скачать книгу бесплатно
– Она же три года валялась в памперсах, теперь сама с кровати встать не может. У нее атрофировались мышцы, ей теперь надо заново учиться ходить, держать ложку, когда ест, практически все ей надо заново осваивать.
– И сколько это займет?
– Откуда я знаю, может, месяц, может, полгода.
– Думаешь, за это время Борман не узнает, что она выздоравливает?
– Наверное…
– А что он тогда сделает?
– Хрен его знает. Убьет, наверное. Даст денег врачам, они ее придушат, и даже расследования не будет. Лежала три года овощем и вдруг умерла ни с того ни с сего, такое часто бывает.
– А зачем ему ее убивать?
– Так она же всем расскажет, что Борман отнял у меня квартиру. От этого на Бормана могут обидеться… террористы хотя бы. Они очень уважали моего папу, если верить маме.
– А если мама пообещает, что никому ничего не скажет? Квартиру он тебе вернул…
– Я там временно живу, пока ему моя квартира не нужна. Этих азербайджанцев потом взяли менты, и квартира была под наблюдением. Вот он и поселил меня туда, чтобы они' подумали, что теперь там все чисто. А если она ему снова понадобится, он мило улыбнется и выгонит меня обратно в бордель или в какую-нибудь коммуналку.
– Ну так если твоя мама никому ничего не скажет про то, как он у вас отнял квартиру, а он не будет вас выгонять, зачем ему ее убивать?
– Она скажет. Она не сможет сдержаться, и он это тоже знает. Нет, он ее точно убьет.
Я задумался. Что-то вертелось в моей голове, какая-то мысль, про которую я точно знал, что это – решение проблемы, но я никак не мог ее сформулировать. Я обратился к тому новому и чуждому, что теперь живет в моей голове, и неуловимая мысль моментально вынырнула на поверхность. Интересно, есть ли в этом мире что-нибудь, что я не могу? Я сказал:
– Маринка, а ты помнишь, что было с этим… как его, ну, японцем, который сам вылечился от R2 без всяких лекарств?
– Якадзуно… Таканака, что ли?
– Что-то вроде. Помнишь, что с ним было потом?
– Ну… его долго обследовали, он чуть ли не год совсем здоровый валялся в больнице, а потом из его крови сделали вакцину, а ему дали кучу денег.
– Он лежал не просто в больнице, а в федеральном госпитале в Токио. Если твою маму переведут, к примеру, в Кремлевку, Борман сможет ее убить?
– Ой, и правда! Точно! Тогда нам вообще ничего не надо делать, главное, чтобы Борман ничего не узнал сегодня-завтра.
Я отметил, что Маринка сказала не «мне», а «нам», но не стал заострять на этом внимание. Вместо этого сказал:
– Ты лучше позвони каким-нибудь журналистам, пусть сделают репортаж. Тогда ее увезут в Кремлевку уже сегодня, а там Борман ее не достанет. – Меня посетила еще одна мысль. – И пусть она скажет в интервью, что очень благодарна Борману за то, как он с тобой обошелся. Типа хорошо заботился о моей доченьке, а про квартиру пусть скажет, что она действительно принадлежит семье и что мама благодарна ему, что он тебя не выселил. Тогда у него и повода не будет ее убивать.
– Игорь, ты гений! – воскликнула Маринка и тут же повесила трубку. Наверное, собралась звонить в «Московский богомолец».
Глава пятая, в которой я делаю деньги из ничего
Мне было скучно. Я заглянул в холодильник и увидел там с десяток бутылок «Афанасия». Порылсяв недрах кухни, выкопал пучок вобл, уселся в большой комнате перед телевизором и включил свободный поиск.
Свободный поиск – это когда телевизор сам решает, что показывать, исходя из того, что пользователь смотрел раньше и что из просмотренного ему больше понравилось. Еще при свободном поиске процессор телевизора непрерывно сканирует мозговой процессор и отслеживает состояние эмоциональных центров. В общем, считается, что ты смотришь именно то, что хочешь сейчас смотреть. На самом деле так не получается – либо телевизор непрерывно переключается с канала на канал, либо зацикливается на каком-нибудь сериале про дикую природу. Говорят, если тонко настроить матрицу чувствительности, можно добиться эффекта, о котором говорится в рекламе, но реально свободный поиск хорош только тогда, когда надо убить время, и я очень редко включаю этот режим. Только если телевизор в данный момент рассматривается как приложение к пиву. Я успел выпить первую бутылку и ополовинить вторую, когда мне позвонил Егор.
– Привет! – сказал я.
– Привет! Как дела?
– Да ничего, нормально.
– Что делаешь?
– Квашу.
– С кем?
– Сам с собой.
– Что завтра собираешься делать?
– Хрен его знает, скорее всего, тоже квасить. Предлагаешь куда-нибудь выбраться?
– Не знаю. У меня родители дома торчат, у отца завтра какое-то шпионское дело. Если б они на дачу свалили, можно было бы собраться.
– Так приезжай ко мне.
– Во сколько?
– Хоть сейчас.
Егор на секунду задумался.
– А что, приеду. Что пить будем?
– Я – пиво.
– ОК. Закажи мне «Очаковского». Я замялся.
– Егор, тут такое дело…
– Денег нет? – Казалось, Егор удивился. – Ничего, у меня есть. Напомни номер счета.
Я напомнил. Через несколько секунд Егор сказал:
– Еду. – И повесил трубку.
Еще через пару минут я услышал, как из кухни доносится позвякивание – заказанные Егором бутылки загружались в холодильник. Я посмотрел, что заказал приятель, и удивился: «Хольстен», причем не только светлое, но и темное. Не иначе, появились деньги. И с каких это пор он стал учитывать вкус собутыльника при выборе выпивки? Впрочем, закуску Егор, как обычно, не заказал. Ну и хрен с ним.
* * *
Егор приехал довольно быстро – примерно через час. Мы засели перед телевизором и начали культурно проводить время. Я ожидал, что сокурсник предложит заказать девочек (он же нынче при деньгах) или посмотреть какой-нибудь голливудский боевик про хороших полицейских и плохих бандитов, но вместо этого Егор придвинул к себе пепельницу, закурил и спросил меня:
– Новости смотрел?
– Угу. Ничего интересного.
В новостях действительно не было ничего необычного. Генеральный прокурор в очередной раз сообщил, что зачистки взяточников в ближайшее время проводиться не будут, известного телеведущего признали-таки достойным принудительной психокоррекции, но он собирается оспаривать приговор суда, узбекские террористы опять что-то взорвали, короче, все как обычно. Егор, однако, засек в новостях нечто действительно любопытное.
– Там Маринку Тимофееву показывали.
– Где?
– На семнадцатом канале в местных новостях. Оказывается, у ее матери было коровье бешенство. Я сделал вид, что ничего об этом не знаю.
– Как это было? Коровье бешенство – его же не лечат. Ну то есть иногда лечат, если вовремя дать антиген, можно спасти сознание, но, ты же говорил, у нее инвалидность уже несколько лет?
– Вот поэтому ее и показали.
– Маринку?
– Да нет же! Мать ее.
Я рассмеялся. Кажется, пиво начинает действовать. Егор понял, что сказал двусмысленность, но даже не улыбнулся.
– Говорят, она три года лежала, считай, в коме, и вдруг резко ни с того ни с сего очухалась. С нее уже сняли все датчики, так она позвонила главврачу по мобиле.
– У психов же вроде мобилы отключают?
– Ну да, но у нее забыли отключить, она же была как овощ. Врачи вначале подумали, что это шутка, так она позвонила Маринке, а Маринка – журналистам. Они приехали, говорят, у вас больная от коровьего бешенства исцелилась, а врачи говорят: да пошли вы все в сад, типа вы еще скажите, что у нас даун задачу NP-полноты решил. Короче, состоялся у них разговор глухого с педерастом, только через полчаса кто-то вошел в палату, а там Маринкина мать глазами моргает, мычит что-то, она, оказывается, нормально говорить не может, у нее в гортани что-то атрофировалось. Подключили ей телесвязь на голосовой выход, она вначале всех матом обложила, а потом расплакалась, говорит, во какое счастье, что я жива, но муж умер, типа жалко его, хорошо еще, что дочка жива, спасибо там какому-то хмырю, вроде как начальнику той конторы, где он работал, позаботился о Маринке, из служебной квартиры не выселил, дал ей в универ поступить, и все такое. Егор отхлебнул пива и неожиданно добавил:
– Неужели она и вправду проститутка? Я обозлился.
– Да какая тебе, блин, разница?
– Извини. – Егор выставил вперед обе руки, как будто я собирался его бить. Бить Егора без толку, у него красный пояс по карате-до. – Извини, Игорь, не хотел тебя обидеть. Считай, что я ничего не спрашивал. Да на самом деле я и не знаю ничего. Я тогда просто прикалывался, хотелось тебя позлить. Извини. Просто мне показалось… они обе так странно вели себя, будто что-то недоговаривают… ладно, забудь. Извини.
Я успокоился. Некоторое время мы молча пили пиво. Потом Егор спросил:
– Это твоя работа?
– Что?
– Ну все это. Я же помню, как ты водку в вино превратил.
– Воду, – поправил я на автомате. Кажется, начинается занятный разговор. Впрочем, скорее всего, ничего интересного Егор не скажет. Походит вокруг да около, а потом попросит научить его тому, что я умею. А я не знаю, как этому можно научить, я даже не знаю, можно ли этому научить, и вообще, не уверен, стоит ли Егора этому учить, даже если это возможно.
– Воду тоже, но вначале водку.
– Так я же воду из-под крана наливал.
– Ни хрена. Ты покрутился около крана и выключил воду. А в бутылку ты ничего не наливал.
– Да? – Я почувствовал себя глупо. – А мне казалось, я позже нажрался.
– Почти сразу. Сидел сонный, я думал, сейчас мордой на стол упадешь, потом ты как-то резко протрезвел, стал нормально разговаривать, а после снова начал квасить и нажрался вообще в зюзю.
– А чего же ты у меня водку не отнял, если я ее собирался водой из-под крана разбавить?
– Я и пытался отнимать. А ты говоришь, не трогай, я сейчас из водопроводной воды классного винища наделаю, как Иисус Христос. Все, думаю, у Игоря крыша поехала. Я и сам к тому времени был уже веселый, думаю, хрен с ним, пусть сто грамм на ерунду изведет, зато развлекуха какая. Хотел еще Пашку крикнуть, только не успел, ты уже водку в вино превратил, и я подумал, что лучше Пашку не звать.
– Он что, так ничего и не знает?
– Не-а. Я ему сказал, что у меня есть знакомый, который работает на подпольном винзаводе, и там гонят классную трансгенку, стоит она копейки, а качество зашибись. Качество, кстати, и вправду во!
– М-да… – протянул я. А что тут еще скажешь? Не рассказывать же всю историю того, как меня чуть не убили гопники, как я устроил им Освенцим, и что я до сих пор не могу понять, как все это делаю, и что не могу понять, на что еще способен, и что мне вообще с этим делать. Можно было устроить исповедь минут на двадцать-тридцать, только я знаю, чем бы все это закончилось. Егор бы меня внимательно выслушал, задал бы пару вежливых вопросов, сказал, что все это круто, а потом спросил: «А меня ты научить можешь?»
– Игорь, а ты понимаешь, как это происходит? – спросил Егор.
– Нет. Абсолютно.
– А что чувствуешь при этом?
– По-разному. Иногда ничего, чаще всего ничего. Иногда будто какую-то вуаль сдергиваю или, наоборот, натягиваю на какой-нибудь предмет. А то кажется, что у меня в мозгах что-то вроде насоса.
– И давно это у тебя?
– Неделю.
– А как появилось?
– Внезапно. – И я замолчал. Егор тоже помолчал и спросил:
– Не хочешь рассказывать?
– Не хочу. История неприятная и гнусная. Некоторое время Егор молча пил пиво. Я не выдержал:
– Да не знаю я, как это у меня появилось! Возвращался домой поздно вечером, никого не трогал, подвалили гоп-ники, начали меня избивать, я что-то сделал, и они разбежались. Потом сидел на лекции у Моисеича, стал рисовать на виртуальном дисплее всякую ерунду, а она произошла в реальности. А после оказалось, что я могу делать и другие вещи. С чего это и почему – не знаю, с пришельцами не общался, душу дьяволу не продавал, чудесных озарений не испытывал, просто оно появилось и все.
Я замолчал. Егор тоже молчал. Было видно, что ему очень хочется задать вопрос, но он колеблется: я на него наверняка не отвечу, да и обидеться могу, а с другой стороны, если не наберешься смелости спросить, потом будешь корить себя всю жизнь. Я ответил на вопрос приятеля, не дожидаясь, когда он будет задан.
– Не знаю.
– Что не знаешь?
– Могу ли тебя научить тому же самому. Ведь тебя это волнует?
Долгая пауза.
– Попробуешь?
– Не знаю. Боюсь.
