Семейные оковы

скачать книгу бесплатно

Семейные оковы
Олег Пустовой

В повести описываются события конца 90-х, лет. Благополучная чета Залесских, как и любая семья моряка, живёт своей размеренной жизнью, пытаясь нормально сосуществовать в те трудные годы. Ввиду сложившихся обстоятельств, в семье начинаются осложнения в отношениях. В этот период Николай встречает свою старую знакомую, оставшуюся вдовой в начале 90-х. У них завязываются отношения, в результате которых в семье Залесских наступает кризис. Оценив ситуацию, Николай принимает правильное решение и умело приводит сложившуюся ситуацию в прежнее русло нормальной жизни.

Олег Пустовой

Семейные оковы

Или, не радуясь возврату

Погибших осенью листов,

Мы помним горькую утрату,

Внимая, новый шум лесов.

Или с природой оживлённой

Сближаем думою смущённой

Мы увядание наших лет,

Которым возрожденья нет.

    А.С.Пушкин «Евгений Онегин»

Пролог

О назначении на теплоход «Капитан Петрушевский» я знал заранее. Судно было зафрахтовано болгарской компанией «Космосшиппинг» для работы на линии грузоперевозчика итальянской частной фирмы «Sud Line», перевозившей грузы в направлении: Италия – Тунис – Италия. Смена экипажа судна происходила через каждые шесть месяцев. Побывав несколько раз в отделе кадров Украинского Дунайского пароходства, находящегося в городе русской славы Измаиле, для оформления выездных документов и прочей флотской формальности, я продолжал отгуливать свой отпуск дома, в городе на Днепре – Новая Каховка, ожидая изо дня на день, вызова на работу. Закончив все свои домашние дела, я находился в полной готовности к отъезду, ожидая звонка на мобильный телефон. И этот звонок прозвучал. Он прозвучал в самый неподходящий момент, когда мы с женой находились в городском автобусе, направляясь в гости к любимой тёще. Всё стало ясно. Оставалось два дня до выезда. Мне предписывалось прибыть в город Измаил 19 августа, где в районе отдела кадров пароходства был назначен сбор экипажа теплохода «Капитан Петрушевский» на 16 часов по Киеву. Жена сделала не очень радостное лицо, словно всё произошло внезапно, и я, совсем, не готовился уходить в очередной рейс. Она, как бы, не ожидала такого поворота событий в такой короткий промежуток времени, хотя отлично знала, что этот момент настанет, как и много сотен раз наступал во время моего ухода в очередной рейс. И, как частенько бывает, когда заранее к чему-то готовишься, сделав последние приготовления, и, вроде бы, закончив все домашние дела, проведя необходимые инструктажи, а самая ожидаемая новость всегда ошарашит тебя неожиданно, как говорится: врасплох. Так и меня, судового электромеханика с двадцатилетним стажем работы на флоте.

И пусть скажут мне, что за это время можно привыкнуть к расставаниям, уходя в очередной рейс или уезжая в очередную рабочую командировку. Я отвечу коротко: «Нет, тысячу раз нет!» Ибо каждое расставание особенно по-своему и по-своему чревато особенной грустью и печалью. Словно в первый раз, каждый раз осознаёшь свою вину перед семьёй, за всё то, чего лишаешь и лишаешься на время долгой разлуки. За долгие годы в каждой семье моряка подневольно складываются свои определённые традиции в дни расставаний и в дни встречи. Да, в каждой семье моряка свои традиции. Кто-то любит пышные проводы с гурьбой гостей и морем водки, кто-то поскромнее: только самые близкие родственники. Мы же с женой последний день предпочитали проводить одни. Последней точкой был столик на двоих, пару бокалов доброго вина под «мясо по-капитански» или запечённого в духовке сазана на виноградных листьях, покрытого золотистой майонезной коркой. Посидели на дорожку и – в путь. Обычно это было такси, мчавшееся по маршруту: калитка дома – родной порт. Я уезжал один, оставляя свою ненаглядную на месяц, два, три и более, придерживаясь той точки зрения, что те последние минуты, которые моряки проводят со своими близкими на судне, ни для кого не являются приятными, по скольку, в меру определенных обязанностей, каждый моряк перед отходом судна в рейс занят каким-то определённым служебным делом, постоянно оставляя своих провожающих одних, не на минуты, а на долгое время. Именно по этой простой причине, и только, я решил установить свою традицию и прощаться дома, чтобы сердце и душа были на месте, а сознание и тело сразу включались в трудовой ритм, определённый флотским уставом и служебными наставлениями.

На этот раз мы проигнорировали наше обычное правило. Жили мы уже в другом городе, и в Измаил я отправлялся автобусом, поэтому жена решила проводить меня до самого автовокзала. Дежурный поцелуй. Пару прощальных фраз и я уже в пути. Дорога длинная, где-то около 650 километров, почти через весь юг Украины. Автобус «Запорожье-Одесса», ухоженный бэушный неоплан фирмы «Мерседес», мягко нёсся вдоль таврийских степей, приближая пассажиров, с каждой минутой, всё ближе и ближе к «жемчужине у моря» – городу-герою Одессе, делая остановки только в Херсоне и Николаеве. С Новой Каховки до Одессы – шесть утомительных часов езды. Удобно расположившись в мягком кресле, я посмотрел на соседа, который уже застыл в сладкой дрёме и стал рассматривать знакомые пейзажи, быстро меняющиеся за огромными окнами неоплана. Подневольно стали всплывать в памяти прошедшие дни отпуска. Анализируя эти короткие мгновения счастья, я остановился на наших взаимоотношениях с женой, которые в последние годы напоминали запутавшийся клубок рыболовной лески с утерянным концом. Но конец, однако, нашёлся и клубок не стал затягиваться, а наоборот, помаленьку распутался. Мы переехали к новому месту жительства. Наконец, приобрели понравившееся нам жильё. Почти, весь отпуск делали косметический ремонт, наводя порядок в своём гнездышке, не позабыв, конечно же, и об отдыхе. Несколько дней, проведённых на Чёрном море, в посёлке Лазурный, поистине можно назвать счастливыми. Эти дни действительно стали для нас сладкой отдушиной в нашем общем отпуске. И, вот! Всё уже позади. Фактически никаких развлечений, кроме этих нескольких дней в Лазурном. Проведённые там дни, не переставали волновать мои чувства и мои мысли. Эти солнечные дни и чудные ночи, яркой вспышкой приятных воспоминаний, вонзались в моё сознание, переворачивая в нём всё вверх дном и вытаскивая на поверхность самые трогательные моменты курортной жизни. Один из этих моментов, особенно ярко отражался на всеобщем фоне последних дней отпуска. Всё плыло передо мной, в каком-то шумно-сказочном полузабытьи…

Моя фея, моя очаровательная жёнушка, словно королева бала, кружилась в вихре быстрого ритмичного танца, демонстрируя свои замысловатые «па» под яркие вспышки серебристо-бриллиантовых бликов зеркальных шаров дискобара. В лучах бледно-фиолетовой неоновой подсветки, лёгкий крепдешиновый сарафанчик, впитывал своим ярко выраженным импрессионистским узором всю цветовую гамму танцевальной площадки, отражая яркие перламутрово-белые блики, струящиеся вокруг её гибкой, извивающейся фигуры, на несколько метров по всей окружности. Танцуя под современные ритмы всенародно любимой попсы и подогретая бутылочкой клюквенного лонгера, она была открыто счастлива, раскрепощённо веселая и немножко таинственная…

Сидя за столиком, прямо перед танцевальной площадкой, я мило беседовал с подружкой жены и откровенно любовался своей возлюбленной. Ровно восемнадцать лет супружеского пути прошли мы вместе, рука об руку. Долгим и тернистым был этот путь, но мы прошли его, преодолевая взлеты и падения, любовь и ненависть, радость и огорчения, счастье и горе. И, несмотря, ни на что, мы выстояли и прошли этот путь, в то время, когда многие разводились по пустякам, не раздумывая, об особенностях адаптации и притирки друг к дружке. Я сидел за столиком на жестком пластмассовом стульчике и наслаждался вкусовыми качествами «джин-тоника», вёл непринуждённую беседу, отдыхая от домашней суеты, впитывая в себя последнее наслаждение отпуском. Я вёл беседу и продолжал любоваться танцующей женой, замечая то, на что раньше, как-то не обращал внимания. Замечая её весёлую улыбку и радостные лучезарные глаза, красивые, легко взволнованные дыханием подволочного вентилятора, волосы, налитые пунцовым румянцем щёки, красивые сочно-алые губы. Хотелось бы видеть её такой всегда…

Вспоминая свой отпуск, я часто наталкивался на мысль, что мои воспоминания о жене всегда останавливались на вышеизложенном эпизоде. За все прожитые в Новой Каховке месяцы я запомнил её именно такой. И буду теперь, именно такой, вспоминать её далеко от родных берегов, среди соленых средиземноморских волн.

В окошке замелькали новостройки поселка Котовского и мои воспоминания развеялись, как предрассветный туман погожим летним утром. Автобус, медленно, но уверенно, петлял в утренних автомобильных пробках города-героя. Впереди показался Пересыпьский мост, значит скоро автовокзал.

Автобус на вокзал прибыл по расписанию и я, быстро получив багаж, сразу направился на платформу Измаильского направления, где уже стоял «под парами» старенький «Икарус». Решив с водителем вопрос с посадочным местом, я сдал багаж и прошёл в салон автобуса занимать его, освобождая себя от проблемы приобретения билета в кассе автовокзала. Благо эту проблему прекрасно решал сам водитель, оставляя себе на пропитание гривневый эквивалент, установленной за проезд таксы. Продвигаясь вглубь салона, я искренне удивился, встретив своего старого приятеля. Он одиноко сидел у окошка и задумчиво смотрел сквозь него, поигрывая мимикой лица, словно вёл задушевную беседу. За окошком стояла миловидная женщина с грустинкой в глазах и, что-то показывала ему жестами. Не обременяя себя лишними вопросами, я бесцеремонно занял пустующее рядом с приятелем место и, дождавшись, когда он закончил прощальную церемонию, радостно поприветствовал, протягивая для рукопожатия свою руку: – Привет, Николя! Сколько лет, сколько зим!? – О! – изумился Николай моему внезапному появлению. После обмена дружеским рукопожатием, я спросил, указывая на пустующее место: Свободно? Конечно, конечно, – засуетился Николай, – присаживайся. Только я сел, как автобус, вдруг, тронулся. Николай последний раз прощально махнул женщине за окошком и спросил: На работу? – Да, – коротко ответил я, – на «Петрушевский», а ты? Я в кадры за расчётом. Увольняюсь я. Помнишь как вместе на «Степанюке» сражались? Помню, как не помнить те крутые рейсы на Австрию, – иронически подмигнул я и начал его расспрашивать. – Рассказывай, Коля, как поживаешь, почему решил увольняться? Совсем что ли, с флотом завязываешь? Нет, конечно, – тут же ответил Николай и продолжил. – Живу, как и все. Когда сократили шкиперов, вспомнил, что когда-то на рудовозах боцманил. Ну и события в Югославии, тоже подстегнули. Посоветовались с женой, подключил старые связи и вернулся на море. Потом в «подфлажники» занесло. Много воды за это время утекло, Михалыч, одним махом всего не расскажешь. Правда, теперь нам вместе ехать часика три-четыре, так что время есть. Сам-то как? Я, Коля, тоже присоединяюсь к твоей мысли, что ещё поговорим. А если коротко, то переехал с Измаила в Херсонскую область, знаешь, есть такой живописный городок на берегу Днепра, Новая Каховка, называется. Вот там и живу. Купили полдома, обустроились. Пока нравится, – я опустил спинку кресла, удобнее расположился и продолжил свой рассказ. – Да, на море перевёлся недавно, пока только второй рейс буду делать. А первый тоже был на «Петрушевском». Так, что морячу помаленько, Коля!

С Николаем Николаевичем Залесским работали мы вместе на речном буксире-толкаче. Коля тогда работал шкипером. Весёлый, с одесским чувством юмора, он всегда был в кругу внимания, подшучивая и подзадоривая членов экипажа. Находясь в хорошем расположении духа и чувства юмора, он со всеми находил общий язык и был в экипаже всеми уважаем. О таких говорят словами Владимира Семёновича Высоцкого: «Ты бы пошёл с ним в разведку? Да». Действительно с Колей можно идти не только в разведку. Он был моим ровесником и в своё время тоже служил на Краснознамённом Тихоокеанском флоте, только не простым военмором, а спецназовцем. Была такая школа на острове Русском в посёлке Холулай, где этих ребят учили боевому мастерству и выучке. Я сам служил на десантных кораблях, которые базировались на острове Русском в посёлке Шигино (сейчас это уже не секрет, Союза больше нет и можно о многом рассказать) поэтому знаю об этих ребятах не понаслышке. Они наводили страх в пункте базирования кораблей во время выпускных учений и обычных тренировок, так же они выходили с нами на боевые учения в море и на боевые дежурства в дальние морские походы. Именно, ТОФ и сдружил нас. Коля в то время увлекался живописью, а я работал над сборником стихов «Разлука, море и любовь», который увидел свет в 2001 году. Благодаря издательству «СМИЛ», его отпечатали на Измаильской типографии, а Николай был первым его ценителем и критиком, так как, читал стихи ещё в стадии их доработки. Так мы с ним нашли общий язык и часто общались за чашкой чая в свободное от работы время.

Теперь судьба снова нас свела, и мы ехали с Николаем в одном направлении: я работать на судне, а Залесский за собственной трудовой книжкой, поведав мне в пути о своих преключениях. Проведя аналогию его рассказов и вымышленных событий автора, анализируя рассказы, очевидцем и участником, которых был сам Николай, я попытаюсь передать всю суть их в этой повести, изменив имена и фамилии, создав, обобщающий образ героя, совмещённый со многими насущными реалиями грядущих событий.

1

Попав под сокращение штатов, шкипер Залесский находился некоторое время в глубоком унынии. Годами наработанные навыки и любимая, пришедшаяся по сердцу работа стали, вдруг, не нужны огромному пароходству. Все попытки попасть на любое речное судно боцманом, не увенчались успехом, а идти матросом, с понижением в должности и окладе, Николай сам не желал. На речном флоте, в то время, был переизбыток боцманов и предлагали только морские суда, и то, не престижные рудовозы Навашинской постройки, устаревшие как морально, так и физически. Переизбыток произошёл из-за внезапных перемен в Дунайском пароходстве. Югославский кризис больно ударил по финансовым возможностям пароходства. Для того чтобы содержать флот и оставаться на плаву, надо было иметь порядочные средства, так как, итоги военных действий американской военщины на Балканах, недобрым эхом аукнулись в пароходстве крупными потерями, исчисляемыми около двухсот тысяч американских зелёных долларов ежедневно. Чтобы, хоть как-то, латать дыры, пароходское начальство решило продавать на металлолом устаревающие и невостребованные суда. В число этих судов попали несамоходные баржи и танкера, ради которых и содержались в штатах буксиров-толкачей шкипера. Стали в отстой за ненадобностью и речные буксиры «малыши», австрийской постройки. За неимением возможности реновации флота, поставили в отстой, несколько судов толкачей, типа «Сергей Авдеенков» и «Брест», югославской постройки. По причине югославского конфликта были нарушены традиционные судоходные линии на Дунайварош (Венгрия), Комарно (Словакия), и Линц (Австрия). Повреждённые американскими ракетами мосты города Нови Сад, перекрыли русло Дуная и, судоходная линия прекратила своё существование до разрешения конфликта и устранения последствий американского вмешательства во внутренние дела суверенного государства Югославия. В силу всех этих событий, речной флот стал невостребованный в таком количестве как раньше, вот и произошёл переизбыток рядового состава, которых отдел кадров, просто, небыл в состоянии трудоустроить. Некоторым речникам везло, и они делали по одному или два рейса на Болгарию или, если повезёт, на югославские речные порты Смедерово и Нови Сад. Эти рейсы речники называли рейсами «для поддержки штанов». Вот и Николай несколько раз пытался выпросить у своего инспектора по кадрам такой рейс, но удовлетворённой его просьба так и не была. Залесский со своей семьёй проживали в Одессе. Жена Ирина преподавала историю в общеобразовательной школе, а сын Игорь был курсантом третьего курса Одесской морской академии. Жить приходилось в последнее время очень скромно. Мизерная зарплата жены, в то время, была одним из основных источников дохода, не считая одноразовых финансовых вливаний от случайных зароботков Николая. На курсантскую стипендию сына было стыдно рассчитывать, молодой парень имел право на какие-то свои карманные расходы. И, хотя, Игорь учился не по контракту, оплачивать учёбу, всё равно, приходилось. Не секрет, что зачёты и экзамены имели в академии свою таксу, так сказать, «негласный гонорар» преподавателям. Поэтому для учёбы в ОГМА его стипендия погоды не делала, там даже зарплата мамы отдыхала, деньги нужны были конкретные, и Николай выкручивался, как мог, в силу своих возможностей и в силу своему правильному советскому воспитанию. Конечно случайные заработки за непосильный труд грузчика или разнорабочего на стройке это не те деньги, которые могли удовлетворить безбедное существование семьи. Ирина тоже вертелась, как могла, пыталась брать уроки репетиторства, но история это не английский и на ней много не заработаешь – не та востребованность. Маленькие стихийные деньги были пылью и растворялись в быту, как сигаретный дым при лёгком дуновении ветра. В конце концов, Николай решился продать свой старенький «Опель Кадет», привезённый во времена автомобильной лихорадки из Австрии, и пустить часть денег на восстановление морских документов, а часть истратить на семейные нужды. Однако выйти на прямой разговор с женой, не было подходящего случая. А разговор уже назрел. Иного выхода просто не было. Необходимо возвращаться на морские суда и не просто в Дунайское пароходство, а как говорят моряки «идти работать под флаг». Под флаг – значит работать на судне под удобным флагом. Чьи это были суда? Это никого не волновало, главное, чтобы зарплата была хорошей и выплачивалась своевременно. Контракты по тем временам для рядового состава были очень длинными: от шести и до девяти месяцев, а то и более. И это надо было сказать Ирине. Надо подготовить её заранее. Каждый день говорить на эту волнующую тему. А как? Когда она уже привыкла к его работе на Дунае, к коротким рейсам и возможности, хоть не так часто, но быть вместе. Николай был очень внимательным к жене и сыну. Сам он вырос в детском доме, не зная, отчего дома и материнского тепла, поэтому был очень кроток, старался никого не обделять своим вниманием. Его кроткость никак не сочеталась с его атлетическим телосложением и мужественными чертами лица. Лицо Николая было приятным и светлым, оно честно и открыто излучало добропорядочность, чередующуюся с огромной силой воли и крутым нравом, если вопрос стоял на уровне жизненно важных аспектов. Тяжёлый труд моряка и лишения многомесячных морских и речных рейсов, успели нанести на это, ещё совсем не старое лицо, свою суровую отметину в виде неглубоких морщин и, слегка, покрытых серебристой пыльцой, густых коротко стриженых волос. Весёлое и доброе выражение небесных сероватых глаз никак не сочеталось с его мужественным лицом, закалённым морями и океанами. Но, вопреки всему, чувствовалось, что за этой откровенностью спрятана горькая тайна, какой-то печально прошедшей драмы. Наряду с добрыми глазами и весёлостью, его массивная челюсть и широкий подбородок отмечали твёрдый и строптивый характер. Однако, в придачу к его мужественному рыцарскому духу, в нём преобладала, какая-то, женская, мягкость, часто подводившая впечатлительную натуру Николая. Его детские годы прошли в Винницком детском доме для детей сирот, куда принёс мальчика местный сторож дедушка Николай. Назвали Николаем, так как звали сторожа и отчество дали Николаевич, в честь нашедшего его, а фамилию вписали соответствующую, Залесский, на окраине леса его нашли, за лесом. Вот и вся предыстория будущего боевого пловца, моряка тихоокеанца, боцмана дунайского пароходства и просто хорошего человека.

После детского дома была школа-интернат в Херсоне, затем Одесская мореходная школа. Дальше служба на Краснознамённом Тихоокеанском флоте. Сначала морская школа спецназа в посёлке Холулай на острове Русском, затем служба в разведроте морского спецназа КТОФ во Владивостоке. За время службы приходилось старшине Залесскому бывать не только в «горячих точках», но и у самого «чёрта на рогах». Словом, служба дала свои коррективы в дальнейшей судьбе моряка. Вернувшись после службы в Одессу, он не смог трудоустроиться в ЧМП, где начал работать до службы, так как давал подписку сроком на пять лет «О неразглашении военной тайны», с которой, получить визу для загранплаваний, было невозможно, пока не закончится срок подписки. Вопрос стоял остро: работать в портофлоте или податься в Измаил, где была возможность устроиться матросом на суда рудовозы, ходившие на каботажной линии Херсон – Николаев – Измаил. Он выбрал каботаж и пять лет трудился на судах Навашинской постройки типа «Горьковская комсомолия». Там и постиг Николай азы флотской науки, набираясь опыта и навыков в работе. Часто бывая в Измаиле, он посещал с коллегами всевозможные молодёжные вечеринки. Как-то моторист пригласил Колю на танцы в Измаильский педин, где на выпускном курсе учителей начальных классов училась его сестра, которая и дала пригласительные. Так Коля Залесский попал на вечер танцев в общество юрких выпускниц педина. Было ему тогда всего двадцать один год. Выше среднего роста, широк в плечах, стройный торс, чёрные, как смола, немножко волнистые впереди, волосы, густые чёрные брови и совсем не подходившие к цвету волос небесно-серые весёлые и добрые глаза с живыми искорками задора. Ровный славянский нос, очаровательная белозубая улыбка. Чем не жених? Веселясь и танцуя в ритмах быстрого диско, он явно показывал своё физическое превосходство над другими парнями. Его ярко выраженная атлетическая фигура, подчеркнутая стильным прилегающим джинсовым костюмом фирмы «Us top» отражала подлинность американского ковбоя с впечатляющей рекламы сигарет «Mallboro». Такой парень мог заинтересовать многих девушек института. Но на «белый танец» его пригласила именно Ира. Уловив её лучезарный васильковый взгляд, он будто окунулся в какой-то гипнотический сон. Он даже не понял, как ему удалось так прекрасно вальсировать с очаровательной студенткой, словно, всю жизнь занимался одними танцами. Вот, что значит правильная партнёрша. Он сразу почувствовал: как ему с ней легко и просто. Так, словно, они были давними старыми партнёрами. После танца Ира поблагодарила Колю, одарив его очаровательной улыбкой. Она хотела пойти в направлении своих подружек, но Николай тронул её за локоток, сам проводил её и больше не отходил от неё ни на шаг. В это время он забыл о друге, с которым пришёл сюда, забыл, что ночью отход на Николаев. Он забыл обо всём на свете. В этот вечер он хотел видеть только Иру. Видеть только её весёлые беззаботные васильковые глаза и эту обворожительную белозубую улыбку. Только её остренький, как у лисички, слегка вздёрнутый к верху, носик. Её сочные пухлые губы цвета спелой вишни. Только её пунцово-розовые щёчки с маленькими, ярко выраженными ямочками, которые придавали ей ещё большее очарование и лёгкий шарм. Весь этот вечер он был только с ней. Они приятно танцевали, весело шутили, обольстительно смеялись, словно были давно знакомы. Им было хорошо и легко вдвоём. После танцев Коля проводил свою новую знакомую домой. Она жила недалеко от нового учебного корпуса на частной квартире по улице Репина. Пришли быстро, а расставаться не хотелось. Особенно в тот весенний апрельский день, когда только зацвела смородина и одаривала их своим чарующим ароматом. Спрятавшись за кустом сирени, они немножко посидели на деревянной скамеечке, где вечерами сидели местные старушки. Сидели молча, глядя друг другу в глаза верным изучающим взглядом. Потом немножко разговаривали: о жизни, о кино, о современной музыке, пока Ира не взглянула на часы. Уже полночь, – тихо, словно извиняясь, сказала она. Сколько? – быстро переспросил Коля, опомнившись после глубокого гипноза. Если точно, то десять минут первого, – уточнила Ира, ещё раз взглянув на часы. Ирочка, извини, но мне пора бежать в порт, – словно провинившийся мальчишка признался Залесский, – я тебя обязательно найду, ты не против? Я, нет, – коротко и без стеснения призналась она. Тогда до встречи, – с грустинкой в глазах сказал Николай и протянул на прощание свою жилистую руку, в которую словно пушинка, прилипла нежная мягкая рука Иры. Они простились и разошлись. Разошлись, чтобы встретиться при первой случившейся возможности.

Таким было это первое знакомство. Потом они стали встречаться. Почти через каждые две недели Залесский был в Измаиле. Судно стояло по три, а то и четыре дня и эти дни, а вернее вечера, свободные от вахт, он полностью посвящал свиданиям с Ирой. Вместе посещали кинотеатры, дискотеки и просто прогуливались по набережной Дуная у морского вокзала. Одним словом вели нормальную молодёжную жизнь того времени. Потом был выпускной вечер в институте. Получив распределение в городок Татарбунары, Ира уехала на работу. Они по-прежнему встречались, но эти встречи были короткими, буквально несколько часов, и Николай уезжал в Измаил. Ему явно этого было мало. Он давно понял, что их отношения переросли во, что-то большее, чем дружба и любовь. Они стали очень близкими и желанными друг для друга. Как каждый порядочный парень, Николай предложил Ире свою руку и сердце. К тому времени она знала все подробности его жизни и страстно полюбила своего избранника, хотя старалась не показывать свои чувства. Она больше любила, когда Николай сам проявлял к ней свои искренние чувства. Вскоре они поженились и Ира, как и любая мужняя жена, имела право переехать к мужу, а так как у мужа своего жилья небыло, то она рада была вернуться в лоно родителей. Так она переехала в Одессу и стала жить с родителями в трёхкомнатной квартире на улице Сегедской, там же и работу нашла, в ближайшей школе. И стали они жить, поживать и, как говорится, добра наживать. С Одессы было ближе ездить в Херсон и Николаев, поэтому Ира часто встречалась с мужем в этих портах. Они были счастливы вместе и ни о чём другом не задумывались, как и все влюблённые. Позже, накопив выходных дней, Николай сошёл на берег, передохнуть, и приехал к жене в Одессу. Тесть с тёщей приняли зятя тепло и с радушием. Коля им сразу понравился. Хозяйственный и покладистый, он как-то шестым чувством понимал, когда надо было что-то помочь тестю или тёще. Любая работа спорилась у него в руках, и в квартире становилось заметно уютней, так как тестю, профессору медицины, зачастую было просто некогда заниматься домашними делами. Помимо домашних хлопот Коля всегда старался угодить жене, которая к тому времени, уже была в интересном положении. Вскоре у молодожёнов родился мальчик, которого назвали Игорем. Ну, очень всем понравилось это имя. Игорь Николаевич, было очень созвучно, вот и назвали. И снова в доме была радость для всех.

Отработав в каботаже положенные пять лет, Залесский подал документы на визирование. Хорошая характеристика-рекомендация этому способствовала и вскоре его перевели на морские суда загранплавания. Это были небольшие контейнеровозы румынской постройки, прозваны моряками «пионерами-героями» из-за их названий: «Петя Шитиков», «Нюра Кижеватова», «Петя Коваленко» и другие. Свои первые загранрейсы Коля сделал на «Пете Шитикове» обыкновенным матросом. За знание морского дела и флотскую сноровку он получил направление на курсы боцманов и после окончания курсов стал трудиться на этой же серии судов, но уже в качестве боцмана. Линия была отлажена: Измаил – Бейрут. Иногда это были рейсы по Средиземному морю в порты Италии и Греции. Во всяком случае, раз в месяц они заходили в Совпорты, и Николай имел возможность видеться с семьёй. Материальное положение в семье было стабильным и с каждым рейсом только улучшалось. Тогда моряки имели возможность привозить всякий ходовой товар и реализовывать его через сеть комиссионных магазинов. Товар хорошо уходил, и появлялись живые деньги. В это время умирает Ирина бабушка, мать отца, и Ира становится наследницей трёхкомнатной коммуналки в самом центре Одессы по улице Розы Люксембург. Настало время вить своё гнёздышко, и они занялись перепланировкой наследства. Из неказистой трёхкомнатной коммуналки, вскоре, получилась приличная двухкомнатная квартира с удобствами. А жизнь набирала обороты. Игорь подрастал, стала ощущаться нехватка отцовского воспитания. Как-то на семейном торжестве, в очередной день рождения сына, этот вопрос, сам по себе, напросился на повестку дня. Прения были жёсткие. Всё сходилось к тому, чтобы проститься с морем и профессией. Но Николай нашёл другой выход. Подкормив нужного инспектора в отделе кадров, он получает направление на курсы шкиперов и переводится на речные суда. Настала нормальная интенсивная работа: три недели рейс до Австрии по Дунаю и обратно в Измаил, потом недельку перестоя в подмене и снова короткий рейс. Снова все стали довольны такой работой, которой можно только позавидовать. Сделал рейс, привёз из Вены коврик или дублёнку на «рыбьем меху», сдал товар в комиссионку, получил законные свои кровные шестьсот или семьсот советских рублей – и в семью. К этой сумме добавлялась месячная зарплата супругов, и сто червонцев на семью получалось легко. О такой зарплате можно только мечтать. Живи и радуйся. И Залесские жили и радовались такой жизни. За эти деньги можно было себе позволить жить хорошо и безбедно, даже помогать родителям. Не жалко было дать и в займы родственникам или хорошим соседям. Отпуск, без зазрения совести, проводили в Крыму: Ялта, Алушта, Судак, ездили и в Сочи, всё было возможно. Но самый большой экономический подъём в семье начался во времена «автомобильного бума» в начале девяностых годов. Машины брали все, кому было не лень и имелось на кармане, хотя бы, двести долларов. Первая волна автомобильного бума имела шальной спрос, цены колебались от пятнадцати тысяч до двадцати пяти тысяч советских рублей. Это было что-то! Это стоимость половины дома или кооперативной квартиры. Многие работники пароходства тогда успешно решили свои жилищные проблемы. Николай тоже успел улучшить свои жилищные условия. Пригнав за полгода работы два авто: десятилетнюю «Ауди-100» и одиннадцатилетний «Мерседес-Бенц-240Д», он сумел их выгодно продать и поменять свои две комнаты на трёхкомнатную «чешку» в районе «Привоза» с небольшой доплатой. Он успел своевременно. Он успел ещё заработать и купить себе «Опель Кадет» и «Фиат-Ритмо». Потом начался раздел Югославии. Первая война и раздел с Хорватией, затем вторая война и авианалёты американцев. Итоги были печальными для всей Европы. Прекратилось интенсивное судоходство и, речной флот потихоньку становился в долгий отстой. Николай больше года остался без стабильной работы. Иногда ему перепадали короткие рейсы в Болгарию на больших толкачах «трёхтысячниках», но это были рейсы «для поддержки штанов». Валютных дней в этих рейсах было совсем мало: двенадцать-пятнадцать дней всего-то. Потом месяц работы в подмене несамоходного флота на рейде Измаила. Работа была не денежная, а жизнь дорожала.

Жизнь дорожала с каждым днём. Дорожала она и в Одессе. Залесские это стали чувствовать, когда пришлось отказаться от привычной пищи, а вскоре и вообще от привычного образа жизни. Сын подрастал, заканчивал школу и мечтал о морской академии. Снова стал вопрос о постоянной работе, и Николай переводится на море. Теперь его направляют боцманить на теплоход «Венедикт Андреев», овощевоз, типа «река-море», хорошее автоматизированное судно австрийской постройки конца восьмидесятых годов. И снова стал налаживаться привычный жизненный уклад.

2

Штормило. Осенняя пора на Чёрном море всегда богата штормами. Резвая волна, то и дело, ударялась в носовую часть правого борта, немного раскачивая его обтекаемый корпус. Слегка покачиваясь на крутой волне, овощевоз «Венедикт Андреев» следовал курсом: порт Ильичёвск – греческий порт Нафплион. Твёрдо удерживаясь на ногах, боцман Залесский обходил судно, тщательно проверяя каждое помещение своего заведования. Всё должно быть закреплено по штормовому. Мало ли что? Бывает, что-то свалится в, какой-нибудь подшкиперской, и заклинит входную дверь так, что в помещение попасть становится просто невозможно. Надо выставлять двери, а это уже лишняя внеплановая работа. Надо ли такая работа? Конечно, нет. Сто раз легче пройтись лишний раз и перепроверить. Когда в заведовании порядок, тогда и на душе спокойней. Думая о работе и занимаясь ею, боцман Залесский мог, хоть как-то, отвлечься от своих семейных проблем. Тяжело приходилось в последнее время, но тяжело было многим и это его успокаивало. Теперь всё должно наладиться. Появилась постоянная работа с заходами в порты Украины. Вроде бы всё складывалось. Оставалось ждать и надеяться. Ждать и надеяться только на лучшее.

Медленной, но уверенной поступью летели дни, проходили недели и тянулись месяцы. Николай уже втянулся в свою новую должность и чувствовал себя как рыба в воде. Судно встало на линию Израиль – порты Украины и черноморские порты России. Начался цитрусовый сезон, который продолжался с ноября по апрель. Работать с фруктами всегда легче, чем с контейнерами или другим разно габаритным генеральным грузом. Полеты с ящиками, в которых уютно размещались лимоны и апельсины, мандарины и грейпфруты не требовали особого крепежа, правда, зароботков дополнительных, тоже не было. Зато была возможность употреблять витамины самому и угощать своих близких. Частенько грузоотправители презентовали членам экипажа некоторое количество цитрусовых, и это было приятным сюрпризом. Первые три рейса для Николая были особенно удачливыми. Он уходил с Ильичёвска, а то и с Одессы и так же, приходил, то в Ильичёвск, а то и в Одессу. Была приятная возможность видеться с семьёй. Всё наладилось. Зарплату получали в долларах ежемесячно. Жизнь стала улучшаться. Но, именно, в это время он почувствовал какой-то холодок в отношении с женой. Или это было возрастным, или это жизненные проблемы последнего времени нанесли такие неизгладимые коррективы. В этом он никак не мог разобраться. Он точно понимал, что главный добытчик в семье должен быть мужчина и это у него получалось, не считая временных перебоев. Когда он чувствовал что семья твёрдо стоит на трёх китах: любви, взаимопонимании и экономической стабильности, Николай чувствовал себя счастливым. Но, что надо для счастья женщине? Это было трудно понять.

В молодые годы было на много проще. Было достаточно одной единственной взаимной любви. Что же надо сейчас? Часто думая о душевных и физиологических чувствах женщины, Залесский не мог понять основного: в чём кроется и на чём основывается женское счастье? С физиологическими чувствами немного проще, здесь всё наяву, здесь ничего не скроешь, зоркое око разведчика подметит всевозможные перемены и аналитический ум сможет принять правильные меры к урегулированию усложняемых отношений. Но, как разобраться с душевными? В душу не пробраться и не заглянуть, как и в женские мысли. Для себя он давно сделал одно важное определение, что только душевные свойства женщины, а именно: покладистость, женское понимание проблем, добропорядочность в отношениях, тактичность в повседневной жизни, женская теплота и нежность – это главное оружие женщины. И когда оно в руках ещё и умной женщины, тогда в семье проблем не должно быть. Не должно быть никогда, потому что чуткая умная женщина вовремя сумеет сгладить острые углы соприкасающихся проблем, и они просто перестанут быть острыми, а станут обыкновенными и повседневными, сея в семье спокойствие – значит любовь и взаимопонимание. А это важнее, чем распри. Это сближает, а не отталкивает. Это даёт возможность общения среди супругов, а не молчаливость и замкнутость. Покоряя такими качествами мужчину, женщина даёт начало для безповоротного роста крыльев истинной любви. Обладая тонким чувством душевных чувств, женщина, на протяжении долгих лет, сумеет сохранить семейный очаг и пылающую искру любви в нём. Он многое мог понять, но мысли его продолжали мыслить и, в своих мыслях, Николай продолжал рассуждать о любви, как о простом явлении природы. «Можно ли любить женщину только за её красоту? Конечно же, нет. Тысячу раз нет. Любящий за красоту умеет только насладиться этой красотой, только в этом его истинное мужское чувство, а честь женщины, её достоинства, её здоровье, поведение, недостатки, его не касаются, к ним он остаётся безразличным и это уже не любовь, это просто животное влечение. Жаль, что не все это могут понять и вовремя оценить. Порою эти, не понимаемые истины, раздваивают мужское сердце, резко повышая его износ, тем самым, нарушая его привычный ритм и повседневную работу. Но только в настоящей любви больше, чем, в чём-либо, видно истинное лицо человека, чуткость его ума и самого человеческого совершенства. «Горела, горит и будет ли гореть во мне все эти годы несгораемая свеча любви? – Думал Николай, совмещая монотонность работы с приходящими на ум мыслями. – Трудно понять чувство настоящей любви. Ещё труднее ответить на этот риторический вопрос. Но я жил, радовался, скорбел и печалился. Это всё было. А скорбь и печаль человеческая, часто сопряжены с невозможностью и несбыточностью исполнения желаний. Но разве только этим измеряется любовь? Конечно не только этим, но и этим, в частности, тоже. Это было когда-то. Это есть сейчас. Это будет потом». Николай думал об этом. Думал потому, что почувствовал, какой-то отчуждающий холодок, который стал проходить между их отношениями с Ириной, которая, всё чаще, стала упрекать его в том, что он, яко бы, в не полном объёме исполняет свой супружеский долг. Она не обосновано, в чём-то, его подозревала, а иногда ему казалось, даже ревновала к женскому персоналу экипажа. Это был какой-то абсурд, ведь он, даже, повода никакого не подавал, а она продолжала Искать несуществующий компромат. Ничего не находя, она успокаивалась и жизнь снова возвращалась на круги своя. Как бы то ни было, а жизнь продолжалась и хорошего в ней всегда оставалось больше, нежели плохого.

В одно время, когда судно задержали на пару месяцев в Средиземном море для перевозок на линии Хайфа – Марсель, а потом дали рейс на Новороссийск без захода в Украину, Ирина приняла опрометчивое решение и без согласования с мужем, пожелала встретить его в Новороссийске. И, хотя, Россия была уже другим государством, и существовали определённые неудобства с пересечением границ, это не остановило её. Она решилась, и никто не смог её удержать дома. Узнав в диспетчерской службе пароходства назначенный день прихода в Новороссийск, Ирина рассчитала свой маршрут, взяла на работе отгулы и выехала поездом Одесса-Симферополь. Дальше была пересадка на автобус Симферополь-Новороссийск, новые впечатления и новые приключения, совсем не входившие в планы молодой интересной женщины.

Автобус ехал не спеша. За окнами старенького «Икаруса» мелькали Крымские пейзажи размытые свинцовой ноябрьской моросью. Погода была, как говорят лётчики, совсем не лётная и, автобус ехал с нарушением графика движения, опаздывая в Керчь на добрых двадцать минут. В Керчи была короткая остановка. Некоторые пассажиры сходили, а новые занимали освободившиеся места. На место, освободившееся возле Ирины, подсел молодой интересный мужчина. Одет он был со вкусом молодого человека того времени: элегантное длинное пальто из чёрного сукна, модные тупоносые ботинки, начищенные до блеска, ворот светло-голубой рубашки слегка прикрывало белоснежное кашне так, что было хорошо видно только широкий золотисто-бежевый галстук, с непонятным рисунком, в стиле «а-ля инфузория туфелька». Коротко остриженные волосы придавали ему сходство со спортсменом или телохранителем, в лучшем случае, с бизнесменом из «новых красно-малиновых пиджаков». Автобус тронулся, но не успел проехать, даже, несколько метров в сторону паромной переправы, а молодого человека уже несколько раз беспокоил мобильный телефон. Красивым бархатистым баритоном он умело парировал своего собеседника. Невольно став подслушивать разговор соседа, Ира поняла, что он тоже едет в Новороссийск и имеет какое-то отношение к порту или к грузу, находящемуся в порту под выгрузкой. Ей почему-то стало жутко интересно, что за попутчик едет рядом, но завести разговор первой она стеснялась, а мужчина совсем не обращал на неё никакого внимания, словно она была каким-то неодушевлённым предметом. Вскоре, пройдя таможенный и пограничный контроль на Керченской паромной переправе, автобус проехал широкую ребристую аппарель небольшого парома и припарковался на главной транспортной палубе. Стало тихо, а попутчик уже сам, кому-то названивал, и Ирина услышала часть короткого диалога, в котором прозвучали такие слова: «…Что? «Венедикт Андреев» уже на подходе? Да. Я понял. Я уже еду. Да. Надеюсь, к утру буду». Название судна, на котором работал муж, как-то взволновало её, и сдерживать своё любопытство она больше не могла. Надо было начать разговор. Но, как и с чего начать? Она уже прокручивала в мыслях разные варианты, чтобы не показаться незнакомому мужчине назойливой или излишне любопытной. Мужчина как раз закончил разговор со своим абонентом и, вроде бы, наконец, заметил свою попутчицу. Как-то неловко кивнув головой, он удобно расположился на мягком сиденье. Ирина слегка наклонилась в его сторону и спросила: Извините за беспокойство, мне показалось, Вы упоминали в своём разговоре имя Венедикт Андреев, Вы имели ввиду судно? Да, я имел ввиду судно, а что? – был короткий ответ. Ничего. Просто у меня там муж работает, вот и стало интересно. Едете в гости, значит? – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал мужчина. Да. Они долго работали в Средиземном море, и я до последнего надеялась, что будет заход в украинский порт, но, увы! Как видите, не сбылись мои надежды, вот и еду в Новороссийск. Можете считать, что Вам здорово повезло. Давайте знакомиться, – искренне предложил попутчик. – Меня зовут Алексей. А отчество? – переспросила Ирина. Можно без отчества, по-моему, мы ровесники, – уточнил Алексей и протянул руку для знакомства. Ира осторожно подала ему свою руку и почувствовала, как к её лицу прильнула предательская теплота. На мгновенье ей стало немножко стыдно за своё поведение и она, как-то неуверенно, сказала: А меня зовут Ирина Васильевна, можно просто Ира. Вот и чудненько, Ира, будем попутчиками, – Алексей умышленно сделал ударение на её имени без отчества и, словно, старый знакомый продолжил. – К утру должны быть в Новороссийске, а судно, возможно, уже будет у причала, так что всё складывается добренько.

Ненадолго они прервали свою беседу и стали наблюдать, как паром отходил от причала. В сумерках казалось, что это не паром начал движение, а двигались на причале огоньки и всевозможные рекламы. Вот паром издал громкий и протяжный гудок тифоном и берег стал быстро отдаляться, показывая красивую панораму яркой иллюминации города-героя Керчь. Город, ещё несколько минут так ярко светившийся огнями, вдруг был поглощён густым туманом и исчез из виду, словно мираж, оставляя вместо былой панорамы, расплывчатое светлое пятно. Пока Ира рассматривала туманную даль, её украдкой рассматривал Алексей. Он смело смотрел на её округлые плечи, плотно стянутые коричневой кожей модной курточки, на которых беззаботно вертелась, ещё не потерявшая цвет летнего загара, красивая женская шея. Когда Ира поворачивала коротко остриженную голову с модной чёлочкой, слегка подкрашенной «перьями», Алексею открывалось её лицо – загорелое и чистое с пухлыми ярко выраженными губами. Она смотрела в темноту, так быстро спрятавшую Керченский пролив, пытаясь там, хоть что-то разглядеть, но кроме красных и зелёных огоньков от проходивших судов, катеров и буйков, она ничего больше не замечала. Медленно двигались по воде отражённые блики палубного освещения парома. Вот совсем рядом с бортом парома прошёл параллельным курсом какой-то рыболовный баркас. За приоткрытым окошком из, рядом стоявшей «девятки», доносилось пение Маши Распутиной. Она пела про «белый Мерседес», пробуждая мечтательное лирическое настроение, которое слегка отвлёк мелодичный гудок тифона, прозвучавший, как-то, совсем неожиданно. Вперемешку с песней Распутиной слышался монотонный шум винтов парома, будоражащих спокойную ночную гладь пролива. Становилось совсем темно. Откуда-то взявшиеся тучи плотно застлали небосвод и, даже, бледно мерцавшие в ночном тумане звёзды, спрятались за толстым покрывалом тяжёлых туч. Через минут двадцать будем на противоположном берегу, – нарушил первым молчаливую паузу Алексей. Я не знаю, я здесь впервые, – смущённо призналась Ира. Тогда вам вдвойне повезло, – воспрянул духом Алексей. – Я, ведь, здесь постоянный клиент. Так сказать: по долгу службы. Я экспедитором работаю в сюрвеерской фирме. Нас часто москвичи нанимают работать с их грузом, вот и езжу, то в Новороссийск, то в Таганрог, то в Ейск, а сам в Керчи живу. Наверное, вам нравится такая работа? Нравится, не нравится, а платят хорошо и во время, вот и работаю. Интересная у вас работа, всё время новые впечатления, – продолжила разговор Ирина, ей почему-то хотелось слушать этого молодого мужчину.

Алексей стал охотно отвечать на её вопросы и посвящать в хитросплетённые тайные нити интригующей сущности своей профессии. Он был хороший собеседник и рассказчик, а Ира умела слушать и продолжала этого хотеть. Алексею нравилось, что его так внимательно слушают. Ему вообще нравилось разговаривать с женщинами, а с теми, что умели слушать и поддерживать разговор, в особенности. Ему казалось, что он умеет разговаривать с женщинами очень остроумно и убедительно. Когда его слушали, он невольно испытывал, какое-то утешительное чувство превосходства над своим собеседником. В это время его ничего не смущало. Он знал, что мог нравиться женщинам и часто это испытывал во время своих командировок, поэтому был уверен в себе и вёл себя соответствующим образом.

После проверки на российском погранично-таможенном контрольном пункте, автобус набрал скорость и уверенно помчался вперёд по ровной и гладкой шоссейной дороге. Некоторое время попутчики молчали. Каждый думал о чём-то своём. Алексей думал в первую очередь о предстоящей работе, а Ирина о чём-то личном и сокровенном. Хотелось спать, но сон не наступал. Алексей хотел снова начать разговор, но ему показалось, будто Ирина уснула, и он решил не беспокоить её. Вообще жизнь научила его осторожно подходить к женщине. Каждый раз, знакомясь с миловидной женщиной, ему хотелось забыть обо всём прошлом и начать жить по новой, с чистого листа и с новой своей пассией. Чтобы быть таким, каким он был несколько лет назад, свободным и отчаянным. Чтобы влюбить её в себя и быть любимым без всяких семейных передряг. «Ведь можно же встретить простую сердечную женщину и всю жизнь прожить вместе в маленьком крымском городке на берегу Керченского пролива» – думал искренне Алексей и, думая об этом, как-то двусмысленно спросил: А вы работаете, Ира? Да, я раньше преподавала в начальных классах, потом закончила заочно Одесский университет и сейчас преподаю историю в общеобразовательной школе. Простите меня за бестактность, но я знаю, что многие жёны, имея мужа моряка, зачастую, позволяют себе не работать. Многие могут позволить, а я не могу. Мы живём в Одессе, а Одесса любит денежки. Одесса, Алексей, дорогой город, – Ира первый раз назвала Алексея по имени и смутившись, продолжила. – А мой Дракоша не может полностью обеспечить свою семью, так что и мне приходится, кое-какую лепту, вносить в семейный бюджет. Я училась заочно, а это большие растраты, теперь сын учится – это тоже не малых денег стоит. Простите, это вы мужа Дракошей величаете? Его конечно. Это же моряки так боцманов прозывают. Да, точно. Кажется, я какую-то ерунду сморозил. Ведь и вправду на морском жаргоне «боцман – дракон». Конечно же, мне придётся его видеть на судне. Он у Вас как, не ревнивый случайно? Не сказала бы, что «да», – ответила Ира в задумчивости. – Если бы он был ревнивый, то не работал бы, уже, более десяти лет на флоте. Вы так с горечью говорите, словно жалеете, что он не ревнивый. Честно сказать, я впервые встречаю такую женщину. Возможно, вы не совсем хорошо знаете женщин? – попыталась исправить положение Ира и больше для себя, чем для Алексея добавила. – И совсем не знаете моего мужа. – Сказав это, она впервые улыбнулась, и Алексей успел разглядеть её замечательные ямочки на разрумянившихся щеках. Допустим, что женщин я немножко знаю, а вот, что касается вашего мужа, так он что, какой-то особенный? Вот-вот. В том-то и дело, что он особенный. Жена, влюблённая в собственного мужа… – С лёгкой иронией произнёс Алексей. Не совсем так, вы меня как-то неправильно поняли. Разве я могу так откровенничать с малознакомым мужчиной, тем более, что вы хоть и косвенно, но можете иметь какие-то отношения с моим мужем по работе, – серьёзно заметила Ирина. После этих слов их диалог прекратился как-то сам по себе. Из деликатности Алексей не стал допытываться, что кроется в отношениях Ирины и её супруга. В это время автобус вильнул и резко притормозил. Транспорт остановили работники ДПС. После недолгих формальностей автобус снова набирал скорость, а пассажиры мостились удобней, продолжая свой беспокойный сон-дренаж. Автобус продолжал свой путь, но Алексею не спалось, и он спросил Иру: Муж вас будет встречать? Нет, я ему не сообщала, – коротко ответила Ирина. Значит сюрприз? Значит сюрприз. А знаете, всё же вам повезло с попутчиком. Я вас провожу в порт. Спасибо. Это здорово, я ведь город совсем не знаю.

Автобус набрал скорость, и монотонно урча мотором, продолжал двигаться вперёд. Многие пассажиры давно уснули и посапывали в неудобных позах, то и дело, переворачиваясь из стороны в сторону. Алексей с Ириной снова мирно беседовали, находя общие для обсуждения темы. Сначала беседовали о пустяках, потом резко перешли на политику, постепенно коснулись отношений Украины и России. Говорили долго, пока сон не подкрался к ним, как невидимый провокатор, сморив и усыпив.

Проснулись они уже в Новороссийске на автовокзале. Алексей вышел из автобуса первым и по-джентльменски подал руку Ирине, принял её сумку, подождал пока она спустилась и отвёл её в сторонку, а сам взялся звонить из мобилки. Связи не было. Погода стояла в городе мерзопакостнейшая. Дул очень сильный ветер. Воздух был вперемешку с пылью, прямо какой-то пыльно-воздушный коктейль. Чтобы оградить себя от всяких неудобств, Алексей взял такси, и они поехали в направлении центральной проходной торгового порта. От вокзала дорога вела куда-то вниз. Машина легко шуршала шинами по обновлённому асфальту. Быстро спустились к какой-то развилке, и водитель свернул направо. Это был проспект. Позже Ира прочитала табличку. Да, это был проспект Мира. На улице уже совсем рассвело и на остановках ютилось много народа. Люди спешили на работу. Было обыкновенное утро, как в любом другом городе. Ире было приятно сидеть и ехать в мягком салоне новой «Волги». Ехали мимо какого-то памятника, потом свернули налево. Алексей легонько протянул на спинку сидения руку и, слегка коснувшись, Ирины сказал: – Всё в порядке, вот, уже подъезжаем. Ира промолчала в ответ, но и не отстранилась от него. В этот момент машина резко свернула влево, и они выехали прямо на набережную. В салоне сразу запахло морской свежестью, а Ира услышала специфический шум морских волн, разбивающихся о бетонные плиты причала. Они выпрыгивали прямо на набережную, роняя свои брызги на гранитную мостовую. Море пенилось и бурлило, а в порту стояла очень странная, для начала рабочего дня, тишина. Алексей быстро рассчитался с шофёром, и они вместе с Ирой направились к проходной порта. По пути, Ира попыталась вернуть Алексею часть денег за проезд в такси, но он наотрез отказался их брать и, как истинный джентльмен заметил: Я же, мужчина, Ира. Неужели я не могу сделать маленькую приятную вещь красивой женщине. – Сделав такой жест доброй воли, он попросил Иру. – Вы, пока, постойте тут, а я попробую позвонить с проходной в диспетчерскую и узнаю, где находится судно. Алексей быстро ушёл, у него с собой было совсем мало вещей, всего одна спортивная сумка через плечо. Ира осталась одна. Она стояла продуваемая ветром, прижавшись, к какому-то высокому забору из бетонных плит и чуть не плакала. Она была измученная дорогой и очень уставшей. Радости от этой поездки, пока не было, оставалась только надежда на скорую встречу с мужем. Одна она оставалась недолго, так как возвращался Алексей. Однако новость, которую он принёс, её совсем не обрадовала. Неважные новости, Ирина Васильевна, – Алексей умышленно назвал её по имени и отчеству, чтобы как-то дисциплинировать её, для начала, а затем уже продолжил досказывать свою новость. – Оказывается, на море разыгрался сильный шторм, а в Новороссийске в такой шторм к причалу не ставят, а наоборот отправляют в море даже тех, что стоят в порту. Там они ложатся в дрейф и дрейфуют против волны, так здесь безопаснее. А что хуже всего, так шторма здесь дуют по три дня, а, если не улучшится погода через три дня, значит, будет дуть ещё три дня. Вот такой сюрприз для вас Ирина Васильевна, – сказал в заключение Алексей и предложил, – ничего не остаётся, как только ехать в гостиницу или у вас есть другие планы? У меня нет никаких планов, я очень устала, мне холодно и я хочу спать, – как-то по детски протянула Ирина и заплакала, словно обиженный ребёнок. На какое-то время Алексей был в замешательстве. Он ещё никогда не попадал в такую ситуацию и не знал, как действовать дальше. Но выход нашёлся, сам по себе. Словно шестым чувством он понял ситуацию и быстро её разрулил. Надо было как-то успокоить свою попутчицу и ничего больше не оставалось, как ловить такси и ехать в гостиницу. Такси нашлось сразу и, уже, через десять минут они выходили возле красивого многоэтажного здания с яркой рекламной вывеской: отель «Бригантина». «Бригантина» поднимает паруса, – услышала Ирина из-за спины голос Алексея, пытавшегося, хоть как-то, её развеселить. Он проводил её до центрального входа в гостиницу, а она шла за ним покорная и спокойная, словно так и должно быть. В фойе гостиницы царила мёртвая тишина. Ранние «птички» уже успели упорхнуть, а поздние ещё продолжали спать и, они были те единственные, которые ещё не определились со своим статусом. Обратившись к администратору, они узнали, что места есть и, вскоре, их быстро поселили. Номера находились на шестом этаже. Ирина поселилась в двухместном номере с отдельным санузлом и душем, а Алексей взял себе одноместный «люкс» – ему, видному холостяку, не были чужды барские привычки. На шестой этаж поднимались в лифте, а выйдя, заметушились в коридоре возле номера Иры. Ира первой нашла выход из ситуации и сказала Алексею, искренне пожимая его руку: Спасибо, Алексей, вы мне здорово помогли и извините меня за минутную слабость, иногда с женщинами такое случается. Ну, я пойду, до свидания. Ничего, Ирина Васильевна, бывает и хуже, но реже, – подмигнул ей Алексей и уже перейдя на другую ноту, добавил. – Отсыпайтесь до вечера, а вечером можно подобрать программку по интересней, так что спокойного сна и до свидания. Ира ничего не сказала в ответ, а быстро открыла свой номер и нырнула в открытую дверь, как в спасительную монастырскую келью. Алексей тоже не стал ничего больше предпринимать и направился к своему номеру в конец коридора.

До чего же недружелюбно встретил Новороссийск жену украинского моряка. Столько было надежд и желаний, а всё рухнуло в одночасье. Ира уже представляла себе эту долгожданную встречу с мужем. Она уже чувствовала приближение какой-то развязки, этого затянувшегося Гордиевого узла. Но, увы! Не всегда наши сюрпризы приходятся нам в радость. «Осталось уповать на Господа нашего Всевышнего и ждать улучшения погоды или отоспаться и уехать домой, словно и не приезжала совсем».– так думала Ирина Залесская, оставшись в своём номере одна. Ей даже перекусить не хотелось, она только быстро приняла тёплый душ и залезла под чистую простыню, укрывшись с головой верблюжьим одеялом, спрятавшись на время от всего мира. Согревшись, она быстро уснула. Сны её в это время не тревожили, и она уснула, как говорят «мертвым сном». Дорога и бессонная ночь взяли своё с лихвой. Спала она долго, благо соседки по номеру, пока, не было, и её никто не побеспокоил. А выспавшись, она открыла глаза и долго приходила в себя, пытаясь понять: где она есть и что это за время такое? Так как время было вечернее и его легко можно было перепутать с утренним. Часы показывали семнадцать тридцать вечера. Потягиваясь и лениво просыпаясь, Ира всё вспомнила и ещё раз подумала: «Что же делать?» Благо вопрос разрешился произвольно и сам по себе. Пока она умывалась и чистила зубы, в дверь постучали. Накинув на себя мягкий атласный халат красного цвета, Ира открыла дверь. В проёме двери стоял Алексей. Он был свеж и бодр. Видно было, что он только побрился, запах приятной туалетной воды расстилался от него на несколько метров вокруг. Алексей был в легком спортивном костюме «Puma» тёмно-серого цвета и выглядел привлекательно. Расклинив руками коробку входной двери и немножко наклонясь в сторону Иры, он спросил у неё дружеским тоном: Как устроились? Вот спала до сих пор, лентяйка такая. Отсыпалась, – с иронией ответила Ирина, подчеркнув своё отношение к настоящему времени. Так, так, ну всё ясно с вами, – не находя никаких подходящих слов сказал Алексей, чтобы поддержать разговор. Проходите, – приветливо промолвила Ирина, приглашая незваного гостя. Извините за беспокойство, но я так, экспромтом заглянул. Думаю, женщина одна в незнакомом городе…, – пытался оправдать свой внезапный визит Алексей, подбирая нужные слова. – Дай вот, думаю, загляну, может советом, каким помогу. Вы уже ужинали? – не дослушав его оправданий, перебила Залесская. Нет, – коротко ответил Алексей, продолжая стоять в дверном проёме. И я вас ничем не могу угостить, по той простой причине, что не рассчитывала на проживание в гостинице. А это можно мигом поправить, – быстро нашёлся Алексей, делая встречное предложение. – Я приглашаю Вас отужинать вместе в ресторане гостиницы, это на первом этаже, спустились и всё, ни ехать, ни идти никуда не надо. Извините, Алёша, но я не готова идти в ресторан, – вежливо отказалась Залесская, пытаясь убедить в этом гостя. – Я, если можно так сказать, категорически не готова. Вы посмотрите на меня: ни причёски, помятая вся и одежда не готова. Ну, не прибедняйтесь, Ира. Вы прекрасно знаете, что чудесно выглядите, – щедро дарил комплименты Алексей. – Да и ресторанчик здесь самый заурядный и не требующий особых вечерних туалетов. Что, вы, Алёша, женщина всегда должна выглядеть достойно. Поймите меня правильно. Я, ведь, и в самом деле не готова к посещению подобных заведений. Тогда другое предложение. Мы сможет поужинать прямо в номере. Я делаю заказ и его доставят в номер. Как в американском кино? – попыталась пошутить Ира. Как в американском кино, – был короткий ответ Алексея. Хорошо, я согласна с вашим предложением, но мне однозначно надо привести себя в порядок, – утвердительно ответила Залесская. Всё ясно и понято. Тогда я вас покидаю на полчасика, надеюсь, вам этого времени будет достаточно? – воспрянув духом, произнёс Алексей и полный оптимизма, с нахлынувшим охотничьим азартом направился прямо в сторону ресторана.