Альманах «Истоки». Выпуск 14

В пятидесятые годы прошлого столетия скорняжное дело, веками кормившее селян, окончательно заглохло, а деревня превратилась в животноводческое отделение крупного совхоза. Бывшие скорняки стали пастухами, свинарями, а бабы доярками. Старик Гаврила Хомутов, сколько себя помнил, был свинарём. В десять лет его приставили смотреть за молодняком, а когда подрос, доверили племенное стадо, которое славилось на всю округу.

Так было вплоть до начала девяностых, которые в корне изменили всю вяло текущую деревенскую жизнь. Некогда богатый госхоз в одночасье превратился в частное хозяйство, владельцы которого, тут же стали распродавать коров, свиней и прочую живность. Старика Гаврилу, как и большинство старейших работников, отправили на пенсию, а молодёжи предложили перебираться в соседний городок и там устраивать свою жизнь.

С этого времени деревня стал быстро хиреть, и вскоре превратилась в призрак былого благополучия. От былого величия остались только фамилии – Хомутовы, Телегины да Саньковы. Сын старика долго сопротивлялся, потом продал двух стельных коров, трёх полугодовалых поросят и вместе с невесткой и внуком, покинул обезлюдившую деревню. Старик, которому в ту пору шёл восьмой десяток, остался со своей больной старухой Марфой в большом деревянном доме с множеством пустых надворных построек. После многих лет работы, тревог и забот в жизни старика наступила полоса безвременья, когда никуда и незачем было спешить, всё ограничивалось кухней да стареньким телевизором.

Но, однажды, ранней весной, из города приехал его старинный друг Иван Телегин и привёз крохотный палевый комочек.

– Вот, Гаврила, на твоё семидесятилетие привёз тебе подарок, породистую с отличной родословной, московскую сторожевую овчарку. Расти и знай, это твой самый верный, самый бескорыстный друг, который, не раздумывая, отдаст за тебя свою жизнь. Вырастет и будет такой же большой и сильный, как его отец, и протянул старику фотографию гордого красавца, грудь которого была сплошь увешана многочисленными медалями. Их было так много, что хозяину пришлось соорудить нечто вроде фартучка и разместить на нём награды породистой собаки. Ежели захочешь, – продолжал Иван, – через год-полтора твой новый друг, также, как его отец, начнёт побеждать на самых престижных выставках и будет гордостью подмосковного собаководства.

Старик взял на руки щенка, и тот доверчиво уткнулся ему в тёплую подмышку. Затем нашёл небольшую коробочку, устелил её мягкими тряпками и, уложив щенка, сказал: «Тут твоё место, спи». Но не тут-то было, щенок тыкался по углам коробки, жалобно скулил и даже несколько раз всплакнул.

– Получил подарок, вот и наньчися с ним, – заворчала старуха, – вишь, материнскую титьку ищет.

Старик пошарил в старинном комоде и нашёл там чудом сохранившуюся от внука маленькую бутылочку с детской соской. Затем, налив в неё молока и подхватив на руки щенка, стал ходить с ним по избе.

– Совсем из ума выжил, собаку нянчит, точно малое дитя, – ворчала старуха, – ты ещё спать уложи его с собой.

– И уложу, не вишь што ли по материнскому теплу больно скучает, – огрызнулся старик.

Щенок рос не по дням, а по часам, и, чуточку повзрослев, стал проявлять свой характер в том, что от всех дичился и признавал только старика. Потому и назвал старик его Диком, что значит дикий. Через два месяца Дик стал вполне самостоятельным, он с увлечением гонялся во дворе за курами, подкрадывался к гусям, но те в обиду себя не давали и больно щипали его. Поздно вечером, дождавшись, когда старик засыпал, он тихонько взбирался на его кровать и укладывался в ногах. Иногда он внезапно просыпался, вскакивал и, оглядев комнату, звонко тявкнув, снова ложился на тёплую постель. Через год, некогда крохотный палевый клубочек, превратился в огромного, умного и преданного друга с полуслова понимающего своего хозяина.

К этому времени в деревне стали происходить странные вещи – вдруг ни с того ни с сего на окраине деревни стали загораться старые, заколоченные, покинутые хозяевами, дома. Старухи, из тех, что остались в деревне, всполошились, и, сообразив, что никто кроме старика с его громадной овчаркой не защитит их от злодеев, уговорили его по ночам охранять деревню. Так бывший свинарь стал сторожем. По ночам он с Диком несколько раз обходил деревню и, не обнаружив никого, перед рассветом шёл домой. С этих пор пожары прекратились, а по весне к ним зачастили незваные гости из Москвы. Сначала они предлагали скупить все пустующие дома, и, не получив согласия, стали размечать и нарезать земельные участки на пойменном лугу, что некогда служил пастбищем для деревенской скотины. В начале лета началось бурное строительство огромных коттеджей, в два и более этажа, с пристройками и теплицами. К зиме, на огороженном бетонным забором лугу, точно из-под земли, выросли двадцать семь современных элитных дома. Теперь уже новые хозяева стали нанимать старика для охраны их дорогой собственности.

– Вот ведь, как получается, одни из деревни, другие, наоборот, к земле потянулись. Получилось два людских потока – один поток из голодной деревни с пустой котомкой, в сытый город, другой поток с большой мошной, из зачумлённого города на свежий воздух потянулся, – обходя, вместе с Диком, новый дачный посёлок, рассуждал старик. – Только странно получается, не пересекаются они, каждый течёт сам по себе, не смешиваются они, а значит, в реку не сольются. Вот и выходит нищая деревня никому, кроме нас, стариков, не нужна.

Время шло, к осени старухе стало совсем худо, старик несколько раз возил её в город, но врачи только разводили руками и советовали строго соблюдать диету и регулярно вводить инсулин. Однажды старик заметил – старуха тайно ест конфеты, ложками засыпает себе в рот сахар и понял, что она сознательно сокращает себе жизнь. В декабре она тихо скончалась, и была захоронена на местном кладбище. Все деревенские старухи были на её похоронах и дружно сетовали на то, что ушла Марфа без покаяния и церковного отпевания, а всё потому, что никто из сельчан так и не смог восстановить, разрушенную в начале прошлого века, местную церковь.

Вот тогда то, на могиле своей старухи, старик поклялся если не восстановить церковь, то хотя бы построить часовенку. С этого дня все заработанные деньги он стал откладывать на строительство, а ещё через полгода сходил в дальнюю деревню, где уже более ста лет стояла каменная часовня святого великомученика Пантелеймона, осмотрел её, как смог нарисовал, и решил строить такую же, но только из дерева. Вернувшись в деревню, старик присмотрел место и начал рыть яму под фундамент, а к сентябрю над часовней уже возвышался крест и началась её внутренняя отделка.

Каково было удивление старика, когда местные старухи стали приносить ему чудом сохранившуюся церковную утварь и старинные иконы, особенно его поразила икона святителя Николая. Со слов дарительницы бабки Пелагеи икона была написана неизвестным художником в конце 18 века и чудесным образом избежала уничтожения в сатанинскую годину. С этих пор часовенка стала называться в честь Николы Угодника, первого после Божией Матери небесного заступника. Вскоре часовню освятили и жители деревни, дачного посёлка и окрестных сёл стали молиться святителю Николаю.

За хлопотами о часовне незаметно для старика пришла зима, потом наступили Рождественские праздники. В эти дни старик вдруг встревожился, стал по ночам чаще приходить к часовне, осматривать её и, ничего не обнаружив, уходил домой. Накануне крещенского сочельника он лёг пораньше, задремал, и тут какая – то сила выбросила его из постели. Он быстро оделся и вместе с Диком, пошёл к часовне. Не успели они отойти от дома ста метров, как Дик заволновался и стремительно бросился к часовне. Старик тоже заторопился, но глубокий снег мешал ему, и он пошёл прежним размеренным шагом, но неожиданно глубокую ночную тишину разорвали два выстрела. Сердце у старика на мгновение остановилось и тут же тревожно забилось вновь – «Беда, ой беда», – бормотал он.

Старик сидел на снегу и горько плакал. Плакал навзрыд, как малое дитя, потерявшее мамку. Его верный, неразлучный друг лежал на обледеневшей обочине дороги с окровавленной грудью. Кровь тёмными сгустками сочилась из открытой раны и медленно стекала на белый снег. Старик подтянул ноги и встал на колени, потом взял голову Дика бережно приподнял её и попытался заглянуть ему в глаза. Тяжёлая, безысходная тоска железным обручем сдавила его сердце, он застонал от бессильной ярости на несправедливую судьбу и людскую злобу.

Тем временем на звуки выстрелов подошло несколько старух и два полупьяных мужика из дачного посёлка.

– Ишь, как по собаке рыдает, по своей Марфе так не убивался, – прошипела одна из старух и смачно плюнула на снег.

Вдруг ночную мглу прорезал истошный крик:

– Икону украли, Николу заступника унесли, вороги.

Все, кто был рядом, бросились к часовне, посмотрели и вернулись к старику.

– Дика, Дикуличка, – ласково шептал старик и нежно поглаживал большую голову собаки. – Господи, сколько мы с тобой пережили радости и невзгод, и вот теперь ты оставляешь меня одного в этом мире несправедливости и злобы.

Старик ещё ниже склонился над головой своего друга и тут правый глаз приоткрылся, и Дик нежно лизнул руку хозяина.

– Дикуля, ты жив, – оторопев от радости, завопил старик, – господи, чичас я тебя перевяжу, и мы пойдём домой.

Старик суетливо обшарил свои карманы и, не найдя ничего, скинул с себя телогрейку, снял рубаху и разорвав её на части, перевязал широкую грудь овчарки. К счастью, пуля пробила правую сторону груди, прошила насквозь часть тела и вышла на спине в области лопатки.

– Чего рты раззявили, пьянь подзаборная, – закричала соседка Анна, – не видите, што ль, сани нужны. Пёс-то, што хороший боров, весу в нём не мене центера будет.

Мужички тут же исчезли и через несколько минут приволокли небольшие санки, какими пользуются селяне для перевозки сена с ближайших укосов.

Привезя Дика домой и уложив его в свою постель, старик нашёл несколько ампул пенициллина, набрал два кубика и ввёл его в холку собаки. Затем вышел в сени, отыскал пучок подорожника, и разжевав его, приложил жидкую массу к ране.

– Всё, Дика, спи, а я тут посижу, присмотрю за тобой, спи, мой хороший, рана твоя затянется, и мы будем снова бегать и ловить зайцев.

На слова хозяина Дик приподнял голову и облизал низко склонённое лицо старика.

– Ну, будя, лежи не шевелись, вредно энто тебе, вот выздоровеешь, тогда и нацелуемся, – с этими словами старик поднялся и ушёл на кухню. Он подбросил дрова в печку, достал мясо и, бросив его в кастрюлю, поставил вариться. Затем он снова сел у изголовья своего друга. Помолчал, почесал его за ухом и улыбнулся своим воспоминаниям:

– Дикуля, ты помнишь мальчонку, который тонул в проруби? – заговорил он. – Помнишь, как ты бросился в прорубь? Если бы не ты, он наверняка утонул бы. Тебе тогда был всего год, но ты уже понимал своё предназначение.

Дик поднял голову и в знак того, что он всё помнит, лизнул старику руку. Помнил он и то, как однажды старик серьёзно занемог, всё его тело горело, руки и ноги настолько ослабли, что он не смог даже встать с постели. Поняв, что хозяину очень плохо Дик выскочил на улицу и помчался к бабке Нюре. Он перемахнул соседский забор и, подлетев к окну, басовито залаял. Бабка Нюра вышла во двор и, посмотрев на собаку, поняла – что-то случилось. Больше недели она настоями из трав отпаивала старика пока, наконец, он не смог встать и заняться хозяйством.

– А помнишь, Дика, – продолжая улыбаться, спросил старик, – тот случай, когда я производил опыты на предмет понимания тобой человеческой речи?

Тебе тогда исполнилось два годика, а уж умён ты был не по годам. Вот я и решил подшутить над молодью. Помнишь, мы тогда охраняли дом московского богача?

Собрались у них тогда друзья евоного сынка, всё молодь неоперившаяся, а с гонором, с самомнением. Помнишь, речь у них зашла о том, что животные не могут понимать человеческую речь так, как понимаем её мы.

Мы с тобой стояли неподалёку и всё слышали. Ну, тут я, старый дурак, не вытерпел, да и встрял:

– Неправда, мол, животные хоть и бессловесны, но всё понимают. Вот взять хотя бы мою собаку, – и показывая им на тебя, предлагаю им провести опыт. Тут все заспорили, затарахтели, мол, ежели действительно собака понимает человеческую речь, то они платят мне сто зелёных. Двести, говорю я им, все тут же соглашаются.

– Для чистоты эксперимента, – говорит один из них, – ты, Вася, отвернувшись от собаки, произносишь условную фразу, а мы наблюдаем за реакцией пса.

Они отвернулись, пошептались и говорят: «Мы готовы».

– А мы тоже завсегда готовы, – отвечаю я им. – Но только не обессудьте ежели, што не так.

Энтот Вася отворачивается от нас с тобой, и, смеясь, говорит, мол, чтобы им не надоедал со своими россказнями Гаврила, он сейчас возьмёт нож и зарежет этого надоедливого старикана.

– Помнишь, что тут было? – Ты одним прыжком перемахнул стол, свалил шутника, встал ему на грудь, оскалился и посмотрел на меня. Помнишь, как энти молокососы затряслись и спали с лица? Наука им была отменная.

Старик ещё долго вспоминал, как его друг суровыми зимами отгонял волков и лисиц, не позволяя им нарушать покой деревни.

Прошёл год, в новогодние праздники дачники потянулись в деревню.

Однажды вечером старик со своим другом оказался неподалёку от дачи того московского богатея, которую он охранял прошлой зимой. Вдруг Дик напрягся, заворчал и бросился к дому, откуда раздавались приглушённые голоса и весёлый смех молодых людей. Перелетев через забор, он вскочил на веранду, и, прыгнул на одного из них. Стоя на груди парня, Дик своей огромной челюстью, вцепился в его горло и ждал команды, чтобы разорвать её. Старик поднялся на веранду, внимательно посмотрел на перепуганные лица сидевших за столом парней, потом перевёл взгляд на своего друга и его жертву. Под Диком лежало с искажённым от ужаса лицом, нечто, похожее на куклу, от которой исходил тошнотворный запах человеческих испражнений.

– Ишь ты до того перепугался ирод, что напустил в штаны, а когда стрелял в моего друга поди чувствовал себя эдаким суперменом, способным остановить не только собаку, но и любое чудовище, вставшее на его пути. Ирод, он и есть ирод, такой смел, когда чувствует своё превосходство над беззащитными существами, будь то человек или собака. Страшно и мне, простому мужику, когда вижу, что подобная человеческая падаль бродит по нашей земле и в любой миг может оборвать чью то жизнь, – глядя на распластанное тело, размышлял старик.

Затем, погладив Дика по голове, старик шепнул ему на ухо:

– Теперь этот ворог вернёт нашу чудотворную икону Николы угодника, скоро она будет дома, а это главное. Дик поднял голову и, как показалось старику, укоризненно посмотрев на него, нехотя отпустил свою жертву.

Поэзия

Евгений Степанов

Евгений Степанов – поэт, прозаик, публицист, издатель. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Печатается с 1981 года. Публиковался в журналах «Сура», «Знамя», «Нева», «Звезда», «Дружба народов», «Наш современник», «Сельская молодёжь», «Литературная учёба», «Урал», «Арион», «Юность», «Интерпоэзия», «Новый берег», «День и Ночь», «Дон», «Подъём», «Волга», «Литературный Азербайджан», «Крещатик», «Слово», в альманахах «Истоки», «Поэзия», «День поэзии», в газетах «Экслибрис НГ», «Московский комсомолец», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Московская правда», «Вечерняя Москва», «Труд» и во многих других изданиях. Автор нескольких книг стихов, вышедших в России, США, Болгарии, Румынии, а также книг прозы и научных монографий. Главный редактор журнала «Дети Ра» и портала «Читальный зал».

Лауреат премии имени А. Дельвига «Литературной газеты» и премии журнала «Нева». Живёт в Москве.

Всё равно продолжается жизнь

Тут-и-там

«Услышать будущего зов»

Борис Пастернак

Спешишь, спешишь… Бежишь, как мышь

От страшного котищи злого.

Какая разница – Париж,

Нью-Йорк, Бат-Ям или Быково,

Когда сто лет в айфон глядишь,

Не слыша внеземного зова?

Всё – там, а тут – аэродром,

Дурдом, погром и море водки,

И годы странствий за бугром,

И цели не ясны, не чётки,

И будь готов, скрипя пером,

К последней эмигрантской ходке.

А там – три тысячи имён

Родных и дорогих особо:

Эмиль, Татьяна, Слава Лён,

И Тимофеевские (оба),

И та, в которую влюблён

Я буду, как пацан, до гроба

(И после), это факт, а там

Иная у людей программа,

Не дремлет внеземной ашрам,

И алкоголя нет ни грамма,

И ходит по цветным местам

Моя задумчивая мама.

2022

Потому что

всё равно продолжается жизнь

всё равно я смотрю ввысь

потому что Бог это любовь

а любовь это ты

как тевтонец гремит бронёй

этот мир – на меня ползёт

всё равно продолжается жизнь

всё равно я смотрю ввысь

всё равно ты со мной во мне

даже если сейчас далеко

потому что Бог это любовь

а любовь это ты

а в Быково идёт снег

а весною пойдёт дождь

и никто не ушёл навек

потому что нельзя уйти

и глаза вновь глядят в глаза

и слезу я смахну рукой

потому что Бог это любовь

а любовь это ты

2016, 2022

И такой

Достоинств хилая дружина

Была разбита в пух и прах.

Сама себя впотьмах душила

Душа, уставшая в боях.

Я погибал – так гибнет юнкер,

Узнав, что знамя сожжено.

Я умирал – но я не умер,

Как дачу, обживая дно.

И грешный, точно нувориши,

Забывший про слова любви,

Я вдруг услышал голос Свыше:

– Ты нужен и такой. Живи!

2017

Сказка

Идут-бредут по лесу человеки.

Встревожен лес, не слышен птичий гам.

Текут большие огненные реки

По сладеньким кисельным берегам.

Кощей Бессмертный, бывший бравый подпол,

Собрал вещички и поехал в Крым.

И как-то там устроился он, вот, мол,

Мой выбор сделан и неотменим.

А Соловей-разбойник стал потише,

Слегка переусердствовав, обмяк.

Иван-дурак подался в нувориши.

И оказался не такой дурак.

Емеля стал народным депутатом,

Супружницу спровадил за порог.

А царь Горох частенько был поддатым

И все дела по службе запорол.

Идут-бредут по лесу человеки.

Ни компаса, ни карты нет у них.

А лешие на пьяной дискотеке

Танцуют в щедрых зарослях лесных.

2019, 2022

Мёртвый-и-живой

это поэт который умер

его все хвалят

печатают в антологиях

изучают особенности его идиостиля

и т. д.

это поэт который ещё живёт

денег нет

любимая упорхнула

книжку можно издать только за свой счёт

не буду продолжать

хорошо быть обычным человеком

живым и весёлым

2021

Монолог моего друга

Переосмыслив то, что было,

Я понимаю: был неправ.

Я вёл не раз себя, как быдло,

Отвратный проявляя нрав.

И вот теперь, когда полвека,

И даже больше, позади,

Медаль плохого человека

Дымится на моей груди.

Как быть? Как жить? Кто мне поможет

Снять ненавистную медаль?

… Тревожно жизнь свою итожит

Мой друг. И смотрит – честный! – в даль.

2019

На третьей мировой

На третьей мировой войне,

А я застал её в Европе,

Стрелять не доводилось мне,

Но приходилось жить в окопе.

На третьей мировой войне,

Бессмысленной и невеликой,

Я оказался в западне,

Воюя с шапкой-невидимкой.

И мировой сгущался мрак,

Враг был невидимым, неглупым.

И шёл по трупам этот враг,

Точь-в-точь фашист, шагал по трупам.

2020

Правнук

Меня манить калачиком

Не стоит аж никак.

Я – правнук раскулаченных,

А, значит, сам кулак.

Привык пахать, не барствуя,

Привык идти сквозь мгу.

Но верить государству я,

Простите, не могу.

2020

А надо бы

Безжалостны года,

Прёт время напролом.

Мы все идем туда,

Откуда не придём.

А всё хотим стращать

Друг друга и губить.

А надо бы прощать,

А надо бы любить.

2020

Два человека

– Мне перестали быть отрадою

Земные грешные пути.

За монастырскою оградою

Мечтал бы я себя найти.

– Живи, люби и пыл умеривай,

Не возносись так шибко ввысь,

Вериги старца не примеривай,

Трудись в миру, твори, молись!

2012, 2022

Память

К 90-летию поэта Юрия Влодова

Юрий Влодов (1932–2009)

6 декабря 2022 года исполняется 90 лет со дня рождения легендарного поэта-диссидента Юрия Влодова, автора всем известной политической шутки «Прошла зима, настало лето. Спасибо партии за это!».

Кроме этой шутки массовому читателю мало что известно об этом замечательном поэте и о его, не менее замечательном творчестве. А творчество это обширно и многообразно.

Предлагаем вам подборку его стихов из разных книг.

Из книги «Портреты»

Дон Кихот

У Дон-Кихота – жуткая работа.

Такая человеку не с руки.

До помраченья, до восьмого пота

Идальго атакует ветряки.

И латы дребезжат аляповатые…

И старое ломается копьё…

А мельницы всё крутятся – проклятые…

Всё крутится земное Бытиё.

Робинзон

Робинзон осознал,

Что вдали не корабль, а касатка…

Заметался, заныл, заскулил на песчаной косе!..

Успокоился враз,

И вздохнул по-младенчески сладко,

И когтистой рукой рубанул:

«А-а! – идите вы все!..»

Дон Жуан

А Дон-Жуан-то, может статься,

Рыдал на чьей-нибудь груди:

«Я так хочу с тобой остаться!

На веки вечные остаться!..

Но смеху будет – пруд пруди!»

Сюжет о Цезаре и Бруте

Он удивился: «Ты, мой Брут?!»

Но был удар кинжала крут…

Проснулся Цезарь утром рано —

Остывшая зияла рана,

Хотелось душу отогреть!..

И он подумал: «Правый Боже!

На что же всё это похоже,—

Теперь уже – не умереть!»

А Брут задумался глубоко

И стало Бруту одиноко,

И он подумал: «Все помрём!»

Сверкали дали голубые

И только стражники немые

Ходили мерно под окном.

Сюжеты об Иване Грозном

I.

И взыграл куполами неслыханный Васька Блаженный!..

И тогда ослепили творцов, обезглазили напрочь!

Упоили сивухой, велели пожрать напоследок,

И по-царски спросили: «Чего вам желательно, хамы?..»

Захрипели умельцы: «За работу, Гроза, благодарствуй!..»

Шапки шмякнули оземь: «Царь-Гроза! Самодержец! Заступа!..»

И пошли по Руси, улыбаясь хмельно и блаженно…

Опираясь на посохи, щупали воздух ноздрями…

II.

Ах, по головушке тугой —

Неслыханным жезлом!..

И целый миг трясет ногой

И пучится козлом…

Ах, по головушке – жезлом!..

С оттяжкой!.. Да сплеча!..

И оплывает под углом

Истории свеча…

Иван сморкается в полу,

Дрожит, как Вечный Жид…

А русский Гамлет на полу

Расплющенный лежит.

Сюжет о Пушкине

Под чугунным небосводом,

Над крестьянским Чёрным бродом,

Где болотом пахнет муть,

Где ночами лезет жуть,

Над безвинной русской кровью,

Над захарканной любовью

Пушкин плачет у ольхи:

Жизни нет, а что – стихи?!..

Сюжет о Есенине

«Зарежусь!» – объявил Есенин девке.

«Да что ты? – против Бога и природы?!»

«Зарежусь, говорю! Молчи, дуреха!

Бог добрый, а природа в нас самих!»

Умолкли, выпили, накрылись простынёй…

В углу под краном капли отбивали