скачать книгу бесплатно
Тактическая пауза явно затягивалась, хотя все в штабе Рожественского понимали, что тянуть нельзя. Стоявшая в Озаки эскадра и суда сопровождения ежедневно расходовали только угля около семисот тонн, не считая прочих статей довольствия. Планировавшееся изначально дальнейшее использование бронепалубных крейсеров, базирующихся на Цусиму, на судоходных путях между Японией и Кореей неожиданно оказалось недостаточно действенным средством.
У разведки появились сведения, что японцам удалось скрытно протащить к Чемульпо армейский конвой под охраной крейсеров «Нанива», «Такачихо» и старых кораблей седьмого боевого отряда контр-адмирала Ямада. Хотя эти транспорты были каплей в сравнении с потребностями армий маршала Оямы, проводка конвоя показала возможность снабжения войск на континенте через корейские порты даже под носом у всего русского флота.
Имелись достоверные сведения, что в Симоносеки, Модзи, Сасебо и Нагасаки стоят в ожидании отправки десятки судов с грузами для войск на материке. Причем их число быстро растет, так как все неохраняемые перевозки пока приостановлены специальным распоряжением морского министра, а грузы продолжают прибывать как из Европы и Америки, так и из японских портов тихоокеанского побережья и внутреннего моря.
Из Гонконга и Шанхая поступили известия о возможном открытии в ближайшее время новых кредитов для Токио английскими и американскими банками, что позволит японцам скупать уже не грузы, а целиком груженые пароходы. Предполагается вести их часть пути из Европы под английским флагом и под управлением английских команд, а на заключительном отрезке маршрута даже под эскортом английских крейсеров.
При этом конечным пунктом маршрута по бумагам должен был быть Вей-Ха-Вей. От него до Дальнего буквально рукой подать, так что этим пароходам совершенно ничего не стоит просто свернуть не туда. Суда планировалось передавать под управление японского экипажа уже в порту разгрузки.
При успешной реализации противником этой схемы снабжения перехватить их будет невозможно, а вероятность вызвать международный скандал в случае такой попытки будет невероятно высокой. Предотвратить подобное развитие ситуации могли только дипломаты, но они явно не хотели ввязываться в баталии с джентельменами.
В то же время базирование на Цусиму крупных кораблей было связано с серьезным риском из-за постоянных набегов японских миноносцев, шхун и паровых катеров, начавших активно ставить мины по ночам. Прикрывавшие их миноносцы и истребители всегда уходили от прямого боя, но не упускали случая напасть исподтишка. Опыт подобного противостояния после Порт-Артура у японцев был весьма богатый.
Ожидавшегося всеми аналитиками штаба Тихоокеанского флота оставления противником своих баз на юге Кореи с захватом нами Цусимы так и не последовало. Несмотря на фактический обрыв их коммуникаций, японцы и не думали уходить, наоборот, начав укрепляться там по-настоящему, подтягивая войска. Даже свои поврежденные крейсера они не увели в Сасебо или еще куда-то, начав ремонтировать их прямо под носом у засевшего в Озаки всего русского флота с его миноносцами и подводными лодками. Даже демонстративные и неожиданно результативные действия подводников, на которые особенно рассчитывал Рожественский, не дали желаемого результата.
Впрочем, результат все же был. Крупные японские корабли возле Цусимы не появлялись. Отмечались проходы на большой скорости бронепалубных крейсеров и отрядов миноносцев и истребителей в зоне видимости с береговых постов или аэростатов, но в общем и целом активные действия в светлое время суток велись только малоценными боевыми единицами и на приличном расстоянии, что заметно облегчало положение русских.
В условиях полной пассивности противника, ограничившегося ночными вылазками легких сил, пострадавшие в артиллерийском бою большие корабли Тихоокеанского флота России исправляли повреждения в более-менее спокойной обстановке, находясь на рейде Озаки, а для производства сложных работ переходя в Такесики.
Поскольку возведение главных береговых укреплений в ключевых точках обороны Цусимских островов было почти закончено, а строительство противодесантных позиций и дальнейшее совершенствование главных фортификаций могло продолжаться и после ухода флота, было решено все же увести эскадру во Владивосток. Там было гораздо больше возможностей для полноценного ремонта и обеспечения всем необходимым.
Крейсера планировалось также отзывать из рейда уже в ближайшее время. Их базирование на Цусиму с уходом флота становилось слишком рискованным, а действия на торговых путях с опорой на временную угольную станцию на островах Рюкю были бы явно недостаточно эффективными. К тому же оккупация рейда Наха в любом случае скоро перестанет быть тайной.
Тогда пункт снабжения придется делать «кочующим», к тому же постоянно охраняемым, что еще более снизит эффективность действий крейсеров и надежность их обеспечения припасами. Исходя из этих предпосылок, планировалось, что они пойдут с флотом, чтобы прикрывать отход поврежденных кораблей, а затем защищать наши новые растянутые коммуникации вдоль корейских берегов. Иного выхода, кроме глухой обороны и крейсерской войны непосредственно из Владивостока, казалось, не было.
Предстоящий переход, затем довольно длительный ремонт, формирование конвоя – все это займет массу времени и даст возможность японцам опомниться и очень хорошо приготовиться. А все наши дальнейшие действия легко предсказуемы. Нужно будет вести конвой на Цусиму. Вести снова с боем и новыми потерями! При таком раскладе, без гарантии успешной доставки снабжения, флот быстро и гарантированно должен был потерять боеспособность. Возможно, уже окончательно.
В этой ситуации штаб командующего искал варианты развития достигнутого успеха. Решено было, воспользовавшись захватом рейда Наха, максимально активно развернуть крейсерскую войну в Тихом океане, как это планировалось изначально. Имевшие теперь недобор топлива «Днепр» и «Терек» отправили в глубокий рейд к восточному побережью Японии с промежуточной бункеровкой на Окинаве, где обосновался Добротворский со своими крейсерами и трофеями. Но этого было явно недостаточно, чтобы заставить микадо начать мирные переговоры. К тому же это никак не влияло на обстановку вокруг Цусимы.
Когда на «Орле» получили телеграмму о трофейных картах, совершенно неожиданно для всех оказалась вполне исполнима одна из чисто теоретических проработок походного штаба. Рожественский тут же распорядился организовать доставку документов на Цусиму и созвал срочное совещание командиров и флагманов. Он предложил более детально проработать возможные варианты форсирования Симоносекского пролива и последующей атаки Осакского залива, исходя из предположения, что нам теперь будет известен весь фарватер, примерное расположение фортов крепости Бакан и проходы между возможными минными полями.
Это мероприятие, при его успешной реализации, позволит, не теряя темпа общего наступления, решить проблемы со снабжением Цусимы, избежав нежелательного генерального сражения. Но для достижения успеха предполагаемую операцию против Симоносеки и Осакского залива нужно было провести в ближайшее время. Иначе будет потерян эффект внезапности, и японцы могут исправить свои ошибки, допущенные ранее. Особенно в части береговой обороны.
Атака портов Симоносекского пролива и его форсирование крупными силами, с последующими активными действиями у японского тихоокеанского побережья неминуемо отвлекут весь боеспособный флот противника на восток. При этом, в случае успешного прорыва, у расского флота будет большая фора по времени, так как узкий и извилистый пролив с мелководным фарватером можно достаточно быстро и надежно блокировать, что вынудит преследователей терять время на его расчистку или путь в обход. В данном случае в обход значило обогнуть остров Кюсю с юга, на что потребовалось бы не менее суток. За это время эскадра будет уже далеко.
Серьезной схватки с береговыми батареями в случае форсирования пролива никак не избежать, но скопившиеся в нем многочисленные войсковые транспорты явно достойны того, чтобы к ним прорваться с боем. По этому поводу Рожественский даже пошутил, сказав, что, ловя пароходы оптом, прямо в портах, угля спалим в разы меньше, чем гоняясь за ними по морю, перехватывая поштучно.
В то же время, уже пройдя пролив, открывалось направление на Осакский залив, с достаточным запасом времени. А после атаки Кобе и Осаки имелись два варианта отхода: либо на юг вокруг острова Кюсю обратно на Цусиму с последующим отступлением всеми силами во Владивосток, либо на север с прорывом через пролив Цугару и дальнейшим прорывом во Владивосток или форсированием проливов Курильских островов с последующим прорывом через пролив Лаперуза. По заверениям инженерного корпуса эскадры, кратковременный океанский переход все корабли, даже поврежденные броненосцы, гарантированно выдержат.
В обоих вариантах все японские силы с большой долей вероятности будут оттянуты далеко от Цусимы, так как игнорировать такой удар противник явно не сможет без катастрофического ущерба для престижа страны. Воспользовавшись этим, можно будет провести на острова несколько судов с войсками, продовольствием и боеприпасами из Владивостока или Гензана под прикрытием отряда Энквиста и наших легких сил, остающихся в Озаки и Такесики.
Теоретически штурм Симоносекского пролива, или пролива Коммон, как его называли японцы, был теперь вполне выполним, но при обязательном условии непротиводействия главных сил японского флота в первой стадии операции, по крайней мере до начала атаки Симоносекского порта. Крепость Бакан, по докладам разведки, не имела современных орудий, а ставить мины в активно используемом проливе с сильными переменными приливными и прочими течениями никто не решится. Хотя даже в этом случае при форсировании узкого фарватера, прикрытого фортами с тяжелыми батареями, без потерь не обойдется.
Но риск все же признавался приемлемым. Для сдерживания противника на начальном этапе должна быть проведена предварительная показательная атака подводными лодками основных фарватеров у Фузана и Мозампо. К тому же вражеский флот теперь был все время у нас на виду, так что считалось, что сюрпризы, подобные тому, что был у Цусима-зунда, исключались.
Помимо военной целесообразности этой операции существовал еще и гораздо более важный ее политический аспект. Разгром крупнейших и, несомненно, очень хорошо охраняемых японских портов Симоносеки, Модзи и промышленного района Кобе – Осака должен будет серьезно подорвать престиж Страны восходящего солнца на мировой арене и ослабить японскую экономику, заодно показав всему миру, кто в японских водах хозяин. А это уже, вполне возможно, заставит микадо искать мира.
Правда, при формировании экспедиционного корпуса для действий в Тихом океане неизбежно придется ослабить гарнизон Цусимских островов, так как больше флоту войск взять просто негде. Это, по мнению Рожественского, можно будет компенсировать дальнейшим повышением огневой мощи береговой обороны путем насыщения наиболее угрожаемых позиций скорострельной артиллерией. Либо прикрыть побережье полевыми гаубицами и устаревшими тяжелыми и шестидюймовыми мортирами, снятыми с владивостокских фортов и развернутыми на закрытых со стороны моря позициях, позволяющих простреливать прибрежные воды на десантоопасных участках навесным огнем. Всю дополнительную артиллерию планировалось доставить с конвоем.
Войска, изъятые из обороны Цусимских островов, в случае их невозврата обратно, впоследствии должны были быть быстро замещены прибывающими из европейской части страны пополнениями. Причем обязательно регулярными, хорошо обученными, полностью боеспособными и укомплектованными частями.
В окончательном варианте операции Тихоокеанский экспедиционный корпус Российского Тихоокеанского флота, комплектуемый войсками цусимского гарнизона, должен был состоять из флотского добровольческого батальона, бравшего Такесики, и тридцать второго полка восьмой восточно-сибирской дивизии. Этот полк в полном составе прошел ускоренный курс подготовки к высадке на необорудованный берег еще под Владивостоком и поэтому считался наиболее подходящим для предстоящего дела.
Для усиления им придавался батальон добровольцев из экипажей транспортов «Изумруда» и «Владимира Мономаха», с тремя десантными пушками и шестью пулеметами, снятыми с этих крейсеров. Кроме того, десанту передавались все имевшиеся на Цусиме легкие горные орудия калибра 64 миллиметра и большая часть боекомплектов к ним. Предполагалось также широкое использование десантных рот со всех кораблей.
Десантные части и их снабжение начали спешно собирать в Озаки, чтобы затем быстро загрузить на отзываемый из так и не начавшегося рейда в Тихий океан «Терек», как только он придет с Окинавы. Несмотря на огромные размеры коммерческого крейсера, всем войскам на нем будет явно тесно, поэтому «Уралу» было приказано, не дожидаясь его прихода, начать принимать на борт пехоту и пушки. При этом обязательным условием было сохранение возможности использования воздухоплавательного парка в полную силу.
Предполагаемая теснота в палубах пароходов-крейсеров была вынужденной и временной мерой. В дальнейшем часть пехоты и все отряды, комплектуемые личным составом флота со своей артиллерией, должны были при первой же возможности перейти на вспомогательный крейсер «Днепр», когда тот присоединится к эскадре после выполнения уже приготовленного штабом для него специального задания.
К моменту, когда «Днепр» доставил карты и прочие трофейные бумаги с Окинавы, совещание шло уже вторые сутки. За это время были в общих чертах подготовлены боевые приказы для Добротворского, вспомогательных крейсеров и пароходов-угольщиков. Потратив около часа на изучение карт, проверку их по уже имевшимся сведениям от агентов, пленных и полученных от подводников и на окончательную доработку плана операции, в конце концов, утвердили один из предварительно проработанных вариантов. Командиру крейсера-гонца вручили секретные пакеты и отправили обратно.
Одновременно на Окинаву по беспроволочному телеграфу передали приказ бронепалубникам готовиться к выходу на соединение с флотом и не пользоваться радио, чтобы не выдать место стоянки, а во Владивосток приказ срочно готовить конвой из быстроходных судов с грузами для цусимского гарнизона. Также было приказано начать разоружать форты на острове Русском, свозя пушки с них в порт. Но поскольку в шифрованной телеграмме, да еще и по беспроволочному телеграфу, все сообщить было просто не реально, в главную базу также пришлось снарядить гонца.
На следующий день, уже в вечерних сумерках, на закончившем разгрузку пароходе «Иртыш» во Владивосток отправили офицера связи со срочными распоряжениями для коменданта крепости, а также с телеграммами, в том числе императору.
Воспользовавшись штормовой погодой, большой трансокеанский пароход легко прорвал блокаду и вышел в чистые от противника воды севернее Цусимы. Из соображений скрытности перехода скалы Лианкур и остров Дажелет он обошел восточнее и, держа на протяжении всего перехода максимальный ход, благополучно достиг Владивостока, доставив секретную корреспонденцию.
Там его уже ждали. Начальник владивостокского порта контр-адмирал Греве немедленно отдал все необходимые распоряжения о погрузке судов и формировании конвоя, а комендант крепости генерал-лейтенант Казбек распорядился начать отгрузку старых пушек и их артиллерийских парков. Хотя сам и не мог точно представить, зачем флоту могли понадобиться в срочном порядке гвардейские полки из столицы, тяжелые осадные и гаубичные батареи и завалявшиеся на складах, давно списанные горные пушки Барановского.
Единственное, что полностью соответствовало, в его понимании, потребностям флота на далеких Цусимских островах – это запрос на все имевшиеся в наличии стодвадцатипудовые шестидюймовые осадные орудия, ограниченно пригодные для береговой обороны, а также на большой запас снарядов к ним и всем другим пушкам, уже имевшимся на Цусиме. Соответствующий список прилагался, но те цифры, что там были указаны, перекрывали все мыслимые расходы артиллерийских припасов в пять, а то и в восемь раз.
Генерал-лейтенант Казбек имел достаточно четкое представление о нормах отпуска снарядов на полевые и крепостные батареи, поэтому счел, что столь серьезный запас потребовался, вероятно, потому, что все, что уже было отправлено с флотом, ушло на дно вместе с потопленными японцами пароходами. И теперь голодная пехота сидит там с пушками, но без снарядов. А поскольку ни о какой встрече отправляемых в сопровождении всего одного старого крейсера и двух номерных миноносцев судов отрядами Небогатова, Йессена или Рожественского ни в полученном по радио сообщении, ни в доставленных пароходом бумагах не было ни слова, решил, что дела у флота совсем плохи.
Но только что полученный письменный приказ наместника, подтверждавший полученное ранее по радио распоряжение о разоружении фортов, изрядно нервировал коменданта, считавшего, что всей сухопутной обороной крепости командует только он. Снимать пушки с готовых капитальных оборонительных позиций казалось ему чрезмерным. Особенно теперь, когда флотские, судя по всему, «сели в лужу». С этим злополучным приказом он отправился к вице-адмиралу Бирилеву.
Но тот не нашел никакой крамолы в перевозке пушек с тыловых позиций обороны, каковыми теперь считались старые форты острова Русский, на Цусиму. Для успокоения генерала он посоветовал отправить в столицу запрос на новые пушки взамен отдаваемых флоту, добавив, что такого старья уже не пришлют, так что крепость окажется только в выигрыше.
Более комендант не решился оспаривать распоряжения удачливого наместника императора, и, поскольку в телеграмме, а потом и в письменном приказе с Цусимы указывались конкретные, весьма сжатые сроки проведения работ по демонтажу устаревших мортир, который он до сих пор всячески откладывал, немедленно отдал необходимые распоряжения. А вечером даже поехал лично проконтролировать начало их исполнения.
Несмотря на то что о содержании штабной почты с Цусимы знал довольно узкий круг лиц из штаба крепости и флота, а своими впечатлениями о прочитанном комендант вообще ни с кем не делился, слухи о критическом положении предпринятой наместником южной экспедиции распространились по городу невероятно быстро. После возвращения в свой кабинет генерал-лейтенанта Казбека начали донимать журналисты, задававшие подозрительно заковыристые вопросы. Звонил комфлота Бирилев, также страдавший от чрезмерного внимания прессы и весьма неприятно удивленный ее информированностью.
Об истинных масштабах этих слухов стало известно уже к ночи, когда начальник разведывательного отдела штаба Тихоокеанского флота капитан второго ранга Русин положил на стол коменданта депешу одного из многих расквартированных в городе иностранных корреспондентов, взятую с телеграфа. Правда, уже после отправки ее адресату. Поскольку постоянного дежурства офицеров разведки на телеграфе еще не было, о ней стало известно только из ежедневного отчета, предоставляемого служащими.
Некий Бруно Аткинсон передавал в редакцию своей газеты в Шанхае сильно видоизмененный список загружаемых на транспорты материалов и в несколько раз увеличенное количество отправляемых именно на Цусиму судов. А также сведения о якобы имевших место случаях отказа капитанов пароходов следовать на Цусиму без охранения и требованиях получить расчет немедленно.
Объяснить столь быстрое получение, хотя и искаженной, информации о формируемом караване именно на Цусиму каким-то писакой генерал-лейтенант Казбек не смог. С его слов был быстро составлен список всех, ознакомленных с последними телеграммами и приказами, после чего Русин удалился.
* * *
Согласно полученному с возвращением «Днепра» боевому приказу окинавские угольщики должны были отправить один пароход в Сайгон с депешами для князя Ливена, а остальные покинуть рейд Наха сразу, как закончат бункеровку пароходов-крейсеров. После чего следовать в район ожидания севернее островов Бородино, где ждать дальнейших инструкций до 15 июля. Если за это время новых распоряжений не будет, следовать в Сайгон. Всем призам, кроме «Малазиен», приказывалось отправляться во Владивосток в обход Японии в общем строю немедленно по готовности выйти в море, а французу – держаться вместе с угольщиками. На не задействованные в бункеровке пароходы возлагалось несение дозорной службы.
Большие вспомогательные крейсера, по плану операции, предполагалось использовать как быстроходные войсковые транспорты, а не эскадренные угольщики. В связи с этим «Тереку» было приказано прервать бункеровку и срочно возвращаться на Цусиму для погрузки войск, а «Днепр» должен был догрузиться углем до полных ям, не заваливая эмигрантские палубы, и следовать к проливу Бунго, где предполагалось встретиться с флотом. На переходе ему следовало вести поиск возможных пароходов-контрабандистов и японских судов, следующих на материк вокруг Кюсю.
Крейсера первого ранга в полном составе задействовались в атаке портов пролива Симоносеки. Но никакого предварительного сосредоточения сил не планировалось. Они должны были присоединиться к эскадре уже на заключительном этапе броска к проливу, пройдя ночью вдоль западного берега Готских островов и обойдя остров Икисима с юга. Попутно предполагалось атаковать прибрежные японские коммуникации от Симоносеки к Сасебо и Нагасаки.
Это – вместе с захватом Окинавы, о чем противнику уже, возможно, известно, и с действиями «Днепра» – должно было создать у японцев впечатление отвлекающих маневров юго-восточнее Цусимского пролива, в Тихом океане и южнее Кюсю, в то время как с Цусимы на север будет прорываться сильно охраняемый конвой пустых транспортов. Это, в свою очередь, отвлечет блокадные силы, дежурившие по ночам вблизи Цусимы, от направления на Симоносеки. Начало операции назначили на третье июля. Но тут коррективы внесла погода.
Юго-восточный ветер продолжал усиливаться и к рассвету 30 июня развел приличную волну. Усилились дождевые шквалы. В бухте Наха на западном берегу Окинавы, прикрытой от ветра островом, волнения не было, так что погрузка угля шла полным ходом. Когда «Днепр» прибыл на рейд, крейсера первого ранга уже развели пары и были готовы к выходу в море. Получив пакет с боевым приказом, Добротворский созвал на совещание командиров всех крейсеров и пароходов.
Совещание продлилось более двух часов, после чего крейсера двинулись к Цусимскому проливу. Бронепалубники шли экономическим ходом. «Терек» ушел еще накануне, после получения по радио приказа из Озаки о его срочной отправке. Он грузился первым и успел не только принять полный запас в угольные ямы, но и частично завалить другие, приспособленные под топливо помещения.
Шторм продолжал набирать силу. Уже после обеда Добротворский решил отправить на Цусиму запрос о подтверждении точек рандеву, в условиях испортившейся погоды. Но ответа не было. Так шли в штормовом море до вечера, когда станция «Олега» сквозь фон помех начала принимать невнятные обрывки телеграмм. Вскоре в этих телеграммах, повторявшихся каждые полчаса, удавалось разобрать уже по нескольку слов. Передававшая депеши станция была аналогична тем, что устанавливались на русском флоте.
Незадолго до полуночи смогли наконец сложить весь текст депеши. В ней говорилось, что из-за шторма начало операции переносится на два-три дня. Добротворскому приказано возвращаться на Окинаву и бункероваться там, ожидая дальнейших инструкций. С «Олега» отправили квитанцию о получении, сообщив также, что «Терек» должен был достичь Цусимы еще к утру этого дня, и начали разворачивать отряд на обратный курс. Вскоре с Цусимы пришел условный сигнал, что депеша получена, и радиопозывной «Терека». Это означало, что он на месте.
После прихода «Терека» в Озаки на него сразу начали свозить войска, но тут выяснилось, что часть эмигрантских палуб занята углем. Его уже перегружали в несколько освободившихся после перехода угольных ям, но весь «излишек» там явно не мог поместиться. Получалось, что в таком состоянии он сможет принять лишь чуть более батальона пехоты с тяжелым вооружением, то есть менее половины назначенных на него войск.
Поскольку погода окончательно испортилась, начало операции перенесли на несколько дней, что дало возможность выгрузить лишний уголь на береговой склад. Внеплановые работы растянулись больше чем на двое суток, после чего в авральном порядке снова принимали войска и вооружение.
Пехоте предстоял новый «круиз» в тесноте и с минимальным комфортом, но теперь еще и в грязи. Вычищать угольную крошку и пыль, оставшуюся в нижних палубах, начали только выйдя в море. Раньше для этого просто не было времени. В этом, без особого принуждения со стороны команды, активно участвовали все «пассажиры», что несколько отвлекло их от собственных ощущений. Хотя отголоски стихшего шторма еще слегка раскачивали огромный корпус крейсера, с непривычки вызывая неприятные спазмы желудков и слабость в ногах, болтаться на волнах среди разъедающей легкие и кожу угольной пыли никому не хотелось.
Крейсерам после разворота идти на юг было труднее, так как приходилось бороться с тяжелой встречной волной. Лишь к обеду первого июля достигли наконец острова Ихейя, лежащего в двадцати милях севернее Окинавы, и укрылись от шторма под его северо-западным берегом. Дав отдых экипажам до рассвета следующего дня и исправив некоторые штормовые повреждения, двинулись к Наха, куда прибыли к половине первого часа пополудни, тут же встав на бункеровку.
Пароходы и призы, к счастью, пережидали непогоду в бухте, так что никого догонять не пришлось. Признаков явного беспокойства со стороны противника пока также отмечено не было. Никаких подозрительных судов не появлялось. Шторм заметно слабел, но дождь по-прежнему лил стеной. В таких условиях, учитывая достаточно долгое пребывание на вражеской территории, можно было в любой момент ожидать появления противника, причем крупными силами.
Добротворский приказал, по возможности, держать артиллерию в готовности к бою. Поскольку видимость была отвратительной, все дальние наблюдательные посты и их линии связи снимались, заменяясь не занятыми в работах пароходами, курсировавшими севернее и западнее бухты, чтобы иметь возможность всем отрядом и конвоем моментально покинуть стоянку в случае возникновения угрозы. Кроме того, он распорядился иметь под парами не менее четверти котлов на каждом из крейсеров, на всякий случай, невзирая на запредельную усталость машинных команд.
«Ливония», избавившаяся от груза и всплывшая много выше грузовой ватерлинии, уже привела себя в порядок и держалась северо-западнее, у входа на рейд, готовясь отправиться в Сайгон. На нее возложили обязанности брандвахты, усилив сигнальные вахты матросами с остальных пароходов. Крейсера встали к бортам «Китая» и «Олафа», принимая воду для котлов и бытовых нужд и машинное масло с швартовавшегося к ним поочередно «Метеора».
Все свободные от вахты в кочегарках и у пушек назначались на ремонтные работы, но их вскоре пришлось свернуть. Люди слишком устали. Командам дали десять часов отдыха, сократив вахты до двух часов. В это время малайцы из Сайгона начали восполнение потраченного топлива и прочих расходных материалов.
Для ускорения процесса к работам решили привлечь и филиппинцев, размещенных на «Ливонии». Но те потребовали оплатить свои услуги, так как считали, что дорогу домой уже отработали. Расходовать скудный бюджет судовых касс Добротворский запретил, поэтому с ними договорились о расчете выменянным у местных рисом и рыбой. Это всех устроило, и вскоре они также участвовали в угольном аврале и приемке провизии. К рассвету третьего июля ямы и кладовые были вновь полны, но приборку еще не начинали. Доверить это дело грузчикам никто не решился.
Едва закончилась приемка припасов, с «Ливонии» передали фонарем, что видят быстро приближающийся большой пароход на северных румбах. Он был заметно крупнее патрулировавшего в этом секторе «Оскара», прозевавшего его и подавшего условный сигнал прожектором уже после того, как нарушителя спокойствия обнаружили с внешнего рейда. Почти сразу после этого из мутной рассветной дождевой пелены на северо-востоке проявился силуэт быстро приближавшегося большого судна с двумя близко расположенными трубами и двумя мачтами.
Он направлялся к входу в бухту, явно зная фарватер. На всех бронепалубниках немедленно сыграли боевую тревогу, начав срывать парусиновые чехлы с орудий и наводя их на незнакомца. Рубили швартовы и давали ход, пытаясь перехватить внезапно появившееся судно до того, как оно станет удирать. Началась всеобщая суматоха и свалка.
Однако довольно быстро все прояснилось. С парохода передали фонарем позывные «Кореи» и запросили место для стоянки рядом с «Малазиен», сообщив, что имеют важный пакет для начальника отряда. Еще даже не ошвартовавшись к борту француза, с «Кореи» спустили шлюпку, тут же двинувшуюся к «Олегу», вставшему на якорь неподалеку.
* * *
Учитывая неудовлетворительные условия работы радиосвязи, что могло серьезно повлиять на организацию атаки в самом начале и привести к непредсказуемым последствиям в дальнейшем, было решено продублировать доставку всех распоряжений старым проверенным способом. Необходимость этого вполне подтвердилась при первом боевом развертывании всех разбросанных по морям отрядов. Для избежания «накладок» Рожественский выслал на Окинаву транспорт «Корея», как связной пароход с дополнительными инструкциями и приказом бронепалубным крейсерам быть в условленной точке готовыми к атаке пятого июля к шести часам утра.
Попутно на нем отправили сводный, а точнее надерганный почти повзводно, батальон из состава 32-го полка с легким вооружением для последующей пересадки на «Днепр» (все, что успели найти в Озаки до выхода в море). В сплошной суматохе тех дней, сопровождавшейся неизбежным бардаком с документацией и снабжением, погрузка войск была проведена в авральном порядке без уведомления армейского командования еще только формирующегося экспедиционного корпуса. Это заметно смягчило вопрос перенаселения жилых палуб на остальных пароходах-крейсерах, позволив разместить там запланированное число штыков, но зато перемешало войска, нарушив их организацию и вызвав заметные трудности при последующей высадке.
На обратном пути «Корея» должен был доставить жизненно необходимые трофейные тяжелые полевые пушки и моторные катера, а также машинное масло, керосин, бензин из недр наливного транспорта «Метеор» на осажденную Цусиму. Изрядный запас своих и трофейных бочек подо все это имелся на борту. Считалось, что после перенесения активных боевых действий на другую сторону Японских островов плавание в районе Цусимы будет сравнительно безопасным, и большой пароход сможет прорваться обратно в Озаки без эскорта.
Как только Добротворский получил пакет, он снова созвал совещание. Тем временем на всех крейсерах его отряда продолжалась подготовка к походу. Окончательно исправляли штормовые повреждения, смывали угольную пыль и грязь. Экипаж «Кореи», не теряя времени, приступил к перегрузке крупповских гаубиц и боеприпасов, доставляемых обратными рейсами шлюпок и собранных из них грузовых плотиков, отвозивших пехоту с ее имуществом на «Днепр». Трофейные катера перевели на буксире, так как не удалось запустить их двигатели. Не нашлось специалистов, хотя топлива было в избытке.
Спустя два часа «Днепр» уже вышел в море. Почти сразу после него «Олег», Богатырь», «Аврора» и «Светлана» также покинули рейд Наха. Отсалютовав флагами своим угольщикам и трофеям, они встали в колонну с «Олегом» во главе и двинулись на север. Приказ командующего был доведен до всех командиров и старших офицеров крейсеров и совместными усилиями доработан, исходя из фактической обстановки в отряде. Считалось, что все учтено и все готовы, однако вскоре начались неприятности, вынудившие крейсера разделиться.
Глава 2
Еще при возвращении на Окинаву на «Олеге» начали снова сдавать котлы. Во время угольной погрузки провели кое-какие работы с запорной арматурой и заменили часть водогрейных трубок, где это было возможно. Но полностью восстановить их работоспособность не смогли. И вот теперь, хотя для экономии угля отряд шел пока далеко не полным ходом, на флагманском крейсере вскоре пришлось разводить пары во всех котлах, иначе он не мог держать эскадренные 12 узлов.
К обеду пришлось загасить по одному котлу в первой и третьей кочегарках, а в остальных пока удавалось держать пар, хотя трубки лопались, порой сразу по несколько штук. Вскоре стало ясно, что «Олег» не сможет держать предписанные 15 узлов при прорыве вдоль Готских островов. Скрепя сердце в сорока милях южнее островов Данджо Добротворский перешел на «Богатырь», так как должен был командовать отрядом, а «Олег» занял место в хвосте колонны.
От мысли отослать его обратно на Окинаву отказались, так как почти весь запас трубок был уже израсходован, и устранить неполадки было возможно только в базе, а промедление с ремонтом грозило полной потерей возможности передвигаться самостоятельно. Планировалось, что «Олег», идя след в след за своим отрядом, пройдет в его «тени» до пролива Ики, преодолев японские дозорные линии, после чего повернет к Цусиме.
Если удастся удержать ход в пределах 12 узлов, то большую часть пути можно преодолеть еще ночью. Это, с большой долей вероятности, позволит крейсеру самостоятельно достичь Цусимы, учитывая тот факт, что появляться непосредственно у цусимских берегов японцы все еще не решаются. Даже если до рассвета и не удастся довести крейсер до наших берегов, после начала штурма Симоносеки, когда все японские силы будут брошены на восток, шансы на благополучное завершение плавания были все же достаточно большими.
Перейдя в хвост колонны, «Олег» сразу начал заметно отставать. Как стемнело, шедшие впереди три оставшихся боеспособными крейсера быстро пропали из вида. Злополучные трубки меняли на ходу. При ремонте котла № 4 кочегары Подгайло и Письменный залезли в еще горячий котел и выполнили все работы, вскоре введя его снова в работу[4 - Этот эпизод действительно произошел в реальной истории в начале 1906 г. в Средиземном море уже при возвращении «Олега» домой после окончания русско-японской войны. Он является первым официально зафиксированным случаем такого рода в истории отечественного флота. Тогда так же начали лопаться трубки во всех котлах, и в итоге все же пришлось оставить крейсер для ремонта в Алжире. Только после этого он смог добраться до родных берегов.]. Но, несмотря на то что машинная команда «Олега» делала все возможное, чтобы увеличить скорость, она постепенно снижалась сначала до 13 узлов, а потом и еще меньше.
Тем не менее крейсер благополучно продвигался вперед. Контактов с противником не было. Удачно выйдя в просвете дождя к южной оконечности острова Фукуэ, по уже хорошо знакомым береговым ориентирам удалось точно определить свое место, оказавшееся в двенадцати милях восточнее ожидаемого. Учтя поправки, проложили новый курс, огибавший прибрежные скалы, и продолжили движение.
Около трех часов утра пятого июля, когда уже повернули от северных Готских островов к Цусиме, станция беспроволочного телеграфа «Олега» начала принимать шифрованные японские телеграммы. Их становилось все больше, а передатчик был где-то совсем рядом. Сигнальные вахты были заменены и удвоены, орудия заряжены. Все так же временами находил дождь, резко сокращавший и без того плохую видимость. Вокруг никого не было. Так шли до рассвета.
Едва начало светать, дождь кончился. С юга шла тяжелая океанская зыбь, порывистый юго-восточный ветер слабел. Вдруг в 03:51 позади правого траверза всего в 15 кабельтовых были обнаружены силуэты двух одинаковых однотрубных двухмачтовых кораблей, шедших параллельным курсом.
Примерно в 02:30 с «Нанива» и «Такачихо», шедших на усиление японских дозоров у Симоносекского пролива, в разрыве дождевых шквалов на кормовых углах левого борта был обнаружен трехтрубный крейсер, пробиравшийся на север-северо-запад от острова Ошима. Контр-адмирал Уриу приказал развернуться и ложиться на параллельный курс, приготовившись к бою. Вскоре русского снова удалось обнаружить и надежно опознать. Это был бронепалубный башенный крейсер «Олег» или «Богатырь». Об этом тут же отправили шифрованную телеграмму, получив приказ следить за ним и сообщать о его маневрах. Почти до самого рассвета, скрываясь от русских за их же дымом, «Нанива» и «Такачихо» вели наблюдение.
Обнаружив и опознав японцев, «Олег» первым открыл огонь, стреляя носовыми плутонгами по головному «Наниве», а кормовыми по «Такачихо». Японцы ответили, начав подрезать корму, чтобы поставить русский крейсер под продольный огонь.
Видимость быстро улучшалась, но над водой пока еще держалась дымка. Ветер разгонял остатки ночной сырости и тумана. Вскоре начались попадания с обеих сторон. «Олег» был вынужден часто менять курс, чтобы не позволить японцам громить себя с острых кормовых углов. Тогда в 04:10 японцы разделились. «Нанива» остался висеть на правом траверзе, ведя частый огонь всем бортом, а «Такачихо» начал уходить под корму, стреляя носовыми залпами.
До мыса Коозаки оставалось всего восемь миль, но боевое маневрирование увело русский крейсер много восточнее. Японский перекрестный обстрел был очень мощным и эффективным. Русские пушки замолкали одна за другой. Полноценно отвечать «Олег» мог только «Наниве», обстреливая вертевшегося за кормой «Такачихо» лишь из кормовой башни, стрелявшей заметно реже казематных и палубных пушек.
«Нанива» тоже получал попадания, и его огонь несколько ослаб, но увеличивать дистанцию японцы не спешили, стремясь нанести максимальный ущерб. В 04:22 «Олег» получил попадание 152-миллиметрового снаряда в корму, от чего нарушилась работа телемотора рулевого привода, и крейсер покатился в неуправляемую циркуляцию вправо, прямо на «Наниву».
Японцы сначала приняли это за попытку тарана, начав маневр уклонения. Но быстро разобрались, в чем дело, вернувшись на прежний курс, резко усилив обстрел и начав приближаться. Попадания в «Олега» участились, начались пожары. В то время как русским комендорам стрелять в продолжающемся развороте было затруднительно.
Починить руль удалось лишь через десять минут, когда крейсер описал полный круг. Для исправления повреждения истратили три пуда глицерина, залив его в восстановленную магистраль. Положение было критическим. Носовую башню заклинило, кормовая действовала только на ручном управлении. Половина палубных и казематных пушек вышла из строя, начались сильные пожары в корме и на рострах. А японцы все наседали. Из-за пробоин в трубах упала тяга, и ход снизился до десяти узлов. Крейсер с большим трудом мог управляться.
В 04:38 из-за мыса Коозаки, видневшегося на западе на расстоянии уже меньше четырех миль, показались большие шапки дыма. Еще несколько дымов быстро приближались со стороны бухты Миура. Восстановив управление, «Олег» продолжал отходить на запад. В этот момент «Нанива» расходился с ним контркурсом правым бортом на расстоянии всего в шесть кабельтовых. Едва ворочавшаяся кормовая башня дала двухорудийный залп, легший под самым бортом японца. Даже без бинокля было видно, как всплески от этих двух снарядов окатили шкафут «Нанивы». Без сомнения, снаряды легли в ватерлинию.
Оба эти снаряда были фугасами, что спасло японцев от более тяжелых последствий. «Нанива» получил две пробоины ниже ватерлинии в нижней яме правого борта первой кочегарки, уже почти пустой. Ее, а через разодранную осколками переборку и соседний такой же бункер, быстро затопило, начав заливать и верхнюю яму, где угля не было. Вода разливалась вдоль скоса бронепалубы и над ней, вызвав крен в пятнадцать градусов. С большим трудом дальнейшее затопление удалось остановить. «Такачихо» сопровождал поврежденный флагманский крейсер до Икисимы. Радио вышло из строя из-за повреждений, что не позволило мало пострадавшему «Такачихо» принять участие в дальнейших событиях.
То ли повреждения от этих попаданий оказались достаточно серьезными, то ли не желая иметь дело с тем, кому принадлежали приближающиеся большие дымы, японцы начали отходить на восток, продолжая обстрел, пока снова не хлынул дождь. «Олег» активно маневрировал и стрелял в ответ, но попаданий больше не добился, сам получив еще два снаряда, один из которых проделал большую пробоину в подводной части левого борта в нижней угольной яме второго котельного отделения, которую быстро затопило. От этого возник крен на левый борт в пять градусов, и через пробоины в корме теперь заливало жилую палубу. Затопления в корме удалось остановить, заделав течи и дыры подручными средствами, но с креном справиться не удавалось.
Дойдя до Коозаки, с «Олега» увидели, что большие дымы, спугнувшие японцев, принадлежали двум небольшим трофейным пароходам из состава тральных сил Озаки, которые встревоженные приближавшейся перестрелкой поднимали пар в котлах, чтобы покинуть опасный район. Трофейный японский уголь жутко дымил.
От Миура подошли три номерных миноносца. Когда японские крейсера совсем пропали из вида, начали формировать походный ордер, для перехода в Озаки. На «Олеге» к тому времени удалось остановить распространение воды, и он мог уверенно держать десятиузловой ход. Пожары взяли под контроль, но дым еще густо валил из офицерских кают и со шкафута. В голову строя вышли оба парохода, поставившие трал, за ними двинулся крейсер, а миноносцы держались восточнее, пока огибали южную оконечность Цусимы, чтобы прикрыть от возможных японских атак.
Затем они перешли на левый борт крейсера, держась в полутора-двух милях западнее, и так провожали его до Цусима-зунда. При этом в трале, буксируемом пароходами, когда уже приблизились к форту Гоосаки на пять с половиной миль, взорвалась мина. После чего небольшой караван вышли встречать еще две пары тральщиков-миноносок, благополучно приведших «Олега» в Озаки, где он встал к борту «Камчатки» для ремонта.
* * *
Расставшись с «Олегом», Добротворский продолжал гнать оставшиеся три крейсера на рандеву с флотом. Для компенсации вынужденной задержки ход увеличили, вскоре достигнув острова Фукуэ. Когда впереди по курсу на несколько секунд сверкнул яркий свет, на шедшей в голове колонны «Авроре» решили, что это маяк Таманоура, на западной оконечности острова Фукуэ. Всех удивило, что он работает в военное время. Ход снизили, передав сообщение о близости земли дальше по отряду. На других крейсерах этого света не видели из-за дождя.
Начав склоняться влево, чтобы обогнуть скалистый мыс, на котором стоял уже не видимый в темноте маяк, обнаружили справа по борту в просвете дождя куполообразный островок. Возле маяка такого островка не должно было быть. Судя по описанию в лоции, это был остров Буро, лежащий у мыса Таишозаки, почти в четырех милях от предполагаемой точки нахождения отряда. Об этом немедленно сообщили на остальные корабли, внеся соответствующие поправки в штурманские прокладки.
В этот момент за кормой замыкавшего строй «Светланы» была обнаружена неясная тень, двигавшаяся на юго-запад. Что это было за судно, разглядеть так и не удалось. Оно, не проявляя беспокойства, быстро скрылось из вида. Это сильно встревожило Добротворского. Он распорядился внимательно следить за радиоэфиром и забивать любые близкие передатчики немедленно. Но пока все было тихо.
Огибая юго-западную оконечность Фукуэ, удалось надежно определиться по горе Хошияма, подтвердив уже известную невязку места. Никаких признаков беспокойства противника по-прежнему не было. Оставив по правому борту едва угадывающуюся за пеленой дождя двугорбую тень острова Сагано, еще совсем недавно бывшего временным приютом для всей эскадры, отряд продолжал быстро продвигаться на север-северо-восток, вдоль западного побережья Готских островов.
Потеряв время на возню со своим бывшим флагманом, Добротворский теперь вынужден был наверстывать. Дальнейший курс проложили к маяку Сиросе. Чтобы прибыть на место вовремя, было приказано держать семнадцатиузловой ход. Тяжелее всех в этой гонке приходилось «Авроре», как изначально самой тихоходной. Но с момента переезда командира отряда со своим штабом на «Богатыря», оказавшись головным в колонне, крейсер капитана первого ранга Егорьева уверенно держал свое место и предписанную скорость.
Мглистая погода, временами переходящая в мелкий дождь, не позволяла уточнять свое место астрономическим способом. Чисто случайное определение координат по юго-западной оконечности Фукуэ было пока единственной привязкой на всем переходе в условиях порывистого бокового ветра, попутной зыби – отголоске стихающего сильного шторма и добавившихся теперь еще и течений, малоизвестных и порой даже разнонаправленных в прибрежных водах.
