скачать книгу бесплатно
Увы! «Мороз» получался не такого нежного оттенка, как у Овчинникова.
– Говорил же я, что слишком просто. Надул тебя Овчинников – сказал Пётр Яковлевич.
От греха подальше он решил отправить Прошку с караваном в Нижний – пусть за сундуками приглядывает[4 - Уральское железо и кустарные изделия отправлялись в Нижний Новгород по рекам на судах.].
Через месяц Овчинников привёз заказанные листы с «морозом». Нежно-зелёного цвета, с аквамариновым оттенком.
Лукаво улыбаясь, он спросил Петра Яковлевича:
– А где же ваш шпион?
– На ярмарке. Продашь мне свой секрет? Не поскуплюсь.
– Ни за что. Мне детей кормить надо.
Невьянск, Санкт-Петербург
Бесовское время
Среди изумрудных сосен и серебристых гор притаился старинный заводской посёлок. Когда-то жизнь здесь кипела: гудели домны, стучали молоты, скрипели телеги купцов, приезжавших на ярмарку. Это был мощный завод, краса и гордость демидовской металлургической империи. В XVIII веке сюда согнали мастеровых из разных мест и приставили к работе. Жестокость была неимоверная: за малейшие проступки наказывали розгами или сажали в подвалы высокой башни. Люди знали только адскую работу с раннего утра и до позднего вечера. Приказчики измывались над мастеровыми, мастеровые – над учениками. А управляющий с радостью писал длинные отчёты владельцам завода, и бумаги эти были до краёв наполнены подобострастием и лестью.
Но со временем жизнь взяла своё – действительность приняла более человеческий облик. Мастеровые начали приноравливаться, появились разные промыслы: одни люди расписывали подносы, другие делали берестяные туеса, третьи сколачивали сундуки. Особенно это распространилось после отмены крепостного права – каждому предоставили возможность заниматься тем, чем он хотел и мог. Некоторым удавалось сколотить огромные состояния и такие счастливцы целыми семьями выкупали себя на волю. Большинство записывалось в купцы или мещане.
Грянула революция.
Завод, и без этого переживавший плохие времена, совсем заглох. Ненавистных приказчиков перебили, богатых купцов раскулачили, церкви закрыли – настали новые времена. Однако нужды остались прежними и люди обратились к испытанному средству – кустарным промыслам.
Бойкие молодые люди с красными бантами и револьверами организовали сундучную артель – все понимали, что можно было выжить, только сбившись в кучу. Отобрали у бывших хозяев частных заведений все сундуки, доски, жесть и инструменты. Затем, порыскав по посёлку, нашли большое заброшенное помещение, привели его в порядок: подмели пол и повесили плакат «Слава труду!» После скромного торжества, закончившегося двумя драками, одни поехали по ближайшей округе за заказами, а другие начали собирать мастеров. Большинство легко поддалось на уговоры: надо кормить семьи. Других уговаривали, третьим угрожали. В итоге собралась вполне крепкая артель с председателем (бывшим беглым арестантом) во главе. Назвали её просто – «Красный сундучник».
И начались трудовые будни.
Мастера, воспитанные в частных «фабриках», знали своё дело. Посередине рабочего помещения быстро росла гора готовой продукции – сундуки, украшенные листами белого «мороза» и полосами с растительным орнаментом. Большие партии отправляли в разные концы России.
Чуть позднее завели рабочие книжки, на одном из собраний решили устроить кассу взаимопомощи, а потом выпросили разрешение в вышестоящих инстанциях на устройство дома отдыха для трудящихся. Дело пошло, все были довольны. Даже начали песни петь. Всё, казалось бы, шло прекрасно в этом «лучшем из миров», как писал один буржуазный философ.
А ближе к осени грянул гром – из областного центра пришла директива: срочно подготовить изделия для выставки достижений трудового народа. Руководители артели озадаченно почесали затылки: требовалось что-то необыкновенное, во вкусе рабочего класса, соответствующее его «мыслям и чаяниям». Думали долго и… ничего не придумали. В итоге приказали каждому члену артели думать самостоятельно. Если на следующее утро кто-нибудь явится без предложений, будет наказан рублём. Рабочие, погрустнев, разошлись по домам.
Долго в окошках заводских изб горел свет – кучи махорки были выкурены, многие литры чая были выпиты: все размышляли, чем удивить областное начальство. Было очень хорошо известно, что шутить оно не любит и в случае чего рублём не ограничится.
День начался бодро – с общего собрания.
Рабочие долго и шумно заполняли помещение, пока сквозь гул голосов не прогремел стальной призыв председателя к тишине. Начальник начал по списку вызывать членов артели. Каждый подходил к столу, стоявшему на возвышении, и громко озвучивал идеи к выставке. Одни предлагали изобрести новый вид изделий, другие – чеканить на сундуках профиль вождя революции, третьи – сделать огромный-преогромный сундук, в котором бы поместилось несколько человек. Многие смиренно признавались, что ничего не придумали.
Председатель мрачнел с каждой минутой. После предложения чеканить на сундуках символы Советской власти, он ударил кулаком по столу и прокричал:
– Не то! Всё не то! Товарищи, разве вы не понимаете, что все будут чеканить профиль Владимира Ильича и все будут изображать символы Советской власти?! Этим никого не удивишь! Есть ещё предложения?
Все молчали.
– На Колыму захотелось за невыполнение приказов начальства?! В области ведь не будут штрафовать – у них разговор короткий!
Все знали эту печальную истину и сокрушённо качали головами.
Неожиданно в помещение, хохоча, вошли два опоздавших рабочих. В руках у них было что-то тяжёлое. Когда мастера вынесли ношу на свет, все ахнули: это был большой сундук, сколоченный из …икон! С его лицевой стороны на присутствующих строго смотрел святой Николай, на одной из боковых святой Георгий убивал дракона, а на другой – какой-то упитанный мученик страдал у креста. Крышка была сделана из большой иконы Казанской Богоматери.
Председатель сказал с возвышения:
– Вот! Вот, это то что нужно! Выписать им премию! Покажем нашу антирелигиозную сущность… Религия на службе у народа!
Рабочие долго разглядывали этот удивительный предмет, кто-то восхищённо ахал, а кто и недоумевал. Потом все разошлись к верстакам и молоткам – план никто не отменял. Большинство было довольно тем, что проблема так легко разрешилась.
А на следующее утро сундук пропал.
Вместо него стоял другой – огромный, старинный, блестящий. На боковых стенках висели кованые ручки. Ножки были широкие, мастерски вырезанные кем-то из уральских кустарей. На «морозных» жестяных листах блестели изображения прихотливо извивающихся ветвей. Из замочной скважины выглядывал медный ключ.
На сундуке лежала записка.
Мгновенно собралась толпа. Пришли даже те, кто грузил готовые сундуки на телеги. Ошеломлённый председатель схватил листок и стал читать. Послышались голоса:
– Вслух! Вслух!
– Хорошо. «Товарищи – члены артели „Красный сундучник“! Вчера вечером я забрал ваш сундук, потому что из икон делать сундуки нельзя. Это противно всей человеческой правде. К тому же это иконы из нашей церкви. Я разберу сундук, а вам даю другой. Стоит он дороже. Вы сможете, коли будет желание, показать его на вашей выставке. Если повернуть ключ, то заиграет музыка и сразу станет весело. Ваше бесовское время когда-нибудь закончится. Церкви откроются, возобновятся службы и начнутся крестные ходы. Людям снова понадобятся иконы, дабы молиться Господу нашему Иисусу Христу и его святым. С пролетарским приветом, Акинфий Овчинников». Снизу виднелась приписка: «Желаю здравствовать».
В тишине кто-то сказал:
– Как там написано? «Бесовское время»?
Председатель зло прошептал бухгалтеру:
– Говорил, не надо было брать этого раскольника? А? Говорил? Что теперь делать?
Посовещавшись, решили следующее. О происшествии никому не говорить. Из раскулаченных домов и закрытых церквей набрать побольше икон. Сделать из них сундук. Около него поставить охрану. Отправить на выставку заранее.
…Говорят, артель тогда получила грамоту, а председатель – похвалу из области. Сундук попал в краеведческий музей и стал «средством антирелигиозной пропаганды». Около него всегда собирались большие группы школьников.
Невьянск
Обретение биографии
Удивительно, как много секретов таят в себе сундуки и шкатулки! Как много неясностей в их истории! Как много версий и как мало доказанных гипотез! Да чего греха таить: даже не все очаги сундучного производства известны, не все мастерские изучены! И какая же радость охватывает исследователя, когда удаётся заполнить хоть одну лакуну!
Внутренняя суть вещи определяет её «биографию». Как у людей. Вещь лукава и хитра – часто она предстаёт тем, чем не является на самом деле. Тоже – как у людей.
Однажды в одном из глухих уголков северо-запада России я встретил интересную шкатулку. Она была покрыта жестяными листами с «морозом» янтарного цвета. Металлические полосы, образующие клетку на поверхностях шкатулки, были украшены в технике гравировки незамысловатыми мотивами: ромбами, кругами, волнистыми линиями и т. д. Замочная пластина соответствовала уральским образцам – она была сделана в форме, напоминающей двуглавого орла. На боковых сторонах шкатулки прикреплялись фигурные ручки. В целом она была типичным произведением уральских сундучников второй половины XIX века. Её внешний вид отвечал моим представлениям о местных изделиях того времени. На дне шкатулки я обнаружил чернильные надписи, которые нередко встречались на произведениях, участвовавших в крупной петербургской выставке 1902 года.
Тем не менее, расплывчатыми сведениями и ограничивалась «биография» шкатулки. Более этого о ней ничего сказать было нельзя. Вещь оказалась «слепой» и «глухой», она робко пряталась в массе себе подобных. Не шкатулка, а сплошная загадка. К тому же её пропорции внушали какое-то тревожное чувство. Они упрямо выталкивали предмет из ряда прямых аналогий.
Выяснилось, что шкатулку двадцать лет никто не открывал. Тогда я решил её открыть! Пригласил местного жителя – мастера «золотые руки». Он, несколько минут осторожно «поколдовав» над замком, с торжествующим видом приподнял крышку. Я немедленно заглянул внутрь.
А там были отделения разной формы. Шкатулка явно предназначалась для транспортировки посуды: чашек, блюдец, тарелок, стаканов, ложек, ножей и вилок. Ещё одна загадка. И тут меня осенило: это не шкатулка, а совершенно другой тип изделия – погребец!
Теперь можно было смотреть каталог выставки 1902 года. Почему? Потому что шкатулок там было очень много, а погребцов – лишь несколько. Я лихорадочно перелистал страницы и нашёл описание одного из них: 9-вершковый (в сундучном промысле была такая система измерения), двенадцать отделений, обит листами с янтарным «морозом». Всё совпадало. Рядом с этим описанием указывалось, что погребец изготовлен в мастерской О. П. Лаптева, которая находилась в Нижнем Тагиле.
И «биография» предмета раскрылась передо мной, как старинный французский веер.
Погребец изготовили уральские мастера к выставке 1902 года, проходившей в Санкт-Петербурге. Сундучное заведение Осипа Поликарповича Лаптева, находившееся в посёлке Нижнетагильского завода (я мог даже сказать точный адрес!), было одним из самых известных на Среднем Урале. По каталогам выставок прослеживалась история этой «фабрики» вплоть до десятилетия. В музеях и частных собраниях сохранились многочисленные «родственники» погребца.
Таким образом, предмет получил исторический фон и, в конечном итоге, вновь обрёл биографию.
Санкт-Петербург
Чёрный сундук
Удивительно, как порою бывают просты причины различных явлений в истории искусства! К примеру, художник неожиданно изменяет манеру письма. Искусствоведы тут же предлагают десятки версий (одна другой изощрённее!), которые бы объяснили этот факт. Привлекаются знания из возрастной психологии, краеведения, истории, даже математики. Но в большинстве случаев всё оказывается до смешного просто.
Однажды осенью я оказался в маленькой деревне, затерянной среди лесов Кировской области. Помню, я весь день бродил по тёмным чащам, очень устал, и уже под вечер очутился на берегу речки, где стояли старые покосившиеся домики. Я знал, что деревня почти необитаема, в ней оставалось лишь несколько старух да сгорбленный старик, работавший сторожем на забытой фабрике. Впрочем, в июне из Кирова приезжали дачники. Начинались костры и пьяные песни. Редко обходилось без драк. Летнее безумие неизбежно заканчивалось и деревня вновь погружалась в летаргический сон.
Дом сторожа находился на краю деревни. Я постучал в окно и, не дождавшись ответа, пошёл к крыльцу. Навстречу медленно выходил высокий старик и вопросительно смотрел на меня.
– Отец, мне бы переночевать.
– Ты один?
– Точно так.
– Что ж… Проходи. Только угостить тебя нечем.
– И не надо, я сам Вас угощу. Мне только переночевать, а завтра утром я уйду.
В доме было пусто и неуютно. На деревянном столе горела свеча. Рядом лежала раскрытая книга. Вдоль стен стояли кривые лавки, на которых в беспорядке были сложены молотки, серп, овчинный полушубок, туес и множество других предметов.
– Не обессудь. В избе не прибрано, хозяйки нет – умерла моя старуха.
– Не беспокойтесь. Я сразу лягу – устал, как собака. Очень уж выматывают ваши болота.
Старик усмехнулся:
– Это точно. Я сам по молодости вдосталь по ним находился. Ложись на печь, там тепло.
Я разделся, с удовольствием вытянулся на печи и почти сразу заснул. И даже не слышал, как старик ещё некоторое время читал и как потом всё в избе затихло.
Утро было солнечным. В этих сумрачных краях солнце – редкий гость, поэтому я поспешил с завтраком, намереваясь как можно раньше выйти из дома. Предстоял долгий путь.
Старик проснулся раньше меня. Он сидел на лавке и молча смотрел в окно. На столе гордо высился блестящий самовар.
– Доброе утро!
– Оно сегодня действительно доброе, – ответил старик. – День будет хорошим. Так что советую выйти пораньше.
– Да, отец, я так и хотел.
Я вытащил из рюкзака термос, колбасу, помидоры и хлеб.
– Угощайтесь! Разделите со мной скромную трапезу. Очень Вам благодарен за гостеприимство.
– Вот спасибо. Какое уж там гостеприимство… Отчего не помочь хорошему человеку? За какими делами в наших краях?
– Никакого криминала, – решил пошутить я. – Собираю старинные вещи, записываю песни, легенды, сказки. Вы, кстати, не знаете никаких древних песен?
– Я-то? Нет. Вот хозяйка моя много знала. Ты зайди сейчас в другие дома в нашей деревне. Может, кто что-нибудь и вспомнит.
– Ясно. Спасибо.
– У меня есть старый сундук. Могу показать, если хочешь.
– Конечно, хочу.
– Поешь и сходим.
После завтрака старик вышел из избы, принёс ржавые ключи и тихо сказал:
– Пойдём.
Мы вышли в холодные сени, а оттуда через боковую дверь попали в чулан. Старик долго не мог открыть дверь – ключи плохо вставлялись в замок. На моё предложение помочь он довольно резко отказал. Когда дверь с трудом поддалась, старик отёр пол со лба и сказал:
– Во всём должен быть порядок.
– Да зачем Вам такой огромный замок? Вы храните сокровища? – сказал я, улыбаясь.
– Всякое может быть. Повсюду лихие люди. Бережёного Бог бережёт.
– Ну хорошо. Показывайте Ваш сундук («Вот ведь Плюшкин» – подумал я раздражённо).
Но показывать уже не надо было: я увидел у стены большой чёрный сундук. Он имел прямые стенки и покатую крышку. На боковых сторонах прикреплялись ржавые кованые ручки. Все стенки сундука, кроме задней, покрывала незамысловатая роспись: внутри крупных ромбов, состоящих из белых точек, располагались яркие «пылающие» розетки; края сундука отмечались красными и белыми полосами. Несмотря на простоту внешнего облика, сундук производил приятное впечатление.
– Это мамин сундук. Как себя помню, так он здесь и стоит. Раньше в нём моя хозяйка картошку хранила, теперь он пуст, – сказал старик.
– Странно. Обычно сундуки из ваших мест покрашены красной краской, а этот чёрный. Почему?
– О, это грустная история. Был у нас когда-то хороший мастер. Он сам сундуки делал, сам их расписывал, сам в Вятку на базар отвозил. Говорят, хороший был человек. Мне отец о нём рассказывал. Как-то раз он не сам повёз сундуки, а послал сына. А дело было зимой, морозы стояли лютые. В такие морозы волки совершенно звереют. Ну и почуяли они лошадь, напали всей стаей. Сын мастера погиб. И он тогда весь белый свет невзвидел. От злости раскрасил готовые сундуки не красной краской, а чёрной. Вот, мол, вам всем!.. А сундуки понравились. Говорят, очень благородно смотрелись, особенно в яркий солнечный день, как сегодня. С тех пор и повелось в нашей деревне делать чёрные сундуки. Но это было давно. Сейчас-то, понятно, уже никто не делает. Не старухам же нашим молотком и кистью махать? Но в сундуках хранят одежду да картошку. Иногда старые книги складывают. Ты зайди в другие дома, увидишь их много, стоят в чуланах, как у меня. Только осторожно спрашивай – народ у нас пугливый, далеко от города живём.
– Спасибо, отец. Очень интересно. Можно я запишу Вашу историю?
– Конечно, если тебе надо. Можешь и сундук сфотографировать. Только извини, я его тебе не отдам. Это – единственное, что у меня осталось от родителей.
