скачать книгу бесплатно
Муж главою в печали поник,
призадумался крепко. И смело
он затем её длинный язык
отсекает! Казалось бы, – баста.
Дело сделано, жертва молчит,
и жене об ужасном несчастье
мореход со слезой говорит:
«По дороге скончалась». Однако
дело приняло тот оборот,
при котором жена его как-то
разузнала, что тихо живёт
безъязыкая рядом, в сарае,
и ковры там сюжетные ткёт,
как Арахна[5 - Арахна – искусная ткачиха. Возгордилась своим мастерством и вызвала на состязание Афину – покровительницу этого ремесла. В наказание за гордыню превращена в паука.] иглою играя,
и отмщения верного ждёт.
Состраданьем к сестрице пылая,
мореходова смотрит жена
на сыночка. Взыграла родная
в ней кровинушка: «Будет сестра
отомщённой… Вина сюда! Ну же,
торопитесь Либера почтить!
Слугам к ночи готовить нам ужин!
Мясо будет, кинжал наточить
мне осталось…» И в царских палатах
так светло, ведь десятки огней
зажжены. Из супруговой хаты
удалила жена всех людей
(есть причина: особое яство
приготовила мужу она).
Тишина воцарилась, как в яслях
палестинских. Выходит, неся
золочёное блюдо, и следом
ей какая-то служка. Ножом
разрезают мясное. Отведал
мореход, похвалил. Но потом
поднимает накидку немая.
Царь кричит и хватает мечи.
– «Ну, отведал сыночка? Не мало?» —
вопрошает супруга в ночи.
– «Ах, вы фурии злобные! Стервы!» —
мореход разъярён. И на том
завершается thriller (наверно,
ясно всем, что за царским столом
началось). То ли парок уроки
молодцам здесь иль просто игра
положений? Свирепствовал рок и
наслаждался резнёй до утра[6 - Основа баллады – известный древнегреческий сюжет о двух сёстрах, Прокне и Филомеле.].
Санкт-Петербург
Корабль без мачты
Одиночества жили за стенкой,
отделённые ей друг от друга.
Не друзья и совсем не супруги —
одиночества в тёмных застенках.
Иногда её рубль алиментный
выручал, ведь сынишку с натугой
поднимала, как парус на струге
казаки после боя. Заметно
уставала от будней, работы,
от клиентов, от планов на лето,
от весны и от вечера, утра —
от всего. Но когда его боты
в коридоре встречала, светлела,
и, как водится, в зеркале мутном
поправляла причёску. Сосед же
увлечён был Давидом, Корреджо,
Рафаэлем, Веласкесом, Данте —
человек он был экстравагантный.
Вновь с надеждой ему «Добрый вечер…»
она тихо шептала, волнуясь,
и горячие мысли (про ужин
и про свечи, про винные струи)
пролетали, как белые птицы.
«О, привет! Очевидно, не спится?» —
он кричал (и раздумья про ужин
и про свечи, вино, даже плечи
в нём неслышно кружились, и «Ну же,
горемыка! Скажи: Я на встречу
о, мадам Вас теперь приглашаю!»
и – с оттенком иронии – «троны
и империи Вам предлагаю!»)
Но молчал – или хуже – всё снова
начинал говорить о поэтах,
о художниках, и: «Полвторого?!
Катастрофа! Сегодня на этом
и закончим. Ведь завтра назначен
у меня семинар. Ну, спокойной
(«Идиот я!») желаю Вам ночи!
Да сомкнутся прелестные очи
без проблем!» И он с миной покорной
уходил, как корабль без мачты.
Все вздыхали о том втихомолку.
Только нету о этого толку.
Санкт-Петербург
Дорогой Эвридики
В провалах сводов лёд застыл и стаей
кружатся мыши там, иней тает
и над рекой покоится туман.
Не слышно звуков речи, кроме лая,
что бьётся в подземелье, как таран.
В холодной мгле безмолвия две тени
бредут угрюмо, плечи и колени,
как мрамора каррарского кусок,
бледны, и яд болотного растенья
клубится чёрной тучею у ног.
Они молчали и свершали путь свой,
проклятия плутоновых напутствий
лишь изредка касались их ушей.
Тогда быстрей раскачивался в грустном
тумане серебристый кадуцей.
Чуть позже промелькнуло в отдаленьи,
как памяти последнее мгновенье,
сияние земное, и оно
замедлило скрипящее вращенье
и обернуло вспять веретено.
Две тени на открывшемся просторе:
горы вершина, чуть правее – море
клубком катило на берег волну;
триеры парус показался вскоре
и вновь исчез на дальнем берегу.
Бесплотность теней отдыха не терпит —
внизу леса, моря, долины, ветры
вдруг замелькали пёстро, и полёт
проглатывал земные километры
в утробу, словно Кроноса приплод[7 - Согласно древнегреческим мифам, верховное божество Кронос, в попытке избежать предсказания, что один из детей его свергнет, проглатывал их одного за другим. Этой участи избежал только Зевс. Предсказание сбылось.].
Вот побережье древнее Эллады,
рассыпаны, как бусины, Киклады,
Эвбея, Лемнос, Родос, рядом Крит,
где Минос с любознательным Дедалом
готовили герою Лабиринт.
Затем Беотия и старый город,
что богу виноделия был дорог.
Рассечен он воротами на семь
частей. Уже готовил близкий ворог
ему убийства родственную сень.
У царского двора, от крови ала
засохшей, башни града отражала
владыки колесница. Иногда
по стенам и пилястрам проползала
шепча, прозрачных призраков чреда.
В опочивальне страхом и тревогой
терзаем, царь беседовал со строгой
супругой о нашествии врага —
аргосского Адраста и подмога
его была союзная сильна.
Одна из теней словно бы проснулась,
от кадуцея в страхе отшатнулась
и прошептала: «В дом своих детей
я не войду». И далее, волнуясь:
– «Вернемся в преисподнюю. Скорей».
– «Как смеешь ты перечить воле Зевса?
От гордости не помнишь свое место?
Царя бессмертных ты не чтишь, глупец?»
– «Устал я от жестоких и бесчестных
потомков. Так вернёмся же, наконец…»
– «Один найдёшь дорогу до Тартара.
Иди, и приготовься к божьей каре,
старик несчастный. Вряд ли заросла
от тех шагов безмолствующей пары
витая Эвридикина тропа».
Санкт-Петербург
Оборотная сторона гигантизма
В тот край вступив, который
ещё не ведал смертного следов,
где солнца нет, а горы —
лишь способ искупления грехов
гордыни каменной, не думай
вернуться с человеческой душой.
Отныне ты всем людям —
чужой.
На голос нежный звери выходили
из леса; птицы, пролетавшие за мили,
садились рядом на деревья и
следили за движеньями руки
певца.
…Плывёт в волнах фракийских
не далеко – не близко
глава.
