скачать книгу бесплатно
Главный колдун Яранверга великий Нгар Сэвтя – жилистый, осанистый, с кривыми ногами и морщинистым крючконосым лицом, – увидев бегущих к храму врагов, честно попытался остановить их, ударить по рыжим головам заклинанием, так, чтоб полегли все и больше уже не встали. Хорошее было заклинание, страшное и весьма действенное – от него закипала кровь! Вспомнив, всех богов, колдун торопливо разрезал ладонь жертвенным бронзовым ножом, зашептал, прикрыв глаза и раскачиваясь… Казалось, вот-вот – и бледнолицые дикари остановятся, упадут, корчась в страшных судорогах… вот-вот…
Но!
Старый шаман в изумлении приподнял брови. Нет, он-то сам делал все правильно, все так, как учили, но… страшное заклинание, идя к дикарям, вдруг зависло в воздухе, остановленное чьей-то неведомой силой! И не просто остановленное – отраженное, будь Нгар Сэвтя не столь опытным и сильным колдуном – корчился бы сейчас сам! А так – ушел, бежал, ничуть не стыдясь, ибо тот, кто обратил заговор против него, обладал куда более могучей силой! Бледнолицые колуны… кто они? Вообще, кто все эти люди? Откуда взялись, неужто они – злобная бледнокожая нежить, духи смерти из нижнего мира?
Впрочем, некогда гадать, когда надо действовать! Остановить, а если не выйдет – бежать в Даргаян за помощью… Да! Бежать.
Выбравшись через дальний выход, старый шаман бросился в заросли ив и орешника, что росли вокруг храма, там же проходила и тропа к лесу, а в лесу… в лесу, на берегу озера, паслись вкусные спинокрылы, щипали себе мирно папоротники и траву, лакомились личинками. Спинокрылы большие… и длинный хвост их на конце имеет большой шип! Пусть пока не едят траву, пусть почувствуют себя драконами, сильными и жаждущими крови!
Никем не замеченный, Нгар Сэвтя проворно прокрался к озеру. Оправдывая свое прозвище – Сэвтя – Зоркий, – спинокрылов он заметил еще издали – приземистых, толстоногих, с тупорылыми мордами и большим парусом-крылом на спине. Да-а… от ударов таких хвостов не поздоровится даже подземным духам!
– Хэр олг, хор олг, харам-ця… – несколько успокоившись, привычно клал заговор шаман.
Привычно – этими же словами спинокрылов отправляли на мясо, к забойщикам, и эти тупые, устрашающего вида, зверюги послушно шли… Вот и сейчас должны были идти. Только к забойщикам, не на мясо… теперь чужаки для них мясо… вернее, вкусная сочная трава! Ах, какая вкусная, куда вкуснее, чем даже та, что растет здесь, у озера. Сам бы ел, не отрываясь!
Колдун осклабился, поглаживая висевший на впалой груди круглый золотой амулет, усиливавший волшебную силу. Нгар Сэвтя и сам почувствовал голод, сильный и нестерпимый голод… который и передал настороженно поднявшим головы тварям. И тут же послал:
– Идите! Рвите бледнолицых чужаков в клочья, ешьте досыта белое мясо – траву сочную, вкусную, сытную…
Яшка Вервень – молодой казак от роду шестнадцати с половиной лет – почти сразу присмотрел себе деву: стройненькую красавицу смуглянку, с темными, сверкающими, словно звезды, очами. Отведя деву к остальным пленницам, больше никуда далеко не отходил, ошивался неподалеку, тем более что с селением, похоже, все уже было конечно. Никто не сопротивлялся, все уцелевшие жители покорно собрались на площади перед капищем, откуда казаки уже вытащили золотого идола – вполне себе увесистого, примерно в половину человеческого роста, с безобразной скалящейся рожей и вздыбленным мужеским достоинством, кое отец Амвросий старательно плющил подобранным где-то рядом камнем.
– Вот тебе, вот! – ударяя, приговаривал священник. – Во имя Господа нашего, Иисуса Христа! За-ради Богородицы-девы!
– Так его, святый отче! – посмеивались собравшиеся вокруг казаки.
Опираясь на саблю, второй атаман немец Ганс Штраубе искоса посматривал на согнанных к дальнему углу капища девок. Ничего себе попадались некоторые – сисястые, глазастенькие, с этакой обворожительно-томной пухлотой. Есть за что подержаться! Казаки тоже поглядывали на пленниц, облизывались, нетерпеливо дожидаясь, когда же, собственно, добычу будут делить?
– Делить будем, как и договаривались – в остроге! – дождавшись, когда священник управится с идолом, громко напомнил всем Матвей Серьга. – А кто забыл – тот у меня живо плетей отведает!
Казаки в ответ глухо зароптали, и Матвей, как человек опытный и жизнью не худо битый, несколько сдал на попятный, все ж разрешив «отпробовать девок»:
– Как токмо до стругов доберемся. Не забывайте, братцы – мы с вами в стране волхвов, расслабиться раньше времени боком выйдет!
– Слава Матвею Серьге! – тут же закричали те, кто помоложе.
– Хорошо сказал! Добре.
– Атаману слава!
Полетели вверх шапки, у кого были, Серьга же откровенно нежился в лучах славы – не каждому ватажнику вот так кричат! Хоть он и атаман-то только походный, а все же приятно!
– Слава атаману Матвею! Слава!
Скромненько держась позади мужа, довольно щурилась Митаюки-нэ. А ведь по ее все вышло! Ишь как кричат. Атаман Матвей Серьга – то-то! Вот так бы и дальше, а уж потом…
Никто и не заметил, как рядом, в рощице, вдруг послышался треск, никто не придал значения – враги-то уже были все побеждены, какого лешего еще ждать-то? А вот лешие и появились! Выскочили из рощи – тупорылые, с огромными, как паруса стругов, гребнями на спинах, с усеянными шипами хвостами!
– Это травоядные! – поспешно бросила Митаюки. – Спинокрылы. Они мирные вообще-то и вкусные…
– Ничего себе – мирные! – Матвей Серьга ахнул, увидев, как подскочивший ящер махнув могучим хвостом, разом смел с десяток казаков.
– А ведь они на нас нападают, парни! – поспешно отскочил в сторону Штраубе. – А ну-ка… кто ту с пищалями? Выходи!
Мало кто оказался с пищалями, пороха-то уже почти что и не оставалось. Четверо ватажников, правда, бросились по сторонам – заряжать, – да вот еще и сам немец сорвал с плеча хитрую «винтовальную» пищалицу, ту, что дал в сей поход головной атаман Иван Егоров.
А чем-то разъяренные спинокрылы тем временем махали хвостищами, а один даже тяпнул за плечо молодого казака Яшку Вервеня усеянной мелкими острыми зубами пастью!
– Ай, ай! Господи-и-и…
Скривившись от боли, юноша закричал, да, выхватив саблю, плесканул тварюгу по хитиновой морде… Словно по латам польского гусара ударил – никакого особого эффекта. Тут уж поспешили на помощь друзья, засунули сабли осатаневшему ящеру в пасть, разжали, уворачиваясь от хвостового удара…
Тут грянул выстрел – пущенная из винтовальной пищали (сам Ганс упорно именовал ее аркебузом) пуля угодила взбеленившемуся чудищу в правый глаз.
Обескураженно мотнув головой, ящер как-то жалобно курлыкнул, вздохнул, как вздыхает застоявшийся в хлеву нетель, подломив лапы, поелозил брюхом о землю… и испустил дух.
– Ух, коровища! – плача, причитал Яшка Вервень. – Хорошо всю руку не оторвала.
– Тряпки, тряпки давайте, православныя! Перевязать надоть… И кровь бы заговорить не худо. Митаюка-то наша где?
Хитроумная Митаюки-нэ сразу же поняла, что со спинокрылами что-то нечисто. Сойти с ума – так у них и мозгов-то для этого нету, не с чего и сходить. Заколдовал, наслал кто-то… Знать, не всех местных колдунов перебили… ну, да ничего, справимся!
Концентрируясь, юная колдунья вытянула руки в стороны разгулявшихся ящеров и быстро произнесла заклинание… Как и предполагала, наткнулась на преграду – слабенькие мозги спинокрылов были сжаты в кулак чей-то злой волею.
Не то чтобы распутать чужие чары не составило для Митаюки никакого труда, нет, попотеть все же пришлось, однако не столь уж и сильно. Местный колдун ставил заклятье торопливо, тем более сейчас он находился на расстоянии, далеко…
И все же, все же…
Прижавшись спиной к толстой, с теплой корою, ольхе, девушка, дочитав заклинание, в последний раз выбросила вперед руки… и, обессилев, съехала спиною по дереву, села в траву, вытянув ноги и тяжело дыша.
– Что с тобой, милая? – опустившись рядом на колени, Матвей Серьга ласково погладил потный лоб женушки.
– Хорошо все, – через силу улыбнулась та. – По-доброму. На спинокрылов глянь-ка…
И впрямь, шипастые ящеры, не интересуясь больше никем и ничем, мирно жевали травку, паслись, словно обычное стадо.
– Вот же коровищи… – опасливо промолвил кто-то из казаков. – Я б таких в свой хлев не взял бы!
– И я б не взял… – закинув «аркебуз» на плечо, с улыбкой отозвался Штраубе. – Я б лучше девок взял… и идолище златое.
– А и правда! – опомнились ватажники. – Может, пора уж и в обратный путь собираться? А, атамане?
– Давно пора. – Матвей кивнул, подтверждая. – Убитых прежде отпеть да похоронить с честью – с собой тащить не будем.
– Своих убитых, атамане? – уточнил дотошный священник.
– Знамо дело, своих.
– А с этим что? – понизив голос до шепота, отец Амвросий кивнул на согнанных перед оскверненным храмом местных. – Их бы крестить… да проповедовать некогда.
Атаман согласно склонил голову:
– То-то и оно, что некогда. Ладно! Девок с собой, а этих… кто тут остался-то? Старики да старухи, да тети малые. Казнить не станем, уж пущай как хотят живут.
– Слава атаману! – снова выкрикнул кто-то.
– Атаману Матвею Серьге слава!
– Люб, люб ты нам, Матвей!
То-то и оно, довольно подумала про себя Митаюки.
Глава III
Лето 1584 г. Ямал – южное побережье Байдарацкой губы
Изгой
Первый струг, построенный на верфи Троицкого острога куда раньше прочих, так и назывался – «Святая Троица», второй же носил странное на первый взгляд имя «Желтый глаз». По мысли главного строителя кораблей молодого, но уважаемого всеми казака Костьки Сиверова, именно такими – «желтыми» – и были глаза того пузатого водяного ящера, чья шкура пошла на обшивку судна, а выделанная особым образом голова, по настоянию Митаюки-нэ, использовалась не только как украшение, но и в качестве оберега, с чем никак не мог смириться Афоня Спаси Господи, постоянно оглядывающийся на следующий позади считавшейся головной «Святой Троицы» струг. Оглядывался, крестился, плевался сам собой, не замечая, как умаляет молитвою исходящую от головы желтоглазого ящера злую силу.
Шли ходко, хоть и немного казаков смог выделить атаман Иван Егоров для сего плавания – чуть больше дюжины на одном струге, да столько же на другом, – но ветер покуда выдался попутным, северным, и подгоняемые им, поставив мачты с оленьими парусами, быстро двигались к южному берегу, в виду коего должны были резко повернуть на полночь и так уж идти до самой Печоры-реки, а уж там… Там – Пустозерский острог, а чуть дальше – и строгановская землица, считай, что дома. Сдать купцам ясак: «белое золото» – бивни товлынга, о златых идолах же не распространяться, даже ежели пытать станут – такое было казачьего струга решение, все отплывшие в далекое плавание ватажники в том, уходя, пред алтарем поклялися. Да и без этого не собирался никто перед строгановскими приказчиками исповедоваться – упаси, Боже! Проведают про злато. Могут и другие ватаги снарядить, отправить, оттого всему троицкому братству – прямой убыток. Нет уж – не надобно никаких помощников, и сами с усами!
Да и что сказать – ясак нынче богатый, ежели всю кость продать, так десять… нет, двадцать стругов купить можно, не говоря уж о порохе, соли, оружии… уж на этом-то добре Строгановы экономить не будут.
Хорошо плыли – красота! Солнышко в небе сверкало почитай целый день – кругами ходило, а злого – колдовского – солнца жар сюда почти и не доходил, даже и видно сего светила не было, о чем из казаков и не жалел вовсе. Наоборот – радовались: чем дальше от злого солнца, тем всякой зубастой твари меньше… Тут, в здешних студеных водах, их, пожалуй, уже и не водилось. Хотя, как отплыли, показались по бокам три молодых длинношея, поплыли рядом со стругами в надежде – авось кинут подачку, да продержались недолго: как стала вода холодать – сгинули, повернули в обрат. Туда страхолюдинам тем и дорога!
Нетрудно путь начался, весело – так бы и дальше. Чтоб ни бурь никаких и ничего такого прочего, чтоб ветерок дул попутный, гнус-мошку прогоняя. Да так ведь и будет… ну, коли ветер не в масть, так и веслами поработать можно – дюжина-то молодцов на каждом струге будто не сладят? Хотя, конечно, хорошо б людишек иметь вдвое – а откуда ж их взять-то? Понимали все – не дураки – в остроге, чай, воины-то нужнее, каждая душа на счету. А вот хорошо было бы…
– А хорошо бы, господине кормчий, людишек где-нибудь на Печоре втихаря нанять, – оторвавшись от моря, Афоня повернулся к кормщику, Кольше Огневу.
Опытный мореход Кольша, умел, да не только потому атаман его с ясаком отправил. Знали все – ждала-дожидалась в остроге Троицком Кольшина жена Авраама с дитем малым, не так давно народившимся.
– Людишек-то нанять хорошо, – поглядывая на волны, ухмыльнулся кормщик. – Да только выйдет ли тайно все сладить? Не прознали б Строгановы? А то ведь могут и отправить в подмогу отряд… а оно нам надо? Золото на всех лишних делить? Нет уж, Афоня, атаман-то прав, да и на круге решили – сходим, придем, дай бог, в месяц-полтора управимся, а уж потом год-другой – и все! Богаты будем, на родную землю вернемся, кто куда похощет, я так думаю – в Холмогоры аль в Архангельский городок: струги настрою, найму людей – пущай в море ходят, рыбу, тюленя бьют да зуб рыбий ищут.
– Хо!!! – перекрестясь, пономарь неожиданно рассмеялся. – Ну и мечты у тебя, Спаси Господи, Кольша!
– А что такое? – обиделся кормщик. – Мечты как мечты, не хуже, чем у тебя.
– Не хуже – оно так, – юноша покивал, погладив висевший на груди крест, перед походом врученный отцом Амвросием. – Одначе, чем тогда мечтанья твои от того, что в остроге Троицком, отличаются? У тебя и там – струг, и ватажники. И рыба… и зверь, и зуб рыбий… верней – товлыжий! Уваженье, опять же, сам атаман тебя привечает и пущай не во всем, да во многом советуется. А что в Архангельском городке будет? Боярин какой прижмет – и что? Или письмо подметное напишут. А на острове-то нашем – ты сам себе хозяин, как и все мы.
– Хм…
То, что неожиданно для самого себя сболтнул сейчас Афоня, вдруг оказало на Кольшу самое непосредственное действие, заставило задуматься о том, о чем раньше как-то не думалось. И в самом деле – он ведь, Кольша Огнев, не боярин, не воинский человек, наоборот – человече вольный… А вдруг и правда какой боярин прижмет или письмо облыжное накропают из зависти, на дыбу потащат, а там… Всякие дела бывали! А в остроге-то Троицком ничего подобного нет! Ни бояр, ни приказных кровопивцев дьяков… Вот она воля-то! И чего еще искать-то? Тем более супруга любимая, робенок…
Крепко задумался кормщик, настолько крепко, что других слов Афонькиных не расслушал, тому едва ль не в ухо покричать пришлось.
– Ась? – дернулся наконец Кольша.
– Говорю, вона, за нами – птицы какие-то!
– Где?
Огнев поднял голову, оглянулся назад, увидев у самой линии горизонта черные точки… или точку.
– Гагары, верно… – протянул Спаси Господи.
– Если и гагара – то одна, крупная… – кормщик тряхнул головою и тихо продолжил: – Или дракон этот чертов… с соглядатаем, что частенько у острога летает.
– Не, не дракон, – ухмыльнулся Афоня. – Хоть и солнечно тут, но для тварей теплолюбивых – студено. Давно б сдох твой дракон от холоду!
– Эх, вот бы трубу-то у атамана взять! – запоздало посетовал Кольша. – Углядели бы. Да, верно, не дракон. А ты, Афанасий, все равно сбегай-ка, Силантию доложи.
– Доложу, а чего же?
Поджав плечами, юноша горделивым жестом поправил висевшее на груди распятие и быстренько пробрался на нос, где давно уже расположился назначенный старшим Силантий Андреев.
– Дядько Силантий, дракона не видел ли?
– Нет тут никаких драконов, – не оборачиваясь, буркнул старшой. – Холодно. Солнышко-то это, северное, обманчиво – кабы снег не пошел. Драконам тут – верная гибель.
– Вот и я говорю – гибель! – пономарь погладил крест. – Это Кольша все – дракон, дракон… Правда и есть – откуда тут драконы-то? Колдовские-то земли, поди, давным-давно кончились.
То ли все же дракон, то ли гагара, то ли еще какая крупная птица – исчезла вдруг, растаяла, растворилась в блекло-синей небесной дымке.
– Ну, Спаси, Господи, улетела, – на всякий случай перекрестился Афоня. – Дядько Силантий, как думаешь – к ночи до матерой земли дойдем?
– Должны дойти, – старшой приподнялся и пристально всмотрелся вперед. – Должны. Ты б, Афоня, лучше б с той стороны птиц высматривал – глядишь, и знали бы, что близко земелька.
– Так вон они, птицы-то! – всмотревшись, радостно откликнулся парень. – Стая целая! Вон!
– Вижу, – Силантий поспешно спрятал улыбку – негоже начальнику выказывать бурную радость, не к лицу то. – Ну, слава богу… скоро и берег, там и заночуем где-нибудь, а поутру – в путь.
Колдун третьего – пока не самого знатного – круга Хасх-Веря, сделав еще круг, погладил дракона по кожистой шее и ухмыльнулся:
– А нас с тобой опять приняли за большую птицу! Что ж, пора доложить.
Отдав «небесному оленю» мысленную команду, Хасх-Веря круто спикировал вниз и понесся к берегу, едва не касаясь волн.
Замедлив ход, струги подходили к низкому берегу, поросшему ягелем и густым кустарником. Налетевший вдруг порыв ветра едва не швырнул «Желтый глаз» о камни, и ватажники, поспешно убрав паруса, опустили и мачты, медленно пробираясь на веслах.
– Левый борт… Табань! – внимательно вглядываясь в изумрудно-серые волны, командовал перебравшийся на нос кормщик. – Теперь – правый!
Суда осторожно лавировали на мелководья, шли вдоль берега, казаки высматривали удобную для стоянки и ночлега бухту, желательно – с пресной водою. Вот, похоже, что-то такое появилось. Кольша Огнев поднял руку:
– Табань!
– Кажись, то, что надо, – тихо промолвил за его спиной Силантий. – Трава густая, деревца – костры сладим. Похоже и речка там… или ручей.
Кормщик согласно кивнул:
