скачать книгу бесплатно
Но еще сегодня героический валлонский город был осквернен пятой неприятеля. Уцелевшие остатки 14-й германской бригады, предводительствуемые генералом Людендорфом, пробрались между фортами и проникли в город. Они заняли здание провинциального управления и ратушу. Взяли заложников, в том числе епископа, бургомистра и сенаторов, и посадили их в цитадель, которой они тоже овладели. От военного губернатора города генерала Соммера потребовали капитуляции. Он отказался, а 3-й дивизии, несшей гарнизонную службу в городе, он отдал приказ присоединиться к бельгийской армии и вместе с ней бороться за рекой Джетт, обороняя страну и защищая честь знамени. А для того чтобы дать возможность своей родине и Франции закончить концентрацию своих войск, он отдал директиву фортам держаться до конца, а сам удалился в форт Лонсен, чтобы оттуда контролировать и подбадривать одиннадцать прочих укреплений города, занятого неприятелем.
Нам в Париже неизвестны все эти детали. Гром сражений в Бельгии доходит до нас неясно и неопределенно. Поступающая к нам военная информация носит путаный и противоречивый характер. Совет министров поручает Филиппу Бертело, вице-директору одного из департаментов министерства иностранных дел, отправиться в Брюссель и Лувен повидаться с начальником бельгийского генерального штаба, испросить аудиенцию у короля Альберта и привезти нам точные сведения.
Известия из более отдаленных стран еще менее ясны, а эта неизвестность усугубляет нашу тревогу. Впрочем, мы знаем, что Сазонов выступил с новыми дипломатическими комбинациями. Он находит, что мы должны предложить Румынии, помимо гарантии неприкосновенности ее территории, большую часть Трансильвании и Буковины, а болгарскому королю Фердинанду обещать несколько округов в Македонии
*. Я продолжаю оставаться при своем мнении, что эти восточные сделки и дележ шкуры неубитого медведя носят несколько авантюристский и ребяческий характер.
Перед нами еще не открываются столь широкие горизонты. Хотя Австро-Венгрия вчера вечером объявила войну России, граф Сегени продолжает спокойно оставаться в своем изящном отеле на улице Варенн. Он сказал своему дантисту-иностранцу, который передал его слова доктору Видалю: «Нас выручит коммуна». Но коммуна бывает только результатом разочарования и поражения. Мы еще не в таком положении, дражайший посол!
Мы даже одержали сегодня победу, 7-й корпус (он принадлежит к 1-й армии, находящейся под командованием генерала Дюбайля, штаб-квартира этой армии находится в Эпинале) вступил в Верхний Эльзас через Бельфорский проход, который после 1871 г. ведет к нашим потерянным провинциям. Небольшой город Альткирх, бывшая столица Зундгау, красивый уголок, подаренный некогда Людовиком XIV кардиналу Мазарини, был взят нашим 44-м пехотным полком в славном штыковом бою. Наши победоносные войска заняли возвышенность, на которой построена церковь и откуда открывается вид на мирную равнину Эльзаса, окаймленную голубыми очертаниями гор. Население приветствовало французские войска радостными возгласами. Символический жест – жители и наши пехотинцы вырыли и повалили пограничные столбы. В то же время наша 41-я дивизия проникла через ущелье Одерен в идиллическую долину Туры и прошла вниз по долине до Танна, разбив несколько заслонов неприятельских войск. Здесь перед нами еще не общее наступление 1-й армии. Но, не дожидаясь окончания концентрации наших войск, то есть 14 августа, генерал Дюбайль получил от главнокомандующего приказ использовать в Верхнем Эльзасе один из служащих для прикрытия корпусов своей армии, а именно 7-й корпус, для немедленных операций, по-видимому, скорее морального и даже сантиментального, нежели военного характера. Объектом этих операций является в первую очередь участок Танн – Мюльгаузен. Отсюда должна быть сделана попытка дойти до Рейна, сломать здесь мосты и двинуться затем в направлении Кольмара. Французы в Эльзасе! Через сорок четыре года после того, как совершился один из величайших грабежей, которые знает история! Итак, Гамбетта был прав, рассчитывая на имманентную справедливость?..
Ввиду начала военных действий офицеры при Елисейском дворце, которые все находятся на действительной службе, должны отправиться на свои места – в армию и на флот. С тяжелым сердцем я прощаюсь с ними и напутствую их своими пожеланиями. Я заменю их на время войны офицерами в отставке. На место преданного генерала Бодмулена военный министр назначил поседевшего на службе в кавалерии генерала Дюпаржа за его блестящие заслуги. Среди старых офицеров, которые будут под его начальством, я найду старых друзей и счастлив буду иметь их подле себя в тяжелую минуту. Мой гражданский секретарь Адольф Пишон и начальник моей личной канцелярии Марсель Гра тоже уезжают на фронт. Вокруг меня останутся только люди, убеленные сединами. Один из самых дорогих мне коллег по адвокатуре, Феликс Декори, который по своему возрасту уже не подлежит мобилизации, предложил мне свои услуги вместо уходящего Пишона. Я с благодарностью принимаю его предложение. Его сотрудничество тоже будет для меня ценным в дни испытаний и тревоги.
Сегодня в Сорбонне под председательством декана литературоведческого факультета и члена Академии Аппеля собрались лица различного происхождения и весьма различных взглядов: Эрнест Лависс, Ганото, Морис Баррес, мадемуазель Дерулед, монсеньер Оделен как представитель парижского архиепископа, секретарь социалистической партии Дюбрайль, секретарь Всеобщей конфедерации труда Жуо, Морис Пюжо из Action francaise, судьи, чиновники, промышленники, артисты, писатели, – все они воодушевлены одной верой, все они во власти одной мысли – способствовать властям в обширной программе помощи жертвам войны. Подавая, подобно армии, пример священного единения
, эти патриоты тут же создали большой комитет национальной помощи, он будет стимулировать частную благотворительность, и голос его будет услышан повсюду.
Суббота, 8 августа 1914 г.
Согласно телеграммам нашего посла, в Берне непрерывно продолжаются переброски австрийских войск к французской границе и особенно в Эльзас. Думерг просит графа Сегени пожаловать на набережную Д’Орсе. Думерг ставит ему на вид, что эти транспорты не вяжутся с уверениями, данными графом Берхтольдом. Он спрашивает его, не изменились ли диспозиции австрийского правительства. «Не думаю, – отвечает в замешательстве граф Сегени, – я наведу справки». Думерг телеграфирует Полю Камбону, что считает невозможным позволять Австрии проводить, таким образом, в полной безопасности свои подготовительные операции и посылать свои войска против нас, убаюкивая нас благожелательными уверениями. Он просит нашего посла в Лондоне держать британский кабинет в курсе этого странного поведения. Быть может, расчет Австрии заключается в том, чтобы заставить Италию выступить на ее стороне. Медля с объявлением войны России, как это было вначале, откладывая и по сей день свое решение относительно нас, Австрия, несомненно, надеется, что заставит нас самих взять на себя инициативу объявления ей войны. Центральные державы могли бы тогда найти в этом предлог для утверждения, что в силу Тройственного союза Италия должна прийти на помощь державе, подвергшейся нападению. Из противоположных соображений мы до сих пор не желали порвать с Веной, хотя двуединая монархия объявила теперь войну России и согласно нашей имеющей тридцатилетнюю давность конвенции с этой последней мы обязаны помогать ей против обоих ее врагов. Итак, положение становится все более ненормальным. Австрия может посылать свои войска и свою артиллерию куда пожелает, она может объединять свою армию с германской, может по соглашению со своей союзницей парализовать операции русских, а мы остаемся спокойными наблюдателями этого. Граф Сегени остается в Париже, и общественное мнение начинает удивляться такому положению вещей, которое не является ни миром ни войной.
Известия из Льежа сегодня очень тревожны
*. Филипп Бертело прибыл сегодня утром в Брюссель
*; по дороге его то и дело останавливали мелкие французские посты и особенно часовые бельгийской гражданской гвардии, расставленные на больших дорогах через каждые сто метров. Вот информация, полученная им. Три германских корпуса все еще перед Льежем, он окружен на три четверти, город занят неприятелем, но форты остаются в целости и готовы отразить атаки неприятеля. Восемьдесят тысяч бельгийских солдат стоят под Брюсселем, они защищают столицу и готовятся отразить здесь неприятельское наступление.
Бертело говорил с главой бельгийского правительства де Броквиллем, являющимся также военным министром. Броквилль сказал ему о своем твердом намерении защищать до последней капли крови форты Льежа, не менее упорно защищать линии Мааса, призвать всех способных носить оружие, бороться до последнего издыхания. Затем Бертело отправился в Лувен. Он был принят королем Альбертом в небольшом замке в окрестностях города. Бертело объяснил королю, что Франция сделала и будет продолжать делать для помощи Бельгии все, что возможно без ущерба для концентрации своих войск. С большим благородством и простотой король ответил, что он никогда не сомневался во Франции, он боялся лишь, что мы слишком горячо ринемся в бой, прежде чем соберем налицо все свои силы. Король сказал, что у генерала Ломана имеется его письмо, предписывающее ему сопротивляться до последней капли крови. Бертело прибавляет
*: «В заключение король заявил, что Бельгия борется за свое существование, что она будет бороться с Германией, пока у нее останется хотя бы один солдат, и что в случае нужды он сам возьмется за винтовку. Я просил у него разрешения передать эти последние слова полностью президенту республики, будучи уверенным, что они придутся по душе его пламенному патриотизму».
Мессими в восторге от сопротивления бельгийцев, которое дает нам возможность закончить в Мобеже работы большой важности. Губернатор несколько раз требовал кредитов, мы не могли дать ему их. Вполне естественно, наш генеральный штаб отдавал первенство нашей обороне на востоке. Но в настоящий момент север, пожалуй, подвергается наибольшей опасности. Генерал По, посланный министром осмотреть ход работ в крепости, нашел, что она недостаточно защищена, и приказал вести работы в самом спешном порядке. Понадобится дней пятнадцать, чтобы привести все в должный вид. Дадут ли нам немцы эту передышку?
Чтобы сделать попытку диверсии против широкого продвижения немцев к Фландрии, а быть может, также для того, чтобы усилить нашу стратегию психологическим моментом, наш главнокомандующий, ставка которого все еще находится в Витри-ле-Франсуа, отдал приказ занять в Вогезах проходы Биссанг, Шлухт, Бонхомм, Сент-Мари и Саалс. Он даже двинул наши войска из Альткирха и Танна прямо на Мюльгаузен. В 15 часов мы без боя вступили в этот большой и дорогой нам город, который добровольно сдался Франции в 1798 г. Император Вильгельм так хорошо знает чувства жителей этого города, что со времени своего вступления на престол ни разу не появлялся здесь. Наши полки продефилировали здесь с музыкой, окруженные ликующим населением. Мессими по телеграфу поздравил генерала Жоффра. Сам Жоффр обратился с прокламацией к Эльзасу.
Как не ликовать, получив эти телеграммы! Однако это добровольное отступление немцев остается несколько подозрительным, и информация, поступающая к нам в Париж, находится в противоречии с оптимизмом нашего генерального штаба. Так, например, наш специальный комиссар в Понтарлье сигнализирует нам о движении баденских войск в окрестностях Кольмара. Эти движения вызывают беспокойство. Не следует ли ожидать в ближайшем времени контратак неприятеля?
Нашу радость омрачают также другие заботы. В Средиземном море «Гебен» и «Бреслау» продолжают свои загадочные рейды. Обстреляв наше алжирское побережье, они ушли за углем в Мессину, а вчера прошли мимо мыса Матапан по направлению на восток.
Британское адмиралтейство сообщает нам
*, что его эскадра в Средиземном море не в состоянии собственными силами запереть вход в Адриатическое море. Следовательно, объявить сейчас войну Австрии – значило бы побудить последнюю атаковать английскую эскадру, которая вынуждена была бы отступить. Адмиралтейство дополняет, что, как только французская эскадра в состоянии будет оказать ему поддержку, отпадет всякое возражение против разрыва с Веной. Как уверяет меня Оганьер, перевозка наших войск уже сегодня настолько продвинулась вперед, что наши корабли могут без промедления оперировать вместе с флотом нашей союзницы. Условие, поставленное Англией, выполнено. Итак, мы сможем освободиться от того ложного и временного положения, в которое нас ставят маневры Австрии.
Плохие вести из Софии
*. Россия запросила короля Фердинанда о намерениях Болгарии. Она сделала это довольно неуклюже, выступив не только с обещаниями, но также с угрозами. Разумеется, король не принял на себя никаких обязательств. Он сослался на свое правительство, с которым он, однако, обычно мало считается. В свою очередь, председатель совета министров сослался на короля. Фердинанд и его соратники остаются верны себе. Их двуличие, несомненно, сулит нам сюрпризы.
В остальном телеграммы из России, к счастью, более утешительны. Николай II открыл сегодня в Санкт-Петербурге чрезвычайную сессию Думы
*. Правительство возвестило о своей решимости продолжать войну до победного конца. Во вторник император отправляется в Москву
*. Он пригласил послов Франции и Англии сопровождать его в религиозную и политическую столицу России и присутствовать вместе с ним на торжествах в Кремле.
Из Лондона тоже ободряющие вести. Поль Камбон уведомляет нас
*, что во Францию будут посланы не четыре, а пять дивизий – это почти решенное дело. Сегодня утром лорд Китченер проявил гораздо большую склонность, чем вчера, следовать мнению британского генерального штаба, который настаивает на отправке во Францию всех уже сформированных и должных быть сформированными частей.
Вечером Жорж Клемансо прислал мне собственноручную записку без обращения: «Сегодня в 6 часов вечера меня посетил в редакции газеты
* граф Сабини в сопровождении итальянского военного атташе. Он прочитал мне депешу своего правительства, из которой он заключает о предстоящем немедленном выступлении Италии против Австрии. Оба они очень воодушевлены событиями в Льеже и всей совокупностью фактов, благоприятных для нас. Это депеша, вероятно, Думерга. Любопытно знать, было ли изменено заключение. Я не верю в это. Эти господа спрашивали меня, правда ли, что англичане и французы намерены бросить несколько сотен тысяч человек на Паиюр. Я ответил, что об этом ничего не знаю и что если бы и знал, то не сказал бы. Они спросили меня также, наверстали ли мы запоздание нашей мобилизации. Я ответил: большей частью. Далее, они подчеркнули, что им важно определенно знать, что я с полным доверием смотрю в будущее. Я дал им на этот счет все требуемые заверения. Интересно, что то самое лицо, которое вчера заявляло, что Италия в настоящий момент не может выступить, сегодня является ко мне с совершенно противоположными утверждениями. Это легко объяснимо. Ж. Клемансо. P. S. Я умышленно несколько раз повторял им, что Англия принимается за дело с таким пылом, который превзошел наши ожидания».
Я немедленно показал эту записку Думергу и просил его навести справки в Риме, так как не знаю, в какой мере Сабини и военный атташе могут оказать влияние на итальянское правительство. Титтони, когда нам была объявлена война, находился в морском круизе и еще не вернулся в Париж. Что касается Клемансо, непоколебимый оптимизм, который внушает ему его пламенная любовь к Франции, представляет счастливый контраст с его последними сугубо пессимистическими замечаниями, которые он представил в июле сенату. Быть может, истина находится посередине.
День прошел, не пролив для нас ни малейшего света на движения немцев в целом. В общей директиве № 1 от 8 августа генерал Жоффр все еще исходил из предположения, что нам придется сосредоточить свои усилия главным образом на Восточном фронте, он все еще считал эту гипотезу правдоподобной. 1-я армия, опирающаяся на Вогезы и прикрываемая на правом фланге 7-м корпусом, должна начать наступление, точно так же 2-я армия, расположенная непосредственно у ее левого фланга, в районе Нанси. Обе они должны одновременно атаковать правое крыло немцев. Предполагалось, что оно состоит только из шести корпусов, тогда как мы в состоянии были противопоставить ему восемь корпусов. Наши 4-я и 5-я армии, расположенные напротив немецкого центра, который мы считали самой важной частью неприятельской армии, должны перейти Маас с целью атаковать неприятеля в направлении бельгийской границы или же отбросить немцев за реку, если им случайно удастся переправиться через нее. Наша 3-я армия расположена на холмах, которые господствуют, с одной стороны, над правым берегом Мааса, с другой стороны – над глинистой равниной Воэвры. Эта армия должна поддержать операции 4-й армии, а именно либо двинуться вместе с ней на север, либо же произвести на ее правом фланге контратаку против войск, которые попытаются прорваться из укрепленного лагеря в Метце на запад. В настоящий момент генералиссимус еще не очень озабочен возможными операциями немцев на севере. Тем не менее он принимает меры для того, чтобы один из наших кавалерийских корпусов послужил прикрытием для концентрации британской армии и для размещения ее на боевых позициях. Кроме того, он предусматривает следующее: 4-я группа, состоящая из дивизий запаса, должна построить в окрестностях Вервена укрепленную позицию с целью обеспечить наше выступление на север или на восток. Однако в ставке главнокомандующего не ожидают, что немцы сделают попытку обойти на западе нашу 5-ю армию, а именно армию генерала Ланрезака, и окружить наше левое крыло.
Воскресенье, 9 августа 1914 г.
Сведения, посланные нами из Бельгии Бертело и подтвержденные им по своем возвращении, внушили правительству республики чувство такой глубокой благодарности к королю Альберту, что мы решили вручить ему военную медаль. Я поручил генералу Дюпаржу отвезти доблестному монарху этот знак отличия вместе со следующими строками: «Дорогой и великий друг, от души благодарю Ваше величество за сердечные уверения, переданные мне через Бертело. Франция восторгается героизмом бельгийской армии и благородным примером Вашего величества. Правительство республики будет счастливо, если Ваше величество соблаговолит принять из рук моего посланца военную медаль Франции, – это у нас самое высшее отличие за воинские подвиги, его с одинаковой гордостью носят наши генералы, офицеры и солдаты, отличившиеся на поле брани».
Наш генеральный консул в Антверпене Франсуа Крозье, брат нашего бывшего посла в Вене, посылает нам следующую информацию, почерпнутую, по его словам, из надежных источников: «Немцы ставят впереди своих колонн бельгийских военнопленных, которых, впрочем, немного, подвергая их, таким образом, огню соотечественников. Здесь настаивают на этом известии, которое вполне достоверно, и будут нам благодарны, если мы предадим его самой широкой огласке»
*.
В свою очередь, Клобуковский телеграфирует
*, что немцы-военнопленные проявляют большой упадок духа. Все они рассказывают, что начальство уверяло их, будто их встретят в Бельгии с распростертыми объятиями. Однако с нашей стороны было бы весьма неразумным обольщаться слишком благоприятными рассказами и недооценивать военной силы неприятеля. Что касается Жоффра, то он ее знает и желал бы, чтобы Германии не удалось опередить нас. Он прислал мне с одним из своих офицеров следующее письмо: «Витри-ле-Франсуа, 5 августа 1914 г. Господин президент, меня предупредили, что первым днем мобилизации английских войск, которые должны быть использованы на континенте, является только 9 августа. Таким образом, момент, когда эти войска смогут двинуться вперед, отодвигается до 26 августа. А между тем мы не можем ожидать этого дня для встречи с неприятелем, мы рискуем потерять, таким образом, все преимущества, которые может дать нам заблаговременное выступление. Поэтому я решился не выжидать для нашего выступления прихода английских войск. Тем не менее дальнейшая помощь этих войск будет иметь важное значение при дальнейшем развертывании операций при условии, что она не придет слишком поздно. Быть может, английский генеральный штаб мог бы принять подготовительные первоначальные меры. Я считаю, что следовало бы обратить внимание английского правительства на серьезное неудобство, которое возникнет в результате большого запоздания английских войск. Что касается бельгийских войск, я счастлив констатировать энтузиазм, который они проявили при защите Льежа. Наша кавалерия благодаря активности генерала Сорде вовремя оказала им если не материальную, то во всяком случае моральную поддержку. Я желал бы, чтобы это было сказано бельгийскому правительству и чтобы его заверили, что та поддержка не будет единственной. За это мы просили бы его продолжать действия, столь блестяще начатые на севере с левого крыла наших армий. Жоффр».
Вивиани, Думерг и Мессими, которым я сообщил про это письмо, – они, впрочем, находят, что оно должно было бы быть адресовано военному министру, а не мне, – сделают попытку оказать давление на британский генеральный штаб. Думерг телеграфирует в Лондон. В свою очередь, я по соглашению с министрами посылаю с полковником Алдебером, состоявшим прежде при Елисейском дворце, бельгийскому королю письмо следующего содержания: «Дорогой и великий друг, генерал Жоффр пишет мне, что он с восхищением констатировал, какой энтузиазм бельгийские войска проявили уже в ходе кампании… (Здесь я повторяю последнюю фразу из письма главнокомандующего и продолжаю.) Ваше величество уже наперед ответили на надежду, выраженную мне генералом Жоффром, так как высказали Бертело свое намерение продолжать войну, пока Бельгия не будет совершенно освобождена. С полным пониманием требований войны Ваше величество высказались перед г. Бертело в том смысле, что французская армия должна выждать полной концентрации своих сил, прежде чем перейти в наступление. Но, несомненно, уже близок день, когда наши войска смогут начать свое продвижение вперед. Ваше величество, конечно, солидарны со мной во мнении, что для обеих армий полезно будет иметь в этот момент возможность согласовать свои операции. Чтобы обеспечить связь между
английским корпусом и нашими армиями, было по общему соглашению решено, что английские офицеры будут прикомандированы к французскому генеральному штабу, а французские – к английскому. Правительство республики желало бы, чтобы Ваше величество согласились предпринять на время кампании в Бельгии аналогичную комбинацию. Я был бы весьма счастлив предоставить в распоряжение Вашего величества трех офицеров, которые будут находиться под Вашим началом и которым Вы сможете дать необходимые указания. Со своей стороны генерал Жоффр очень охотно примет в свой генеральный штаб двух или трех бельгийских офицеров, по усмотрению Вашего величества. Таким образом, будет полностью обеспечено согласование оперативных планов, которые должны быть проводимы совместно обеими братскими армиями, и в то же время будет полностью сохранена свобода каждого из обоих командований. Прошу Ваше величество усмотреть в моем обращения лишь новое доказательство глубокого желания французского правительства увидеть вскорости бельгийские армии на пути к победе бок о бок с нашими армиями. Примите, дорогой и великий друг, уверение в моей преданности».
Но вот уже не одна только Бельгия подверглась нашествию неприятеля, оно произошло также в ряде мест на востоке Франции. Префект департамента Мерты и Мозеля телеграфирует министру внутренних дел: «Я не имею известий из Брие, всякое сообщение с этой супрефектурой прервано, ее почтовое отделение эвакуировано 4-го числа сего месяца… 5 августа немецкая пехота перешла границу у Гомкура, что находится на расстоянии менее пяти километров от Брие. 6-го немцы продвинулись вперед со стороны Конфлана, где они, вероятно, находятся в настоящий момент. Считаю, что это движение неприятеля свидетельствует о занятии Брие немцами». Правительство верно полагает, что префект обязан был во что бы то ни стало добыть более полные и скорые сведения и что необходимо сместить его. Оккупация немцами Брие была бы настоящей катастрофой, так как отдала бы в их руки бесценные рудные и угольные богатства, способные принести неоценимую пользу той из воюющих сторон, которая владеет ими. Согласно общему приказу главнокомандующего, мы должны были снова занять те десять километров пограничной зоны, на которые мы отошли перед объявлением войны
. Каким же образом они могли быть снова потеряны, причем мы даже не были извещены об этом?
Префект департамента Мааса Обер тоже телеграфирует, что у него уже нет телефонной и телеграфной связи с Булиньи, Манжьеном, Билли и Спенкуром, что жандармерия в Лонгийоне должна была отойти в Марвилль и что французская пехота имела стычку с немецкой кавалерией по эту сторону границы на железнодорожной ветви Спенкур – Монмеди.
Главная квартира дополняет эти печальные сведения. Неприятель бросил свои части через Отен на Спенкур, который объят пламенем. Вчера вечером одна немецкая кавалерийская дивизия встретилась с батальоном наших стрелков из Стен, который был выдвинут вперед, а теперь вынужден был отступить к Марвиллю. Мой бедный и дорогой департамент Мааса, ты снова стал добычей неприятельских армий!..
В Эльзасе мы через горный проход вступили в Сент-Мари-о-Мин, но на юге наши войска тщетно пытались продвинуться вперед из Мюльгаузена: они натолкнулись на чрезвычайно сильные укрепления в Гардтском лесу.
К нам продолжают поступать сведения о транспортах австро-венгерских войск по направлению к Франции
*. Наш представитель в Голландии Марселен Пелле подтверждает оттуда информацию нашего представителя в Берне
*. Но еще сегодня утром граф Берхтольд повторил в категорической форме Дюмену, что австро-венгерское правительство не отправляло войск на французскую границу
*.
Думерг находит этот ответ двусмысленным и просил Дюмона задать графу Берхтольду вопрос, не была ли ни одна австро-венгерская дивизия отправлена на запад, за пределы Австрии?
В Санкт-Петербурге по-прежнему перепроизводство идей и проектов. На сей раз Сазонов желал бы, чтобы маркизу Сан-Джулиано было дано торжественное обещание военной помощи. Поль Камбон не советует предпринимать этот официальный шаг. Думерг тоже считает, что достаточно предложить Барреру прямо поговорить об этом вопросе частным образом с итальянским министром. В самом деле, Думерг имеет все основания быть осторожным. Ему известна «из секретного и надежного источника» одна искусная combina-zione, придуманная в Риме. Она заключается в том, чтобы просить Англию выступить вместе с Италией посредницей между обеими группами великих держав для того, чтобы ни одна из них не могла получить чрезвычайного перевеса над другой. Думерг поставил Поля Камбона в известность об этой замечательной концепции.
Даже Клемансо, который так горячо желает вступления Италии в войну, опасался, что какая-то конспирация может помешать его усилиям. Сегодня он пришел ко мне и с былой теплотой снова поведал мне свои надежды, он не был уверен, не постарается ли Титтони, который прервал свою морскую поездку и вернулся в посольство, испортить все дело. Но несколько позже, еще в тот же день, он прислал мне записку, в которой снова взяла верх вера в успех: «Париж, 9 августа 1914 г. Записка для президента республики. Макиавеллевский план провалился или, вернее, не был приведен в исполнение, ибо ко мне пришли сказать, что меня ждут. В то же время мне сообщили, что Титтони совершенно переменился и думает и говорит, как мы. Ультрадружеское свидание, продолжавшееся полтора часа. Он просил у меня разрешения довести до сведения своего правительства нашу беседу, а также рассказ о предшествовавшей беседе в Елисейском дворце. Я не мог чинить препятствия этому. Я имею основание думать, что он по своем возвращении застал депешу, которая вызвала в нем эту перемену, так как это был внезапный переход от белого к черному, как в предыдущий раз. Мне кажется, что вы близки к успеху. Ж. Клемансо».
Меня крайне поразил почти дружеский тон этой записки, в которой вылилась патриотическая радость Клемансо. Я хотел бы, чтобы предвидения Клемансо оказались основательными, но «секретный и надежный источник» Думерга подсказывает мне, что нам следует остерегаться результата этих официозных разговоров. Впрочем, тот факт, что мы не находимся еще в войне с Австрией, беспокоит итальянское правительство, и маркиз ди Сан-Джулиано еще раз выражает свое удивление по этому поводу
*.
А сколько других наций занимают колеблющуюся позицию! Если верить заявлениям Радославова русскому посланнику Савинскому, Болгария не намерена возбуждать беспорядки в Македонии и оказаться в конфликте с царской империей
*. Но в Нише Пашич повторяет Боппу, что ожидает от короля Фердинанда актов мести против Сербии и Румынии
*.
Поведение Турции еще более подозрительно. Правда, великий визирь уверял русского посла, что Порта не разрешит «Гебену» и «Бреслау» прохода через проливы
*. Между тем оба крейсера бродят, словно корсары, в Эгейском море, и, по всей видимости, у них теперь имеется соглашение с турками: они должны помочь последним в диверсии, которой Германия ожидает от турок в тылу России. Порта назначила командующим 1-й армией Лимана фон Сандерса, ставшего Лиман-пашой. Он приобрел невероятное влияние на Энвер-пашу, а через него на совет министров, часто приглашается на заседания последнего. В Ангоре и Смирне командование 4-м и 5-м корпусами отдано немецким полковникам. Немцы теперь в Турции на каждом шагу и распоряжаются здесь, как у себя дома
*. Опасения, которые Россия высказала нам несколько месяцев назад по поводу миссии Лимана фон Сандерса
, оказываются, таким образом, совершенно основательными. С этого времени все тщательно подготавливалось, и партия разыгрывается так, как это предвидели и желали обе центральные империи.
По крайней мере, у нас есть уверенность относительно севера Европы. Тьебо извещает нас из Стокгольма
*, что вчера Швеция и Норвегия обменялись резолюциями о соблюдении строгого нейтралитета по отношению ко всем воюющим державам.
В Цетинье царь Николай заверяет Деларош-Верне в своих лояльных намерениях. Австрийские военные корабли начали бомбардировку Антивари. Король отдал приказ оборудовать батареи на Ловчене и обстреливать форты Каттаро
*.
В Токио после свидания императора с принцем Фусими японское правительство приняло решение безусловно соблюдать свои обязанности союзника и уведомило об этом английского посла
*.
Из Алжира, Туниса и Марокко поступают самые благоприятные известия о настроении колонистов и туземцев. Те и другие спешат под французские знамена. В частности, генерал Лиоте телеграфирует из Рабата, что султан проявляет безупречную лояльность
*. Наш главный резидент добавляет, что он готов остаться на своем посту, если такова воля правительства, но что это будет жестокой долей для военного и лотарингца из пограничной полосы. Отныне, заявляет он, я вижу в Марокко прежде всего резервуар, откуда мы сможем черпать все больше ресурсов для пополнения национальных сил
*.
Того уже занят английскими войсками. Морис Рейно отдал приказ губернатору Дагомеи о дружественном сотрудничестве с Великобританией при завладении этой немецкой колонией. Однако звонок из Бельфора – и мы сразу забываем об этой далекой победе. Представитель тамошней администрации сообщает нам, что Танн, в который мы было уже вступили победителями, снова в руках немцев, что одна французская рота была застигнута врасплох и в Мюльгаузене идут бои. Правда, зато мы, согласно информации главной квартиры, укрепились ценой серьезных потерь в некоторых горных проходах Вогезов и держим вершины. Но по эту сторону границы Бламон и Сирей взяты неприятелем, и в общем мы потеряли больше, чем выиграли.
Далее, в Льеже вчера взят форт Баршон, сегодня атакованы соседние форты; форты Эвен и Понтисс находятся под большой угрозой.
Пора России начать свое наступление и освободить нас от давления неприятеля на Бельгию и на нас. Генерал Жоффр обратился к великому князю Николаю Николаевичу с настоятельной просьбой как можно скорее двинуть вперед русские войска. Палеолог переслал нашему главнокомандующему следующее полууспокоительное заявление русского генералиссимуса: «План военных действий заключается в следующем: 1) виленская армия начинает наступление на Кенигсберг; 2) варшавская армия будет немедленно переброшена на левый берег Вислы и должна фланкировать виленскую армию; 3) генеральное наступление будет, вероятно, в пятницу, 15 августа»
*.
Председатель палаты депутатов Поль Дешанель, который посещает меня каждый день и при своем первом посещении обнял меня с жаром и энтузиазмом, сегодня несколько мрачен. Сенатор Жан Дюпюи тоже с тревогой спрашивает у меня последние известия. Он рассказал мне, что Клемансо сказал ему: «Пусть президент не воображает, что я склонен сложить оружие. Это перемирие, а не мир». Что ж, повторяю, это не важно, если только это перемирие между нами будет длиться до заключения мира с Германией!
Глава 2
Прощание графа Сегени. – Германское предложение Бельгии. – Потеря Мюльгаузена. – Состояние войны с Австрией. – «Гебен» и «Бреслау» в Мраморном море. – Немцы в департаменте Мерты и Мозеля. – Немецкая пропаганда в нейтральных государствах. – Жюль Гэд в Елисейском дворце. – Наступление 1-й и 2-й армий. – Визит фельдмаршала сэра Джона Френча
Понедельник, 10 августа 1914 г.
Дюмен телеграфирует клером краткий ответ графа Берхтольда на повторный вопрос Думерга: «Мы не посылаем войск на французскую границу». Однако сведения, одинаково поступающие в военное министерство и министерство иностранных дел, по-прежнему делают чрезвычайно подозрительными эти официальные отрицания. Наш посол в Берне, префект в Ду (Doubs), наши агентуры тайной полиции то и дело повторяют нам, что инсбрукский и аграмский корпуса двинуты по направлению к Франции и что австрийские войска находятся на небольшом расстоянии от Базеля и Шафгаузена. Поэтому Думерг отвечает Дюмену: «Если австрийские войска не переброшены на самую французскую границу, они все же находятся по соседству, и мы должны считать, что они являются здесь подкреплением для действующих против нас немецких войск. Обратите на это внимание графа Берхтольда и просите его дать нам заверение, что никакие австрийские войска не были переброшены на запад за пределы Австрии». На это Дюмен немедленно отвечает: «Граф Берхтольд формальным образом заявляет, что никакие австрийские войска не были переброшены на запад за пределы Австрии». Где же истина? И как нам найти ее между неоднократными утверждениями наших агентов и упорными опровержениями со стороны Балльплаца? Как бы то ни было, Австрия находится в войне с народом, являющимся союзником Франции; австрийский флот крейсирует в Адриатическом море, он блокирует берега Черногории
*, и Россия начинает находить двусмысленной нашу позицию по отношению к ее врагам. Сазонов настойчиво домогается у Палеолога ответа, останется ли наш флот в Средиземном море неопределенное время бездеятельным по отношению к австрийской эскадре
*.
Морис Бомпар тоже торопит нас выйти из нашей выжидательной позиции
*. Если «Гебен» и «Бреслау» войдут в Мраморное море и если даже Турция прибегнет к уловке и разоружит их теперь, они тем не менее останутся для нее потенциальной морской силой, так как нет ничего легче, чем снова вооружить их в случае надобности. Поэтому, доказывает Бомпар, в высшей степени важно, чтобы соединенные эскадры Франции и Англии без промедления свели на нет силу австро-германского флота в Средиземном море.
Военный министр Мессими и морской министр Оганьер тоже находят опасным всякое промедление. Думерг пригласил к себе графа Сегени. Он очень сдержанно говорил ему, что нам весьма трудно успокоиться заверениями графа Берхтольда, в то время как нам самым определенным образом сигнализируют о движении австрийских войск в непосредственном соседстве наших границ, и что, во всяком случае, Австрия помогает операциям Германии против наших союзников и, таким образом, позволяет ей посылать против нас более значительные силы. «Французское общественное мнение, – прибавляет Думерг, – начинает волноваться, и, если все останется в таком же положении, я не знаю, как я смогу гарантировать впредь безопасность Вашего высокопревосходительства». Граф Сегени не возражает Думергу. Он ничего не оспоривает, он ничего не признает, он ограничивается смущенным вопросом: «Как же мне поступить?» «Не мне давать вам советы, дорогой посол, – отвечает Думерг, – но при сложившихся таким образом обстоятельствах я буду вынужден отозвать Дюмена». «В таком случае благоволите распорядиться приготовить для меня мои паспорта». Министр иностранных дел любезно обещает принять все необходимые меры, чтобы обеспечить проезд графа Сегени в самых лучших условиях, посол сдерживает свое волнение, благодарит и прощается. Оба передают в Вену по телеграфу без шифра краткое содержание этого разговора, который все время велся обеими сторонами в самом учтивом тоне.
В момент отъезда австрийского посла я не могу не отдать ему справедливости в той же мере, что и барону фон Шену. На протяжении 1912 г. я почти ежедневно принимал того и другого на набережной Д’Орсе, вел с ними переговоры в интересах всеобщего мира и всегда мог только радоваться нашим отношениям, официальным и личным. Это было недавно, а между тем каким далеким от нас кажется это время теперь! И как бы я удивился, если бы в то время взаимного доверия мне сказали, что в будущем мне придется обращаться, как с врагами, с людьми, с которыми я поддерживал столь корректные и даже столь приятные отношения!
Но вернемся к Бельгии. На нее по-прежнему обращены взгляды всей Франции. Клобуковский извещает нас, что генерал Дюпарж выполнил сегодня перед королем Альбертом поручение, которое я возложил на него. Действительно, вечером мой верный посланец передал мне следующее трогательное сообщение: «Дорогой и великий друг, генерал Дюпарж вручил мне написанное с таким воодушевлением письмо Вашего высокопревосходительства, а также французскую военную медаль, которую правительство республики соблаговолило присудить мне. Этот знак симпатии глубоко трогает меня. Выражаю свою глубокую благодарность Вашему высокопревосходительству и французскому правительству. Этот знак отличия, прославленный столькими доблестными делами, тем более ценен для меня, что я вижу в нем знак уважения к самоотверженности бельгийских офицеров и солдат, которые борются за общее и святое дело независимости и свободы. Примите уверение, дорогой и великий друг, в моей преданности и уважении. Альберт. Лувен, 10 августа 1914 г.».
Вдруг мы узнаем из Брюсселя о следующем изумительном шаге имперского министерства иностранных дел в Берлине
*. По просьбе голландского министра иностранных дел, который, в свою очередь, действовал по инициативе германского представителя, бельгийский посланник в Гааге передал королевскому правительству следующую ноту с Вильгельмштрассе: «Крепость Льеж взята приступом после храброго сопротивления. Германское правительство крайне сожалеет, что вследствие направленной против Германии позиции бельгийского правительства дело дошло до кровавых столкновений. Германия является в Бельгию не как враг, только сила событий заставила ее ввиду военных мероприятий Франции принять тяжелое решение о вступлении в Бельгию и занять Льеж как опорный пункт для своих дальнейших военных операций. После того как бельгийская армия своим геройским сопротивлением против подавляющего численного превосходства поддержала честь своего оружия, германское правительство просит короля бельгийцев и бельгийское правительство избавить Бельгию от дальнейших ужасов войны. Германское правительство готово заключить любое соглашение с Бельгией, совместимое с соглашениями ее и Франции. Германия еще раз торжественно заявляет, что не имеет намерения присваивать себе бельгийскую территорию, что она далека от такого намерения. Германия всегда готова очистить Бельгию, как только состояние военных действий позволит ей это».
Итак, императорское правительство не пожелало считаться с очевидными фактами. Хотя нарушение бельгийского нейтралитета входило в план германского генерального штаба, хотя ультиматум был послан в Бельгию до объявления войны
, хотя в нашем плане XVII наша оборона предусматривалась на восточных окраинах, хотя мы и сегодня еще не в состоянии ответить действительным образом на зов бельгийского правительства – берлинское министерство продолжает утверждать, что если нейтралитет был нарушен, то по вине Франции и даже Бельгии, – лицемерие и цинизм, которые не обманут наших соседей и друзей. Королевское правительство представило Франции, Англии и России ответ, который оно намерено послать Германии: «Предложение германского правительства повторяет то, что было предложено нам в ультиматуме 3 августа. Верная своим международным обязательствам, Бельгия может только повторить свой ответ на этот ультиматум, тем более что с 3 августа ее нейтралитет нарушен, территория ее сделана ареной убийственной войны, и державы, гарантировавшие ее нейтралитет, лояльно и немедленно ответили на ее зов». Думерг благодарит брюссельский кабинет за это благородное выступление и телеграфирует, что Франция ожидала от Бельгии именно такого бесстрашия и лояльности. Рыцарский характер бельгийского народа никогда не проявлялся с большим блеском, чем сегодня. Во всех провинциях население присоединяется к решениям короля и правительства. Насчитано сорок тысяч случаев поступлений в волонтеры
*.
Из Италии никаких новостей. Думерг виделся с Титтони. Последний оставался непроницаемым и замкнутым, немым как могила, когда министр в осторожных выражениях, обходом говорил ему об известных выгодах совместного выступления. Не было и следа того горячего воодушевления, с которым изворотливый посол реагировал на слова Клемансо. В свою очередь, маркиз Империали в Лондоне посетил сэра Эдуарда Грея. Он не пошел в своем демарше так далеко, чтобы можно было предположить, что он является тем «секретным и надежным источником», о котором я говорил выше. Он ограничился несколькими банальными жалобами на бедствия войны. Боязливо добавил, что было бы желательно добиться приостановления враждебных действий. Британский министр не без юмора ответил: единственным средством положить конец войне было бы побудить Германию, чтобы она сама остановилась
*.
В действительности Англия в настоящее время чрезвычайно активна. Генерал Вильсон, который очень разумно обеспечивает связь между обоими генеральными штабами и, как видно, прекрасно понимает диспозиции нашего генерального штаба, занят подготовкой военных транспортов и проявляет при этом большое рвение. В Руан прибыл в походной форме авангард из тридцати британских офицеров и восьмидесяти солдат. Их приняли здесь с таким энтузиазмом, словно они явились совершить искупительную церемонию в честь Жанны д’Арк на старой площади города. В то же время оба наши правительства ищут согласия для совместного или параллельного занятия германских колоний. По-видимому, Англия склонна принять наше военное сотрудничество в Камеруне и Того. Думерг рассчитывает также предложить ей использовать малгашские войска для будущего завоевания колонии Восточная Африка, но, кажется, английское министерство колоний ревниво желает сохранить за собой полную свободу действий в Восточной Африке и предпочитает действовать в одиночку, лишь бы не быть потом обязанным поделиться территориями, с которых будут изгнаны немцы.
Сэр Эдуард Грей продолжает считать не очень удобным выступить теперь в Константинополе с демаршем, придуманным Сазоновым
*. Однако все более становится вероятным, что турки уже намерены почтительно открыть Дарданеллы для «Гебена» и «Бреслау». Если понадобится, они сделают вид, что купили эти корабли; под этим предлогом они дадут последним свободный проход из Мраморного моря. Бомпар наперед извещает нас об этой хитрости, которую советовали Порте германские офицеры
*. Вот уже восемь дней наш посол употребляет все усилия, чтобы удержать Турцию в состоянии мудрого нейтралитета. Но турки, не будучи нисколько враждебными Франции, боятся успеха России. Они считают, что он приведет к потере Константинополя и даже к полному разложению их империи. Необходимо, говорит Бомпар, успокоить их на этот счет
*. Думерг спешно предпринимает шаги в Санкт-Петербурге. Он просит Палеолога дать туркам через русское правительство необходимые успокоительные заверения.
К концу дня мы узнали о новых вторжениях немцев на наши восточные окраины. Префект Мааса телеграфирует, что жители Афлевилля (департамента Мерты и Мозеля), захваченного немцами и объятого пожаром, в ужасе бежали через Воэвр до Этена, население которого сердобольно приютило их. Что еще серьезнее – подтверждаются известия, полученные нами вчера по телефону из Бельфора. Под угрозой значительных сил неприятеля, а именно 14-го и 15-го корпусов, вышедших из Мюльгейма, мы должны были покинуть Мюльгаузен, тот самый Мюльгаузен, освобождение которого преисполнило нас такого восторга, что мы отвергли бы, как кощунство, саму мысль о новом расставании с ним. Мы отошли на линию Реминген – Альткирх. Наш 7-й корпус, сильно помятый, по-видимому, находится в довольно тяжелом положении. Быть может, нам следовало бы с большей осторожностью двигаться вперед в местности, где мы не имеем права приносить ложные надежды, за которыми следует жестокое разочарование, и подвергать жителей репрессиям со стороны их вчерашних господ.
