Жупел революции

I

Солнце льётся,

Белый свет

Сжигает народ печальный.

На красную площадь идёт человек

С академическими речами.

"Громче, громче!", -

Крик в толпе.

Ветер и тот обессилил,

На сцену поднялся во фраке мужик,

Похожий лицом на мессию.

Красный камень

Стен Кремля.

Ближе и ближе к сцене

Подходит низенький курс рубля

И держит в руках укулеле.

"Ну же, ну же!", -

Слышен крик.

На сцену выскочил демон,

А тот, что стоял во фраке, мужик

Навзничь упал мгновенно.

Серый холст

Людского тела

Всё прибывал на площадь,

Становились плотнее людские ряды,

Скопилась огромная очередь.

Ветер, ветер

Вдруг возник.

Плакаты взлетели с билбордов,

Люди схватились за вóлос кусты,

Попав в красно-серый Мордор.

– Братцы, братцы,

Это Москва!

Вдруг все воспряли духом.

Вновь зазвенела людская толпа

Патриотическим звуком.

– Ближе, ближе, —

Опять из толпы, —

Мы тоже хотим поближе!

И демон со сцены спустился к ногам,

А позже взлетел на крышу.

Брусщатка трещала

Под обуви сыпью,

Плыла под ногами площадь.

Казалось, им этого будет мало.

Казалось, им нужно больше.

Солнце сохнет,

Серый свет

Всё больше народ печалит.

На красную площадь идёт человек

С академическими речами.

II

На красную пыль как будто

Внимания не обращая,

Идёт, не считая минуты,

Двадцатилетний, неплохо обутый,

Неплохо одетый, впрочем,

Не то, что эти, чернорабочие,

Парень светловолосый.

Внезапно он остановился,

Чихнул и пошёл вперед.

Одет он, однако, странно:

Рубаха на выпуск вроде.

Быть может, поёт сопрано

На самой высокой ноте.

В полоску синие брюки.

Быть может, он их от скуки

Купил и решил надеть?

Алеющей красной пылью

Ему заметало глаза.

Он вспомнил "Звезду Севильи",

Почесался, потом сказал:

– Сегодня погодка что надо, но…

Штаны велики немного,

В России с этим всё строго.

Он подтянул штаны.

– Пыль запретить по субботам!

III

Затем он двинулся дальше,

Штаны поправив и опередив

Всех на дороге фальши –

Пропагандистский аперитив.

– Что же ты встал, друг?

Встречай своего любимого главаря!

Сегодня поём вслух.

Замешкался кто-то у фонаря:

– Для чего мне ваши песни?

– Как зачем? Поют все вместе!

Не халтурь, а то налоги могут возрасти.

Серый, белый

Чёрный, красный!

Гей-Европа –

Враг опасный.

– Ты гей-парады видел? Хочешь у нас такие?

– Сплюнь! Если будет так же,

Вернём времена лихие!

Серый, белый,

Красный, черный!

Бей пиндосов

Обреченных!

– Нам бы церковь, да побольше.

Тут нельзя жалеть рублей!

– Скоро мне пришлют из Польши

Европейских сухарей.

Религиозный держите держите шаг!

Американский не дремлет враг!

IV

Завернув за угол мраморный

Кусочка старой Москвы,

Золотой тесьмой оправленный,

Навстречу шёл Патриарх Всея Руси.

Без охраны, в очках блестящих,

С золотым на груди крестом

Шёл правильный поп, настоящий,

Во весь рот распевая псалом.

– Здравствуй, сын мой,

Куда торопишься посредине дня?

Не вздумал ли ты

На власть божию посягнуть?

– Я не сын тебе, поп.

А если чего надо – говори в лоб!

Оступился поп на бордюре,

Чертыхаясь, блеснул перстом,

Упомнил Господа всуе

И сказал с удивленным лицом:

– Все мы дети Господа Бога

А безбожникам на небесах…

– Не мешай, я иду своей дорогой.

От тебя потемнело в глазах.

– Прям темно? Совсем не видно?

– Темнее темного, проще сказать

– Не скажу, что мне сильно обидно,

Но Бог всё видит – тебе не соврать.

– Знаешь, поп, ты дельный мужик,

Скажи, нужны нам церкви в Москве?

– Господь всё видит!

Не мал, не велик,

Но он среди нас.

А мы тут с тобой

Такие грешные.

А церкви в Москве?

Нужны, конечно!

V

Вновь идёт светловолосый

В полосатеньких штанах.

Двадцать лет единоросы

На высоких должностях.

Левой, правой! Левой, правой!

Не найдем на вас управы.

Мимо зданий безоконных

Пролетел парашютист,

А за ним ещё зеленый

Мужичок-катапультист.

– Эй, бойцы, куда летите?

Вас же целая гурьба!

Неужели западная

Пробудилась голытьба?

– Тут ты прав,

Пиндосс не дремлет!

Мы евонного отца

Отчебучим всей деревней

Да порежем слегонца!

Левой, правой! Левой, правой!

Мы найдем на них управу!

– Им осталось уж немного,

Мы заткнем остаток вши!

– Вам назад одна дорога –

Постреляйте от души!

Левой, правой! Левой, правой!

Там, в километре, площадь.

Гул доносился и звон,

Всем так намного проще

Вычислить сатирикон.

Ветер рубашку пылью

Прошил, как иглой, насквозь.

Кому бы такую идиллию

Еще лицезреть удалось?

VI

На подступи к Красной Площади

Люди подбрасывали фрукты и овощи.

Из под юбок доставали бюсты Ленина,

Хотели вернуть Правительство Временное.

Закидывали камнями портрет Дяди Сэма,

Но портрет не трескался – такая дилемма.

– Друзья, пропустите хоть кто-то,

Прошу вас, мне нужно пройти.

На людей напала дремота:

Кто-то рухнул на полпути.

Где-то бабка крестом дубовым

Колотила прохожих смуглых:

– Ух мы вас, черножопые черти!

Развели содомитов в Москве!

Изведём мы вас, уж поверьте!

Светловолосый, едва в сознании,

Острием головы разрезает толпу,

Будто нож в созревшем пармезане.

Припевая в холодном поту:

– Эх как белый, синий, красный –

Триколор для государства!

Нас они ведут к победе –

Голосуем за медведей!

Шаг ускоряя, летел сквозь ряды,

В толпе так не долго и до беды.

VII

Сзади рука. Блестящий топор.

Взмах рукой. Еще один.

Лежит. Но цел и невредим.

Опять оттуда. Свист и шум.

Одна паскуда. Двести дур.

Кричат все бабки. Воздух веет.

Летит булыжник всё быстрее.

Оторвав кусок мостовой,

В лицо прицелясь Дяде Сэму,

Взмахнул им дед над головой:

– Долой американскую систему!

Убил! Убил! А крови нет.

"Ах, вот она!", – воскликнул дед.

Долой! Долой! Лежит в грязи!

Но Дядя Сэм, как был, висит.

VIII

Взглянув на неровный камень,

Рассыпанный в блюдце площади,

Люди в толпе руками

Закрыли лица беспомощные.

Дядя Сэм с неприятной улыбкой

Увернулся по ветру от выстрела,

Но булыжник оказался прыткий:

Точно в темечко гордо выстрелил.

Смешавшись с кровавой струйкой,

Цвет волос уже был не ярок,

Но не нужен толпе он гулкой.

Был и нет, не бросать же ярмарок.

Светловолосый размозжён череп.

Был парень вымучен и прибит,

Но полосы на брюках все еще рдели,

Тускнея, словно полуночный вид.

IX

Солнце пало,

Желтый месяц

Косой рассекал туман.

Томление и ожидание речи

Расстроило злых горожан.

Вдруг на крыше

Демон взвыл,

Рассыпавшись черным мхом.

Рубль всхлипнул и, разбежавшись,

Разбился о серый бетон.

Свет фонарный,

Как песок,

Дюнами рассыпаясь,

Укрывал полуголую площадь огнём,

Льющимся между пальцев.

Толпа развернулась

И разошлась,

Осела и пыль алая.

Не осталось ни единой души,

Одно лишь тело кровавое.

Лёгкий ветер.

Тусклый свет.

Полночь. Куранты звучали.

Красная Площадь осталась навек

В академической печали.