Тень воина

скачать книгу бесплатно

Середин понял, что просто одетый, в поношенной домотканой рубахе и валяных штанах старик – это местный волхв. А может, только обязанности волхва исполняет. Маловато селение для большого святилища, в котором служителю постоянно дело найдется.

– Настанет час, мил человек, изопьешь ты чашу безжалостной Мары, перейдешь Калинов мост. И увидишь любимую свою, чад драгоценных узришь. Однако же пока ты землю сырую топчешь, долг на тебе. Долг пред отцами и дедами, и прадедами твоими, что кровью и потом землю русскую поливали, что защищали ее от ворогов, что хлеб на ней растили, Дома поднимали, богов наших славили. Пред ними ты в долгу, их предать не должен. Не для того они столько сил и животов положили, чтобы оскудела земля, опустела, обезлюдела. Чтобы пришли иноземцы проклятые ее сапогами своими топтать. Как потом родичам станешь в глаза смотреть, что сам на отчине своей узреешь? Долг на тебе, мил человек. Не должен ты допустить, чтобы род твой прервался, чтобы нить живая, что от радуниц, от Сварога тянется, на тебе окончилась. Должен ты детей родить и вырастить, землю свою им из рук в руки передать. Токмо тогда можешь о смерти думать.

«Японский городовой, – покачал головой ведун. – Похоже, волхв думает, я к болоту топиться пришел!»

– Знаю, ныне тяжело тебе, ни о ком ином мыслить не можешь. Не торопит тебя никто, мил человек. Однако же и о долге своем забывать тебе нельзя. Не предавай свою землю, отцов не предавай. Оставь отчине после себя новых защитников и тружеников. Пойдем отсель. Коней твоих отрок мой удерживает, они тоже заботы твоей ждут.

– Не беспокойся, отче. В омут не кинусь.

– А я и не боюсь. Да токмо ныне ты не желаешь и вовсе ни в чью сторону глядеть, а час минует иной – баловница какая заворожит тебя, обманет. Пойдем.

«Мавка! – вспомнил Олег, зачем с самого начала понесло его в эту сторону. – От мавки волхв бережет. И то верно, неча без дела сидеть. Чай, не клуша, цыплят не высижу».

– А скажи, отче, – поднимаясь, поинтересовался он. – Слышал я, кузнец у вас недавно за Калинов мост ушел. Нельзя ли на мастерскую его глянуть? Подковы бы мне на конях проверить. Давно не смотрел, как бы не потерять.

– То к вдове его, Людмиле, идти надобноть. Ну, да я провожу, поручусь. Тебя, вижу, доброму люду бояться ни к чему.

– Это верно, – согласился Олег, – людям меня бояться ни к чему.

Насчет мавки он тоже пока был неуверен. Можно, конечно, хоть сейчас охоту на нежить болотную начинать – но вдруг в самый рисковый момент опять тоска накатит? Очнешься потом в омутке под камушком – большая радость. Дом сгинувшего в болоте кузнеца стоял почти у самого тына, возвышавшегося на высоту почти пяти метров и подпертого изнутри через каждые шесть-семь шагов мерными бревнами. А кузня, которую нетрудно было узнать по низкой закопченной трубе, широким воротам, закрытым лишь кожаным пологом, и утоптанной земле перед ней, находилась и вовсе на срезе воды. Оно и правильно – чтобы искры при огненной работе больше не на постройки, а к воде летели, да и тушить в случае чего проще. Кузни, известно, гореть ох как любят! Куда чаще овинов, которыми только по осени и пользуются.

Отворив низкую калитку, старик вошел во двор между сараем и домом-пятистенком, Олег сразу двинулся к мастерской, а мальчишка, что удерживал под уздцы чалого и гнедую, остался на улочке, не зная, за кем поворачивать.

В кузне было холодно. Непрерывно горящие угли всегда распространяли вокруг железоделательной мастерской деловитый жар, а потому именно холод сразу же резанул Середина по живому. Как мертвая мастерская – хоть похороны начинай. Груда дров занимает почти всё место – видать, уже вместо сарая эту постройку использовать начали. Горн сложен из валунов размером с голову, скрепленных глиной. Некоторые из камней успели растрескаться, но печь пока что была вполне работоспособной. Меха из сыромятной кожи – похоже, из коровьей шкуры сшиты. Тоже не принципиально – коли расползется, заменить несложно. Однорогая наковальня, насаженная на дубовый чурбак, валялась у самой дровяной кучи, опрокинутая набок. Интересно, почему ее половцы не уволокли? Тяжелая, что ли, оказалась? Инструмента на стенах никакого, хотя к стене прибито три ряда ремней с ячейками для ручников, пробойников, оправок, клещей. Это всё степняки унесли, не поленились.

– Вот, Людмила, гость наш.

Середин повернулся на голос и увидел рядом со стариком высокую женщину лет тридцати с серым лицом, впалыми щеками и глазами цвета перепревшей листвы. Волосы были спрятаны под платок, зуботканое платье обходилось без каких-либо украшений.

– Мыслю я, уходить ему некуда. Может, на постой пока возьмешь?

– Отчего не взять, коли община хлеба да мяса подкинет? – пожала плечами хозяйка. – Коли сам, конечно, с другим кем не сговорился.

– Не сговорился, – покачал головой ведун. – Олегом меня мать назвала.

– Вот и уладили, – кивнул старик, хотя о цене за постой разговор пока даже не начинался. – Я Мишке велю на двор лошадей завести, к конюшне. У тебя ведь, Людмил, токмо мерин ныне остался.

– Пустая конюшня, – согласилась женщина, – пусть заводит. Одинца покличьте, он коней примет.

– Наковальню, смотрю, половцы уволочь не смогли? – вернулся к своей теме Середин.

– Не нашли. Мы с детьми, как на гать бежать, опрокинули ее к стене, да дров накидали. Криницы и обломки всякие там же лежат. Но коли сбоку смотреть – так токмо пень и видно. А раскидывать кучу степняки поленились. Видно же, берег низкий, вода рядом. Схрона не вырыть.

– Вот, значит, как…

Олег отбросил к стене несколько поленьев, нашел ямину с ровным дном, оставленную осевшим в глину под бесчисленными ударами чурбаком, потом взялся за наковальню, поднатужился, поднял с земли. Наклонив, подкатил к яме, опустил на старое место. Прикинул, как проще заготовки из горна на рабочее место перекладывать, немного повернул.

– У Беляша аккурат так же стоял, – вздохнула женщина и пошла к дому.

– Постой, Людмила! – заторопился следом Олег. – А инструмент остался или пропал?

– В схроне остался, – вздохнула хозяйка. – К чему его сюда тащить? А ну, половцы опять налетят али мордва подступит? Что осталось, и то пропадет…

– А уголь есть?

– Мешков десять еще на чердаке лежат. Муж еловый любил пережигать. В работу ель брать не любят, гниет быстро, да еще смолистая больно. А для угля – в самый раз.

– Попользоваться маленько можно?

– Тебе-то зачем?

– Подковы на конях посмотреть хочу. Может, поправить чего придется? А инструмент у меня есть. С собой вожу, который полегче.

– Пользуйся, коли умеешь. Мне-то от него пользы никакой. Печь им не протопишь. Муж сказывал, без поддува не горит.

– Это верно, не горит, – согласился Середин. – Так тогда принесу мешочек-другой?

– Бери.

Однако потрудиться в этот день ему так и не удалось. Пока он перетащил с чердака в кузню несколько дерюжных мешков с легким, как хворост, углем, расчистил помещение от поленьев, приготовил инструмент, уже начало смеркаться, и разжигать горн не имело никакого смысла. К тому же хозяйка позвала его ужинать, выставив к каше еще и крынку густого и тягучего хмельного меда. После такой трапезы глаза стали слипаться, и ведун, забравшись на полати, сработанные под самым потолком, на указанное Людмилой место, мгновенно провалился в сон.

* * *

Возле плотины, раздергивая упавшую в воду хлебную корку, крутилась сибилья мелочь. Рыбешки, коли завялить их, али закоптить ведерко, вкусные – да только по одной таскать замучишься. Коли ловить, то косынкой частой надобно, чтобы уж вытянуть – так всю стаю. Он кинул в воду еще корку, улыбнулся появившейся мысли – ведь и вправду, давненько он рыбы у мельницы не ловил! А малышня зимой сушеных сибиликов куда радостней, нежели даже семечки щелкает. На мед и то так не налегает, когда Свега дает. Он повернул голову, убедился что колесо крутится мерно, ничто ему не мешает, зашел в сарай, сыпанул в ворот жерновов с полмешка гречи, затем потрусил вверх по тропинке – и вдруг услышал от дома мужские выкрики.

Он знал, помнил, чем всё это кончится – но спрятался в кустарник, надеясь на лучшее. А когда голоса стихли, побежал ко двору, в душе надеясь, что всё это – сон, всего лишь сон. Что сейчас он проснется, и окажется, что ничего подобного не было, что Светлячок его жива, лежит рядом, улыбаясь и поглаживая мужа по груди.