скачать книгу бесплатно
Золотых ступенек ряд
Евгения Оскаровна Путилова
В своей книге Евгения Оскаровна Путилова, советский и российский литературовед и литературный критик, историк русской детской литературы, один из крупнейших в мире специалистов по детской литературе, пишет и о тех книгах, которые любимы нами с детства, и о тех, о которых забыли ещё до нашего рождения.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Евгения Оскаровна Путилова
Золотых ступенек ряд. Книга о детстве и книги детства
© Е.О. Путилова, текст, 2015
© Д.М. Плаксин, оформление, 2015
© Фонд «Дом детской книги», 2015
Тане и Полине
Мой мир – детская литература
В студенческие годы, на филологическом факультете Ленинградского государственного университета, я и не думала заниматься детской литературой, да и вообще её не знала. Первые книги, которые старший брат принёс в дом, были «Повести Белкина», однотомник Лермонтова и «Рождественские рассказы» Диккенса. С этих книг началось моё чтение. Дипломную работу я писала на очень серьёзную тему (сейчас на такую работу ни за что не отважилась бы): «Творческая история романа Ф. М. Достоевского “Идиот”». Оппонентом у меня был известный исследователь русской литературы (особенно её поэзии) конца XIX – начала XX века Д. Е. Максимов – он пригласил меня к себе в аспирантуру. Но его аспиранткой я стала только через несколько лет.
За эти годы – между окончанием Университета и аспирантурой, мои литературные интересы изменились. Зарабатывая лекциями от Городского лекционного бюро, в основном посвящёнными юбилеям знаменитых писателей, неожиданно, всё чаще, я стала получать приглашения от школ, детских библиотек, пионерских лагерей с требованием рассказать о творчестве самых разных детских писателей. Вот когда мне пришлось не только сесть за чтение современных (и не только современных) детских книг, но и углубиться в совершенно новый для меня материал. И чем больше я читала (а ещё и думала над прочитанным!), тем больше увлекалась этим занятием, очарованная огромным миром, который открывался передо мной. Я поняла, что именно здесь обрела своё настоящее призвание.
Никогда не забуду тот день, когда надо было выбрать тему для кандидатской диссертации. Мой руководитель назвал множество имён, среди которых были такие как А. Фет, Ф. Тютчев, А. Блок, В. Брюсов, А. Белый и ещё, ещё… Не поднимая головы, я молча слушала, даже не откликаясь на интереснейшие комментарии профессора. «Вам что, ни одно имя не подходит, – слегка раздражаясь, спросил он. – У вас есть своё предложение?» Я в ужасе зажмурилась. Зная вспыльчивый характер прекрасного Дмитрия Евгеньевича, я всё не решалась ответить, пока, наконец, почти шёпотом не выговорила: «Да, у меня есть тема: я хочу заниматься творчеством Аркадия Гайдара». Реакция моего руководителя превзошла все мои опасения. Однако и моя диссертация, и моя первая книга имели название «О творчестве А. П. Гайдара».
Постепенно я входила не только в книжный мир детской литературы, но и в живые контакты с современными детскими писателями, регулярно приходила на обсуждения, конференции в Доме детской книги (при издательстве «Детская литература»), становилась автором статей в ежегодниках («О литературе для детей»), а потом и активным участником в работе детской секции Союза писателей.
В те, 1950–1960 годы, в литературу для детей хлынул целый поток молодых писателей: они принесли в литературу новые идеи, темы, сюжеты. Их книги и даже рукописи обсуждали горячо, весело, шумно, не всегда принимая новое. Бесспорным кумиром для всех был Радий Погодин: покоряла художественная сила его книг, страстное, требовательное отношение к своим героям.
Следующим, после Гайдара, стало моё увлечение творчеством Л. Пантелеева, продолжавшееся долгие годы. К дому Алексея Ивановича добираться было легко – 20 минут на трамвае, а вот общаться с ним – ох, как трудно! Я благодарна ему за его рассказы, воспоминания. Иногда он просто дарил мне напечатанный на машинке небольшой текст. Без этих драгоценных встреч не было бы многих важных страниц и подробностей в моих книгах «Л. Пантелеев. Очерк жизни и творчества» (1969) и «Началось в республике Шкид» (1986), в статьях, примечаниях, радио- и телевизионных передачах. Именно в работе над этими книгами я впервые ощутила интерес к разысканиям, желание докопаться до истоков, до всех поворотов в жизни, судьбе человека.
Лучшей своей книгой я считаю сборник «Оркестр», оформленный выдающимся художником Ильёй Кабаковым (1983), куда вошли, обращённые к детям, стихи «взрослых» поэтов, начиная с А. Блока и кончая Д. Самойловым. На издание «Оркестра» Госкомиздат отозвался постановлением с резолюцией:
«Считать книгу ошибкой издательства», с последствиями и для дошкольной редакции, и для меня как составителя. Помню и «Фальшивое звучание оркестра» – статью в журнале «Наш Современник», подписанную таинственным псевдонимом «Bene». Но был у книги настоящий успех, он свидетельствовал об огромном интересе людей к поэзии.
С этой поры и началось моё увлекательное путешествие «во времени», принесшее мне радость возвращения к жизни забытых текстов, имён, событий, литературных портретов, загадочных биографий, атрибуций широко известных в народе стихотворений… Так появились сначала однотомник «Русская поэзия детям» (1989), затем, с тем же названием, двухтомник (1997) и, наконец, завершающий работу трёхтомник «Четыре века русской поэзии детям» (2013).
Когда случается плохое настроение или ничего не ладится, я прибегаю к воспоминаниям. Из множества дорогих мне дарственных надписей я выбираю две. Одна от О. Ф. Берггольц. Надписывая мне буквально накануне вышедшую книжку «Ольга Берггольц. Лирика», она прикрыла ладонью какое-то слово и лукаво посмотрела на меня. Я взглянула на это слово, и мы обе расхохотались. А надпись такая:
Милой, умной и хорошей
Евгении Оскаровне
с благодарностью
11. III.75.
Ольга Берггольц
Моё выступление на открытии мемориальной доски К. Чуковскому. Слева Л. Пантелеев, сзади меня Вольт Суслов. Манежная, 6.
Согласитесь, что словечко «умной» вряд ли встречается в надписях подобного жанра. Но появилось оно у Ольги Фёдоровны не случайно. Когда я принесла ей состав её будущей книжки стихов для серии «Поэтическая библиотека школьника», издаваемой «Детской литературой», она внимательно ознакомилась с содержанием, подняла на меня глаза и спросила: «Ты что, – дура?» Я растерялась: и признаваться в этом как-то не хотелось, и опровергать тоже было неудобно. «Вот это стихотворение, – она указала пальцем, – не взяли в однотомник. Вот это, – палец её двинулся, – взяли, но без того. Вот эти два возьмут – без этих трёх. – А ты, «умница», все вот эти, самые кровные мои стихи (угадала же!) поместила в одной небольшой книжке. Не выйдет.
Готовь замену!». Имя О. Берггольц тогда было в опале, но так получилось, что по счастливой случайности книжка прошла мимо цензуры и всё осталось нетронутым. Ольга Фёдоровна не только с особенной любовью называла её «мой малыш», но, значит, и не забыла того самого обращения ко мне. Она уже не успела выкупить заказанные экземпляры, это сделала я, отдавая их тем, кто пришёл на её более чем скромные похороны.
И вторая надпись от Радия Погодина, на его двухтомнике:
Дорогая Женя, от всего сердца дарю тебе эти книжки.
Будь всегда здорова и всегда красива.
18 мая 83 г. Р. Погодин
Стоит только вспомнить эти надписи, и на душе становится как-то легче, теплее, и снова окрыляют тебя надежды.
Часть 1
Для сердца и разума
От первого поэтического букваря – до Николая Карамзина
Трудно сейчас даже представить себе, как жили дети в давние времена. Учились ли они чему-нибудь? Была у них школа, а если была – то какая? Какими были их учителя? Были ли у них книги, а если были, то какие? Остались ли их имена в истории, в памяти людей, в произведениях литературы? Для того, чтобы получить ответы на эти вопросы, надо сделать маленький экскурс в историю древнерусской литературы, потому что именно там берёт начало традиция духовных и нравственных исканий, свойственная нашей литературе нового времени[1 - Лихачёв Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 7.]. Просветительский и назидательный характер многих жанров древнерусской литературы делает этот период особенно важным и для дальнейшего развития литературы для детей.
Первым хочется назвать «Поучение» Владимира Мономаха. Внук Ярослава Мудрого, черниговский и смоленский князь Владимир Мономах (1053–1125) большую часть жизни провёл в походах и стяжал себе славу мудрого, щедрого и справедливого правителя. Но, может быть, самым замечательным подвигом Мономаха явилось создание «Поучения», обращённого к его детям «или к иным, кто прочтёт». Да, не только его дети, но множество «иных» стали читателями и почитателями этого прекрасного литературного памятника. Советы «Поучения» пронизаны высоким гуманизмом: автор учит защищать слабого, помогать сиротам, убогим и вдовам, неустанно трудиться. Автор делится своим реальным жизненным опытом – отца, государственного деятеля, страстного охотника, человека, глубоко воспринимающего красоту окружающего мира. «Поучением» Владимир Мономах заложил основы нравственного направления в детской литературе, и сегодня справедливо и актуально каждое его слово.
Особый период в литературе Древней Руси представляет собой XVII век: это, по сути дела, мост между древнерусской литературой и литературой Нового времени. Огромный след в истории русской литературы оставило «Житие протопопа Аввакума». Написанное им самим, оно знакомит читателя с редким по духовной мощи человеком, страдающим, многотерпеливым, обладающим устойчивой до фанатизма верой в правоту своих взглядов на богослужение и церковные книги. Аввакум был талантливым писателем, его «Житие» любили читать Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский.
Как учили детей в далёком XV веке? При монастырях образовывались небольшие церковно-приходские школы, программа обучения в которых была самой простой, и всё же она с трудом постигалась детьми.
Первый печатный «Букварь» принадлежал мастеру книжного азбучного печатного дела Василию Бурцеву (даты его жизни неизвестны), в подзаголовке книги стояло: «Начальное учение человеком, хотящим разумети Божественного Писания». По указанию патриарха Филарета, Бурцев создал для печатания особый шрифт и азбуку. Он напечатал семнадцать книг, среди которых были Часослов и Псалтырь. Букварь содержал буквы и склады, числа, знаки препинания, образцы склонений и спряжений. Затем следовала азбука толковая, нравоучительные изречения, заповеди, притчи, наставления. Главной книгой, которой должен был овладеть ученик, был Псалтырь. Сейчас очень трудно разобраться в том, как выглядел Псалтырь, который предлагался для обучения отроков, едва владевших буквами и складами. Являясь частью Ветхого Завета, Псалтырь состоит из псалмов Давида – гимнов, обращенных к Богу, которые поются во время богослужения (в переводах Ветхого Завета их текст выглядит как прозаический). Псалтырь как учебная книга содержал также молитвы и некоторые истории из Ветхого Завета. Тексты поражают своей красотой: «Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня, и милость Твоя возвеличивает меня» (17:36); «Ты расширяешь шаг мой подо мною, и не колеблются ноги мои…» (17:37). В XVIII и XIX веках делались поэтические переложения псалмов М. В. Ломоносовым, Г. Р. Державиным, Н. М. Языковым и многими современными поэтами.
Посмотрим начало «Букваря» Бурцева:
Сия зримая малая книжица,
По реченному алфавитица,
Напечатана бысть по царскому велению Вам,
младым детем, к научению.
Автор «Букваря» предлагает детям уразуметь всю пользу учения:
И тако достигнешь мудрых совета
И будешь истинный сын света.
…Аще научишь себя во младости,
То будет ти покой и честь во старости.
…И тем творца своего и Бога воспрославивши
И душу свою честну перед ним предпоставивши.
Есть предположение, что начальные строки «Букваря» Бурцева принадлежали другому, тоже известному автору книг для детей, Савватию (даты жизни неизвестны). Савватий служил справщиком в Книжной справе Московского печатного двора. В последние годы исследователи обнаружили его многочисленные стихотворные послания.
Савватий был крупнейшим деятелем просвещения и участвовал в составлении многих книг, в том числе для детей («Азбука отпускная», «Прещение вкратце о лености и нерадении»). Приведём отрывок из «Наставления ученику»:
…Того ради достоит сие поучение почасту прочитати, чтобы ко учению крепостне прилежати и леность и нерадение от себя отревати, яко леность и нерадение всякое благое дело паче же всего губит душу и тело…
В ряду писателей, обращавшихся к детям, стоит имя Симеона Полоцкого (1629–1680). Из множества его произведений особенное внимание привлекает огромная стихотворная энциклопедия «Вертоград многоцветный». Будучи учителем детей царя Алексея Михайловича – Алексея, Федора и Софьи, Симеон Полоцкий многие годы занимался педагогической деятельностью: в братской школе Полоцка обучал молодых подьячих латыни, грамматике, поэтике, риторике. Приведём несколько строк из «Увещания»:
Хощещи, чадо, благ разум стяжати —
тщися во трудех выну пребывати.
Временем раны нужда есть терпети,
Ибо тех кроме бесчинуют дети…
В «Вертограде многоцветном» он пишет не только о пользе учения в детстве, о необходимости сурового наказания за непослушание в учёбе, но и о том, как хорош прошедший обучение:
Яко же любезни суть прекрасния цвети,
тако научении всем приятны дети.
Мотив наказания как чуть ли не главного стимула обучения присутствует во всех книгах. В «Вертограде многоцветном» есть раздел под названием «Розга». Вопреки ему, неизвестный автор других стихов смягчает впечатление от суровости наказания и словно утешает ученика, мудро замечая, что на каждый возраст приходится своя доля страдания:
Малым розга березовая ко воумению,
Старым же жезл дубовый ко подкреплению;
Млад убо не может без розги учити,
Той же без жезла старый не может ходити.
Но уже и тогда поэзия находила слова, создававшие редкое по красоте образное представление о пользе учения:
Сад новый аще
водами поится, цветет,
и овощ от него родится;
учения корень горек есть,
плоды же его суть сладки.
Процесс обучения выражался образной метафорой: учиться – «аки сладкую реку пити». Сам безымянный отрок уже приобретал именование сына. В «Виршевом Домострое» (автор неизвестен, первая половина XVII века) находим удивительное обращение: «Наказание от некоего отца своему сыну, дабы он подвизался в добрых делех выну». В наставлениях отца – любовь («Тебе, свету возлюбленному, моему чаду, /Аки цветущему винограду») и забота о душевном и телесном здоровье сына.
Жизнь выдвигала новых авторов, с новыми понятиями должного отношения к ученику. В этом смысле особенное место занимает имя Кариона Истомина (середина XVI – 1717 или 1722 год), который выдвинул для обучения другой стимул: «Забавляя – обучай». Проповедник, переводчик, историограф в последнее десятилетие XVII века он выделялся в Москве на поэтическом и педагогическом поприще. Самой его большой книгой для детей стал «Лицевой букварь». Лицевой – значит иллюстрированный, с картинками. Букварь строился так: каждой букве отводилась отдельная страница, в верхней части её шло причудливое изображение заглавной буквы на разных языках. Ниже располагались рисунки разных предметов, названия которых начинались с обозначенной на странице буквы. Глядя на картинку, ученик легко угадывал букву. Под картинками шли стихи, рассказывающие о разных свойствах и назначении изображенных на картинках предметов.
Приведём в пример несколько строк с буквой «К»:
Киты суть в морях, кипарис на суше,
юный, отверзай в разум твоя уши.
<…>
В колесницу сядь, копием борися,
конем поезжай, ключем отоприся…
Детский «Лицевой букварь» лег в основу всех последующих букварей, вплоть до современных. Переходя от буквы к букве, ученик не только усваивал азбуку, но вместе с ней множество понятий познавательного и нравственного характера, букварь становился своеобразной поэтической энциклопедией.
В своём поэтическом «Домострое» Карион Истомин обращается не только к мальчикам, но и к девочкам. Он заменяет привычное в те времена физическое наказание на поклоны: число поклонов зависит от провинности отрока или отроковицы. В «Домострое» автор учит детей, как вести себя с родителями, говорит о необходимости ежедневно учиться. Он прекрасно понимает потребности возраста ученика и пишет о хороших играх, но исключает дурные. Читая книгу, ученик получал первые уроки этикета:
Еще и сие юнии да знают: шапкою
носа да не отирают…
<…>
Очи, нос, уста отирати платом, в посмех
не молвити с отцем и братом.
Много ещё чего мудрого узнают «юнии» от прекрасного наставника Кариона Истомина, которого по праву мы называем первым русским детским писателем.
Век восемнадцатый заложил традиции русского просветительства. В литературе и воспитании детей особую роль сыграла «ученая дружина», объединившая людей, ратующих за просвещение, раннее обучение детей, поддерживающих идеи серьёзного образования для российского юношества. Среди них Феофан Прокопович, В. Н. Татищев, А. Д. Кантемир. В их прозе главное место занимают «завещательные поучения», «Разговоры», «Письма», «Гистории».
Особенный интерес представляла собой книга «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению» (1717). В каком-то смысле книга напоминала букварь XVII века, но наиважнейшая её заслуга в том, что она давала первые уроки светского воспитания юношам и девушкам. Книга учила молодых людей нормам поведения в различных обстоятельствах.
Молодые люди должны были знать, как надо вести себя с родителями, со слугами, но больше всего она учила культуре общения с разными людьми и, естественно, со своими друзьями и сверстниками обоего пола. Быть может, впервые упоминались такие понятия, как вежливость, умение слушать других, умение вести себя достойно, без бахвальства, но и без уничижения. Речь шла и о вреде праздности, о необходимости трудолюбия: «… младый отрок должен быть бодр, трудолюбив и беспокоен, подобно как в часах маятник».
Конечно, читая сегодня главу «Како младый отрок должен поступать, когда оный в беседе с другими сидит», мы невольно смеёмся над тем, какими же примитивными были представления молодых отроков (да и их наставников!) о самых элементарных правилах поведения: «В первых обрежь свои ногти, да не явится, яко бы оные бархатом обшиты… сиди прямо и не хватай первый блюдо, не жри, как свинья… не сопи, егда яси…»
«Юности честное зерцало» позволило юным посмотреть на себя со стороны, увидеть, как ещё многому надо учиться, чтобы действительно стать достойным человеком.
В русской литературе для детей, наряду с учебно-прикладными книгами, большое распространение получила переводная литература. У читателей Древней Руси популярностью пользовалась «Александрия» (полуфантастическая история жизни и подвигов Александра Македонского) и «История Иудейской войны» Иосифа Флавия; в XVIII веке появились переводы византийских и западноевропейских рыцарских романов: «Бова-королевич», «Пётр – златые ключи». В круг детского чтения входили басни Эзопа, «Дон Кихот» Сервантеса, сказки Ш. Перро, «Путешествие Гулливера» Свифта. Популярными становились книги, написанные в форме беседы наставника с учеником, отца с сыном. Начало здесь положил перевод политико-нравоучительного романа Франсуа Фене-лона (1661–1715) «Приключения Телемака, сына Улиссова».
Странствия Телемака и его старшего друга, воспитателя Ментора, чьё имя стало нарицательным, их беседы вовлекали читателя в круг разнообразных знаний о многих странах и явлениях окружающего мира.
Большой популярностью пользовалась книга Андрея Болотова «Детская философия, или Нравоучительные разговоры между одной госпожою и её детьми». «Разговоры» подчас приобретают форму рассказов, с главной темой о мире и населяющих его вещах, о том, что такое благополучие и как могут дети его достигнуть.
Необычайным, по художественной силе авторского изображения, стал Митрофанушка, герой пьесы Фонвизина «Недоросль» (1781). Интересен разговор Правдина с Софьей о её «женихе» Митрофанушке. Успокаивая настоящего жениха Софьи, Правдин сообщает ему, чем занят готовый жениться Митрофанушка: он «доучивает Часослов; а там, думать надобно, примутся за Псалтирь».
С начала 1770-х годов в русской литературе получает развитие новое направление – сентиментализм. На место культа разума, характерного для классицизма, приходит культ «естественного человека», происходит открытие человеческой души, её эмоциональной жизни, возникает небывалый до той поры культ природы, связанной с жизнью человека. В свете новых веяний время детства стало привлекать особое внимание. Именно ребёнок, с его невинными радостями, с его чистотой, стал мерилом утрачиваемых с возрастом ценностей. Поэзия любуется детством:
Ты мил мне, мил, дитя среди своих утех;
Весенняя роса твой плач. Аврора – смех.
(М. М. Херасков «К дитяти»)
Поэзия начинает входить в быт ребёнка, в его игры. В атмосферу детской комнаты, детских забав вводит, например, стихотворение Г. А. Хованского «Послание к детям Николушке и Грушеньке», появляются стихотворения типа «К моему маленькому другу», «К дитяти». Ребёнок наделяется способностью сильно и глубоко чувствовать:
Покинутый тобой, всего лишился я;
Ты, маменька, была вселенная моя.
Осиротевший ребёнок ощущает всю силу утраты:
И солнышко теперь луч светлый скрыло свой.
По маменьке грустит природа вся со мной…
(Н.С. Смирнов «Покинутое дитя»)
Заметную роль в литературе конца XVIII века сыграла книжка А. С. Шишкова (1783–1785) «Детская библиотека». Это был перевод одноименной книги немецкого писателя-педагога И. Г. Кампе. Менее интересна проза, представляющая, чаще всего, назидательные рассказы о хороших и плохих детях. Но многие стихи звучали не как переводы, а как полновесная и яркая поэзия, передающая живые характеры и живые ситуации из жизни не придуманных, а подлинных детей. Здесь нельзя пройти мимо интереснейшего литературного факта. Яростный противник Карамзина и нового направления в русской литературе, будущий адмирал Шишков, причисляемый к самым непримиримым сторонникам языка и общего направления литературы классицизма, архаист и консерватор, в литературе для детей он выступил в другом качестве – чуть ли не новатора.
В чисто детскую игровую ситуацию вводит «Колыбельная песенка, которую поёт Анюта, укачивая свою куклу». Полными веселья, готовыми на любые шалости предстают дети в стихотворениях «Песенка на купанье» и «Николашина похвала зимним утехам». Какой радостью, какой отвагой звучит голос героя «Песенки на купанье»:
По самые груди
Иду в глубину,
Эй, добрые люди,
Прощайте, нырну.
