Ополченский романс

скачать книгу бесплатно

Чем-то эти новоросские таможенники и погранцы – Вострицкий так и не понял, кто из них кто, – походили на голодных рыб.

Только сейчас он заметил, что прямо за таможней нарыты окопы и протянута колючая проволока. Бои тут шли совсем недавно: повсюду виднелись воронки.

На боку валялась расстрелянная таможенная будка с выбитым стеклом. Убрать её ленились, и, пожалуй, правильно делали: вид будки сразу давал понять, чего здесь стоит ожидать.

Вострицкий вышел с территории таможни, и оказался теперь уже окончательно свободен и неприкаян.

Какими бы удивительными ни казались ему минуту назад донбасские таможенники – они всё-таки являлись людьми при исполнении, к тому же работавшими в ста метрах от российской границы.

Здесь же, в трёх шагах от погранстолба, стелилась земля, где не действовали никакие мировые законы. Ни одно в мире государство не признавало местных администраций. Люди, обитавшие здесь, не подчинялись никому извне. Более того, изнутри они тоже никем толком не управлялись.

Вострицкий достал пачку сигарет и неспешно закурил.

Очередь машин с беженцами была огромна: она тянулась до ближайшего поворота, и уходила дальше. Только в поле зрения оказались десятки машин. Вполне возможно, что за поворотом счёт шёл уже на сотни.

Вокруг бегали многочисленные мелкие собаки: не городские дворняжки, а кем-то оставленные или потерявшиеся метисы.

Две мелкие, но необычайно бодрые псинки сделали несколько кругов возле Вострицкого, обнюхали его ноги и отбежали, но не слишком далеко.

Собаки внимательно наблюдали за подъезжающими и уезжающими, ища, кто мог бы оказаться им полезным.

Обогнув очередь беженцев, подлетел “козелок”, полный опоченцев кавказского вида. Они были необычайно веселы. С визгом притормозив в метра от шлагбаума, горбоносные бойцы вывалились из машины, и принялись по очереди обнимать и хлопать по спине одного из их компании: видимо, тот отбывал домой.

Ещё через минуту подъехал другой козелок, и оттуда снова высыпала толпа вооружённых и хохочущих мужиков. Они тоже провожали товарища. У товарища была перевязана правая рука. Он пожимал всем ладони чуть неловкой левой и заметно морщился от боли, если его обнимали сильней, чем следовало.

Вострицкому всё это с ужасной силой нравилось.

Он мог бы показаться безнравственным человеком, но Вострицкий так о себе не думал.

Стоявшие в очереди будто бы находились от ополченцев отдельно. Они не смотрели на них с добром и благодарностью, но и неприязни в их взглядах не чувствовалось.

Вдоль обочины крупные тётки и неприветливые мужики торговали пирожками и чаем, разложив товар на лотках.

Вострицкий не был голоден, но всё равно направился туда.

Он чуть вспотел и, пожалуй, притомился, но обоняние и зрение его обострились: Вострицкий чувствовал, как струится вокруг него слоистый, сияющий воздух, слышал запах пыли и оружия, и даже различал, как по-разному пахнут беженцы и ополченцы.

Вослед Вострицкому побежали две мелкие собаки. Они обгоняли его – и тут же оглядывались, рисуя своими движениями хитрые зигзаги и круги.

Проходя мимо козелка, Вострицкий отдельными чёткими нотами услышал запах шин и колотого, горячего асфальта.

Он купил три пирожка, и поломав на куски, два сразу же покидал собакам. На съестное сбежались ещё несколько псин, и, чтоб отвязаться от них, Вострицкий поспешил прочь, пытаясь найти место, куда можно поставить стаканчик с чаем.

Такого места не было.

Держась за самый верх пластикового стаканчика, Вострицкий слил немного чая на дорогу и тут же совсем чуть-чуть отхлебнул. Чай оказался переслащённым; к тому же Вострицкий сразу обжёг язык и нёбо.

Надо было думать, на чём добираться в Луганск или Донецк, или ещё куда – быть может, в Краснодон, до которого отсюда было ближе всего.

Таксистов поблизости почему-то не наблюдалось.

На обочине стояли десятка полтора разномастных машин, и почти все – закрытые. Куда подевались водители этих машин, Вострицкий не очень понимал.

Выбрав самую побитую из них – проржавелую красную “четвёрку” – он подошёл и бережно поставил стаканчик с чаем на крышу.

Наконец, укусил пирожок. Пальцы от него были в масле. Пирожок на вкус оказался так себе.

Тут же явились собаки и начали кружить, то подпрыгивая, то подлаивая на Вострицкого.

Похоже, они целые сутки проводили в поисках пищи. Среди собак не было крупных псов. Значит, крупные одичали и умерли самыми первыми.

С территории новороссийской таможни вышла деловитая женщина лет пятидесяти, и уверенно пошла, разглядывая машины: судя по всему, они искала того, кто за ней должен приехать.

Дойдя до “четвёрки”, возле которой пил чай Вострицкий, остановилась и тут же, не здороваясь, заговорила, словно давно его знала и продолжала какой-то разговор:

– Ведь какие мужики бегут, – и указала на очередь. – Я им говорю: русские, что ли, должны приехать вас выручать? Повоюйте сами-то, – и тут же, без перехода, на полтона повысив голос, добавила: – Приезжали тут за сынками с западенщины. Искали, не смогли найти. Я говорю: вон в ту посадку сходите, там полно ваших так и лежат, пахнет от них…

Вострицкий не стал оглядываться в ту сторону, куда она указала, потому что там никакой посадки не было.

Женщина выглядела совершенно нормальной и очень спокойной.

Через минуту за ней подъехала машина с местными номерами.

Пирожок Вострицкий не доел и отдал собакам.

Закурил очередную сигарету и заметил, что начало? темнеть.

Ему отчего-то нравилось здесь стоять и никуда не торопиться, словно судьба должна была сама за ним прийти и забрать его.

Группа людей, сидевших на обломках плит, дождалась чего-то, и ушла на российскую сторону. Вострицкий с удовольствием уселся на их место, и решил покурить ещё, прежде чем приступить к розыску такси или попутки.

Он почти уже освоился в этом воздухе, и был готов.

Здесь его и окликнули по фамилии.

Вострицкий с некоторым недоумением, и не слишком торопясь, поднялся навстречу идущему к нему человеку.

Это был крупный усатый мужчина, русоволосый, малороссийского вида, в джинсах, в голубой рубашке и в жилете со множеством карманов. Под жилетом, на ремне, виднелась кобура, и в ней ПМ.

– Напомните? – попросил его Вострицкий, пожимая мужчине руку.

– С вашей компанией договор заключали. Потом крепко выпили с тобой и твоим директором. Года три как. Тогда и перешли на “ты”.

– Точно! – удивился Вострицкий. – Было. Вроде бы.

У него спуталось несколько подобных случаев в голове: директор Вострицкого был не слишком компанейским, зато Вострицкий мог поддержать любой разговор и смешно шутил, умея при этом никого не задеть. По крайней мере, если не надо было задеть. Если надо – мог и надерзить.

– Меня зовут Александр, – сказал мужчина. – Я, если ты помнишь, местный, украинец. Теперь в парламенте Новороссии состою, так вот судьба распорядилась. А весь бизнес остался на той стороне. С какими целями к нам?

Вострицкий ещё раз быстро оглядел Александра и безыскусно признался:

– Да в ополчение, с какими целями. Вот с такими.

– Тебя кто-то забирает? – спросил Александр, нисколько не удивившись.

– Неа, – ответил Вострицкий, улыбаясь.

– Ты в луганское или донецкое?

– А есть разница? – спросил Вострицкий. – Мне всё равно.

– Ну и славно. Поехали в Донецк? Там хотя бы свет есть и вода. Не везде, но есть. Я всё равно пустой. Мой гость отменился.

Вострицкий закинул сумку на плечо.

Двухдверный джип Александра стоял неподалёку – симпатичная и не слишком дорогая машина азиатской, кажется, сборки.

Они уселись и поехали, оба отчего-то довольные.

“Всё налаживается”, – повторил про себя Вострицкий.

За поворотом оказалось, что очередь машин с беженцами была ещё в километр длиной; но они её скоро миновали.

– Здесь был самый опасный участок, – немного погодя сказал Александр, кивнув головой вперёд. – Столько машин перебили. Их танки стояли вон на той высотке и всё простреливали.

Они шли на хорошей скорости по битой-перебитой асфальтовой дороге сквозь степь. Александр облетал выбоины, почти не тормозя, но лишь резко выворачивая руль.

На обочинах, то слева, то справа, стояли сожжённые легковые авто.

Вострицкий заглядывал в каждый салон. Там ничего не было: голый, как скелет, остов, поломанные кости рычагов.

– И почти в каждой ехали беженцы, – сказал Александр вообще безо всяких эмоций; очень спокойно.