны напрямую и без упоминания которых в определении понятия опыта, как представляется, необойтись.
Если вспомнить ранее приведенный пример с учениками музыкальной школы, то можно заметить, что у субъектов может быть относительно равный объем знаний, но их навыки и умения могут не совпадать. Тем не менее, как можно догадаться, как и понятие знаний, понятия навыков и умений не входят в состав опыта. Подтверждением этого может служить не лишенное оснований утверждение ряда психологов о том, что знания входят в психологическую структуру умений. Так, в учебнике психологии авторов К. К. Платонова и Г. Г. Голубева указывается, что в психологическую структуру умений входят не только навыки, но и знания, и творческое мышление [11, с. 143]. Если взять на веру такой вывод, то из этого следует, что без знаний умение невозможно. С учетом того, что знание не может входить в содержание опыта, логично предположить, что и умение не может, поскольку оно, по логике авторов К. К. Платонова и Г. Г. Голубева, должно следовать в паре со знанием, которого в содержании понятия опыта быть не может.
Как уже было изложено в настоящей главе, для того чтобы дать понятию наиболее верное определение, необходимо абсолютно точно быть уверенным в верности понимания тех понятий, которые будут применяться в определении рассматриваемого понятия. Соответственно, следует дать наиболее верное определение понятию навыка и умения. На данный счет в научной литературе дано множество определений понятия навыка. Так, зачастую под навыками понимается деятельность, сформированная путем повторения и доведения до автоматизма. Однако стоит отметить, что принимать на веру такие определения вряд ли стоит. Например, в примере с пианистом неясно, как может пианист обладать игрой, то есть деятельностью на музыкальном инструменте. Дело в том, что сама по себе игра на музыкальном инструменте не может кому-либо принадлежать, а вот обладать нечто таким, что позволяет выполнять действия успешным способом игры на музыкальном инструменте, возможно.
Некоторые авторы навык рассматривают как умение. Например, в том же ранее упомянутом словаре русского языка С. И. Ожегова под навыком понимается умение, выработанное упражнениями, привычкой. Однако умение есть самостоятельное понятие. Кроме того, смешение понятия умения с навыками лишает смысла существования само понятие умения. Поэтому приведенное определение понятия навыка выглядит по меньшей мере странно для такого солидного словаря, что не может не вызывать у внимательного человека подозрений к устоявшимся в литературе источникам. Умение – это скорее нечто такое, что порождает навык, но пока это только предварительный вывод, к которому следует еще подойти.
Представляется, что с учетом сложности затронутого понятия стоит еще глубже погрузиться в его суть, и нелишним будет выявить нечто общее в массе определений понятия навыка. Поэтому стоит обратить внимание на то, какие определения данному понятию дают наши официальные науки в специализированной литературе. Так, например, под навыком в Большом психологическом словаре под ред. Б. Г. Мещерякова, В. П. Зинченко понимается доведенное до автоматизма путем многократных повторений действие. В части трудовых действий под навыком в данном словаре понимается приобретенное в результате обучения и повторения умение решать трудовую задачу, оперируя орудиями труда (ручной инструмент, органы управления) с заданной точностью и скоростью [12]. Согласно учебнику психологии под редакцией И. В. Дубровиной навыки – это уже не действия, как указано в ранее приведенном словаре, а способы поведения, возникающие в результате научения, закрепленные путем упражнений и повторения, которые осуществляются автоматически, без сознательной регуляции и контроля [13, с. 78].
Можно привести и еще одно определение понятия навыка, которое также дается в психологии. Так, согласно учебнику, подготовленному в соответствии с программой подготовки психологов и педагогов по учебному курсу «Общая психология», автора А. Г. Маклакова под навыками понимаются автоматизированные компоненты сознательной деятельности, вырабатывающиеся в процессе ее выполнения [14]. То есть в данном учебнике под навыками понимаются не просто действия, как указано в Большом психологическом словаре под ред. Б. Г. Мещерякова, а некие странным образом не описанные в определении компоненты сознательной деятельности. Иное значение навыку дается в учебнике психологии Р. С. Немова, где навык рассматривается не как компонент сознательной деятельности, а как компонент умений, причем реализуемых на уровне бессознательного контроля. Согласно этому учебнику навыки есть полностью автоматизированные, инстинктоподобные компоненты умений, реализуемые на уровне бессознательного контроля [15].
Если касаться педагогики, то в словаре терминов по общей и социальной педагогике А. С. Вороника под навыками в части социологии следует понимать набор способов и приемов социального взаимодействия, которыми человек овладевает на протяжении жизненного пути и пользуется для жизни в обществе, устанавливает свое равновесие с другими. Любопытно, что под умением в данном источнике понимается промежуточный этап овладения новым способом действия, основанным на каком-либо правиле и соответствующим правильному использованию этого знания в процессе решения определенного класса задач, но еще не достигшего уровня навыка [16]. Согласно краткому словарю педагогических понятий под навыком следует понимать умение, созданное упражнениями, привычкой, умения, доведенные до автоматизма [17]. В словаре по педагогике авторов Г. М. Коджаспировой, А. Ю. Коджаспирова навыком признается действие, сформированное путем многократного повторения, характеризующееся высокой степенью освоения и отсутствием поэлементной сознательной регуляции и контроля [18].
Даже беглое рассмотрение различных специализированных источников позволяет усомниться в надежности самого подхода, которым пользуются те или иные науки при определении понятия навыка. Все это может говорить о том, что в период формирования понятийного аппарата, под которым понимаются все те основополагающие определения, на которых в дальнейшем строится обоснование всего, в науке возник критический сбой. Похоже, что данный сбой преследует науку уже давно, и в настоящее время накопилось много неразберихи в определении тех или иных понятий. Но что делать, если ни одна наука не может однозначно и как-либо единообразно ответить на вопрос о том, что есть навык? Неужели нам придется мириться с таким положением дел, где нет никакой определенности, а значит, и уверенности даже в элементарных вопросах? Что-то подсказывает, что поступать так точно не стоит, а стоит обратиться к той науке, с которой и началось развитие научной мысли.
Если верить древнеримскому политическому деятелю, оратору и философу Цицерону Марку Туллию, то матерью всех наук является философия. Именно она, по мнению другого римского философа Сенеки Луция Аннея (младшего), есть нечто не побочное, а основное. И действительно, спорить с тем, что философия выполняет главенствующую роль среди других наук и изучает самые общие закономерности бытия, вряд ли приходится, учитывая огромное количество научных работ, подтверждающих данный вывод. Более того, представляется, что философия особенно нужна тогда, когда молчат другие науки и не могут дать необходимый ответ. Как точно было отмечено в древнеиндийском политическом и экономическом трактате «Артхашастра», философия всегда считается светильником для всех наук, средством для совершения всякого дела, опорою всех установлений [19, с. 17].
В современной науке философия, как и раньше, играет ключевую роль в поиске истины. Актуальны и поныне замечательные слова французского философа, астронома и исследователя древних текстов Пьера Гассенди, который отметил, что так как не может быть ничего более прекрасного, чем достижение истины, то, очевидно, стоит заниматься философией, которая и есть поиск истины. Если вернуться к непосредственной теме данной работы, то для ее целей особенно важную мысль в отношении философии выразил немецкий философ, психолог и педагог Иоганн Фридрих Гербарт. Он не без оснований отметил, что философия есть обработка понятий. И действительно, какой еще науке, как не философии, под силу обобщать все наработанное не только науками, но и самой практикой жизни. В этой связи стоит обратить внимание на раздел философии – логику, который исследует построение логически верных определений и, соответственно, наполняет понятия правильным содержанием. Логику также определяют как науку о формах и законах правильного мышления. С учетом запутанности понятийного аппарата в научной литературе и для целей определения понятия навыка логичным будет обратиться именно к логике.
В учебнике логики В. Г. Челпанова на примере определения понятия «прямоугольник» указывается, что для того, чтобы верно составить определение тому или иному понятию, следует выявить род такого понятия [20, с. 26]. Согласно философскому словарю логики, психологии, этики, эстетики и истории философии под ред. Э. Л. Радлова под определением следует понимать логическую операцию, служащую раскрытию его содержания, то есть указывающую его место среди других понятий. Как отмечено в данном словаре, понятие считается правильно определенным, когда указано ближайшее родовое понятие и специальный видовой признак [6, с. 187—188].
Несмотря на то что в ранее приведенных определениях понятия навыка родовое понятие было выявлено, выявлено оно было неверно. Это косвенно подтверждается уже одним только количеством приведенных в настоящей главе определений навыка, которые не имеют единого родового понятия, хотя иметь его они непременно должны. Если вспомнить, то родовым понятием навыка указывалось то действие, то умение, то способ поведения. В других определениях понятия навыка родовым понятием назывался автоматизированный компонент сознательной деятельности, компонент умений, набор способов и приемов социального взаимодействия. Забегая вперед, хочется отметить, что ни одно из упомянутых родовых понятий навыка, а значит и ранее упомянутые определения понятия навыка, не соответствует реальному положению дел. Между тем на основании неверно определенного содержания понятия навыка в литературе даются определения других понятий, что приводит к ошибкам уже при построении определений понятий другого рода. Такое положение дел вряд ли можно назвать радужным, но мы сталкиваемся с таким обстоятельством всегда, когда дело касается в том числе таких понятий, как навык, и тех понятий, которые с ним связаны. В такой ситуации, вообще, прослеживается даже некий научный либерализм, где любая точка зрения признается чем-то особенно ценным, и неважно, абсурдна она или нет, несет в себе она рациональное звено или представляет собой очередную демагогию. Вот только дело в том, что от таких зачастую необоснованных точек зрения засоряется информационный фон, где человеку очень сложно найти истину. А это, как представляется, явно не способствует познавательному процессу.
Несмотря на то что указанное положение дел усложняет задачу по поиску истины, приблизиться к ней возможно путем отсечения из ранее изложенных определений не соответствующих действительности родовых понятий. Как уже было отмечено, навык не может относиться к действию, поскольку навыку свойственно кому-либо принадлежать, а действие принадлежать никому не может, так как оно не объект или не то иное, что может принадлежать человеку, а скорее процесс взаимодействия субъекта с реальной действительностью. Кроме того, действие может быть прекращено, а навык прекратить нельзя. Ошибочным будет и вывод о том, что навык есть умение, поскольку умение – самостоятельное понятие и его отождествление с навыком делает бессмысленным само его существование. Такие родовые понятия навыка, как способ поведения, автоматизированный компонент сознательной деятельности и умений, набор способов и приемов социального взаимодействия, также не могут быть приняты, что подтверждается нижеприведенными выводами.
Чтобы иметь хотя бы примерные ориентиры, с которыми в дальнейшем можно двигаться по пути отсечения ложного, следует продолжить углубляться в суть рассматриваемых понятий и рассмотреть навык и умение с позиции этимологии, то есть раздела лингвистики, изучающего происхождение слов. Так, если обратиться к нескольким толковым словарям, то можно найти сведения о том, что слово «умение» непосредственно связано с такими словами и выражениями, как умею, умеешь, имеешь возможность сделать что-нибудь, в состоянии что-нибудь сделать. Приведенные сведения могут свидетельствовать о наличии у лица, обладающего умением, разума для возможности применения того или иного умения. Данные этимологического словаря Г. А. Крылова о том, что слово «уметь» является общеславянским словом, образованным от той же основы, что и «ум», только подтверждают данный вывод [21, с. 394].
Навык же, как справедливо было отмечено в некоторых ранее приведенных определениях этого понятия, есть нечто полностью автоматизированное путем многократно повторяемых действий и реализуемое на уровне бессознательной регуляции и контроля. Косвенно это подтверждается приводимыми в литературе синонимами слова «навык». Так, можно найти такие синонимы слова «навык» как привычка, сноровка, ловкость. В этой связи любопытно будет оценить значение слова «сноровка», которое также приводится в словарях. Например, сноровку определяют как ловкость в каком-либо деле, приобретенную привычкой, опытом; умение быстро и ловко справиться с каким-либо делом. В авторитетном этимологическом словаре русского языка М. Фасмера дословно указано, что слово «навык» происходит от слова «на+выкнуть» [22, с. 35]; учить. Причем в данном словаре отмечено, что приставка «на» имеет усилительное значение, которое можно продемонстрировать на примере таких слов, как «накрепко» или «наскоро». Слово же «выкнуть» в словаре также указывается как «привыкнуть». Поэтому с учетом изложенного навык можно определить как усиленное привыкание, которое, в отличие от привычки, формируется благодаря волевому усилию человека, сознательно и целенаправленно. Тем не менее, как можно будет окончательно убедиться в дальнейшем, процесс применения уже полностью сформированного навыка носит скорее несознательный характер, то есть без полноценного участия нашего сознания. Лишь когда возникают ошибки и человек их замечает, навык может быть улучшен, и для этого человек полноценно задействует сознание для корректировки навыка.
Так, например, при игре на музыкальном инструменте музыкант воспроизводит мелодию путем быстрого нажатия клавиш и не задумывается, в какой последовательности нужно нажимать те или иные клавиши. В процессе игры все происходит как бы автоматически, на уровне бессознательного контроля, в результате ранее отложенного в глубины психики соответствующего поведения, ранее сформированного многократными целенаправленными и однотипными действиями. Главное, пианисту только дать себе сознательную команду начать игру. После принятия такого решения сознательный контроль процесса игры выключается. На смену ему включается другой процесс, соответствующий навык начинает применяться уже без участия сознательного контроля по отработанному ранее шаблону, то есть по воспроизведению ранее многократно проигранной мелодии. Однако стоит музыканту сбиться, например по причине плохо проведенных репетиций, как происходит возврат процесса игры из области бессознательного в область сознательного контроля. В этот момент музыкант начинает анализировать свою игру, те клавиши, которые он нажимал, и интервалы, которые ему необходимо было соблюсти.
Аналогичная ситуация возникает, например, у спортсменов по смешанным единоборствам, когда постоянные тренировки откладываются глубоко в психике человека. При возникновении ситуаций, моделируемых при тренировках, спортсмен не задумывается над тем, как ударить или уклониться от удара, а действует как на тренировках, где соответствующее поведение укоренилось в нем из-за многократных повторений соответствующих действий. Если у него спросить после турнира, почему он ударил так или иначе, то ответить сходу он вряд ли сможет, поскольку все выполнялось на бессознательном уровне, в обход сознания, где воля на принятие решения, как ответить, включалась из подсознания.
Приведенные примеры показывают, что благодаря навыку могут быть выполнены только однотипные действия, такие, например, как игра определенного произведения на музыкальном инструменте или последовательная серия движений, называемая ката в карате. В последнем приведенном примере, повторяя ката многие сотни и тысячи раз, мастер боевых искусств приучает свое тело к определенным движениям, выводя их на бессознательный уровень. Таким образом, попадая в боевую ситуацию, тело работает «само» благодаря многократно повторяемым в прошлом движениям.
Выполнение более сложных действий, включающих в себя, в частности, комплекс однотипных действий, одними только навыками не обеспечивается. В частности, это связано с тем, что комплекс таких действий предполагает переключение с одного навыка на другой, а ведь очевидно, что, для того чтобы такая операция произошла, необходим сознательный контроль, который неприсущ навыкам. Бывают и такие ситуации, когда человек не осуществляет переключений с одного навыка на другой, а приостанавливает работу задействованного навыка. Например, когда человек читает книгу, контролируя ее смысловое и стилевое содержание, то считывание букв, символов и слов происходит автоматически. То есть здесь налицо применение человеком навыка. Когда же он читает текст для выявления в нем опечаток, то контроль направлен уже на восприятие букв и слов, а смысловая сторона изложенного уходит на второй план. В этом случае о навыке считывания текста говорить не приходиться, поскольку режим бессознательного контроля в данном случае приостанавливается или вовсе не задействуется. В то же время и полноценного чтения в данной ситуации тоже не получается, ведь под чтением часто понимают сложный процесс декодирования слов, направленный на понимание текста, где навык как такого автоматического считывания слов необходим.
Таким образом, на указанном примере видно, что чтение предполагает как включение соответствующего навыка по считыванию букв и слов, так и умение понимать прочитанное. Поэтому чтение нельзя назвать навыком или умением. Его также нельзя назвать навыком и умением одновременно, поскольку это процесс, а процесс не является навыком или умением в принципе. Дело в том, что в процессе чтения человеком задействуются соответствующие навыки и умения, но сам процесс остается процессом и ничем иным быть не может. Поэтому стоит признать, что не только чтение, но и любые действия, выполняемые в результате работы навыков и умений, есть некий процесс, поэтому игра на музыкальном инструменте, чтение и т. п. не могут быть навыками и умениями. А вот для того, чтобы реализовать такие процессы, нужно иметь определенные навыки, или умения, или и то и другое, вместе взятое.
Для всестороннего рассмотрения навыков и умений нелишним будет упомянуть и о том, что у этих понятий есть нечто общее. Так, стоит отметить, что и умение, и навык формируются только тогда, когда владелец навыка или умения стремится получить от этого определенный результат. Этим во многом можно отличить навык от привычки, которая формируется без целенаправленного волевого усилия. Кроме того, и навык, и умение направлены на реализацию действий, призванных достичь наилучшего результата. Как правило, такие результаты по понятным причинам важны для человека, особенно в социальной, трудовой и творческой сферах.
Несмотря на то что в данной работе уже и так было достаточно много информации о навыках и умениях, стоит ответить на вопрос о том, могут ли умения быть совокупностью навыков. Ответ на этот вопрос очень важен, поскольку позволяет лучше взглянуть на вопрос умений и навыков, а значит, вплотную подойти к верному определению этих понятий и понятия опыта. Итак, как в дальнейшем можно будет узнать, каждый навык формируется благодаря определенному умению и до окончания своего формирования проходит стадию умений. С учетом этого логичным будет сделать вывод о том, что умения могут быть, если так можно выразиться, однотипными по результату их применения. Ведь чтобы сформировался тот или иной навык, сначала нужно повторять однотипное действие посредством применения соответствующего однотипного умения. Поэтому умение по однотипности реализуемых действий может и не отличаться от соответствующего навыка. Таким образом, определяя умение совокупностью навыков, некоторые авторы не учитывают, что умение может быть связано с выполнением какого-либо однотипного действия и этим совпадать с одним из навыков. Уже только одно это не позволяет рассматривать умение только как совокупность навыков. Однако главное даже не в этом, а в том, что умение и навык есть самостоятельные понятия и их смешение приводит к логическим ошибкам. Например, непонятно, как можно признать умение совокупностью навыков, если умение предполагает осознанность, а навык этого не предполагает, поскольку действия, выполняемые в результате работы навыка, осуществляются неосознанно.
Точка зрения о том, что умения включают навыки, сбивает с толку тем, что порою сложно описать те случаи, когда действия, реализуемые несколькими навыками и умениями, выполняются сугубо для какой-либо отдельной цели. Однако сложность такого описания вызвана несовершенством понятийного аппарата, который не должен становиться причиной и оправданием для неверного понимания умения или навыка. Чтобы это понять еще лучше, следует еще раз рассмотреть эти понятия по отдельности.
Итак, навык может возникнуть только в результате осознанных и многократно повторяемых человеком действий, которые позволяют наилучшим образом добиться желаемого результата. Как утверждают педагоги, в процессе обучения у ученика формируются способности совершать определенное действие. Сначала он выполняет это действие развернуто, фиксируя в сознании каждый шаг совершаемого действия. Другими словами, способность выполнять действие формируется сначала как умение. По мере тренировки и выполнения этого действия умение совершенствуется, процесс выполнения действия свертывается, промежуточные шаги этого процесса перестают осознаваться, действие выполняется полностью автоматизированно – у ученика образуется навык в выполнении этого действия, то есть умение переходит в навык [23, с. 168]. Все это указывает на то, что навык возможен только после возникновения умения, которое, в свою очередь, возможно только в условиях выполнения человеком однотипных действий, которые обеспечивают ожидаемый им результат наилучшим образом. Таким образом, умение всегда предшествует навыку, и предшествует оно ему, несмотря на то что, по справедливому мнению психологов и педагогов, умение есть более высокая психологическая категория, чем навык. Навык, как отмечают педагоги-практики, представляет собой более высокую стадию овладения физическими упражнениями и трудовыми действиями, чем умение, что, как представляется, не противоречит взглядам теоретиков. Последнее связано с тем, что автоматизированные действия как результат работы навыка не задействуют психику в большей степени, чем умения, поскольку являются результатом работы бессознательного человека.
Таким образом, главное отличие навыков от умений заключается в том, что умения реализуются человеком осознанно, а навыки – неосознанно. Также стоит помнить и то, что скорость достижения результатов посредством применения навыков обычно превосходит скорость достижения результатов, получаемых при применении умений. Кроме того, результат применения навыков приводит к более качественному выполнению действий, поскольку навык есть результат многократного включения соответствующего умения, примененного наилучшим образом. Также важно отметить и то, что умения могут применяться при выполнении более сложных действий, чем навыки, ведь навык позволяет человеку осуществить лишь однотипное действие: например, не осмысливая, бегло прочитать текст, поставить блок на удар грабителя или спарринг-партнера, ввести хорошо запомнившийся пароль на клавиатуре рабочего компьютера. Умение же, помимо простых действий, позволяет выполнять сложные действия, которые нельзя осуществить посредством использования навыков. Например, умением можно считать нечто такое, что позволяет играть в шахматы или настольные игры, ведь для того, чтобы успешно играть в такие игры, необходимо постоянно анализировать игровую ситуацию, принимать решения, что невозможно в условиях реализации одних только навыков.
До настоящего момента было рассмотрено только несколько примеров ложных родовых понятий навыка. Остались нерассмотренными такие родовые понятия, как способ поведения, автоматизированный компонент сознательной деятельности, компонент умений, набор способов и приемов социального взаимодействия. Все эти родовые понятия можно разделить на две группы, где одни понятия представляют собой некие способы, а другие – компоненты. Если касаться последней группы, то достаточно вспомнить о бессознательности навыков, чтобы усомниться в том, что компонент сознательной деятельности или компонент умений, которые характеризуются сознательностью, могут быть родовыми понятиями навыка, который по своей природе носит, если так можно выразиться, бессознательный характер. Если конкретно остановиться на таком кандидате в родовое понятие навыка, как компонент сознательной деятельности, то интересно то, что очень часто под компонентами сознательной деятельности понимают умения, навыки и привычки, что в некоторой степени свидетельствует о тавтологии. С точки зрения логики понятие не должно определяться само через себя. Ошибка, которая получается вследствие нарушения этого правила, называется в логике порочным кругом. И наконец, когда мы говорим о том, что навык есть компонент деятельности, мы допускаем, что он часть такой деятельности, но деятельность, как было рассмотрено ранее, есть процесс, а процесс навыком быть не может, даже если брать часть такого процесса.
Компонентом умений навык также быть не может, поскольку это разные понятия, и об этом уже было сказано достаточно много. Кроме того, если отдаленное родовое понятие в виде умения не может быть применено к навыку, то и компонент такого понятия, соответственно, не может быть родовым понятием навыка. Все это важно, поскольку, как уже ранее было изложено в данной работе, умение образует самостоятельное понятие.
Если касаться второй группы кандидатов на роль родовых понятий навыка, то здесь стоит остановиться подробнее на каждом таком понятии отдельно, поскольку они позволяют вплотную подойти к верному определению родового понятия навыка. Речь идет о таких понятиях, как способ поведения и набор способов и приемов социального взаимодействия. При рассмотрении способа поведения и социального взаимодействия как родового понятия навыка стоит обратить внимание на то, что вообще понимают под поведением и взаимодействием. Например, под поведением в литературе зачастую понимают взаимодействие с окружающей действительностью, а к факторам поведения относят все внешние проявления процессов, в том числе позу, мимику, интонацию, отдельные движения и поступки. То есть здесь налицо то, что поведение, как и взаимодействие, есть некий процесс, а как уже было ранее изложено, процесс не может быть родовым понятием навыка. В отличие от процесса навыки могут существовать даже тогда, когда они не задействуются. Таким образом, будет логичным предположить, что родовое понятие навыка скрывается не в самом по себе взаимодействии, поведении или действии, а в том, благодаря чему такие автоматизированные процессы становятся возможными. При такой постановке вопроса может возникнуть обоснованный вопрос о том, не может ли способ или прием действий быть как раз тем, что и переводит такие процессы в навык. На данный счет будет нелишним остановиться на этом подробнее.
Исходя из информации, содержащейся в литературе о способах и приемах, можно сделать вывод о том, что оба этих термина, как правило, применяются в разных сферах, но имеют схожее значение. Под такими терминами чаще понимают сочетание определенных действий, направленных на ожидаемый результат. Однако это не означает, что ожидаемый результат может стать возможным только при определенном сочетании действий. Сама суть способа или приема предполагает наличие иных способов и приемов. Между тем при реализации навыка человек выполняет серию однотипных автоматизированных действий, которые всегда характеризуются строго определенным, безальтернативным сочетанием действий, то есть предполагают лишь их определенную последовательность. Это значит, что определять навык как набор способов и приемов взаимодействия однозначно нельзя. Навыку скорее свойственна не вариантность действий, а их строго определенная, заранее усвоенная безальтернативная последовательность. Поэтому родовым понятием навыка скорее следует считать некую последовательность однотипных действий, отраженную и усвоенную в глубинах психики человека, которую еще называют подсознанием.
Однако перед тем как пытаться давать наиболее точное определение понятию навыка, стоит его отличить от такого понятия, как привычка. Это важно, поскольку привычка имеет нечто общее с навыком и без четкого отграничения этих понятий нельзя быть уверенным в последующих рассуждениях. Упомянутым общим здесь выступает то, что отражается в нашем подсознании в результате неоднократных повторений определенных действий. А вот отличий у этих понятий значительно больше. Например, согласно мнению, выраженному в научной литературе, привычка в определенной ситуации приобретает для индивида характер потребности. Подобного же с навыками и умениями мы не наблюдаем. Они не приобретают для индивида каких-либо потребностей и, в частности, по данной причине отличаются от привычки. Важно и то, что при реализации той или иной привычки человеком может задействоваться не только навык или умение, но и нечто иное. Например, часто у людей имеется привычка стоять у окна и смотреть в него. В таком примере нельзя проследить какое-либо умение или навык, поскольку его просто нет. Здесь налицо некое поведение, которое не связано ни с навыком, ни с умением и которое, в отличие от навыка или умения, не рождается в результате целенаправленных, многократно повторяемых действий человека. То есть, во-первых, процесс формирования привычки и навыка отличается. Во-вторых, привычка может существовать самостоятельно, вне поля действия навыка или умения. Привычка есть скорее некий полубессознательный шаблон поведения, который в некоторых случаях может быть наполнен как навыками, так и умениями, но который определенно не является самими навыками или умениями. В целях того, чтобы данная часть работы не стала бесконечной, в ней не будет дано точного определения понятия привычки. Представляется, что изложенные отличия привычки и навыка достаточны, и с учетом ранее выявленных признаков навыков и умений можно попытаться дать им наиболее точное определение.
Учитывая изложенное, под навыком следует понимать целенаправленно усвоенную на подсознательном уровне последовательность однотипных действий, призванную обеспечить наилучший результат. Ранее изложенный материал позволяет также дать определение понятию и умению. Поскольку при реализации умения человек может выполнять сложные действия, опираясь на сознательный выбор того или иного действия, можно сделать вывод о том, что умение непосредственно связано с неким порядком действий. Ведь именно порядок действий предполагает определенные правила, соблюсти которые человек может только при использовании сознательного контроля. По данной причине умение можно определить как основной порядок действий, усвоенный на сознательном уровне и призванный обеспечить ожидаемый результат. То есть если навык непосредственно связан с четко прослеживаемой последовательностью однотипных действий, то умение – с основным порядком либо таких действий, либо более сложных действий, что бывает гораздо чаще.
Раскрытие содержания понятий навыков и умений позволяет идти дальше и сделать вывод о том, что в содержание понятия опыта эти понятия непосредственно входить не могут. Дело в том, что не может, например, отраженная в психике последовательность движений в карате – ката сама по себе быть опытом или его частью. Во-первых, сама по себе такая последовательность есть последовательность и ничем иным не является. Во-вторых, усвоенная на подсознательном уровне последовательность ничего не говорит об опыте, поскольку не отражает качества усвоения данной последовательности. Иначе говоря, последовательностей однотипных действий может быть много, но результатов мало.
Невозможность вхождения знаний, умений и навыков в состав опыта наталкивает на мысль о том, что опыт есть не сами знания, навыки и умения, а некое оценочное понятие, то есть некий показатель ранее описанных знаний, навыков и умений. Поскольку у каждого человека такой показатель разный, то в определении понятия опыта следует ввести оценочные показатели знаний, умений и навыков, а именно уровень, количество, качество и объем. Из всего изложенного можно заключить, что опыт есть индикатор уровня и объема проверенных субъектом знаний, а также количества и качества усвоенных им навыков и умений. Если обобщить оценочные понятия в определении, то под опытом также можно понимать показатель проверенных и усвоенных знаний, умений и навыков.
Изложенное позволяет сделать вывод о том, что человек не может передать свой опыт другому человеку и не может его приобрести даже для себя. Ведь очевидно, что сам по себе показатель знаний или умений нельзя передать или приобрести. Он есть лишь следствие уже имеющихся у человека знаний, навыков, умений и той субъективной оценки, которая дается этим понятиям. Именно по этой причине становится очевидной нелогичность обывательского представления об опыте как о нечто таком, что может быть передано или приобретено. Тем не менее такое представление можно понять, ведь оно формируется под давлением массы непроверенной информации, да еще и в условиях несовершенства понятийного аппарата. Примерами такой информации могут быть не только высказывания и работы известных людей, но и даже отдельные пословицы, которые укореняются в человеке еще с детства. Например, если верить бенгальской пословице, то одни учатся на опыте других, а иные – на своих ошибках. Согласно таджикской пословице один добытый опыт важнее семи мудрых поучений. Индийская пословица говорит о том, что только опыт создает настоящего мастера.
Здесь также можно привести и афоризмы известных деятелей науки и искусства, которые также повлияли на представления людей не самым лучшим образом. Например, ливанский писатель и литературный критик М. Нуайме считал, что как бы ни была богата натура человека, чтобы стать совершенной, ей необходимо использовать опыт других. Известный американский писатель Генри Уиллер Шоу выразил мысль о том, что опыт увеличивает нашу мудрость, но не уменьшает нашей глупости, а также что опыт – это школа, в которой человек узнает, каким дураком он был раньше, что опыт породил больше робких людей, чем умных. Французский поэт, драматург и прозаик Альфред де Мюссе является автором афоризма о том, что опыт – это имя, которое большинство людей дает наделанным глупостям или пережитым неприятностям.
Вне всякого сомнения, приведенные пословицы и афоризмы не лишены смысла и их авторы достойны уважения, но если мы хотим приобрести знания, которые соответствуют реальной действительности в наибольшей степени, а не в той, которую предлагают, то мы должны глубже смотреть на природу вещей и постоянно подвергать свои знания испытаниям на прочность. Только так можно двигаться вперед на пути к познанию истины и обрести некоторый иммунитет от инъекций дезинформации на бытовом или профессиональном уровне.
Разобравшись с понятиями знаний, истины и опыта, следует научиться приобретать знания, которые бы в максимальной степени согласовывались с истиной, и человек не стал жертвой дезинформации. Каким бы это ни показалось неожиданным, но один из рецептов приобретения наиболее близких к истине знаний был дан австрийским и британским философом и социологом К. Поппером. Он говорил: «Я могу ошибаться, а вы можете быть правы; сделаем усилие, и мы, возможно, приблизимся к истине». Из этого высказывания можно сделать вывод о том, что при поиске истины не следует использовать только один какой-либо источник информации, а стоит подходить к вопросу, если так можно выразиться, со всех ракурсов. Несколько иначе данную мысль выразил выдающийся представитель русской религиозной философии Н. Лосский. Он сказал, что полная истина не достигается путем один раз проведенного акта сравнивания. Можно еще и так сказать, что истина, как правило, находится где-то посередине, и ее необходимо искать усердно и быстро, боясь не успеть это сделать в этой жизни. Как говорил французский литератор и философ Блез Паскаль, искание истины совершается не с весельем, а с волнением и беспокойством; но все-таки надо искать ее потому, что, не найдя истины и не полюбив ее, ты погибнешь.
Поскольку поиску истины активно мешает недостоверная информация, которая осознанно или неосознанно внедряется в умы людей, данное зло необходимо искоренять путем его изобличения. Очевидно, что для изобличения всего того, что не соответствует действительности, следует знать, как отличить кривду от правды, а для этого стоит ознакомиться с существующими в распоряжении человечества методами познания.
Глава 5. Методология познания
В настоящее время человечеством накоплены значительные знания о надежных методах познания нашего многогранного и сложного мира. Сам метод определяют как систему требований, которые должны ориентировать в решении конкретной задачи, достижении определенного результата в той или иной сфере деятельности. Он дисциплинирует поиск истины, позволяет (если правильный) экономить силы и время, двигаться к цели кратчайшим путем [24].
В научной литературе под методом также понимают унифицированный способ, то есть способ, который лучше всего использовать для достижения цели в одних и тех же условиях. Под методом также понимают систематизированную совокупность шагов, действий, которые направлены на решение определенной задачи или достижение определенной цели. И если предмет науки и ее методология характеризуются тем, что исследуется, то метод – как исследуется [25].
Основной функцией научного метода является регулирование познавательной и других форм деятельности. Любой из научных методов разрабатывается на основе теоретических предпосылок, а его эффективность всегда обусловлена содержательностью, фундаментальностью и глубиной теории, которая впоследствии сжимается в метод. Результатом применения научных методов познания являются научные знания. Однако такие знания не застрахованы от ошибок. При этом наука и не претендует на абсолютное знание. В ее знаниях всегда содержится какая-то часть заблуждения, которая сокращается с развитием науки. И, вероятно, будет правильно сказать, что наука направлена на поиск истины, а не на обладание ею. Именно в такой направленности науки, как отмечают отдельные авторы, заложен основной критерий, отличающий ее от многочисленных подделок: любая претензия на обладание единственной и абсолютной истиной будет ненаучной.
Но вернемся к методологии. Учение о методах познания, или по-другому – методология в самом широком смысле этого слова, включает в себя не только методологию науки, то есть учение о научных методах познания, но и учение об иных способах и стратегиях исследования изучаемого процесса или предмета.
Стоит отметить, что зачатки методологии зарождались на заре человеческой цивилизации. Учение о методах познания является давним и верным поставщиком методов, использующихся самыми разными современными науками. Учитывая глубину, широкий охват, давность применения и значимость методологии, остается только признать, что она была если не единственным, то одним из прародителей всех существующих наук. Существующее же утверждение о том, что науку породил миф, представляется по крайней мере некорректным, поскольку в сути любой науки лежит познание и без многих методов и способов познания породить научные знания даже с помощью мифа было бы едва ли возможно.
Если наука – это вид познавательной деятельности человека, направленный на получение, обоснование и систематизацию узконаправленных знаний о конкретных объектах или явлениях, то методология, как единое учение, есть инструментарий для познания, пожалуй, всего мироздания целиком. Поэтому понятие методологии стоит также использовать как алгоритм поиска цели, набор приемов, методов, средств, способов достижения цели как в научной деятельности, так и в любой иной познавательной деятельности.
Очевидно, что обладая качеством применимости ко всем без исключения процессам познания, методология выходит за рамки науки, поскольку может быть использована не только современным научным миром, но и вновь формирующимся с его новыми, пока еще не доступными человечеству науками. Методология также может быть использована в полную силу и всеми теми, кто не связан с наукой напрямую, но стремится приоткрыть тайны человека и вселенной. В свете изложенного представляется, что представление о том, что методология связана только с современной научной деятельностью, является ошибочным. Чтобы прийти к такому выводу, достаточно обратить внимание на понятие науки. Согласно сложившимся представлениям, наука является лишь одним из специфических видов деятельности человека. А ведь помимо науки человеку доступны, например, такие виды деятельности, как искусство и религия, которые не лишены познавательных процессов, как и наука, имеют на вооружении не только общеизвестные инструменты познания, но и свои специфические способы познания. Другими словами, сфера применения методологии значительно шире, чем сфера действия науки, и раз это так, то важно рассматривать не только научные методы, но и способы ненаучного познания.
Итак, в зависимости от применения той или иной части методологии познание может быть научным и ненаучным. Считается, что научные методы познания отличаются от ненаучных предельной объективностью, системностью, целенаправленностью, последовательностью и порою длительностью получения результата познания. По мнению ряда авторов, ненаучные способы познания такими критериями не обладают, а если и обладают, то очень немногими и в достаточно редких случаях. И все же, несмотря на наличие отличий научного и ненаучного познания, оба этих вида познаний дополняют друг друга и абсолютно изолированно друг от друга существовать не могут, с чем спорить едва ли возможно. Уже сейчас трудно вообразить современную науку без народной мудрости, музыки, живописи, поэзии. Ведь насколько многогранно мироздание, настолько разнообразны и способы его познания. Более того, наглядным примером связи научного и ненаучного познания может служить и то, что научное познание порою использует ненаучные способы познания, накопленные человечеством для обоснования новых теорий, научных методов. Например, не признанная наукой астрология дала науке много знаний о небесных объектах, что в результате способствовало появлению астрономии. То же самое можно сказать и об алхимии, которая способствовала появлению химии.
Ненаучные способы познания имеют и много общего с научными методами познания. Например, ненаучное познание, при котором осуществляется применение ненаучных способов познания, осуществляется в интеллектуальных сообществах в соответствии с определенными нормами и эталонами. Кроме того, ненаучное познание, как и научное познание, имеет собственные средства и источники познания. Истинные знания не находятся исключительно только в пределах научных знаний, как не находятся они и исключительно в пределах ненаучных знаний. Здесь даже можно заметить действие скрытого философского закона золотой середины или закона крайности. Согласно этому глобальному закону природы, который, к месту сказать, должен активнее изучаться философией, в крайности впадать не стоит, поскольку нарушение такого закона приводит к ошибкам, в том числе к ошибкам в процессе познания объективной реальности.
Продолжая читать данную главу, стоит обратить внимание на интересную деталь. В главе мы незаметно для самих себя приняли на веру информацию о том, что научные методы познания образуют некую самостоятельную категорию или кластер инструментария познания наравне с ненаучными способами. Однако мы не проверили информацию о том, насколько было обоснованным выделять научные и ненаучные инструменты познания, и не разобрались, в чем же именно заключается специфичность научной деятельности, которая, возможно, и вынуждает выделять из методов познания такие методы, как научные. Для того чтобы внести ясность в затронутые вопросы, следующая глава будет посвящена специфике научной деятельности, которая должна помочь нам разобраться.
Глава 6. Научно ли считать научный метод познания научным?
Из первых глав книги читатель может легко убедиться в том, насколько глубоко дезинформация внедрилась в умы людей. Казалось бы, такое положение дел царит лишь там, где мало внимания уделяют анализу фактических обстоятельств, но нет, дезинформация внедрилась в саму науку. Даже такие фундаментальные понятия, как знания, истина и опыт, в науке сквозят неопределенностью. Даваемые этим понятиям определения носят противоречивый характер и не дают человеку четкого понимания сути этих понятий. А ведь без понимания таких важных основ нельзя двигаться дальше на пути к осознанию многих истин.
К великому сожалению, несмотря на то, что на дворе уже XXI век, ситуация не улучшается, а только запутывается. Нескончаемое количество научных статей подчас множит в голове читателей всевозможные теории, концепции, гипотезы и зачастую только отодвигает человека от истины. И там, где больше всего происходит дробление, классификация рассмотренных категорий понятий, сфер деятельности, там вероятность заблуждений возрастает. Научная толерантность и безответственность от нежелания двигаться в направлении истины настолько сильно поглотила сообщество людей, что дальше уже некуда. В этой связи хочется привести случай, когда автор этой книги был студентом юридического факультета и стал свидетелем того, как преподаватель дал студентке занимательный совет. Отвечая на вопрос преподавателя, студентка привела мнение одного ученого, не сказав, что это его мнение. В ответ на это ее спросили, почему она пришла именно к такому мнению. На такой вопрос студентка ответить не смогла. В результате преподаватель порекомендовала ей говорить, что то, что она приводит, есть лишь мнение того или иного научного деятеля. Так, по логике преподавателя, студент может снять с себя необходимость обосновывать то или иное мнение. Что тут сказать, замечательно. Торжествует научная толерантность, снимается ответственность, а вместе с ней и интерес узнать истину. По всей видимости, так во многом сейчас и устроена наука – на всех ссылаться, дробить зависимые понятия на понятия, друг с другом не связанные, и не пытаться разобраться, где именно истина. Трудно сказать, как долго будет терпеть это человек с его врожденным стремлением к познанию, но если появляются работы по данной теме, то хочется верить, что недолго.
В настоящее время наука уже сама стала заложницей своих заблуждений. Попытался бы ученый лет двадцать назад сказать, что теория эволюции Дарвина ложная, так того же ученого обвинили бы в ненаучности и того хуже. При таких обстоятельствах он скорее лишился бы научных степеней и приобрел порицание, чем мировое признание. В настоящее время ситуация медленно начинает меняться. Примером этого могут послужить хотя бы распространяемые СМИ слухи о несостоятельности теории Дарвина. Здесь стоит отметить, что такие слухи идут даже из правительственных кругов разных стран. И это вовсе не шутка. Например, в Турции теорию Дарвина собираются вообще исключить из школьной программы. Связано это с тем, что, по мнению турецких чиновников, теория эволюции сейчас недоказуема, и чтобы избежать спорных тем, было принято решение отказаться от ее преподавания.
Сейчас все чаще возникают обоснованные работы о том, что ортодоксальная наука и является основным источником, который тормозит научный прогресс. Все это может показаться странным только на первый взгляд. Если разбираться с этим вопросом, то можно прийти к выводу, что ничего странного здесь нет. Однако для таких выводов нужно глубоко погрузиться в историю самой науки, выяснить, кто ее создавал и для каких целей, но это уже выходит за рамки настоящей книги.
Поскольку дезинформация так сильно укоренилась в науке, нам придется копнуть так глубоко, насколько это позволяет существующий инструментарий процесса познания. В ранее приведенном материале мы остановились на том, что для изобличения всего того, что не соответствует действительности, стоит ознакомиться с существующими в распоряжении человечества методами познания. Вне всякого сомнения, методы, которые используют для познания окружающей действительности, очень важны и необходимы. Такие методы сложно как-либо изменить или подменить, как, например, исторические факты. Казалось бы, изучив данные методы, можно безошибочно определять, что есть истина, а что есть дезинформация. Но радоваться по этому поводу стоит осторожно. Дело в том, что частица лжи и неопределенности засела в самом инструментарии познавательной деятельности, а именно в методы и способы научного и ненаучного познания, о которых уже было изложено выше.
Как уже было отмечено, суть самих способов и методов познания изменить сложно, а подчас и вообще невозможно. Однако основной инструментарий познавательной деятельности объявлен научным и воспринимается в обществе именно таковым. Вполне возможно, что во многом сделано это было для того, чтобы наука узурпировала такой инструментарий и провозгласила, что иные инструменты познания являются ненаучными, то есть такими инструментами, которые не должны восприниматься обществом серьезно. Не хочется плохо думать о науке, но можно предположить, что те, кто влияет на науку, таким своеобразным способом попытались лишить человечество весомого количества различных приемов и способов познания. А это уже вообще можно рассматривать как некую диверсию в познавательной деятельности. Очевидно, что такое положение дел порождает очень серьезные претензии к тем, кто так усердно старался вселить неразбериху в умы людей.
Конечно, можно оставить в покое не признанные наукой способы и приемы познания, но возникает ряд вопросов к оставшемуся инструментарию, а именно к научным методам познания. Например, возникает вопрос о том, почему некоторые способы ненаучного познания наука так упорно не берет на вооружение и не превращает их в научные методы. Возникает и другой, не менее интересный вопрос, и он заключается в том, насколько вообще научно считать научные методы познания научными. Ведь если посмотреть описанные в литературе научные методы познания, то можно заметить, что они применяются не только в научной деятельности, но и в деятельностях, которые с наукой не связаны, хотя в достаточной степени отвечают требованиям объективности и обоснованности их применения. Очевидно, что разобраться с этими вопросами быстро не получится, но, как говорят, дорогу осилит идущий. Представляется, что в начале этого пути следует рассмотреть еще раз то, что из себя представляет сам метод как таковой.
