скачать книгу бесплатно
СадОМ
Тем временем Гор с Грубером подъехали к стоявшему на окраине дому Эйлота, который принял их почтительно в доме, накормил и приготовил постели, но гости услышали крики и послали Эйлота посмотреть, что случилось снаружи, наблюдая за происходящим в окно.
Перед домом бушевала возбуждённая толпа, которая требовала их плоти. Эйлот попытался предложить своих дочерей вместо гостей, чем изрядно удивил Горина с Грубером, но толпа завыла, тогда Грубер открыл дверь и, затащив Эйлота в дом, бросил в толпу световые гранаты, ослепившие и оглушившие нападавших, которые разбрелись восвояси, потирая головы.
Эйлот оказывался ехать, несмотря на все убеждения, ему было жалко своего барахла, зятья Эйлота приняли их предупреждение за плохую шутку и смеялись, дочери ждали решения отца, ожидание затягивалось, и становилось всё опаснее. Гор с Грубером уже хотели уехать одни, но получив строгий приказ Бела забрать семейство, обезвредили зятьёв двумя ударами, Эйлота с женщинами силой вытащили из дома и вывезли за город. Эйлот, испугавшись неведомой техники и ощущений, убеждал Горина оставить их на холме рядом с Cе-Гором, названным в его честь.
Грубер, отъехав на значительное расстояние, рассчитав, что и Эйлот успеет удалиться, скомандовал штабу дать две ракеты по ранее настроенным точкам, и через минуту двух небольших городов не стало. Взрывы, уничтожившие города, были видны на значительном расстоянии и добавили авторитета элохим.
13. СТРАННЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ БЕЛА
– Мы неплохо поработали сегодня, сделав, как учил нас РА, одним делом решив три проблемы: отдел ГБ с их наблюдением, СадОМ, как неудачный эксперимент смешения элохим с аборигенами, и сэкономили места на «Атлантиде» для действительно нужных специалистов, – отчитался Белу Горин.
– Проблема в том, Горин, что душа бога не умещается в человеке. Находясь в человеке, его душа обретает человеческие черты, элементарно не хватает памяти, размер имеет значение, техническое несовершенство человека не позволит богу оставаться собой внутри человека, это проблема, а подключать Митру непрестанно, как ты сам это знаешь, вредно для здоровья, тело не протянет долго, и с материалом вечная напряжёнка, и пересадка не гарантирует удачи.
Бел говорил то, что Горину было давно известно. «Чего он хочет? – думал про себя Горин. – Бел никогда не говорит без смысла».
– Поэтому я предлагаю тебе поработать над проектом, который должен остаться только между нами, – продолжил Бел, – мне понадобится твоя помощь, даже Гера не посвящён в него, ты должен понимать, какая секретность.
– Так в чём идея? – спросил Горин, подумав, что ему и с одной головой удобно.
– На сегодня этой информации тебе достаточно, проверь лишь ребёнка Обрама от служанки… где она, кстати?
– Обрам по настоянию Сарай вывел её в пустошь и бросил, наши не проследили, где-то в дикой зоне, след утерян.
– Очень жаль, придётся ждать ребёнка от Сарай. Навести Хетти, узнай, как у неё обстоят дела. Спроси у Обрама, куда он отвёл служанку, не могла же она раствориться, у неё наверняка есть родственники, пошли отряд на поиски.
– Я всё понял, шеф, могу идти? – спросил изрядно умученный Горин.
– Ничего ты не понял, но иди, завтра вечером отчитаешься. Как ты думаешь, Хетти сможет сделать существо с пятью или с десятью головами? – спросил его Бел – и закрыл дверь перед носом у Горина, уже готовившегося ответить.
Бел лёг спать. Этот день утомил его: уничтожать города нелёгкое бремя. Бел не любил насилие, предпочитая использовать все ресурсы, даже самые никчёмные, но эксперимент ОМ не удался, приходится признать. «Людям нельзя давать свободу, их нужно контролировать, ими нужно властвовать, только при таком условии они остаются людьми, а элохим нельзя поселять с людьми. Двенадцатилетний опыт автономии и полной свободы уничтожил два города, в котором жили и колонисты, и дикари, и каждый вид внёс свою лепту в развращение друг друга. Но отрицательный результат тоже результат, – засыпая, подумал Бел, – математику не проведёшь, хотя…» Бел не успел рассмотреть входящую мысль, и она утонула во сне.
14. ДЕТИ
Два в одном
Александр поведал Головину о своём пешем путешествии и что не ел уже целый месяц. Головин купил еды и бутылку водки и попросил Александра рассказать о себе. Александр рассказывал весьма странную историю об отсутствии паспорта и сложной семейной жизни, Головин вычислил противоречия и нестыковки и попросил объяснить их. Александр честно признался, что отсидел 20 лет в одной из бывшесоветских республик, не смог получить паспорта РФ, но, судя по всему, и не горел особым желанием, добавив, что когда-нибудь купит себе русскую борзую, которой паспорт точно дадут.
Головин плакал, как раненый крокодил, в два ручья, когда Александр живописал ему ужасы своей двадцатилетней отсидки, представляя себя вместо него в тюрьме, поскольку знал, за что можно наказать его самого. И теперь, слушая Александра, почти физически переболел его историей, в которой «ему, Головину» выливают на ногу ведро кипятка, травят собаками и пытаются уничтожить всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Головин ко всем своим недостаткам ещё и верил в Бога, считая, что и Бог любит его, придерживая для особой задачи, поэтому не ограничивал себя в мелочах типа грешков и прегрешений, которые считал малосущественными в приложении к своей личности и её будущей миссии.
В связи с этими грешками у него в голове забрезжила странная надежда на халяву искупить их посредством Александра, который якобы «отсидел за него самого», эта мысль Головину понравилась. По этой причине и полились его слёзы, которые Александр приписал жалости и состраданию нового друга, но Головин жалел самого себя, по-актёрски примеряя образ невинно осуждённого мученика. Появление Александра он приписал божественному посланию – и стал внимать каждому его слову так, что тот только удивлялся.
Александр был аватаром Геры, который выиграл 15% его ресурса, принадлежащего богам, поэтому имел неполный доступ к телу лишь в нетрезвом состоянии Александра. А поскольку Александр выпил, Гера начал проявлять себя: его миссией действительно был Головин, который чем-то заинтересовал Бела, чем именно, Гера не знал, но за свою многотысячелетнюю жизнь такой лёгкой добычи ему никогда не доставалось.
За час-другой Головин стал безраздельной аудиторией Геры. «Чего хочет Бел от этого человека?» – задавал себе вопрос Гера, понимая, что Бел никогда не ответит, и одновременно – никогда не сделает глупость. И Гера честно делал своё дело, интеллигентно и неспешно заливая в беззубый рот водку, и по-дворянски закладывая кильку. Гера рассказывал Головину полузабытые байки из своей тюремной жизни, которую он то ли выдумал, то ли она была на самом деле, он уже и не помнил, поэтому придумывал на ходу свои истории по шаблонам, которых заготовил в избытке за свою длинную жизнь.
Гера, не получивший никаких сведений о Головине, по неписаным правилам Игры был вынужден понимать этого человека. А Головин, при вроде бы примитивной его простоте, был для него парадоксом, Гера не мог предугадать его реакцию на тюремные рассказы, его крокодильи слёзы, его странный, внезапно возникший человеческий интерес к Александру – персонажу Геры. У Геры не было конкретного задания, согласно правилам игры, в его власти было всё что угодно: он мог обобрать этого человека, убить, подставить или, наоборот, – помочь и продвинуть.
Сложность Геры была в том, что его подведомственный аватар Александр включался и отключался без всякой логики, когда ему вздумается, поскольку 15% Гериной власти – это ещё не вся власть. У Александра была 1/3, положенная богами человеку, 2/3 (0,666…), помноженные на 15%, никак не могли пересилить акций самого Александра на свой разум и тело, а разум Александра был крепким, закалённым и отточенным в испытаниях, он то и дело проявлялся вместо Геры, чего сверхчувствительный Головин не мог не заметить, определив парадокс «мистической странностью».
Головина тянуло ко всему фантастическому и необычному, он каким-то нюхом всю свою жизнь искал и находил события, которые вменяемому человеку показались бы мусорными объедками, но Головин их берёг, запоминал и, складывая на потом, когда придёт время понимания, копил их как бабка на похороны. И ко всему странному он относился не иначе, как к благословению Бога, которым считал христианскую Троицу.
У Александра была ограниченность – обожжённая пята, про которую он рассказывал Головину. У Геры – та же пята, а теперь и новая семья Александра, которую к нему привязали при внедрении. Александр любил свою семью, а Геру внедрили в Москве, в середине пешего путешествия Александра, – он не имел ни малейшего представления о «своих» новых жене и дочери.
Гера, глядя на плачущего Головина, просчитывал варианты следующего хода, забравшись очень глубоко в собственный расчёт, но так и не достигнув дна: Головин действовал так, словно играл не в шахматы, а в поддавки, и был намерен сдаться, ещё не начав игру; с такой тактикой Гера не был знаком – всё, что он знал ранее, обычно хоть как-то сопротивлялось. Гера не понимал «это существо», как он называл Головина про себя, за сутки работы у Головина он составил портрет его окружения – бывшие военные, все мелкорослые, и хитроватые, – очевидно это его уровень руководства, люди повыше и попрямее тут не удержатся, а эти прилипли в надежде отщипнуть от добряка кусок сала.
Очевидно, тут нет денег, нет достаточного ума и воли, чтобы «пустить эту тройку галопом» (Гера вспомнил Пушкина). При этом выяснился и предпринимательский талант Головина, подаривший ему возможность отхапать неплохое предприятие у Объективной Реальности, заработать денег, построить цеха и организовать производство.
Предприятие было огромным, тысяч пятьдесят квадратных метров площадей, новое оборудование, станки, инструмент, 80 га земельный участок.
– Тут у тебя как на зоне, – уныло, невесело (они уже успели перейти на ты и по имени-отчеству) сообщил Гера, – у нас было прикольней.
– Правда? – удивился Головин. – Я, слава Богу, не могу сравнить, поскольку был только в нетюремной реальности, там за меня отсидел ты, Саша.
«С чего бы ему так самоуничижаться перед незнакомым человеком?» – подумал Гера.
«Откуда прислали этого человека – от Бога или от дьявола?» – параллельно думал Головин, кроша этой мыслью мозг, словно дятел червивое дерево.
Головин, увидев Александра, мгновенно понял, что он послан, и его «игра в дурачка» имела определённый смысл, – пока Гера подглядывал за Головиным, Головин подглядывал за Александром, изучая его как Большой Объект, который не мог быть не внедрённым. Гера был уверен, что не раскрыт и его воспринимают объектом привычной среды, поскольку от «привычной среды» отвык, не понимая вполне, каким павлином он смотрится, – с длинными хитрыми и умными глазами, взглядом странне, е чем у Сальвадора Дали, волосами, как у художника эпохи Возрождения, и уверенной манерой змея.
Задачей Александра было понравиться Головину, привлечь его внимание, чтобы впоследствии как-то решить свои семейные проблемы, – он просчитывал разводки, которые можно провернуть с «Добряком», как он его окрестил внутри себя.
Головин слушал Геру, затем Александра, затем снова Геру, практически ничего не выдавая на выход, кроме жалостливых соплей к «самому себе». И Геру с Александром понесло: они поочерёдно рассказывали свои тюремные полузабытые байки, очень похожие, но с разными подробностями. И Головину, который по наивности воспринимал Александра одним человеком, было невозможно разобраться в том, что сюжетных линии как минимум две, а не одна. В этот момент Александр неспешно, со значительными расстановками и отступлениями, рассказывал ему историю, произошедшую с ним в Москве.
Внедрение
– Дня на два остановившись в Москве, я присел отдохнуть на остановке, на оживленной улице, когда вдруг движение как бы прекратилось, и я увидел своих – жену и детей – в проезжающем мимо автобусе, вполне понимая, что этого быть не может, никак, ни при каких обстоятельствах, потому что жена и дети сейчас у себя дома, у них нет денег, чтобы добраться до Москвы; но ситуация была настолько реальна, что не поверить ей было сложно. Я было дёрнулся бежать за ними, но, сделав скидку на голодные недели, встряхнулся и пошёл дальше. Около небольшого стеклянного павильона, куда я зашёл с надеждой спереть что-нибудь съестное, я снова увидел, как жену и детей снаружи заталкивают в «Газель» и увозят, и даже погнался за ними, но снова не успел. Больше я их не видел.
Александр замолчал, словно пытаясь ещё что-то вспомнить, но в этот момент его сознанием овладел Гера.
Головин спросил Александра (Геру):
– Но если всё было настолько реально, то, может, оно и действительно было?
– Ты о чём? – спросил Гера.
– Об этой истории в Москве, о чем же ещё?
Гера, не представляя, о чём речь, стал вспоминать, как он сам оказался в Москве.
– Я, похоже, попал в план перехвата, в городе словно никого не было, ночь на дворе, и никого: машины стоят, людей нет, совсем нет, странно для такого города, ещё и самый центр. – Гера отлично знал Москву, посещая её по разным заданиям. – Военные в необычной форме, в чёрных шлемах со стёклами, камерами и странной подсветкой… ходят и ищут людей, переговариваясь через свои шлемы о том, что в это время никого не должно быть, а кто появится, должен быть устранён на месте, вроде как «это могут быть только без чипа», «код 51», что это значит, я так и не понял. Я испугался и залез под куст, и жду, а они рыщут, побежали за каким-то мужиком, выстрел, мужик упал. Я отрубился от голода, и страшно… как-то совсем не как всегда, какой-то холодный страх, как когда я разговаривал с дьяволом… с ящером. Я заснул, но как бы попал в другую реальность, в ещё более страшное – каких-то двух детей закатывали асфальтовым катком, потом машина засыпала их асфальтом… и каток закатал их ещё раз. То ли это был я сам, а не дети, но страшный был сон, словно и не сон. Утром я проснулся как бы другим человеком, под каким-то мостом на окраине, хотя как добирался туда, убей – не помню. Ничего не пил, поскольку денег не было всю дорогу.
Головин с детским интересом слушал рассказ, и Гера понял глубинную сущность Головина: «Он любит фантастические истории, желая в них верить, ему в этой обычной жизни скучно». Гера состоял сугубо из фантастических и странных историй – и понял, почему Бел послал его именно к этому человеку.
Головин не преминул расспросить Александра (Геру) про ящера, тот лишь сказал, что это был какой-то не местный ящер, «как бы импортный» или «с другого уровня», и что Гера с ним не мог справиться, хотя всех других побеждал.
– Я никогда не предавал Христа, – сообщил Александр, случайно включившись.
Добряка на консерву
Целую ночь новые друзья пили водку и чифирь, «пробивая сознание», но были удивительно трезвы и мыслили ясно. Александр ходил, как по камере, по маленькой бытовке, наматывая мысли на ноги, как он привык на зоне, – «мыслить ногами и чифирем». К концу ночи Головину казалось, что они сидят друг с другом в этой камере от самого рождения и собираются осуществить побег.
– А ты не пробовал сбежать? – спросил Головин.
– А зачем… всё равно поймают. Я организовал на зоне столярку, зарабатывал деньги и имел свободы, которым многие тут позавидуют, спасал людей, отговаривая их от побега, и честно отсидел от звонка до звонка. Бежали придурки, которых ловили и добавляли срок или убивали в побеге – обычно те, с кем они бежали. Ты знаешь, что в побег часто берут «консерву», кого намечено съесть, – плотного, глупого добряка, который несёт себя сам? Можно, я тебя буду называть Добряк? – Александр смотрел на нового друга оценивающе.
– Не слыхал, – ответил Головин новому другу, – пойду-ка я спать.
Головин пошёл в свой номер, а Александр лёг в сторожке.
Спасти детей
Головину снился большой корабль, скорее даже – здание на берегу, похожее на его завод, которое рушилось. Стены из шлакоблоков падали в воду. Стены рушились прямо на детей, а Головин нырял и спасал их, но детей было так много, что его обуяло отчаянье. Вместе с ним возникла его жена, которая также спасала детей, но спасателей не хватало, дети тонули. Головин закричал во сне так сильно, что проснулся сторож, который после трёх утра обычно дрых беспробудно до самой пересмены.
Миссия
Головин проснулся в 11 утра с удивительно чистой головой и понял, что новый друг стал для него основной темой дня и ночи, заданием, без которого его практическая жизнь была лишена смысла. Он осознал, что ему принесли задание, которое вкратце значило «спасать детей», – каких детей и от кого, ещё было ему непонятно. Но Головин, всегда мыслящий глобально, был склонен думать, что «всех» и «ото всего», и в нетерпении ждал пробуждения Александра для дальнейшего понимания своей миссии.
15. РАБОТА ХЕТТИ
Горин, уходя от Баала, ругнулся: сколько ещё заданий в голове этого человека, и почему ему не живётся спокойно? Подумав ещё минуту, он успокоился, понимая, что так же жадно хочет эту Землю, как и Баал, и полетел к Хетти.
– Ты ещё не спишь, девочка? – спросил он на взлёте. Хетти работала над Сарай, и эта работа надолго, Горин знал это, но от усталости не сообразил, что бы ещё спросить. – Нет? Я лечу, не засыпай.
– Хорошо, мой принц, – ответила Хетти устало. В её сегодняшнем плане была пересадка молодых органов Сарай, она уже начинала операцию. Рядом с Сарай на столе лежала молодая девица из дикарей, подключённая к аппаратам. Хетти подобрала её по многим параметрам соответствия – девица была крупная, как Сарай, лет шестнадцати, здоровая и красивая, и подходила по всем генетическим показателям, всё должно было получиться.
Разрез брюшины открыл всю анатомию девицы, сердце стучало, отбивая чёткий ритм. Хетти ассистировал Ури, тонкий как жердь и уже немолодой лысоватый хирург с вытянутым вперёд лицом и пальцами, похожими на паучьи лапы, – длинными, гибкими и тонкими. Они обсудили детали перед компьютером.
– Мы не будем менять сердце, оно у Сарай крепкое, заменим сегодня только печень и почки, нет… только печень, ты это сделаешь сам, Ури, ко мне летит Горин, придётся отчитываться, а к утру Сарай и девочка должны проснуться в привычных местах.
Хирург кивнул – и своими модифицированными руками быстро сделал пересадку. В дополнение, он полностью заменил Сарину кровь на молодую и осуществил ускоренное заживление тканей нанитами TZ985, введя их через капельницу и настроив им задачу с пульта в руке.
– Я закончил, Сарай будет чувствовать себя помолодевшей завтра.
– Распорядись, чтобы тела развезли по домам, – напомнила Хетти, – вертолёт на подлёте.
Горин, обнимая Хетти, вспомнил о времени, когда они были вместе.
– Когда, Хетти? – спросил он, имея в виду секс.
– Завтра-послезавтра, я не хочу торопить события, чтобы всё получилось нормально. Завтра пересадка почек, послезавтра пересадим женское, и она будет готова к зачатию. Остальными органами можем заняться позже, ну плюс ещё неделю.
– Бел очень торопит.
– Я знаю, только я не буду спешить, можешь ему передать, мы и так торопимся, РА учил нас правильным вещам, таким как меРА, и я буду слушать Его.
– Я не уследил за Абгарь, куда она могла исчезнуть? – спросил Горин.
– Спрошу у Сарай, где живут её родственники, – пообещала Хетти.
– Что с внедрением кода, который я дал вам?
– Код уже неделю как прошит, осталось проверить на ребёнке. Саму Сарай можешь тестировать хоть сейчас.
Горин остановил двух парней, которые уже везли Сарай из комнаты:
– Подождите минуту за дверью.
Включив Митру, Горин услышал код внутри Сарай и пожелал, взяв её за руку: «Ты проснёшься и почувствуешь себя радостной, ты захочешь Обрама через неделю, а он тебя, и вы будете любить друг друга, и у вас будет ребёнок, обещанный тебе Богом. И ты будешь благодарить Бога всю свою жизнь за это чудо».
– Не хочешь выпить? – сняв Митру, спросил Горин у Хетти.
– А почему бы и нет, – ответила она, снимая халат.
Они провели всю ночь вместе, лишь под утро заснув на полчаса.
16. УСПОКОЕНИЕ
Будильник разбудил всех спящих колонистов в 5 утра. Бел оделся и нагрянул к Философу:
– Гера, какие мысли?
– Сначала скажи, какие у тебя.
– Горин к приезду Преподобного организует Потоп.
– А это возможно?
– Да, мы растопим лёд на полюсах.
– Я плавать-то не умею! – жалобно прокаркал Гера.
– Мы погрузимся на дно, Преподобный увидит наше крушение и свалит восвояси.
– План вроде бы безупречный, а Врата?
– Врата разрушит Потоп, или мы сами завалим их техникой.
– Но как синхронизировать это во времени?
– Горин посчитает, скорость волны – доступная величина.
– Ну ты лучше всё знаешь, я с техникой не дружу, – ответил Философ успокоенным голосом. – Ведь можешь, когда припрёт! – похвалил он Бела, царственно положив руку ему на плечо.
– Да, – скромно ответил Бел, – пока твои консультации не нужны, отдыхай, бедолага, но думай дальше, я специально подгрузил тебя новыми данными.
– Я всегда думаю, – скромно ответил Философ, – профессия у меня такая.
