скачать книгу бесплатно
– Буранчик, ты уже поел, не дождался меня? Хорошая собака…
– …не говори так. Это наш ребёнок, наша дочь, – уловила Ксюша тихий голос отца.
Подслушивать и подглядывать нехорошо, это каждому ребёнку известно. Она хотела отойти от двери, честное слово, хотела, но ноги будто приросли к полу.
– Нет, Филипп, свою дочь я похоронила.
Ксюша вжалась в стену и перестала дышать: как это – «похоронила»?
– Ты уверен, что она не опасна? Я боюсь за Илюшку… вдруг у Ксении случится приступ агрессии? – Голос мамы дрогнул, как будто она собиралась заплакать.
– За полгода не случилось, – принялся успокаивать отец. – Зародыши ксеноботов с нестандартным поведением выбраковываются. Мы не могли поступить иначе… я не мог. Милая, мы победили смерть, понимаешь? Бехтерев сказал: «Смерти нет, господа!» Я подтверждаю – смерти больше нет.
Они замолчали. Слышалось позвякивание посуды и бульканье наливаемого в чашку кипятка.
– Нет смерти… – задумчиво протянула мама. – Это искусственная жизнь, ты и сам знаешь. Я каждый день ухаживаю за её могилкой, просиживаю там часами.
– Не надо, родная. Ксюша видит, что ты переменилась, и не понимает… Подожди, я включу завесу, слух у неё очень чуткий.
Щелчок – и голоса стихли. Поскуливал на руках Буран, слизывал с лица солёные слёзы, чувствовал, что у маленькой хозяйки случилась большая беда.
«Думай, Ксения, думай! На то и голова нужна, а не только, чтобы панамку носить, – мысленно уговаривала себя Ксюша. – Как меня могли похоронить, если я жива? Сделали клона? Нет, папа что-то говорил про ксенобота…»
Ксено? Не может быть, ведь она помнит всё-всё, что было раньше… Можно проверить простым способом, чтобы убедиться наверняка.
Ксюша достала из ящика маленькие острые ножницы, долго смотрела на них, не решаясь сделать задуманное, закусила нижнюю губу, зажмурилась – и изо всех сил всадила раскрытые лезвия в руку.
Боль ослепила, оглушила, запульсировала в ране, перед глазами поплыли красные круги. Тяжело дыша, Ксюша смотрела на алую струйку, которая стекала на стол крупными каплями и пачкала бледную кожу.
Душа возликовала: не ксенобот! И тут же кровь начала сворачиваться, края ранки затягивались на глазах, оставив через минуту едва заметную красную царапину. Зажило даже быстрее, чем у ксено-кошки Люси, когда та повредила лапу обо что-то острое в саду.
– Ксения, иди завтракать!
Ксюша вытерла платком слёзы и остатки засохшей крови и спустилась в столовую, где её поджидал завтрак: варёное яйцо, тост и стакан сладкого клубничного компота. Отца уже не было, он покончил с едой и уехал в лабораторию.
– Мам, а почему мне не хочется есть? Я запихиваю еду через силу.
Мама насторожилась. Внешне это ничем не проявилось, лишь взгляд зеленоватых глаз стал внимательнее.
– Ты всегда была малоежкой… Если не хочешь – не завтракай, нагуляешь аппетит к обеду.
– А если не нагуляю?
– Ксения, что за странные вопросы? – изумилась мама.
– А почему ты меня ни разу не назвала Ксюшей или доченькой, как раньше? Почему не обнимешь, не скажешь, что любишь?
Вот теперь она испугалась по-настоящему. Взгляд застыл, рот приоткрылся, обнажив белые зубы, паника накатила волной. Каким-то новым чутьём Ксюша уловила этот страх.
– Что за ерунду ты говоришь? Конечно, я люблю тебя.
Мама приблизилась и привлекла Ксюшу к себе, но та не почувствовала ни тепла, ни любви.
– Ты слишком повзрослела, Ксения, как будто тебе не семь лет, а гораздо больше. Меня это пугает.
Повзрослела, правильно говорит. За последние несколько месяцев она вытянулась, точно кто-то за уши тащил. Всю одежду пришлось покупать новую: старая оказалась безнадёжно мала. Ксюша стала ловкой и выносливой, казалось, что её тело разучилось уставать; слух, обоняние и зрение обострились.
– Повзрослела? – спросила она.
– И поумнела.
И это правда. Ксюша легко запоминала любой текст, будь то стихи или проза, достаточно было пробежать страницу глазами. Потеряла интерес к детским книгам и принялась за энциклопедии и учебники. И однажды потрясла отца, начав разговор о фазах митоза и мейоза.
– Откуда ты это знаешь? – поразился тот.
– Из твоих видеоучебников.
– Удивительно! – откинулся на спинку кресла отец (он просматривал в кабинете газетные новости). – Удивительно, что тебя это заинтересовало. По моим стопам пойдёшь, биологом будешь.
Папа обрадовался и дал ещё видеокниг, а также бумажных – читай на здоровье! И вот оказалось, не всем по нутру такая любознательность.
Ксюша посмотрела на маму исподлобья:
– Разве взрослость – это плохо?
– Это не плохо, но я хочу, чтобы ты подольше оставалась ребёнком.
– Ты не бойся, мам, я не причиню вреда Илюше. Я скорее себя убью, чем ему наврежу… Можно мне с близнецами погулять?
Не дождавшись от ошеломлённой матери ответа, сунула в карман несъеденный тост и направилась к выходу.
***
Ночь выдалась лунной, что было не очень хорошо: Ксюшу могли заметить из окон; а с другой стороны – при яркой луне не нужен фонарь.
Ксюша прислушалась: тихо, все спят. Она на цыпочках прокралась мимо спальни родителей, из приоткрытых дверей которой доносился негромкий храп отца, спустилась по лестнице на первый этаж. За спиной послышался шорох и сопение, и у Ксюши от страха сердце с размаху влепилось в рёбра: помешали! Она обернулась и, к облегчению, увидела белеющее в темноте пятно, услышала цокот коготков по полу.
– Буран, место! – громким шёпотом приказала Ксюша и потянула щенка за ошейник, но тот упёрся всеми четырьмя лапами и жалобно заскулил.
Она махнула рукой:
– Ладно, идём, не то весь дом разбудишь.
В саду Ксюша нашарила под скульптурой припрятанную с вечера лопатку, посмотрела на белые розы, которые широким кольцом окружали фигуру белочки. Жалко… очень красивые цветы. Она постарается не повредить их.
Недовольные вмешательством розы царапали шипами Ксюшины руки, оставляли сочащиеся кровью полоски. Она не обращала внимания: боль была секундной, а царапины заживали, едва успев появиться. Наконец место было расчищено, лопатка всё больше углублялась в землю, пока не наткнулась на что-то металлическое, судя по скрежету. Вот оно!
Ксюша удвоила старание и вскоре вытащила из земли жестяной цилиндр с отвинчивающейся крышкой из-под сладких, тающих во рту шариков, продававшихся во всех продуктовых магазинах. Со своей находкой она подошла поближе к маленькому фонарю возле танцпола и открутила крышку цилиндра. Внутри оказался пепел.
Мама и папа похоронили прах в саду, потому что хотели скрыть её смерть. Похоронили, но не смирились… мать не смирилась. Ксюша вспомнила её дрожащие руки, ощупывающие обрезанные стебли роз, и слова: «Я не могу… Как же тяжело, это невыносимо…»
Она изгой, урод, мутант, от которого обычные люди, не ксено, бросятся прочь с криком ужаса. Будут смотреть брезгливо, как на жабу. Если мама её не полюбила, то чего можно ожидать от посторонних? От обиды сами собой потекли слёзы, и Ксюша, судорожно всхлипывая, присела на ступеньку танцпола.
– Эй, давай разомнёмся! – выскочила весёлая девица в обтягивающих брючках. – Повторяй за мной!
Ксюша подпрыгнула от испуга, одним скачком очутилась возле фигуры сидящего льва и спряталась за его широким телом. В спальне родителей включился свет, и высокий силуэт отца замаячил в окне.
– Кто там, Филипп? – послышался тихий мамин голос.
– Никого. Наверно, кошка зашла на танцпол. Я забыл выключить его на ночь.
Свет потух. Ксюша выждала минуту и вышла из укрытия. Опустила цилиндр с прахом в яму и закопала, стараясь привести клумбу в то же состояние, что было раньше.
В ванной комнате долго отмывала грязные руки и запылившееся лицо, прихватила зубную щётку и пасту. Вернулась в детскую и, действуя быстро, чтобы не передумать, сложила в рюкзак кое-какие вещи, вытряхнула туда копилку, достала из тайника банковскую карточку. Ещё надо взять немного еды: хоть она и ксенобот, но время от времени принимать пищу необходимо.
– Бураша!
Щенок с готовностью подбежал, виляя хвостом, и Ксюша пристегнула поводок к его широкому ошейнику. Нельзя им оставлять пса, вдруг маме придёт в голову вернуть его в питомник или лабораторию? В этом мире Буран тоже изгой. Вот парадокс: она отверженная, потому что ксено, а щенок – потому что настоящий пёс.
Оставалось сделать ещё одну важную вещь.
Ксюша тщательно прощупала левое плечо. Чуткие пальцы сразу обнаружили крохотный инородный предмет – это был чип для отслеживания передвижений. Она протёрла кожу найденным в аптечке антисептиком, взяла из коробочки скальпель.
Нелегко решиться рассечь руку, несколько раз Ксюша заносила нож и… опускала. Закусила губу и резким движением надрезала кожу. Быстро, чтобы рана не успела затянуться, ухватила чип пинцетом за краешек и закинула под кровать.
До свидания, папочка, до свидания, мама! До встречи, братик Илюшка. Она вернётся. Вернётся, когда вырастет и станет взрослой девушкой. Чтобы разговаривать на равных, чтобы объяснить: ксенобот – тоже человек. Тогда, может быть, мама смирится и хоть немного полюбит Ксюшу теперешнюю…
Уже светало, когда на воздушной дороге для пешеходов и велосипедистов, ведущей из города, появились двое: девочка с рюкзаком за плечами, одетая в джинсы и куртку, и белый хаски, семенящий рядом на поводке.
Воскрешение
Шестью месяцами ранее.
Касаткин услышал вой сирены, подхватил дочь на руки и побежал по газону к выходу – так быстрее, нельзя терять ни секунды!
– Держись, Ксюшка, только держись…
Во дворе мигал маячком автомобиль с поднятой задней дверью. Один из врачей перехватил Ксюшу и уложил в реанимационный кувез, второй – вспорол ножницами тонкую ткань купальника.
– Сколько времени прошло? – мельком глянул он на мокрого Филиппа.
– Не знаю точно, думаю от семи до десяти минут.
Кувез тихо загудел, прозрачная толстая крышка накрыла Ксюшу. Филиппу некстати пришло на ум сравнение с хрустальным гробом из русской сказки, он дёрнул головой, прогоняя назойливую мысль.
– Начинаем реанимацию!
На лицо Ксюши опустилась маска, массажёр толчками принялся сдавливать грудную клетку, инъектор впрыснул препарат.
– Дефибриллятор!
Электроды на гибких трубчатых ручках плотно легли на грудь. Разряд – тело выгнулось и бессильно упало. Ещё разряд.
Врач покосился на монитор и через силу (было видно, как тяжело дались ему эти слова) сказал:
– Мне очень жаль, девочка умерла… Мои соболезнования.
Филиппа затрясло. Он безумными глазами посмотрел на врача, на Лику, стоявшую рядом без кровинки в лице.
– Продолжайте же, чёрт возьми! Продолжайте! Она была жива!
Маска, массаж сердца, инъекция, разряд… Они, все четверо, не сводили глаз с монитора. Господи, хоть бы один зубец!
– Пациент с признаками биологической смерти. Реанимация нецелесообразна, – информировал равнодушный механический голос. – Включаю режим заморозки.
– Я не верю! – Филипп вцепился пальцами в волосы и глухо застонал, раскачиваясь взад-вперёд. Это кошмарный сон, надо сделать над собой усилие и проснуться, тогда снова будет всё хорошо.
Тишина давила, в ушах появился тихий звон, переплетающийся со старинной русской мелодией; медленно-медленно, через столетия, до его сознания дошли рыдания Лики и голос врача:
– Соболезную вашему горю, очень жаль, что мы не смогли помочь… Я сейчас пришлю психолога и вызову машину, чтобы увезли тело.
– Тело? – шевельнул сухими губами Филипп.
– В морг… так положено, – мягко ответили ему.
– Нет.
Он посмотрел на кувез, включивший криофункцию, и в эту секунду пришла на ум спасительная мысль. В голове прояснилось, и появился чёткий план.
– Не надо никого вызывать, в доме есть криокапсула. Дайте нам с женой время побыть с дочерью последний раз.
***
Филипп стоял на коленях возле большого контейнера, клубящегося холодным туманом, и выгребал из нутра горстями пробирки с маркировками, сваливал кучкой прямо на пол.
Лика, дрожа всем телом, следила за Филиппом со страхом, потом спросила:
– Что ты задумал?
– Заморозить, – коротко ответил он, осторожно переложил тело Ксюши в контейнер, закрыл и выдохнул: – Счастье, что я не отнёс его на работу, это судьба.
– Я не понимаю… есть же криокапсула.
Филипп крепко обнял жену за вздрагивающие плечи.
– Капсула слишком большая, она не поместится в машину… Я верну нашу дочь, я смогу.
– Как, Филипп? Ты сделаешь из неё ксено? – испуганно отстранилась Лика. – Не надо, прошу… Я не хочу, чтобы Ксюша была суррогатом, как… как эти животные…