скачать книгу бесплатно
– У нас так не бывает, – печально сказала Лоскутик.
– Раньше бывало. Какая у вас река была! Добрая, ласковая. Текла через весь город. А ручьи? Славные ребята. Только ничего по секрету им не скажешь. Все разболтают. А какое болото у вас было! Умное. Все о чем-то думало. Бывало, все вздыхает, вздыхает по ночам…
– А куда же все подевалось?
– Не знаю. И никто не знает. Даже моя бабка, Грозовая Туча, и та только руками разводит. Говорит: «Ничего не понимаю!» Представляешь: река вдруг пересохла ни с того ни с сего. Ручьи пропали. От болота не осталось и мокрого места. Теперь у вас что? Пустыня.
– А королевские сады?
– Так пока туда долетишь – испаришься. А думаешь, это приятно – испаряться? Нет, теперь в ваше королевство не заманишь ни одно порядочное облако.
– А ты?
– Я – другое дело. – Облако придвинулось к Лоскутику. – В королевском саду живет мой друг – старая жаба Розитта. Ты бы видела, какая красавица! А уж умница!
– Твой друг… – тихо повторила Лоскутик.
– Думаешь, бабка мне разрешила сюда лететь? Как же! Разгремелась вовсю: «И не думай! Там небо как сковорода. Ты что – облако или отбивная?» А я взяло да улетело потихоньку. Мне так хотелось повидать жабу Розитту… – Глаза Облака почему-то наполнились слезами. – Я старалось не глядеть на мертвые деревья…
Облако закрыло лицо ладошками. Слезы выдавились между пальцев. Тук-тук-тук – забарабанили по подоконнику.
– Я напоило семьдесят пять бездомных собак. Двадцать восемь котов и кошек. – Облако плакало все сильней. Со стоном раскачивалось. Даже с острых косичек закапали слезы. Оно все как-то сжалось, побледнело. – Напоило старую козу, четырех ворон и кар… кар… кар… картофельное поле… Я выплакало из себя всю воду. Во мне не осталось ни капли.
Только тут Лоскутик заметила, что дырявый, рассохшийся пол чердака весь залит водой.
А между тем внизу, в спальне, Мельхиор проснулся и сел на постели, дико озираясь по сторонам.
– Эй, жена! – окликнул он лавочницу. – Да открой же ты глаза! Хочешь верь, а хочешь нет, да только на меня с потолка что-то капнуло!
– Спи и не болтай глупостей, – сонно отозвалась лавочница.
– Опять капнуло! Прямехонько на нос!
– Ты, наверно, спятил, муженек. Не может этого быть, – проворчала лавочница. И вдруг пронзительно взвизгнула: – Ой, на меня льется вода! Вся подушка мокрая!
– Смотри, жена, ведро с водой пропало! Кто-то украл нашу милую, бесценную водичку! – истошно завопил Мельхиор.
– Не иначе как Лоскутик! Эта маленькая дрянь! – подхватила лавочница.
– Воровка! Я ее проучу как следует!
Две пары ног бешено затопали вверх по лестнице. Бедные старые ступеньки, каждая на свой голос, заохали и застонали.
– Ее надо пс-с! Фс-с! Кс-с!.. – давилась от злобы лавочница.
– Я ее хр-р!.. Вж-ж!.. Пш-ш! – хрипел Мельхиор.
– Улетай! – отчаянно прошептала Лоскутик, пятясь от двери. – Скорей улетай!
Дверь распахнулась. Лавочник и лавочница застряли в узких дверях.
Луна осветила их. Черные рты, руки с хищно растопыренными пальцами.
В конце концов лавочница потеснилась назад, и Мельхиор влетел на чердак. Он сделал несколько яростных шагов к Лоскутику и вдруг замер на месте.
– А-а! – в ужасе завопил он, приседая, сгибая колени.
Он глядел не на Лоскутика. Куда-то мимо нее.
Лоскутик невольно оглянулась. На подоконнике скромно и благовоспитанно, не обращая ни на кого внимания, сидел великолепный белый лев. Он наклонил голову и белым языком аккуратно вылизывал тяжелую лапу. Ночной ветерок осторожно играл его густой гривой. Лев лениво зевнул, месяц посеребрил кривые клыки. Небольшая молния вылетела из пасти и стрельнула в пустое ведро.
Худые коленки лавочницы застучали одна о другую, как деревянные ложки.
Лавочник и лавочница ринулись к двери.
Затрещала несчастная лестница, бухнула внизу дверь, заскрежетал засов, и все стихло.
Лев на окне глубоко вздохнул.
– Я так и знал, что все кончится очень плохо, – задумчиво сказал он, глядя в окно на месяц. – Но я этого не хотел. Это все потому, что люди устроены иначе, чем мы, облака. Вам почему-то обязательно надо, чтобы была крыша над головой. А если крыша дырявая и сквозь нее видны звезды, вы не успокоитесь, пока не заделаете все дыры до одной… – Лев грустно опустил голову. – А теперь у тебя нет крыши над головой. Твои хозяева сживут тебя со свету. Они начнут тебя поджаривать, устроят тебе хорошенькую пустыню… Ты можешь тихо спускаться по лестнице?
Лоскутик кивнула.
– Я вылечу в окно, – сказал лев, – и буду ждать тебя за углом.
Глава 4
Барбацуца
В этот вечер в королевской кухне царила небывалая, невообразимая суматоха. Без толку сновали поварята в белых колпаках больше их самих. От их колпаков по стенам метались тени, похожие на гигантские грибы. В углу всхлипывали и сморкались в кружева пять придворных дам.
Главный повар, человек по натуре очень нервный, капал из склянки в рюмочку успокоительные капли.
– Когда я так нервничаю, у меня получаются очень нервные супы и взволнованные компоты, – жаловался он сам себе.
Маленький поваренок толкнул его под локоть. Лекарство взлетело вверх из рюмки.
Главный повар хлопнул поваренка по его огромному колпаку. Звук получился как от разорвавшейся хлопушки. Оглушенный поваренок, моргая, сел на пол.
На кухню один за другим вбегали слуги с золотыми блюдами. Они сообщали ужасные новости.
– Его величество швырнули пирожки прямо в бульон!
– Ничего подобного! Он вылил бульон прямо в блюдо с пирожками!
В довершение всего на кухню ввалилась снежная баба, если только на свете может быть снежная баба, от которой клубами валит горячий пар. Говоря попросту, это был слуга, весь с головы до ног облепленный манной кашей.
– Комочки… – сквозь манную кашу, забившую ему рот, еле выговорил слуга.
– Комочки?! – бледнея, повторил главный повар. – Как? Что? Не может быть!
– Я-то при чем? – всхлипнул слуга. С его растопыренных рук пластами съезжала манная каша и с приятным звуком шлепалась на пол. – Я подал ее. Его величество изволили даже улыбнуться…
– Улыбнуться?! Тебе?!
– Не мне, а каше. Они изволили отправить в рот одну ложку и вдруг как завопят: «Комочки!..» Потом они начали икать, стонать, плевать, вопить и топать ногами. А потом… – Снежная баба развела руками, указывая на себя.
– Кто варил кашу?
Пять придворных дам засморкались еще жалобней.
– Где Барбацуца?
– За ней послали девяносто семь голубей, карету, пятерых стражников верхом и капитана.
Вбежал перепуганный слуга:
– Его величество требуют манную кашу. Сейчас же! Немедленно!
Вбежал еще один слуга:
– Его величество стучат ложкой по столу!
Главный повар оперся о плиту и тут же завертелся волчком, хватаясь обожженными пальцами за мочку уха.
– Нельзя меня так нервировать! Мои соусы и подливки! Мои пирожные! Им передается мое настроение!
– Едут! Едут! – заверещал поваренок, подскакивая около окна.
По мосту, изогнутому, как спина испуганной кошки, катила карета.
– Ее любимую кастрюлю с помятым боком! Ее старую поварешку!
Через минуту дверь распахнулась, и в кухню со скоростью летящего снаряда ворвалась Варбацуца. Все как-то сразу стали ниже ростом, потому что у всех невольно подогнулись колени. Барбацуца была тощая, длинная старуха. Один глаз у нее был закрыт черной повязкой, что делало ее удивительно похожей на морского разбойника. В другом глазу полыхало поистине адское пламя, отчего она сразу становилась похожей на ведьму.
Остальное было не лучше. Длинный нос криво оседлали разбитые очки с закинутой за одно ухо петлей из бечевки. Из-под чепца торчали пучки волос, напоминающие перья седой вороны.
Одета старуха была в домашний халат, на ногах стоптанные шлепанцы.
– Лентяйки! Бездельницы! Белоручки!
Придворные дамы разом уткнулись носами в колени. Только медленно дрожали лопатки.
– Молоко! – рявкунла Барбацуца.
Она опрокинула кувшин с молоком над кастрюлей, щедро поливая молоком раскаленную плиту.
– Соль! Сахар! Крупу! – послышалось из клубов молочного пара.
Все это Барбацуца тут же не глядя бухнула в кастрюлю.
– Дровишек!
Загудело пламя.
Барбацуца взгромоздилась на табуретку. В клубах белого пара мелькнули ее локти, зеленые, как недозрелые бананы. Барбацуца засучила рукава и старой поварешкой принялась размешивать кашу.
Пузыри вздувались и оглушительно лопались, как будто в кастрюле началась война. Летела к потолку копоть и черными бабочками валилась в кашу.
– Готово, – прошамкала Барбацуца.
Двое слуг с благоговением наклонили кастрюлю. На золотое блюдо потекла манная каша: белая, пышная, как взбитые сливки.
Маленький поваренок подцепил пальцем повисшую на кастрюле каплю, лизнул палец и зажмурился.
Слуга поднял блюдо над головой и вышел торжественным шагом.
– Дорогая Барбацуца! – растроганно сказал главный повар. – Вы знаете, манная каша – самое любимое блюдо нашего короля. А манная каша, которую варите вы, божественна, бесподобна. Вероятно, вы знаете секрет, как ее варить.
– Надоело… – мрачно проворчала Барбацуца, глядя вниз и шевеля пальцами, вылезающими из драной туфли.
– Как надоело? – изумился и испугался главный повар.
– Я тоже человек… Всю жизнь – манная каша. Без выходных. Надоело.
– Дорогая Барбацуца, я начинаю волноваться… – с дрожью в голосе сказал главный повар.
– А кто обещал мне помощниц?
– Но… – Главный повар беспомощно указал на придворных дам, уткнувшихся в носовые платки. Можно было подумать, что носовые платки просто приросли к их носам.
– Эти?! – взвизгнула Барбацуца. – Манную кашу надо хорошенько мешать, размешивать, перемешивать. Вот и весь секрет. А моя поварешка, видите ли, слишком тяжела для их нежных ручек. Нет, клянусь последней коровой на этом свете, последней каплей молока, я возьму себе в помощницы первую попавшуюся нищенку, побирушку, оборвашку! Только не этих лентяек! Уф! Да тут задохнуться можно!..
Барбацуца по пояс высунулась из окна.
Над королевским садом в пустом небе висел месяц, острый и желтый.
Прямо под окном, на дорожке, посыпанной мелким песком, сидела большая жаба. Она была похожа на старый, потертый кожаный кошелек. Кожа складками сползала на короткие лапы. В лунном свете, как изумруды, сверкали ее бородавки.
Вокруг нее чинно сидели шесть лягушат. Их молодые, туго натянутые шкурки блестели.
Старая жаба строго и задумчиво посмотрела на Барбацуцу глазом выпуклым, как стекло фонаря. В горле у нее забулькало.
«Или я выжила из ума и из меня пора насушить сухарей, – подумала Барбацуца, – или эта жаба все понимает. Давно не видела такой умной физиономии…»
Жаба что-то скрипнула и уползла в шелковую от росы траву. Лягушата – за ней.
Когда золоченая карета довезла Барбацуцу до ее крепкого деревянного дома с голубятней на крыше, городские часы отбили полночь.
