скачать книгу бесплатно
– Да ну, что ты, Иришка, брось, не переживай ты так, – пустился он ее утешать. – Ну и что здесь такого? Сама пойми, у нас же тут сверхсекретный городок. А вдруг шпион какой сюда проникнет или вредитель? Вот наши особисты и слушают, кто, что и о чем с кем говорит. Все про это знают и языки не распускают. Ты, главное, лишнего тут не болтай, поняла? А все остальное – пустяки, дело житейское, мало ли, чем мы тут с тобой занимаемся? Они всё понимают, тоже ведь люди, хоть и работа у них такая…
Она уныло кивнула. Но с этой минуты вообще прекратила беседовать с мужем о чем бы то ни было. Перестала она и подпускать его к себе, так что медовый месяц вышел у них основательно подпорченным. Он заметил, что Ирина начала бледнеть, худеть, перестала заниматься домашней работой и все чаще сидела где-нибудь в уголке с книжкой в руках, но не читала, а всё думала о чём-то своем…
Долго так продолжаться не могло. И вот однажды, выведенный из себя выволочкой, полученной от комполка за несвежую рубашку, Егор ворвался в ванную, где Ирина принимала душ, и заорал:
– Ну вот что, дура! Если ты, б…, такая цаца, что не можешь жить на секретном объекте, то собирай свои манатки и… к такой-то мамочке, поняла? !!..
При виде ее нагого, влажного тела, по которому алмазными крапинками рассыпались струи душа, он моментально остыл и потупил взор.
Она горько усмехнулась и сказала:
– Что ж, я, кстати, уже и билет купила. Так что, прости-прощай навеки, Егорушка. Только боюсь, что тебе за эти матюги выволочка будет по комсомольской линии.
– А, фигня все это, – он вяло махнул рукой. – Тут ведь вода шурует, ни хрена не слышно. А в ванных они микрофонов не ставят по причине повышенной влажности… Так что… – он тяжело вздохнул, – прощай, стало быть, Ириша… – И собрался было выйти из ванной, но супруга удержала его и, заливаясь счастливым смехом, стала расстегивать ему пижаму.
– Правду говоришь? – восторженно шептала она. – Неужели и в самом деле здесь никто ничего не слышит? Ух ты, как здорово! Слушай, а давай прямо здесь, только ты воду пошибче пусти…
– Да как же так… – растерянно пробормотал он, послушно забираясь в ванну, – тесно же тут и вообще…
– А, ничего, в тесноте, да в теплоте, – прошептала она, ласково целуя его. – Давай, Егорка, мы всем им нос утрём!..
И вид ее белоснежного нежного тела, по которому неистово колотили струи горячего душа, окончательно выбил из молодого мужа всякую способность здраво рассуждать…
С той поры ванная комната на долгие-долгие годы стала их брачным лижем.
Таймер неумолимо отсчитывал последние часы перед началом эксперимента. Напоследок, когда Маша удалилась в туалетную кабинку, доктор Омерзян инструктировал Егора:
– Ты, кстати, выясни, какой у нее тип оргазма: клиторальный или вагинальный?
– Чего-чего? – Егор нахмурился. – Это как еще?
– Вай, аствац, какой же ты тьёмный! – всплеснул руками доктор. – Если клиторальный, то тебе следовало бы произвести стимуляцию, то есть потереть вот тут, а если другой, то поактивнее работать внутри.
– Что значит: поактивнее! Что, у меня швабра тут привешена? – рассердился Егор. – Ну да ладно, хватит, мы с ней как-нибудь сами разберемся.
Маша выплыла из туалета, отплевываясь и сдавленно чертыхаясь.
– Что, опять не попала? – сочувственно спросил Егор. – Да не переживай ты так, у всех с первого раза не выходило. Вот, я помню, в позапрошлом году этот поляк с нами летал. Так он, засранец, когда свои дела сделал, рукоятку повернул, думал, что тут ему нормальный унитаз, все смоет. А на самом деле он вентиль переключил на обратный ход; так оттуда ка-ак дунуло, и всего его добро обратно ему в морду и вылетело. Ну и запашок же пошёл! Две недели мы потом по всей станции ползали, дерьмо его со стенок соскребали.
Он надеялся ее рассмешить этой историей, но вместо этого Маша еще больше погрустнела и сказала:
– Нет, совсем не чувствуется в вас пролетарского интернационализма, товарищ Кузьмин… Нам, кажется, уже пора готовиться.
– Да вроде того, – хмуро подтвердил он, отстегнул ремень и воспарил над своим креслом, – Как вам, может, музычку врубить интимную? Или предпочтете в тишине?
– Я бы предпочла в темноте, – заявила она. – А еще лучше – в гордом одиночестве. Погасите, пожалуйста, свет.
– Не велено, – возразил он. – Действуем строго по инструкции. Недаром же тут аж две телекамеры установлены. Чтобы запечатлеть для потомков половой акт всемирно-исторического значения.
– Прекратите пошлить! – воскликнула она, стягивая через голову рубашку. – И, пожалуйста, отвернитесь!
– Послушайте, деточка! Сколько вам, собственно, лет? – вспылил он. – По моим подсчетам, уже тридцать четыре. Так что нечего тут из себя гимназисточку строить. Шлёпайте на себя все эти датчики и ложитесь в позу дохлой кобылы, а я вас быстренько отработаю и, смею заверить, впредь до конца полета (и, уж конечно, после него) на вас и не взгляну, как не глядел и раньше.
Тут он, однако, несколько погрешил против истины, поскольку, несмотря на свой далеко не юный возраст, выглядела его напарница еще очень молодо и соблазнительно. В ее стройном, тренированном теле не нашлось бы и грамма жира или лишнего мяса. Казалось, все в нем было подчинено одной-единственной цели – как можно дольше сохранить бегучесть и прыгучесть, пожертвовав грацией ради силы. Свой путь в космонавтику Маша начала как спортсменка-парашютистка и до последнего времени выступала в соревнованиях, брала медали на европейских и мировых первенствах.
– Хм, а ты у нас еще ничего, – одобрительно сказал Егор, с волнением увидев ее небольшие груди с крохотными пуговками сосков.
– Послушай, прекрати, пожалуйста, говорить свои гнусности! – взорвалась она. – И нечего глазеть на меня, как цыган на лошадь! Ну, чего встал, как столб? Выполняй инструкцию!
А вот этого-то Егору в данную минуту хотелось меньше всего. Скрипя зубами, он прикрепил датчик на пояснице и икроножной мышце. Маша помогла ему застегнуть на плече рукав для измерения давления. В этот момент он попытался поцеловать ее, но она брезгливо отдернулась. Строго говоря, ему было не до поцелуев. Легкое повышение кровяного давления втройне было усилено невесомостью. Егора слегка подташнивало, сильно шумело в ушах, чуть кружилась голова, в глазах все плавало, но зрелище нагого женского тела, опутанного проводами и оттого еще более привлекательного, необычайно возбуждало его. Приготовившись, Маша легла, приняв предписанную позу, свободно вытянув руки и раскинув свои тугие, мускулистые бедра, почти не касаясь при этом своей аккуратно застланной койки и полуприкрыв глаза.
– Эй, послушай, а что это у тебя, а? – он был немало удивлен, глянув на ее младенчески безволосое тело. – От радиации, что ль, облысела или как?
– Не твое дело! – отрезала она. – Я просто выполнила свою инструкцию. А ты выполняй свою. Ну, долго ты будешь там копаться?
– Эйн момент, фройляйн, – буркнул он, надел презерватив и, подлетев к партнерше, собрался было уже заключить ее в объятия, когда она, скосив глаза, процедила сквозь зубы:
– Надень свой хреновизор, скотина…
– Ах ты ж, мать твою!.. – воскликнул он в поисках прибора.
– Тише ты, козёл, за нами секут, – шепотом произнесла она, стараясь не глядеть в сторону правой боковой телекамеры.
– Понятное дело, – пробормотал он, лихорадочно приставляя световод к петельковым захватам, расположенным по всей длине презерватива, и подумал, что Римма не отказалась бы апробировать эту новую конструкцию. Оглядев свое мужское орудие; снабженное проводами, датчиками и телекамерой, Егор не мог не отметить, что оно, хоть и несколько поникло от непривычного груза, но тем не менее выглядело весьма грозно.
– Ну что же, начнем, пожалуй, – сказал он, глянув на часы и, переведя взгляд на экран, обратил внимание на весьма красноречивые жесты, которые делал ему доктор.
– А у тебя, кстати, какой тип этого…
– Чего?
– Ну, орга… органазма? Такой или другой?
– А? Что? – рассеянно спросила Маша. – Да нормальный у меня организм. Ты, главное, время не тяни, а то повторять заставят.
– Понятно, – сказал он и нерешительно ткнул пальцем в то место, где по его предположениям, должно было находиться средоточие ее эрогенных зон.
Реакция превзошла все его ожидания: взвизгнув от неожиданности, Маша резко взбрыкнула ногами. От этого движения, повинуясь законам небесной механики, она сама отлетела в центр отсека и завертелась волчком на месте, а Егор, отброшенный к противоположной стене, свернул со столика телекамеру заднего обзора. Вдобавок ко всему, оба порвали все провода, прикреплённые к датчикам.
Вплоть до следующего сеанса связи оба провели время, ожесточенно переругиваясь и восстанавливая поврежденные приборы и аппаратуру, однако телекамеру починить так и не удалось. Пинком ноги Егор загнал её в дальний уголок за пультом управления, чтобы не мешалась.
Вскоре ЦУП вновь вышел на связь. На этот раз специалисты принялись давать космонавтам указания и практические рекомендации, однако Егор с молчаливого согласия Маши отключил звук и приступил к второй попытке. На этот раз они решили обойтись без стимуляции, однако коварная невесомость продолжала мешать им. Прежде всего невероятно трудным делом оказалось для Егора втиснуться между разведенными бедрами партнерши и навалиться, как это обычно водится, всем телом. С той же неумолимой силой, по законам среды, в которой отсутствовали понятия «верх и низ», «вес и тяжесть», и Маша давила на него, массы их тел уравновешивались. Вдобавок ко всему, оба вдруг потеряли представление о пространстве, и в скором времени оказалось, что Егор вдруг оказался внизу, под телом своей напарницы, и лежит в буквальном смысле этого слова «на потолке». В это время его осенило.
– Подожди, сейчас, кажется, должно получиться, – сказал он. – Ну-ка, подожми ноги.
– Так?
– Нет, так не выйдет. Опустись чуть пониже.
– Так?
– Нет, так совсем низко. Слушай, ты просто сядь, а?
– Ах ты, черт, датчик отлепился.
– Ну и черт с ним!..
– И термометр выскочил… Погоди, я вставлю…
– Да ты не термометр вставляй, а…
– Ой, мамочка!.. – от неловкого движения Маша вновь отлетела.
Теперь оба висели в центре отсека, на равном расстоянии от его стенок, и были не в состоянии дотянуться до них ни рукой, ни ногой. Так они бултыхались в воздухе друг напротив друга добрых четверть часа, пока, наконец, от случайного шевеления воздуха Егор не сместился к полу и, оттолкнувшись от него, не подлетел к Маше и не водворил ее на ложе так называемой любви. Некоторое время они отдыхали, сидя рядом, как два намокших под дождем воробушка. Пот градом катил с них и витал вокруг крохотными серебристыми росинками.
– Ты бы думал, от чего отталкиваешься, – устало сказала Маша. – Вот и вторую телекамеру своротил.
– А, черт с ними… – вздохнул Егор. – Нечего им над нами свечку держать. Ты, Маш, главное, пойми, в космосе всё, не как на земле, у безвоздушного пространства свои законы. Тут, прежде чем что-то сделать, необходимо учитывать буквально всё: действие тут в самом полном смысле этого слова равно противодействию… л
– Тогда, раз уж ты такой умный, давай выведи сперва вектор приложения сил, составь алгоритм, просчитай на компьютере, а потом и лезь! – ехидно возразила она.
– Что значит «лезь»? – обиженно заявил Егор. – Это, кстати, не только мое задание, но и твое.
– Да ну, в гробу видела я это задание, в белых тапочках! – в сердцах сказала она. – Всё равно все датчики перебились. Ну-ка, встань, я постель поправлю.
Она встала, повернулась к напарнику спиной, нагнулась, и вид круто вылепленных, поджарых, с ямочками ягодиц неожиданно отозвался в сердце Егора томительной струной. Он положил руки Маше на бока и, прижимаясь щекой к выпуклому треугольнику ее крестца, блаженно прошептал:
– Маша, милая…
– Ты чего? – с удивлением спросила она.
– Ничего. Нагнись.
– Погоди тогда, я надену датчики…
– Не надо, ничего не надо… – срывающимся голосом взмолился он. – Просто нагнись – и все!
– Хорошо, – тихо и покорно ответила она.
На этот раз, кажется, все обещало получиться как должно. Однако, едва проникнув в то, что древние индусы поэтично именовали Садом Любви, его то, что не менее древние китайцы столь же деликатно прозывали Нефритовым Стеблем, вдруг неожиданно получило отпор от некоей пружинистой преграды, название коей в старинных руководствах по любовной практике не сохранилось. И чем активнее и сильнее он надавливал, тем сильнее эта преграда давила в обратном направлении, ни в чем не уступая мужчине.
– Да что у тебя там? Целка, что ли? – в отчаянии воскликнул он.
– А ты как думал? – отвечала она. – Недаром же они в инструкции написали: «Приступить к дефлорации». Это значит, что ты должен нарушить мою девственность. Ну, ломай же ты ее, что ли! – чуть не плача воскликнула она.
– Всё, хана… – в изнеможении пробормотал он, отваливаясь. Предмет его мужской гордости поник и никак не реагировал даже на щипки и неуклюжие ласки, которыми его попыталась было расшевелить Маша. – Все это без толку! – виновато объяснил он. – Тут уже вступает в силу психология. Пойми меня правильно, я уже не могу воспринимать тебя как обычную женщину. Ты для меня – больше, чем инопланетянка, больше, чем ископаемое какое-то, больше, чем снежный человек, ты – первая и единственная или последняя, это уж как считать, девственница в мире.
– Да не пори ты чушь! – обиженно воскликнула она. – Что же, по-твоему, на свете уже честных девушек не осталось?
– А причем тут честность? Конечно, биологически девственницы существуют среди детей, однако как только они начинают подходить к известному возрасту, тут же стараются избавиться от преграды, отделяющей их от мира взрослых.
– Значит, ты свою дочь тоже подозреваешь? – уничтожающе сказала она.
– А в чем мне ее подозревать, когда она мамочкин инфекундин по утрам, как леденцы, глотает? И это в двенадцать-то лет, а?
Одевшись, Егор подсел к пульту и стал ловить радио. Дикторша «Маяка» деловито сообщала, что доблестные космонавты «Расцвета» весь сегодняшний день посвятили проведению ответственного медико-биологического эксперимента. Ткачихи Ивановского комбината, встав на трудовую вахту, обещали весь следующий день бесплатно отработать в счет доблестных героев космоса. Еще одним орденом себя наградил Генсек.
Со всех концов страны и мира ему шли поздравительные телеграммы.
Егор с тоской подумал, что им также придется отбить сегодня такую же.
И что они там напишут? – «Находясь на геоцентрической орбите, наш экипаж с чувством глубокого удовлетворения воспринял весть о…»
Хотя «глубокого» так и не получилось. Да и радиограмму, скорее всего, уже составили и отправили из ЦУПа.
Одетая Маша подлетела к Егору и с его помощью устроилась в кресле.
Он старался не глядеть на нее.
– Ты уж меня извини, Егор, – виновато сказала девушка. – Такой уж дурой меня маменька родила.
– Да чего уж там… – он понимающе улыбнулся и похлопал ее по руке. – Я-то ничего, это твои проблемы. Да и ты извини меня, коли что не то сморозил. Просто странным мне показалось, что тебе уже четвертый десяток набегает, а ты все еще в девках бегаешь.
– Что ж тут странного? – она пожала плечами. – Я ведь всю свою жизнь то в пионерской дружине заправляла, то в комсомольских активистках бегала. Тут уж не до личной жизни, всё сборы, слеты, съезды, утренники, собрания… А чуть подросла, так всю себя спорту отдала, и тут уж волю пришлось собрать в кулак, парашют – это ведь не для слабонервных. Так что пришлось научиться держать себя в руках, не распускаться, не размякать. Какая уж там любовь? Так разве что поэскимосишь малость, да и то в интересах дела.
– Это как еще? – заинтересовался Егор. – На лыжах, что ли? Как на Крайнем Севере?
– Нет же, «эскимосить» – это от слова «эскимо», – и она красноречивым жестом пояснила, как едят популярное мороженое. – Это перед затяжными прыжками необходимо. У вас же, мужиков, такой организм щепетильный: во время резкой смены давления кровь от центра резко приливает к голове, так что непосредственно перед прыжком человека необходимо разгрузить. Так мне тренер наш объяснил. Вот я и разгружала.
– Прямо в самолете? – изумился Егор.
– А то где же еще? – с невинной улыбкой ответила она. – Тебе же объясняют, это – оздоровительно-профилактическая процедура. Иногда за раз по двадцать четыре человека приходилось эскимосить.
– Бедненькая… – пробормотал Егор.
– Ну, тут не мне одной, всем девчонкам в команде попотеть приходилось. Ну да чего не сделаешь ради славы нашего советского спорта.
– Ффу… что-то кровь к глазам прилила. Видно, тоже давление повышено… Послушай, может бы и меня, того… «отэскимосишь»? – как можно небрежнее осведомился Егор.
Девушка пожала плечами.
– Я-то – всегда пожалуйста, только ведь не успеем, скоро сеанс связи.
– Успеем, – радостно успокоил он ее, расстегивая комбинезон и развернул перед собой прихваченную с Земли газету. Ей он тщательно перекрыл обзор передней телекамеры и углубился в чтение. Когда глазок камеры загорелся и начался очередной сеанс связи, он, приникнув лицом к объективу со всей возможной в тот момент твердостью, заявил Рататуеву:
– Я со всей ответственностью заявляю вам, товарищ генерал, что половой акт в космосе – вещь абсолютно невозможная, а тем более, дефлорация. Так что смело можете отпускать в полет наших космонавток вместе с америкашками. Ничегошеньки у них не получится.
Посерьезнев, генерал многозначительно покачал головой.
