banner banner banner
Люди, море, корабли
Люди, море, корабли
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Люди, море, корабли

скачать книгу бесплатно

Люди, море, корабли
Вячеслав Юрьевич Прытков

Морские истории и байки
Книга является продолжением «Сборника коротких историй о людях, любящих родину, море и корабли». Её исторические миниатюры воссоздают время зарождения русского флота, рассказывают о героическом участии русских моряков в период обороны Порт – Артура, войны с Японией, во время Первой мировой войны, а также о некоторых эпизодах Великой Отечественной войны 1941–1945 г.

Герои книги – люди, любившие свою родину, служившие Отечеству на разных флотах России, с честью пронёсшие славный Андреевский флаг, никогда его не спустив.

Вячеслав Прытков

Люди, море, корабли

«Гордиться славой своих предков не только можно, но и должно: не уважать оной есть постыдное малодушие»

    А. Пушкин

© Вячеслав Прытков

«Шхипман» Федосей Скляев

На широкой озёрной глади покачивались корабли – галеры и брандеры, построенные недавно на верфи у села Васьково. Как изменилась эта живописное место с тех пор, когда молодой царевич Пётр Алексеевич стал осуществлять свой план создания большой флотилии на Плещеевом озере. В устьи реки Трубеж, впадающей в озеро, была построена судоверфь, рядом появились мастерские для изготовления корпусов кораблей и мачт, амбары, сараи, кузницы, конюшни, избы. Для уже оснащённых малых судов прорыли канал, по которому их сплавляли прямо в озеро. Иностранные мастера – корабелы облюбовали себе место для отдельного проживания, да и сам Пётр Алексеевич поселился в небольшом деревянном домике рядом с верфью.

Наступал торжественный момент: сегодня на воду спускался 30 – ти пушечный корабль «Анна». Корабел Федосей Скляев, как и многие другие, вложившие столько труда в постройку этого судна, пришёл на берег. Волнение охватило всех, в том числе и самого Петра Алексеевича. Вот, наконец, корабль сдвинулся с места и заскользил по деревянным каткам, не спеша вошёл в озеро, закачался на волнах. Грянуло громогласное «ура», а вслед за ним произведён был оружейный салют. Долго ещё не стихал колокольный звон Спасо – Преображенского собора и других колоколен Переяславля – Залесского.

Немало воды утекло с тех пор, когда сын царского конюха Моисея Скляева – Федосей вместе с другими боярскими «малыми робятками» попал в «потешный Петров полк», созданный царём Алексеем Михайловичем для занятий своего сына Петра. Было это в селе Преображения Господня, где и родился Федосей. Его детские годы прошли вместе с юным царевичем Петром в занятиях, которые и детскими – то назвать нельзя, а точнее «робятки» овладевали настоящим искусством воинским. Вооружённые «потешные» одетые в иностранные кафтаны ходили солдатским строем под барабанный бой, учились стрелять, брать штурмом специально построенную крепость Прешбург. Особенно полюбилась Федосею стрельба бомбами из настоящей мортиры, за что Пётр Алексеевич нарёк своих сверстников бомбардирами. Многому научил «потешных» солдат голландец из Немецкой слободы Франц Тиммерман. Он заинтересовал их военно – инженерным делом, точными науками, основами артиллерии. В 1691 году из «потешного войска» Пётр Алексеевич создал два гвардейских полка – Преображенский и Семёновский.

Числившийся бомбардиром, Федосей Скляев стал преораженцем. Всезнающий голландец Тиммерман, будучи с Петром Алексеевичем в приятельских отношениях, привил ему интерес, а затем и любовь к морскому делу и кораблям, особенно после плавания на найденном ими старом английском ботике. Наставник Франц рассказывал Петру о голландских кораблях – куттерах[1 - Куттер – небольшое морское судно, отличавшееся необычайной маневренностью.], бойерах[2 - Бойер – грузовое парусное судно с малой осадкой для каботажного плавания.] и яхтах (ботах, привязанных к лошади, шедшей по яхтпфаду – дороге, проложенной по берегу канала). В скором времени река Яуза и местность к югу от дворца, по другую сторону Стромынской дороги целиком приковала взоры Петра Алексеевича. Близлежащие леса, не чекрыжник[3 - Чекрыжник – мелкий лес, годный только на дрова.] какой – то, послужили хорошим материалом для лесопильной мельницы и корабельной верфи. Вот уж не думал юный Федосей, что придётся ему зело потрудиться плотником, показать всю свою молодецкую буесть[4 - Буесть – (древнерусск. – удаль)], на строительстве первых кораблей Петра – шняках и стругах. Нелёгкую науку постигал молодой бомбардир, принимая участие в изготовлении незнакомых доселе корабельных частях, называемых по-голландски как-то диковинно, но тут на помощь приходил всё тот же Франц, и дело спорилось. Тиммерман стал именовать неофитов – кораблестроителей иноземным словом «шхипманы». Пётр Алексеевич быстро заметил сноровистого и смекалистого Федосея и приблизил к себе, сделав доверенным лицом. Нередко сам Пётр, не чураясь любой работы, плечом к плечу с «шхипманами» трудился на судоверфи.

Прошло время, и узкая река Яуза, а затем и Просяной пруд в Измайлово стали слишком тесными для петровских кораблей его «потешной флотилии». Не устроили Петра Косино и Белозеро.

Однажды, Пётр Алексеевич поделился с Федосеем одним личным обстоятельством, даже тайной, рассказав о своей связи с дочерью дьяка государевой палаты – Натальей Ивановной Взимковой, которая, чтобы замять скандал была сослана в 18 лет в Переяславский Федоровский монастырь, став монахиней. Поэтому молодого Петра Алексеевича тянуло в городок Переяславль – Залесский, расположенный недалеко от Москвы. Впервые, в 1688 году, посетив эти места, Пётр, очарованный красотой и ширью Плещеева озера, волны которого всегда плещутся даже от небольшого ветерка, понял, что более лучшего места для постройки новых кораблей не сыскать. Вместе с другими «шхипманами» Гаврилой Меньшиковым, Лукьяном Верещагиным Федосей Скляев принимал участие в освоении нового места. Русским корабелам помогали голландские мастера Карстен Брандт и Ариенн Меэтье. С февраля 1692 года Пётр находился на стройке, он даже предложил соревноваться в сооружении корабля с известным голландским мастером Ариенном Меэтье. Набрав рабочую ватагу из 16 мастеровых, среди них и Федосей Скляев, он к весне завершил строительство корабля, опередив голландца, не смотря на то, что неоднократно прерывал работу, уезжая в Москву.

Более 80 различных судов – шлюпов, лодок, галер торжественно сходили на воду Плещеева озера, всякий раз наполняя радостью души русских корабелов. Вооружённые артиллерией и экипированные, они стали первым русским флотом Петра I. А “лучший в своём мастерстве”, как называл Федосея Скляева сам царь, стал позднее янхагелем[5 - Янхагель – (голландск. – матрос).] галеры, участвовал в Азовском походе, совершенствовал своё мастерство корабела в Венеции, работал на верфях Голландии и Англии, был главным создателем первого русского линейного корабля “Гото Предестинация” (“Божье Предвидение”) и многих других боевых кораблей, принёсших славу российскому флоту.

Кортик гангутца

Накануне Густав Эссен (Ессен) узнал от отца, что он зачислен на учёбу в Навигацкую школу. Известие это было не таким уж неожиданным для юноши, так как в доме Эссенов всё напоминало о морской службе отца Густава – Курта Эссена. Густав на миг представил, как он будет ходить на занятия, одев голубой бострог[6 - Бострог – голландское платье (голубое или чёрное), одежда слушателей Навигацкой школы.] и зелёную шляпу с высокой тульей и широкими, загнутыми вверх полями, как пойдёт ему припудренный мукой парик с косами, а преодолев три ступени обучения, начнёт практиковаться на настоящих морских судах. Он продолжит дело отца, с честью послужившего русскому флоту.

Густав гордился своим отцом, который участвовал в сражении при Гангуте, сам русский царь Пётр наградил его за храбрость абордажным кортиком. Кортик стал самой дорогой реликвеей в доме Эссенов. Юноша часто бережно брал его в руки, рассматривая длинное, более полуметра лезвие, по которому славянской вязью шла выгравированная надпись «За храбрость!» На верху рукояти имелся специальный абордажный крюк, используемый в бою. Металлический наконечник кожаных ножен был украшен двуглавым орлом, увенчанным короной.

Древний род Эссенов происходил из голландской провинции Гельдерн из Вестфалии, откуда его предки в ХVI веке переселились в Балтийский край. Как и многие другие иностранцы, перешедшие на службу в Россию, Курт Эссен изъявил желание служить под Андреевским флагом. В чине порутчика он в 1711 году попал на корабль Азовского флота, базировавшегося в морской крепости Троицк (Таганрог). Хорошо укреплённая первая российская военно-морская база, имевшая превосходную гавань, защищённую морским фортом Черепаха, являлась важным аванпостом русского флота. Из Троицка Курт был переведён в Черкасск – столицу Донского войска в Раздорскую Петровскую гавань.

Шёл 14 год Северной войны. Пётр усиливал молодой Балтийский флот, в составе которого имелись три линейных корабля, три фрегата и две шнявы[7 - Шнява – (или мункер от фр. «mon coeur» – «сердце моё» – петровский двухмачтовый корабль, вооружённый 14-ю трёхфунтовыми орудиями и экипажем в 70 человек).]. Основу же группировки составляли скампавеи[8 - Скампавея – (от ит. «scampare» – «спасаться», «via» – «путь») – малая весельная галера, имевшая 18 пар весел и 1–2 мачты с треугольным парусом.] и большие галеры. Эти маневренные и достаточно быстроходные весельные суда, как нельзя лучше подходили для плавания в узкостях балтийских шхер, разбросанных у побережья Балтийского моря.

Дальнейшая служба Курта Эссена проходила на Балтике, в акватории ревельской гавани. Галерная флотилия, предводительствуемая Петром Михайловым (такой фамилии удостоил себя сам царь), отправилась на помощь русскому флоту генерал – адмирала Фёдора Апраксина, зажатому в Тверминне[9 - Тверминне – бухта, расположенная у полуострова Гангут (Ханко).] превосходящим шведским парусно-гребным флотом вице – адмирала Густава Ватранга. Галера, на борту которой находился Курт Эссен, была большой, имела две мачты с треугольными парусами. На носу, под помостом размещались три медных 5-ти фунтовых пушки, а чуть сзади – одна 24-х фунтовая главное артиллерийское орудие судна.

Помимо палубной команды и гребцов на галере находилась сотня солдат абордажной команды под началом самого Курта.

Неожиданный маневр Петра – бросок русских галер по суше через сооружённый бревенчатый настил в мелководье Рилакс-фьорда[10 - Рилакс-фьорд – находится севернее полуострова Гангут, у острова Лаккисёр.] способствовал ослаблению и разделению группировки Ватранга на две части, одна из них под командованием шведского контр – адмирала Нильса Эреншельда перебрасывалась в Рилакс-фьорд. Здесь русские галеры сошлись в бою со шведским парусно-гребным фрегатом «Слон», 6 – ю большими галерами и 3-мя шхерботами. Завязалась ожесточённая шармицель[11 - Шармицель – (от нем. «перестрелка, стычка»).]. Картечь со шведских кораблей не давала приблизиться русским галерам, и главный козырь балтийцев – абордажный бой никак не мог осуществиться. Наконец, после перестройки к фланговым атакам и маневрирования, используя наступивший штиль, галеры близко подошли к шведам на абордаж не смотря на большие потери в личном составе. На высокие борта шведского флагмана «Слон» полетели «кошки», по штурмовым трапам карабкались с абордажными топорами и кортиками атакующие солдаты с русских галер. Жестокая сеча началась на палубе «Слона». Галера с солдатами Курта Эссена пошла на абордаж со шведским шхерботом. Курт, подавая пример своим солдатам, первым взобрался на борт вражеского судна. После упорного сопротивления шведские экипажи сдались, спуская по флагштоку синие с жёлтым перекрестием флаги. Корабли Ф. Апраксина довершили разгром остального шведского флота. Это была первая большая морская виктория России.

Пётр I оставил такую запись в своём походном журнале: «Воистину нельзя описать мужество наших, как начальных, так и рядовых, понеже абордирование так жестоко чинено, что от неприятельских пушек несколько солдат не ядрами и картечью, но духом пороховым от пушек разорваны…»

Сын Курта Эссена – Густав после окончания Навигацкой школы[12 - Навигацкая школа – первая в России школа, готовившая профессиональных моряков, открыта в 1701 году в Москве.] в 1723 году стал гардемарином, в 1727 – произведён в мичманы и назначен адъютантом к адмиралу П. Сиверсу. Фрегат «Принцесса Анна» стал его родным кораблём, на нём в период с 1737 по 1739 годы лейтенант Густав Эссен нёс брандвахту[13 - Брандвахта – несение караула на сторожевом корабле в акватории порта.] на Балтийском море, в акватории Ревеля, а в 1740 году назначен командиром этого корабля. В отставку вышел капитаном.

С тех пор славную традицию беззаветного служения российскому флоту за двухсотлетний период продолжили 12 представителей рода Эссенов, среди них – адмирал Николай Оттович фон Эссен[14 - Фон Эссен – приставка «фон» к фамилии дана, как потомку остзейского дворянства, вместе с титулом барона.] (1860–1915) – командующий русским флотом Балтийского моря, замечательный флотоводец, далёкие предки которого верой и правдой служили России.

Русский англичанин – Роберт Кроун

Их уже ничего не удерживало в Лондоне. Супруги – Роберт и Марта на днях уезжали в Россию. Роберт Кроун так и не стал лейтенантом британского флота, хотя и выполнял официальные офицерские обязанности на фрегате «Диана». Он принял окончательное решение служить в русском флоте, разуверившись в обещаниях английского Адмиралтейства.

Правда, было какое-то горестное чувство, запрятанное где-то в глубине души, щемившее сердце. В Шотландии, в родовом поместье, осталась старушка – мать, которую он навестил на днях, сказав, что уезжает во Францию. Не хотел расстраивать, понимая, мать представляла Россию очень дикой и опасной страной. Знал, что покидает родину навсегда и уже никогда не увидит ту, которая так трогательно заботилась и переживала за него, предрекая сыну спокойную и мирную работу дома. В тот миг Роберт подумал и о Марте, на родине у неё уже никого не осталось, она вдова, поэтому ей было, наверно, легче. С первых дней супружеской жизни Марта прекрасно его понимала, зная, у него, с детства мечтавшего о море, нет больше другой цели в жизни, кроме морской службы.

Неспокойными были тогда времена для России. Молодому ещё Балтийскому флоту противостояли мощные морские силы Швеции, державшие под контролем, как побережье, так и море. Суровая русская зима встретила Кроунов в Кронштадте. Замёрзли заливы, и русский флот стоял на приколе. Экипажи кораблей зимовали на берегу.

День 1 февраля 1788 года Роберт запомнил на всю жизнь: его приняли на русскую службу лейтенантом на линейный корабль «Иоанн Креститель». Он с интересом рассматривал своё судно, запорошенное снегом, укутанное на зиму парусиной, опытным взглядом определяя его возможности.

За изучением русского языка проходили зимние вечера. Сослуживцы переименовали Роберта на Романа Васильевича, Марту стали величать Марфой Ивановной. Приближалось начало навигации, корабли готовились к выходу в море. Морские офицеры с радостью ожидали с весной возобновление кампании, сулившее существенную прибавку к жалованью. Сам Деви Джонс – английский дух моря полностью овладел душой Роберта, теперь уже Романа Васильевича.

С первых дней несения службы на линейном корабле «Иоанн Креститель», который под флагом вице – адмирала В. Фондезина вёл поиск шведских судов в проливах Балтийского моря, лейтенант Кроун проявил себя, как исполнительный и грамотный морской офицер, отмеченный командованием.

За сравнительно короткое время Роман Васильевич был произведён в капитан – лейтенанты, получив под своё начало куттер «Меркурий» – парусно – гребное судно, приобретённое в Англии и отличавшееся маневренностью, свойством так необходимым для плавания в узкостях балтийских шхер. Блестящая идея, как говорят англичане, «the brain wave», внезапно нахлынувшая, пришла в голову капитан – лейтенанта Кроуна – временно маскировать свой корабль под купеческое судно, вводить в заблуждение шведские корабли, получая выгодный выбор дистанции для артиллерийской атаки. Теперь перед каждым выходом в море куттер «Меркурий» превращался в «купца» – команда в разношерстных одеяниях небрежно управлялась с парусами, в безветрие налегая на вёсла, а всё что могло выдать принадлежность к военному кораблю, тщательно укрывалось. На гафеле реял флаг нейтральной страны. Действуя таким образом, без опаски подходя к противнику, а затем неожиданно сосредоточив всю свою огневую мощь на поражение цели, Р. Кроун вынуждал сдаваться шведские корабли один за другим и до конца 1788 года захватил 29 судов и транспортов.

Команда куттера «Меркурий», ведя счёт морским победам, получала денежную премию за каждый «приз» – пленённый корабль.

Полученное вознаграждение Р. Кроун решил использовать на перевооружение своего судна. Он заказал в Шотландии новейшие по тем временам лёгкие скорострельные корабельные пушки – каронады для установки на «Меркурии», закупил специальные боеприпасы цепные книппели – снаряды для разрушения такелажа и рангоута.

Марта, всё время оставаясь на берегу, умоляла Роберта взять её на корабль. После долгих колебаний, зная о плохой примете, бытовавшей у моряков всех флотов, он решился. Ведь у бога морей Посейдона тоже была жена Амфитрита, сопровождавшая его, а Роберт пусть не бог морей, но зато командир, отвечающий за всё в походе.

Весной 1789 года у острова Борнхольм куттеру «Меркурий» удалось захватить шведский 12-ти пушечный тендер «Снапоп». Допрашивая пленных шведов, Кроун узнал о расположении их кораблей. Поблизости, укрывшись в шхерах, поджидал русские корабли шведский 44-х пушечный фрегат «Венус». Не смотря на значительный перевес «шведа» в вооружении и размерах, Кроун поспешил на поиски противника. «Меркурий» по-прежнему выдавал себя за купеческий корабль, а его команда уже готовилась к бою. Роберт приказал экипажу натянуть шёлковые чулки и разбрызгать по палубе горячий уксус. Считалось, что при ранениях в ноги, обрывки шёлка, попадающие в рану, были менее опасны при инфекции, чем обычные лоскутья, а уксус отбивал неприятный запах крови и способствовал очистке палубы от неё. Найти фрегат «Венус» и приблизиться к нему было делом несложным. Залпы из каронад «Меркурия» пришлись по такелажу «Венуса», однако, и шведы «не дремали». На «Меркурии» появились первые убитые и раненные. Марта принялась перевязывать раненных моряков, рискуя каждый раз быть сражённой картечью. Сказывалась высокая скорострельность каронад, которая превосходила частоту залпов пушек шведского фрегата. На «Венусе» рушились надстройки, в корпусе зияли пробоины. Шведы поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно и капитулировали. В результате этого боя 302 члена экипажа фрегата было взято в плен, а потери «Меркурия» составили 4 человека убитыми и 6 раненых.

После этого боя у Ричарда нашлись недоброжелатели, прознавшие о нахождении на «Меркурии» его жены Марты и известившие об этом высокое начальство, но злопыхатели остались ни с чем. Известие о мужестве русских моряков и их командира дошло до самой Екатерины, которая присвоила Роману Васильевичу Кроуну звание капитана 2 ранга, пожаловав ему орден св. Георгия 4 степени. Марфа Ивановна – Марта Кроун удостоилась высшей женской российской награды – ордена св. Екатерины, не смотря на то, что им награждались исключительно высочайшие и знатные особы.

Впереди у Романа Васильевича Кроуна были новые блистательные победы и награждения. Став адмиралом, он отдал службе в России 53 года, никогда не изменяя любимому английскому выражению: «STIFF UPPER UP» – «НЕ ТЕРЯТЬ БОДРОСТИ ДУХА» НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ

Примечание к тексту – в исторических документах не найдено, какое имя было у Марфы Ивановны в Англии, до приезда в Россию, поэтому автору пришлось прибегнуть к вымышленному, наиболее близкому для перевода на русский лад – Марта.

Русский волонтёр Трафальгара

Очнувшись, Мардарий[15 - Мардарий – имя жителя Араураки – мученика, ставшего впоследствии святым, принявшего мученическую смерть за христианскую веру, также, как и другие святые – Евстратий, Авксентий, Евгений и Орест во время гонений на христиан при императоре Диоклетиане (284–305 г. г.) Милюков получил это имя в честь своего дяди – Мардария Ивановича Шеншина – благодетеля семьи.] какое-то время не мог понять, где находится. Постепенно сознание вернулось к нему, и он разглядел красные стены мичманской кают – компании корабля, на время боя превращённой в пункт приёма раненых. Помещение было полностью заполнено стонущими и кричащими от боли моряками – комендорами[16 - Комендоры – морские артиллеристы.], получившими раны и увечья. То тут, то там мелькали белые халаты дока и санитаров, оказывающих первую помощь особо пострадавшим. Эти стоны и крики сливались в грохоте корабельных орудий и разрывов ядер, превращаясь в страшную какафонию, пронзавшую мозг.

Мардарий вдруг почувствовал лёгкое прикосновение и увидел, как над ним склонился юнга – «пороховой мальчик» («Powder boy»). На лице, чёрном от пороховой гари, блестели лишь глаза, полные признательности и сострадания:

– «Sir! You saved life to me, I it will never forget!» «Сэр! Вы спасли мне жизнь, я этого никогда не забуду!»

– «Nothing, nothing, my boy, we will live yet!» «Ничего, ничего, мой мальчик, мы ещё поживём!» – ободряюще произнёс Мардарий, пожав руку юнги.

Линейный стопушечный корабль 1 ранга «Ройал Соверен», на котором служил волонтёром мичман Мардарий Васильевич Милюков, шёл во главе правого дивизиона английских кораблей, спешащих навстречу соединённому испано – французскому флоту, в тот памятный осенний день начала Трафальгарского сражения. На стеньге фок – мачты младшего флагмана реял вымпел контр – адмирала лорда Катберта Коллингвуда. Левый дивизион кораблей вёл сам Горацио Нельсон на «Виктории». По тщательно разработанному плану английские корабли двумя колоннами должны были прорезать растянувшееся большой дугой расположение флота противника, уничтожив его в ближнем бою. 27 английских кораблей Г. Нельсона общей численностью экипажей в 18 тысяч человек были готовы вступить в схватку с врагом.

«Ройал Соверен» первым оказался у строя испано-французских кораблей. На верхнюю палубу поднялся контр – адмирал Коллингвуд, игнорируя предостерегающие замечания командира снять треуголку, которая скоро могла стать лёгкой мишенью для стрелков противника, он невозмутимо расхаживал, отдавая распоряжения, и ел яблоко.

Тем временем, «Ройял Соверен» оказался между двумя вражескими кораблями, оставив далеко позади свой дивизион. Экипажу пришлось в течение почти двадцати минут вести бой с превосходящими силами противника. Бортовыми залпами «Ройал Соверен» крушил окружавшие его суда. В ходе короткого боя, пока не подоспели отставшие корабли, флагман понёс ощутимые потери, лишившись фок и бизань мачт, части такелажа.

Мичман Мардарий Милюков, приписанный к секции подпалубных комендоров, находился в момент боя у одного из бортовых орудий. Английские комендоры, в отличие от испанских и французских, благодаря безукоризненной выучке стреляли чаще (на один залп врага они отвечали тремя залпами). Каждую пушку обслуживали 12–15 человек и один «пороховой мальчик», подносивший мешок с порохом. Порой, от его расторопности зависело многое. Сейчас, в ближнем бою комендоры закладывали в жерло пушки помимо одного, ещё два ядра.

Крики расчёта пушки мичмана Милюкова – «Sink them all!» («Топи их всех!») тонули в грохоте выстрелов и откатов орудия. Только успел «пороховой мальчик» пропасть в недрах корабля за очередной порцией пороха и вновь появиться, как вдруг разрыв вражеского ядра со страшным грохотом разворотил пушку, разметая расчёт в подпалубном пространстве. Мардарий, оказавшийся рядом с «пороховым мальчиком», успел только накрыть его своим телом, но сам сильно ударился головой о что – то твёрдое.

Вскоре пять английских кораблей пришли на помощь линкору «Ройал Соверен». Более ста человек на нём были убиты или ранены. В целом, после пятичасового сражения испанцы и французы потеряли 18 кораблей, англичане – ни одного.

Памятным было для мичмана Милюкова Трафальгарское сражение. Ещё три года прослужил он на разных кораблях в английском флоте, попав туда в качестве практиканта – волонтёра после успешного окончания Морского Кадетского корпуса. В то время лучших будущих офицеров направляли перенимать богатый опыт морского дела на, считавшийся тогда передовым, флот «владычицы морей». Они учились командовать, овладевали премудростями навигации, работы с парусами и артиллерийскими навыками. Мардарию пришлось это делать в настоящем бою.

Только осенью 1808 года он вместе с другими русскими волонтёрами вернулся домой на корабле вице – адмирала Д. Сенявина, специально прибывшего в Англию. 1 марта 1810 года знаменитый волонтёр получил звание лейтенанта русского флота. Под командой Мардария Милюкова начинали свой путь в море и учились у него – будущий адмирал флота П. Нахимов, декабрист Д.

Завалишин, литератор В. Даль, герои Наваринского сражения – И. Бутенёв и А. Рыкачёв.

Вот как вспоминал о нём Д. Завалишин: «Милюков считался первым во флоте знатоком морского дела….был самый пылкий и отважный человек…говорил на английском в совершенстве, был воспитан на английском флоте.»

Мардарий Милюков (1789–1862) провёл в море около двадцати полугодовых кампаний, дослужился до капитана 2 ранга, помимо памятной медали адмирала лорда К. Коллингвуда в честь Трафальгара награждён орденом св. Георгия 4 степени и св. Станислава с императорской короной. Он был настоящим моряком от бога, видимо, не случайно носил редкое для русского человека имя Мардарий – имя святого мученика, бесстрашно отдавшего свою жизнь за христианскую веру со словами: «Я ХРИСТИАНИН!»

Примечания: «красные стены мичманской кают – кампании» – помещение, как и другие, отведённые во время боя для раненых на английских кораблях, специально выкрашивались в красный цвет, чтобы психологически настроить раненых не бояться собственной крови.

«Тривенто» Фёдора Довконта

Он любил гулять по старой колониальной части Буэнос-Айреса или, как его вкратце здесь называли Байреса. Отсюда можно было выйти к берегу, там где коричневые воды реки Ла-Платы вливаются в необозримую океанскую ширь. Многомиллионная столица Аргентины – город контрастов и эмигрантов уже давно стала его обителью, и он, как и коренные жители вполне мог называть себя «портеньос» – «обитателем порта». Правда, за годы жизни в Байресе так и не смог привыкнуть к популярному напитку фернету[17 - Фернет – горький травяной ликёр, распространённый среди жителей столицы Аргентины.] и аргентинскому чаю – матэ. Город был действительно «портом Добрых Ветров», куда на склоне лет забросила его судьба.

Большое семейство Довконтов – выходцев из Литвы проживало в Петербурге, в доме на набережной Фонтанки. Дед Фёдора – Юргис – врач, закончивший петербургскую медицинскую академию, слыл знаменитым и популярным специалистом не только в России, но и за её пределами. За большой вклад в медицину был отмечен даже английской королевой Викторией. Довконты принадлежали к богатому польско-литовскому роду, у себя на родине, в Литве, входящей тогда в состав царской России, владели несколькими поместьями и обширной собственной землёй. Поэтому проживание и получение образования в северной столице для них не представляло особых трудностей. Отцом Фёдора был один из трёх сыновей петербургского врача – Юлий, после обучения в университете получивший степень кандидата права.

Детские и юношеские годы Фёдора Довконта прошли в Петербурге, он закончил 3-ю гимназию. Отец умер рано, в 27 лет, заботу о его жене и сыне взял на себя дед, определивший Фёдора воспитанником в морской корпус. Морская служба увлекла юношу. Гардемарин, мичман, лейтенант. Ходил на эскадренном броненосце «Слава», который во время первого учебного плавания вместе с другими кораблями – эскадренным броненосцем «Цесаревич» и крейсером «Богатырь» посетил порты Бизерту и Тулон. В 1908 году, когда эбр «Слава» находился в сицилийском порту Мессина, там произошло страшное землетрясение, и Фёдор вместе с экипажем корабля принимал участие в спасении и эвакуации жителей пострадавшего города. Проходил службу на линейном корабле «Император Павел I», учился в Николаевской морской академии, затем на дополнительном курсе при ней. Грамотный морской офицер Фёдор Довконт был назначен в штаб Командующего флотом в Балтийском море на крейсер «Россия». Оперативная работа, а позднее сбор и анализ разведывательных данных позволили ему досконально разобраться в сложившейся тогда в России предреволюционной ситуации. Моряки – офицеры штаба – Довконт, Ренгартен, Альтфатер отказались от прямого участия в заговоре, готовившемся в Думе, против Николая II. В 1915 году, в составе русского экспедиционного корпуса старший лейтенант Фёдор Довконт воюет с немцами во Франции.

В переломные революционные годы взгляды и мировоззрение Фёдора Довконта резко менялись. Сначала он приветствует свержение монархии, увлекается социализмом – новым общественным строем, публикует статьи на тему социалистической революции, читает лекции, однако, восторженные чувства и мысли проходят. В стране разруха, армия и флот на грани развала, многие его сослуживцы стали жертвами красного террора. Капитан 2 ранга Фёдор Довконт, находясь в Гельсингфорсе, прощается с последним командующим Балтфлотом А. Щастным, уводящим корабли в «ледовый поход». Будучи в независимой Финляндии, Фёдор избежал печальной участи многих морских офицеров. Можно считать, ему повезло.

Ещё в детстве дед рассказывал Фёдору о земле предков – маленькой Литве, балтийском янтарном крае, о жемайтийском городке Тельшяй, где сам учился, о своём имении в селе Дадоткай. Решение вернуться на историческую родину пришло не сразу, не хотелось расставаться с морем, поэтому Фёдор, перебравшись на Чёрное море, ещё некоторое время служил в английских и голландских фирмах, был помощником капитана на торговом корабле. Только в 1922 году он переехал в Литву. Республике были нужны опытные офицерские кадры. В Каунасе Ф. Довконт, именовавшийся теперь Теодорасом Даукантасом, становится заведующим научной частью высших офицерских курсов, организовывает подготовительную морскую школу, преподаёт географию в университете. Он владел несколькими иностранными языками. Позднее, уже доцент Вильнюского университета – Теодорас Даукантас направляется Генеральным консулом в Бразилию.

Сейчас трудно судить, высокий ли ранг старшего морского офицера, либо помощь братства «вольных каменщиков», в котором он состоял в России, сыграли определяющую роль в становлении стремительной и блестящей карьеры Теодораса Даукантаса. Он несколько раз избирался депутатом литовского сейма, а затем входил в состав правительства Литвы. За заслуги в деле становления литовской армии получает звание генерал-лейтенанта, дважды занимает пост министра обороны. Перед второй мировой войной назначается послом Литвы в Аргентине. По возвращении в Литву семья Даукантасов не избежала репрессий. Однако, за участие в антифашистской деятельности Теодорас был освобождён и какое – то время преподавал в гимназии, а в 1944 году через Тельшяй, Клайпеду перебрался в Германию, эмигрировав оттуда в Аргентину.

Ему казалось, что в Байресе он живёт очень давно. Иногда приходилось встречать бывших моряков, служивших в Российском Императорском флоте в разных чинах и званиях и жить среди «земляков» – эмигрантов с исторической родины. Теодорас посещал Русскую католическую миссию, писал статьи в еженедельную газету Русского христианского возрождения – «За правду», подписывая их двойной фамилией Т. Даукантас – Довконт, как – будто стремился подчеркнуть свою верность давнего служения, как РОССИИ, так и ЛИТВЕ.

10 апреля 1960 года в Буэнос – Айресе от разрыва сердца умер Фёдор – Теодорас – Довконт – Даукантас. Только в 1997 году его останки были перезахоронены в Литве, в Каунасе, на Кармелавском кладбище.

А три ветра – «тривентум»[18 - Сонда – тёплый весенний ветер, пробуждающий природу. Судестада – свежий летний ветер – бриз, охлаждающий от жаркого солнца.Полар – зимний ветер, зарождающийся на восточных склонах Анд, проносящийся через пампасы, особенно силён в устье реки Ла – Плата.] по-прежнему сменяют в Аргентине один другого, подобно давно прошедшим этапам удивительной жизни этого незаурядного человека, вплетённым в бесконечную вязь времён.

Из моряков в художники

В 1845 году Российский императорский флот пополнился новейшим пароходом – фрегатом «Камчатка», построенным специально по заказу в Америке на нью-йоркской верфи Уильяма Брауна. По тем временам это было лучшее колёсное судно, способное развивать отменную скорость в 12 узлов, благодаря мощной паровой машине в 540 л.с. «Камчатка» обошлась России в кругленькую сумму – более чем в 450 тысяч долларов, но корабль стоил того, американцы даже выражали сожаление, что он предназначался русским, а не для собственного флота. В Америке надзор за постройкой «Камчатки» осуществлял прибывший туда капитан 1 ранга И. Шанц, ставший впоследствии её командиром.

Позволим себе небольшое отступление в начале нашего рассказа, так как именно это судно сыграет большую роль в судьбе героя повествования – лейтенанта Алексея Петровича Боголюбова.

Воспитанник Морского корпуса и Гардемаринской роты, он, также как и его брат Николай, начинал свою жизнь с флота. Служба Алексея проходила под руководством известных командиров – В. С. Нелидова (бриг «Усердие»), А. А. Дурасова («Вола»), а соратниками были почтенные и опытные моряки – И. Ф. Крузенштерн, Гейден, братья Лазаревы – Михаил и Андрей, Ф. Ф. Беллинсгаузен. Флаг – офицером, как личный адъютант адмирала А. Дурасова, Боголюбов совершил поход на 110-ти пушечном корабле «Император Александр I».

Увлечением Алексея с юности, да, пожалуй, с самого детства, стало рисование. Ещё будучи гардемарином, он мастерски рисовал карикатуры на товарищей и преподавателей, причём, делал это всюду, где угодно – на столах, досках, стенах, часто попадая в немилость у начальства. Позднее, тяга к художеству приводила молодого моряка в музеи, знакомиться с работами известных мастеров карандаша и кисти. Алексей сначала выполнял заказы – писал трафаретные портреты Николая Павловича, восполняя небольшое служебное жалованье, затем создавал свои собственные произведения.

Репутация Алексея, как художника, выросла после одного морского происшествия. Во время манёвров в море столкнулись два корабля – «Вола» и «Фер – Шампенуаз». Повреждённую корму «Волы» решили не ремонтировать, некогда было, а замаскировать парусиной, вымазанной сажей. По ней Алексей, подвешенный за борт на беседке, рисовал и раскрашивал разрушенные элементы, получилось совсем неплохо, даже благодарность получил от командира.

Служба А. Боголюбова на Балтике проходила в Петербурге, Свеаборге, Ревеле, Кронштадте. Кронштадт в ту пору являлся базой российского флота, однако, выходы кораблей в море не отличались частотой, изредка транспорты уходили на Камчатку, а посещение иностранных портов вообще было «в диковинку». Морская береговая жизнь текла своим чередом, свободное время офицеры проводили, придумывая себе развлечения, центром которых становился трактир с гордым названием «Мыс Доброй Надежды», моряки, участвовавшие там в потасовках и получавшие по физиономии, на распроссы всегда отвечали однозначно: «потерпел крушение у мыса Доброй Надежды». Ездили друг к другу в гости, проводили досуг в обществе женщин.

Появление в кронштадской гавани невиданного корабля «Камчатка» стало большим событием. О планах высокого начальства узнали только за две недели, стало ясно, что фрегат пойдёт в «крестовый поход», что означало плавание с высочайшими особами за границу, с посещением дружественных стран. На «Камчатку» отбирали лучших офицеров и матросов из всех экипажей. На матросской стороне главной улицы Кронштадта – Николаевской, называемой «ситцевой» (другая – солнечная – офицерская была «бархатной») встречавшиеся часто задавали один и тот же вопрос: «Земеля! Ты, как, ещё не «камчадал»?»

Алексею Боголюбову повезло, похлопотали друзья, он попал на «Камчатку». Ему не терпелось поскорее отправиться в поход, неизведанное притягивало и манило. Другие офицеры, отобранные на корабль самим контр – адмиралом И. Шанцем, ходили с гордо поднятой головой, вызывая зависть у неудачников. На устах у всех звучало кем – то сложенное стихотворение:

«Ус нафабрен
Бровь дугой
Новые перчатки
Это, спросят, кто такой?
Офицер с «Камчатки».

Высочайшей особой оказался герцог Максимилиан Лейхтенбергский – зять императора Николая I со свитой, направляемый для улучшения здоровья на остров Мадеру (Мадейру). Сын Евгения Богарнэ, пасынка Наполеона и вице – короля Италии от его брака с Амалией – Августой Баварской, член русской императорской фамилии. Он, как главнокомандующий Корпуса горных инженеров во время инспекционной поездки на Урал сильно простудился и получил осложнение на лёгкие, поэтому тёплый целительный климат острова должен был принести ему облегчение.

Представленный, как и другие офицеры, герцогу командиром корабля лейтенант А. Боголюбов своим художественным воображением сразу нарисовал своеобразную карикатуру Его Высочества: длинное лицо с невыразительными чертами, усы, портивший всё, кривой рот; в мундире, скорее подпоручик, чем герцог. Однако, в разговорах выяснилось, что он не такой, каким казался с виду. Своим тихим, задушевным голосом герцог привлекал к себе собеседника, вызывал уважение глубокими познаниями в искусстве, хорошо разбирался в минералогии и электричестве. С детства хорошо рисовал, писал картины, обладал в Мюнхене известной картинной галереей. В Россию герцог привёз большую коллекцию картин для Академии Художеств, а впоследствии стал её президентом.

На корабле его мучила бессонница, и он часто выходил на палубу покурить. «Чистяки» – офицерские вестовые приносили в герцогскую каюту крепчайший «адвокат» – чай с лимоном, который вообще в плавании употреблялся в больших количествах, правда, для личного состава готовился «кронштадт», представлявший жиденькую заварку, но с сахаром. В свободное от вахт время матросы собирались на баке, обменивались новостями, судачили о высоких гостях или рассказывали небылицы.

Алексей захватил в поход альбом со своими работами. Герцог, просмотрев его, нашёл их исполненными в высоком художественном вкусе, и попросил Боголюбова рисовать для него всё, что найдёт интересным. Воодушевлённый похвалой высочайшей особы, молодой моряк – художник по – новому стал относиться к своему творчеству. Во время стоянок в портах Норвегии и Дании, а в Англии – Саутгемптона, Алексей посещал художественные музеи, съездил в Лондон. Для него было очень важно увидеть произведения знаменитых художников.

Наконец, «Камчатка» подошла к острову Мадере, затерянному вместе с другими меньшими островками – соседями в океане. Крутые отвесные берега острова с неглубокими бухтами делали невозможными подход и стоянку крупных судов, единственной удобной гаванью являлся город – столица Фунчал (Фуншал). Фрегат бросил якорь на рейде, подняв карантинный флаг (в Европе свирепствовала холера).

Месячное пребывание на Мадере благоприятно подействовало на здоровье герцога Лейхтенбергского: прогулки в горы, живительный целебный воздух океана и роз, изысканные вина – мальвазия и мадера, правда, жить молодому царедворцу оставалось немного – два года. Алексея покорила живописная природа острова, величественные виды, открывающиеся с горных террас на город и океан. Здесь произошла его встреча с художником К. Брюлловым, поправлявшим своё сердечное здоровье. Именитый профессор – друг герцога дал напутствие представленному ему художнику – любителю. Алексей, как и другие офицеры, купил себе двух обезьян и попугаев. Одна мартышка даже послужила впоследствии моделью для скульптора П. Клодта, выполнявшего памятник баснописцу Крылову.

Вторая встреча А. Боголюбова с герцогом произошла во время визита «Камчатки» в Лиссабон в 1850 году. Тогда Его Высочество на прощание сказал: «А вы, господин Боголюбов, мне сделайте то, что начали. Я жду от вас альбом моего вояжа. Желаю вам счастья и науки, и чем быть дюжинным офицером, БУДЬТЕ ХУДОЖНИКОМ, кажется, вы тут вновь успеете.»

Слова «БУДЬТЕ ХУДОЖНИКОМ» оказались пророческими. Алексей Боголюбов окончательно решил идти по пути, указанному герцогом. ВПЕРЕДИ БЫЛА АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ, НАГРАДЫ, ЗВАНИЯ И ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ КАРТИНЫ,ВОСПЕВАЮЩИЕ МОРЕ И КОРАБЛИ.

Примечание:

Алексей Петрович Боголюбов (1824–1898) – внук А. Н. Радищева. Сначала моряк, затем художник, учился в петербургской Академии Художеств (1850–1853), выполнил большую серию картин по истории русского флота. С 1873 года жил преимущественно в Париже, приезжая в Россию. На родине был основателем училища рисования в Саратове и Художественного музея имени А. Н. Радищева.

Запретная любовь

В жизни встречается не так уж часто стечение сразу нескольких совпадений, относящихся к одному и тому же названию. Хорошо известное женское имя Светлана в нашем случае связало поэта – романтика Василия Жуковского, носившего это прозвище среди друзей – арзамасцев, его одноимённую балладу, парусно-винтовой фрегат, Великого князя Алексея Александровича и дочь В. Жуковского – Александру. Вполне возможно, это произошло не случайно, однако, обо всём по – порядку.

В кают-компании фрегата «Светлана», вышедшего 20 августа 1871 года из Кронштадта с визитом в США вместе с корветом «Богатырь» и клипером «Абрек», собрались почти все офицеры корабля. Ждали, что скажет командир эскадры, совершающей поход, вице – адмирал Константин Николаевич Посьет:

«Господа! Случившееся вчера на марсельском берегу бросает тень на весь наш Российский флот! Пьяный дебош, драка, женщины, это недопустимо, господа!

И уже обращаясь к Великому князю, старшему офицеру фрегата, лейтенанту Алексею Александровичу:

«Я, конечно, понимаю Ваше душевное состояние, Алексей Александрович, но доходить до такого, уж слишком!»

Великий князь сидел молча, не произнося ни единого слова, потупив голову.

«Должен сказать, господа, слава Богу, что в нашем кругу есть такие люди, как мичман Алексеев, спасший репутацию старшего офицера и полностью взявший всю вину произошедшего на себя. Алексей Александрович, помните об этом.»