скачать книгу бесплатно
– И где же тут наша милая Зизи? – воскликнул Лео весьма развязно, заходя на веранду, где уже был накрыт чайный стол.
Зина, стоящая возле кадки с жасмином, спиной к нему, обернулась с грацией пумы. С презрительным вниманием осмотрела его внешность: сочные, яркие губы, а над ними усишки, напоминавшие два закрученных кверху перышка. Смерила его взглядом с головы до ног: нагловатый избалованный красавчик, но мы видали наглецов и понаглее…
– Я предпочла бы, чтобы ко мне обращались «Зинаида Артемьевна», – отвечала она, мило улыбаясь, но ноздри ее раздувались, и весь вид ее говорил, что она не прочь сварить Лео живьем.
– А ты здорово выросла… с того времени, как у нас гостила последний раз, – пробормотал Лео.
– Да, я сильно изменилась, – усмехнулась Зина.
Возникла пауза. И в этой паузе Варваре Семеновне почудилось что-то зловещее, а что – она сама и не поняла…
И когда неделю спустя случилось нечто из ряда вон выходящее – даже рассказывать о таком… это просто неприлично в кругу порядочных людей… Ибо как можно назвать приличным, когда почтенная девица из хорошего семейства пытается отравиться, и мало этого, даже не оставив трогательной записки «Никто меня не понимает…»? – Варвара Степановна сказала себе, что она нечто подобное предвидела, а почему предвидела, она сама не знала – просто атмосфера на даче была какая-то предгрозовая.
Впрочем, не будем торопить события. Ибо неделя еще не прошла, а прелестный, безмятежно-лирический вечер разлит над поселком Саврасово, солнце клонится к закату, и два обитателя протасовской дачи одновременно скребутся перышком, делая записи в дневники. Да-с, дневники в конце 19 века были делом серьезным, как же без этого – социальных сетей еще не изобрели. Итак, запись номер один:
«У меня такое чувство, словно жизнь начинается заново! Из окна моего мезонина прелестный пейзаж, и небо у горизонта напоминает ленту абрикосового шелка, которая струится и опадает…. Это так волнует мою душу!»
И теперь запись номер два:
«Закат утекает за горизонт нежнейшим абрикосовым сиропом, и странное волнение охватывает мою душу! В моем возрасте пора перестать быть романтиком, но почему я снова и снова вспоминаю, как изящно она обернулась и улыбнулась мне напоследок этой тихой, чуть шаловливой, таинственной улыбкой? Эта девушка, что появилась сегодня, так мила и так необыкновенна, что странно заныло сердце, словно обещая перемены…»
Ну и ладно, господа. Перемены так перемены! Спокойной ночи.
***
Щелчок – удар ракеткой по волану. Еще щелчок. Смех. Волан летит влево, отбила! Еще подача… Наконец, Зина пропускает удар.
– Ах, Верочка, ты совсем меня загоняла!
Зина, вся красная от жары и усилий, тяжело дыша, вытерла пот со лба, поправила прядь, выбившуюся из прически. Двенадцатилетняя Верочка, не пропустившая ни одной подачи, была свежа как ландыш. Тетя Варвара и ее соседка Алесандрина Арнольдовна Полежаева, сидящие на веранде за чаем, снисходительно наблюдали, как Зина и маленькая Верочка – играют в волан на залитой солнцем песчаной дорожке.
Солнце слепило, легкий ветерок был душистым и благоуханным. От сосен пахло хвоей и янтарной смолой. Но вид у Зиночки был замученный.
– Может, пойдемте в комнаты, вы на рояле сыграете? – в голосе Верочки прозвучало сострадание.
– Ах, пожалуй, – согласилась Зина, – приобняв Верочку за плечи. – Пойдем, душенька, и на рояле поиграем, и чаю спросим. Кстати, я все хотела тебя спросить: ты какие книжки любишь?
– Про сыщиков, – отвечала без запинки Верочка. – А вы любите про Ната Пинкертона?
Дачная жизнь была беспечна и прелестна. Прогулки за грибами в чудесный сосновый бор, варка варенья, купанья, променады на станцию… А вечерами – ноктюрны Шопена – они буквально таяли под пальчиками Зины. Ах, когда в распахнутое окно заглядывает луна, а ночной ветер колышет занавеску, звуки музыки так притягательны, что на них слетались все – и чудесный спаситель Зиночки Дмитрий Протасов, и его папенька, и застенчивая девушка Лилия – старшая сестра Дмитрия. И даже высокомерная Мими снисходила до того, чтобы посетить соседей и оказать честь трудам Зины.
Но самый бурный интерес к Зинаиде проявил Лео – хотя и не показал этого напрямую. Поскольку Зина сразу же вежливо, но твердо поставила его на место, и проявила к нему холодность, он был оскорблен в лучших чувствах. Не к такому приему у девушек привык избалованный красавчик; а раз так, то проучить Зину, то есть влюбить в себя, а затем оттолкнуть и насладиться ее отчаянием – вот чего он жаждал всей своей самолюбивой душой. Для начала он решил вселить в душу Зины если не ревность, то, по крайней мере, зависть, показав, что он оказывает внимание всем девушкам в доме, кроме нее; он стал демонстративно внимателен к Мими и Лилечке. Увы! На его прекрасные военные хитрости Зина смотрела примерно так же, как на ухаживания дворника Фомы за кухаркой Глашкой, то есть никак. Лео клялся сам себе, что он таки своего добьется – но задача пока представлялась ему неразрешимой.
Зато обе девицы – и Мими и Лилечка – получив увесистую порцию внимания от дачного красавчика, сразу же вообразили себя – каждая – избранницей Лео. Каждая уже видела себя в модной фате под венцом, мешало только наличие соперницы.
Бедняжка Лили, кроткий ангел, робея перед Капитолиной, стала ловить Лео по всем углам сада, затаскивать его за руку в беседку , и спрашивать со слезами в голосе:
– Но ты ведь любишь меня, а не ее? Поклянись! Зачем ты меня мучаешь, ах, как ты меня мучаешь! Скажи мне хоть слово…
Дачный сад был напоен свежестью и солнечными бликами, дорожки то и дело перебегали лимонные трясогузки, мило раскачивая хвостиками; порхали оранжевые бабочки, гудели пышные тяжелые шмели – но что за дело было бедной Лилечке до этого великолепия русского лета. Все, все, весь мир сосредоточился для нее на лихо завитых кверху усишках томного брюнета.
Не таков был характер Мими. Она решила применить военную хитрость, внушив противнику, что ее силы намного больше, чем на самом деле. Она притворялась, будто празднует победу – и над Лили, и над миром вообще. Губы ее были плотно сжаты в высокомерно-ехидную ухмылочку, глаза смотрели на весь мир с победоносным выражением, словно ей известна какая-то важная новость, которую она вот-вот огласит – к своему торжеству и к позору соперницы. Этот взгляд победительницы заставлял Лили подозревать наихудшее: что Лео уже сделал Мими предложение, что уже назначен день свадьбы, и так далее.
В итоге, бедный Лео был вынужден клясться по очереди в вечной любви обеим дамам, с огорчением замечая, что в отношении Зины он не продвинулся ни на шаг; но почему?! он начал подозревать соперника.
Соперник, впрочем, и не думал таиться. Дмитрий Сергеич, он же Митенька, проявлял к Зине самый простодушный интерес. Зина была с ним мила, но не более того. Митенька тоже начал подозревать соперника.
И пока соперники подозревали друг друга, они в упор не видели – кем на самом деле были заняты душа и разум Зиночки. А меж тем, ответ был на поверхности. Она всеми силами стремилась очаровать… Верочку. Потому что, уважаемые господа, поймите правильно: дачный сезон кончится, и куда потом идти бедной Зине? А тут – Алесандрина Арнольдовна Полежаева, с кучей детей, так почему бы не попытаться произвести на нее приятное впечатление? Немного усилий – и она пригласит Зину к себе в качестве гувернантки. А ключ к сердцу матери лежит через симпатию ребенка. И потому Зиночка усердно старалась понравиться Верочке, угождая ей всеми способами, и попутно разбивая мужские сердца жестокой холодностью. Какое коварство! – воскликнет читатель и будет прав.
Между делом, Зиночка обживала свой маленький мезонин. По сравнению с другими комнатами он являл собой верх скромности, как и назначено быть комнатке бедной родственницы. Узкая кровать с железной спинкой, потертый комодик, букетик лесных цветочков в копеечной вазочке, старый письменный стол – и тем не менее, ей было там хорошо и уютно. Стены комнатки были обклеены теплыми желтенькими обоями с рисуночком в виде веночков, и, просыпаясь, Зина с блаженством рассматривала каждый листочек на этих веночках, припоминая, что она больше не задёрганная, вечно вытянутая в струночку прислуга в доме Кукушевых, а вольная птица. Едва вскочивши с постели, бежала она распахнуть окно, впуская в комнату зелень, золото и лазурь летнего утра. Умывшись, она спускалась к завтраку по «правой» лестнице. Тут надобно заметить, что наверх вели две лестницы – левая, с «господской» веранды (которой Зина никогда не пользовалась, ибо на веранде Протасовых, как она считала, ей делать нечего) – и правая, с веранды арендаторов. Озирая сад с высоты, Зина чувствовала себя в безопасности: я высоко, высоко-ооо! Никакие враги меня тут не достанут!
Но уже приближался день Большого дачного бала. Горничные сбивались с ног, крахмаля нижние юбки, разглаживая блонды… Да-с, вот была жизнь в 19 веке на дачах, это вам не кабачки собирать…
***
Одеться на бал Зине, было, в сущности, не во что. Но поверх простенького белого платья Зина накинула кружевную пелеринку, одолженную для такого случая у Варвары Степановны, заколола ее тетиной же дешевой брошкой – а остальное сделали ее молодость и внешность.
Итак – очаровательную Зиночку приглашали наперебой – и случайные кавалеры, и Митя, и даже Митин папенька почтительнейше пригласил Зину на тур вальса. Зина не отказывала никому, но стоило к ней подойти Лео, как она с нехорошей улыбкой отвечала:
– Сожалею, у меня уже все танцы расписаны.
И тут…
Перед Зиночкой, как дурной сон наяву, возник ни кто иной, как сам господин Кукушев – волосы напомажены бриолином, щеголеватый фрак с пикейным жилетом – и с нагловато-почтительной улыбочкой пригласил Зиночку на мазурку.
– Вы?! – только и могла выдохнуть Зина, гладя на него во все глаза: вот же привидение из кошмарного прошлого!
Вообще-то, Зиночке следовало бы ему отказать. Ведь именно сомнительные похождения Кукушева стали причиной ее неприятностей. Есть такие люди, от которых неприятностями можно заразиться, как гриппом.
Но юность снисходительна к слабостям других; Зина решила, что господин Кукушев ничем, в сущности, не был пред нею виноват. Тем более, тут уже наготове стоял Лео, с коим танцевать она не хотела категорически – зыркнув глазами на своего кузена, она протянула Кукушеву руку.
– Каким образом вы тут? – спросила Зина, выделывая мазурочные па.
– Я здесь только ради вас, – пылко отвечал Кукушев, и добавил низким страстным голосом, – моя дорогая, моя драгоценная!
– Простите, не поняла, – изумилась Зиночка.
– Но как же… вы же сами сказали тогда моей супруге – простите, я слышал ваш разговор! Вы сказали ей, что любите меня, и что я должен был думать?
– Вы слышали этот разговор? – не поверила своим ушам Зиночка. – А вмешаться и отстоять мою честь вы не подумали?
– Да что вы, мою супругу не знаете, – резонно возразил Кукушев, – она бы все равно не поверила. А после того, что вы сказали, что меня любите, я был в таких чувствах… уж и не знал, что и думать.
– А может, я ей это сказала просто назло, чтобы ей отомстить за увольнение?
– Подумал сначала, конечно – но потом, когда получил от вас письмо…
– Письмо?! – изумилась Зиночка.
– Ну да… Письмо, от вас. Такое, полное страсти, я тронут…
– Но я не писала никакого письма!
– Вы шутите… Письмо пришло от вас, откуда бы я иначе узнал ваш адрес?
– Ничего не понимаю… Но я не писала, клянусь…
– Но как же… Поверьте, я храню его как драгоценность!
– Но я не…
– Я так проникся каждой строчкой!
– Вы мне его покажете по окончании танца!
– Но у меня его с собой нет.
– Ах, нет? Может, его и вовсе нет?
– Еще как есть. Не отпирайтесь, душенька – «Вы мне писали», как сказал Онегин…
– Нет, но я… я хочу его видеть!
– Если вы мне позволите, я навещу вас вечерком и предъявлю его; и тогда… Вы где проживаете?
– У господина Протасова… Сергея Дмитриевича.
– Что вы говорите?! У него тут дача? Сегодня вечер совпадений.
– Вы ему знакомы?!
– Помилуйте, в одной гимназии учились… мир тесен!
– Отлично. А раз уж танец кончился – проводите меня к нему, вот он, там стоит – я ему обещала вальс.
Кукушев оглягнулся, а затем подвел Зиночку к Протасову, стоящему рядом с Мими и Лео.
– Добрый вечер, старина! Мир тесен! Представь себе: встретил вот свою знакомую, она в нашем доме гувернанткой служила… А Зинаида Артемьевна мне и говорит, что остановилась на твоей даче, дружище! Ха!
Весь вечер Митя смотрел на то, как Зина купается в мужском внимании. Успех так ободрил Зиночку, что она – румяная, с блестящими глазами – была чудо как хороша. К концу вечера Митя уверился, что Зина нравится не только ему, но и многим прочим тоже; это сильно возвысило Зиночку в его глазах.
Надобно заметить, Митя принадлежал к числу тех молодых людей, которому непременно надо было смотреть на девушку сквозь призму одобрения или неодобрения ее общественностью. Сама по себе Зиночка, милая и простая, не могла бы стать предметом его серьезного мужского интереса. Зиночка, окруженная флером всеобщего восхищения – это другое дело.
По возвращении домой он решился.
И, пригласив Зину пройтись по вечернему саду, он завел ее в беседку для серьезного разговора.
– Вы, наверное, уже поняли, как обстоят дела, – начал он глухим от волнения голосом.
Зина изобразила на лице искреннее удивление.
– Признаться, я не совсем понимаю, о чем вы, – пролепетала она, – но продолжайте, прошу вас.
– Я… короче… вы не могли не заметить, что я к вам неравнодушен, – промямлил Митя.
Зина замялась, не зная, что и сказать.
Влюблена она не была, но как всякая разумная девушка, она была в душе Афродитой-охотницей, и, согласитесь, глупо сопротивляться, когда в твои силки лезет такая крупная и упитанная добыча.
– Это… несколько неожиданно… но очень приятно, – промолвила она. – Но я стесняюсь спросить… я девушка порядочная, и вы сами понимаете… Должна ли я понимать так, что вы… если вы говорите, что любите меня… собираетесь ли вы на мне жениться?
На последней фразе голос ее зазвенел, а в душе запели скрипки. Господи, избавиться от постылой жизни у чужих людей… не ждать с ужасом, заплатят они ей или не заплатят? Не ломать голову над тем, как еще явиться без рекомендаций?! Неужели милостивая судьба решила избавить ее от всего этого?!
– Да, у меня серьезные намерения… Но вы видите, я военный, а военным нельзя жениться, если они… ну вы же знаете, что такое реверс? Это сумма на пять тысяч рублей в банке, которая приносила бы доход в 300 рублей, и если у меня нет такого дохода… если я не могу предъявить начальству этой суммы, то мне жениться не разрешат. А я беден, и … в общем, мне нечего вам предложить, кроме помолвки… и увы, на неопределенный срок…
Зиночка потупилась. Подумать только! На целых несколько секунд перед ней уже мелькнула возможность спокойной жизни – и тут же исчезла.
– Я постараюсь найти деньги! – пылко воскликнул Дмитрий Сергеич. – И через несколько лет…
Зина молчала.
– Вы мне отказываете?
– Нет, но… послушайте. Если бы вы предложили мне завтра к венцу, я бы сказала «да», без колебаний. А так…
– Мы будем вместе ждать! – вскричал ее кавалер.
Зиночка была в полном замешательстве. Щеки ее пылали, она хотела что-то ответить, но что? У нее было ощущение, что ее втягивают в какой-то обман – но, может, это ощущение ложное? Сказать ли да? Сказать нет? Она понимала, что ей по сути предлагают отказаться от всех других мужчин, всех возможных выгодных предложений, и ради чего?! ради неопределенности! Ради смутной возможности что-то получить после дождичка в четверг…
Она прокашлялась, и заговорила – точнее прошелестела – полуслышным от волнения шепотом.
