скачать книгу бесплатно
Повезло ли?
Два часа – именно столько понадобилось Альме, чтобы срастить в модуле ноги, сломанные на неудачной тренировке. Два месяца – столько, если не больше, понадобится мне и любому другому человеку, который не подвергался Ускорению и поэтому не смог получить профиль совместимости для лечебного модуля. Благодаря технологиям погибшего Терраполиса Ускоренные срезают путь везде, где это возможно, и даже первые четырнадцать лет жизни проносятся для них всего лишь за два месяца.
Все свои девятнадцать лет я прожила день за днем и сейчас впервые сожалею об этом так сильно. Думая о том, каково это – быть Ускоренной, я порой даже радовалась, что оказалась слишком взрослой для программы. У меня остались обрывки воспоминаний о той, прежней жизни, и самое главное, самое ценное из них – мама; я могу вспомнить ее рядом со мной в научном центре, я могу вспомнить ее здесь, уже силентом…
Я могу вспомнить день, когда ее не стало.
Появись я на свет на пару лет позже, будь совсем младенцем, когда мы попали сюда, – меня бы поместили в Ожидание, потом отправили бы на Ускорение… И не было бы этих воспоминаний. Я могла и вовсе лишиться прошлого, – как те дети, ускоренные уже после Бунта малодушных, чьи личные файлы в своем большинстве повреждены.
Бунт малодушных случился на девятом году существования Свободного Арголиса, семь лет назад. Мне тогда было двенадцать. А были ли дети среди сбежавших малодушных? Голос, звучащий из динамиков в «комнате видеонаблюдения», явно принадлежит девушке не младше меня. Интересно, она из тех, кто сбежал во время Бунта, или же из числа перебежчиков, о которых говорил Кондор? Она Ускоренная? Или же…
Она может быть одной из Несовместимых. Если она не подвергалась Ускорению, то я ведь могу знать ее, по Школе… Может, мы вместе учились? Она увидела меня здесь, узнала и поэтому решила помочь?
– Кос, нужна твоя помощь! – Я вздрагиваю всем телом, когда чей-то возглас выдергивает меня из размышлений.
Скрежет отодвигаемого стула – Константин резко встает из-за рабочего стола. Слышу шум, но ничего не вижу: если раньше кровати пациентов отделялись от рабочего места Константина старинной резной ширмой, сквозь которую можно было что-то увидеть, то теперь на ее месте стоит тканевая ширма, высокая и даже не пропускающая свет. Я откидываюсь на подушке, сожалея, что ширма стоит слишком далеко для того, чтобы я могла дотянуться и отодвинуть ее.
– Ты в порядке? – Это голос Константина, и он… Он взволнован? Это на него не похоже. – Что случилось?
– Фаррух – идиот. Вот что случилось. – В резком, сердитом ответе я узнаю капрала Линкольн.
Ширму наконец-то отодвигают, и я могу видеть, как два капрала, облаченные в форму с нашивками помощников Справедливости, затаскивают в медблок носилки, на которых лежит…
Профайлер. Худой парень с седыми волосами, на котором почему-то надет визор.
Скрестив руки на груди, Линкольн наблюдает за тем, как капралы перекладывают профайлера с носилок на кровать и уходят, не произнеся ни слова. Я же смотрю на руку в неаккуратно засученном рукаве белого свитера, которая безвольно свешивается с кровати, почти касаясь пальцами пола. Ее бережно перехватывает за запястье одна из ассистенток Константина, которые вдвоем внезапно материализуются рядом с кроватью, – я даже не слышала, как они вошли.
– Он без браслета, – замечает ассистентка, вопросительно глядя на Константина, а я понимаю, что прежде не слышала ее голоса.
– Это произошло во время активации? – Обращаясь к Линкольн, Константин наклоняется над профайлером, защелкивая на его руке собственный браслет. Девушка качает головой с мрачным выражением лица.
– Уже после. Фаррух додумался перевозить его в одном лифте со свежим силентом. – Линкольн закатывает глаза, увидев явное непонимание на лице Константина. – Позавчера казнили малодушную. Что, опять все пропускаешь?
Все внутри меня замирает. Казнь. «Я спрятал твой секрет» – вот что сразу приходит мне на ум при этом слове, «я спрятал твой секрет» – и малодушный из Нулевого поколения, который знает жесты, что я использовала в работе с силентами; малодушный, который покончил с собой после того, как увидел меня в форме Корпуса в изоляторе Справедливости. Кого же казнили на этот раз? Услышав «малодушная», я в первую очередь думаю о своей собеседнице из «комнаты видеонаблюдения», которая молчит уже две недели, но тут же отметаю эту мысль. Ее не могли поймать. Она в другом бункере. Она молчит всего лишь потому, что не хочет со мной разговаривать.
– Много работы, – лаконично отвечает Константин, опуская взгляд в поднесенный ассистенткой планшет, где сейчас отображаются показатели, считываемые браслетом. – Так что там с Фаррухом?
– Фаррух решил, что если профайлер еще не пришел в себя после активации, то ему все равно, с кем ехать в лифте. Два гудка, электричество отключается, лифт застревает, мальчик приходит в себя, и вот… – Линкольн прерывисто вздыхает. – Боюсь даже представить, что он увидел.
– А что… – Голос звучит хрипло, и я прочищаю горло. – А что он мог увидеть? – спрашиваю с любопытством. – Я слышала, что профайлеры почти не воспринимают чувства силентов… разве это не так?
Линкольн и Константин обмениваются взглядами.
– Не воспринимают, – медленно говорит Линкольн, глядя на профайлера. – Но он столкнулся со свежим силентом. Малодушная… она пока еще помнит, как ее казнили, помнит, как становилась силентом. И мальчик прочувствовал каждую секунду ее казни на себе. И…
– Его способности были активированы, но он еще не успел пройти настройку, – заканчивает вместо нее Константин. – Он еще не различает реальность и воспоминания.
Я холодею, лишь на мгновение представив себе, что могла чувствовать малодушная во время казни. Страх. Осознание того, что сейчас потеряешь все, что делает тебя тем, кто ты есть, – а затем красный проциновый туман разъедает твою память и растворяет чувства. И для профайлера все повторяется снова и снова, а он даже не в силах осознать, что это в прошлом, что это произошло не с ним, с кем-то другим…
– Фарруху еще повезло, что после активации он не стал снимать с него ни визора, ни наушников, – замечает Линкольн. – Мальчик вдруг начал задыхаться, кашлять, будто дышит процином…
– И Фаррух догадался схватиться за планшет и отправить его в обморок, – нахмурившись, вновь договаривает за нее Константин. – Не самая лучшая идея. Слишком грубо. Наушники тоже все еще на нем? Сними их, – обращается доктор к своей ассистентке. – И визор тоже.
Я не могу сдержать пораженного выдоха, увидев лицо профайлера целиком. Он еще совсем ребенок, на вид ему и пятнадцати нет. Явно только-только после Ускорения.
– Снотворное из синего флакона, двойная доза, – негромко говорит Константин второй ассистентке, продолжая наблюдать за профайлером. – Проспит часов двадцать. Посмотрим, каким он будет, когда проснется. Кендра займется им.
Линкольн облегченно выдыхает.
– Позаботься о нем, ладно? – Она просительно смотрит на доктора. – А мне пора идти. Нужно устроить взбучку Фарруху.
– Не так быстро. – Константин останавливает ее жестом. – Сначала ты покажешь мне свою левую руку.
Капрал машинально отступает назад, отводя руку за спину, и я вспоминаю, что Линкольн сломала ее в Пляске, когда вдруг включились все четыре сценария.
– Только не говори, что ты уже вернулась к тренировкам. – Константин хмурится. – Рано еще.
– Тогда не скажу. – Девушка беззаботно пожимает плечами.
Гудение – это вибрирует браслет Константина. «Личные апартаменты», – раздается механический женский голос из динамиков планшета в руках доктора. Он на мгновение застывает на месте, и на его лице проступает явная тревога. Он кивает свите, и те начинают суетиться, собирая медикаменты.
– Лотта чувствует себя хуже? – наблюдая за Константином, с беспокойством спрашивает Линкольн. – Очередной приступ?
– Когда я осматривал ее утром, все было в порядке, – отзывается доктор, вытаскивая из ящика стола небольшой кейс с эмблемой Главного доктора Корпуса. На пороге медблока появляется третья ассистентка с похожим кейсом.
– Тогда я загляну завтра…
– Даже не думай. – Выпрямляясь, Константин со строгим видом наставляет на Линкольн палец. – От осмотра тебе не отвертеться. Сядешь и дождешься моего возвращения. Линкольн, это Арника…
– Знакомы, – обрывает его Линкольн. – Беги к Эль, я подожду, – говорит она гораздо мягче, усаживаясь на свободную кровать между моей и той, где сейчас лежит профайлер. Она провожает взглядом ассистенток Константина, которые вслед за ним выходят из медблока.
– Порой они меня даже пугают, – вполголоса признается она сразу же после их ухода. – Настолько невыразительны и незаметны, что моя память наотрез отказывается запоминать их имена. И где только он их нашел…
– Да, свита очень странная, – замечаю я.
– Свита? – поднимая брови, переспрашивает Линкольн.
– Потому что… ну… они везде ходят за ним… – Я заминаюсь, пытаясь понять, как объяснить это слово, ведь его значение я знаю только примерно.
– Разные книги? – улыбаясь, приходит мне на помощь капрал.
– Разные книги, – с облегчением соглашаюсь я.
«Мы читали разные книги» – фраза, что довольно часто звучит в Свободном Арголисе. Последний Школьный год выдвигает обязательное требование: прочитать пятьдесят две книги, по одной на неделю. Некоторые из них были написаны давным-давно, еще в Старом Мире, и именно они казались мне интереснее остальных, пусть там и встречались слова и выражения, которые сейчас уже не используются. Незнакомые слова можно было поискать в Архиве, но я чаще старалась понять их значение из смысла всего предложения. Истории родом из Старого Мира могли быть разными – серьезными и забавными, веселыми и грустными, – но чтение любой из них заканчивалось для меня тихой печалью о мире, которого больше нет.
В Школе нам говорили, что каждая прочитанная книга – это еще одна прожитая жизнь, и кто-то из моего класса однажды спросил, почему тогда в обязательный список внесены истории, написанные в Старом Мире? Зачем нам жить в мире, которого уже не существует? Если нам нужно узнать как можно больше о внешнем мире, то зачем мы читаем книги, которые дают информацию, утратившую актуальность полтора века назад? Ответ учителя почему-то надолго врезался мне в память.
«С течением времени меняются лишь декорации, но не люди. Люди остаются прежними».
Совет переделывал список обязательных книг из года в год, и это привело к тому, что каждый из нас порой использует слова или выражения, которые могут быть понятны только одному Школьному выпуску. Я как-то спрашивала у Кондора, не будет ли наша речь привлекать ненужное внимание, когда мы окажемся в Арголисе, но он, отмахнувшись, сказал, что первые разведывательные отряды смешаются с общиной ретроградов, а там именно так и разговаривают.
– Как твои ноги? – внезапно спрашивает Линкольн. Очнувшись от воспоминаний, я понимаю, что все это время она с любопытством наблюдала за мной.
Я опускаю взгляд на ноги, которые сейчас не накрыты одеялом, и понимаю, что могло вызвать вопрос: сейчас на них надеты гигантские сапоги, доходящие почти до колен.
– Это на всякий случай. Я… беспокойно сплю в последнее время.
Оказавшись в медблоке, я почему-то стала очень плохо спать. Константин, разбудив меня как-то утром, сказал, что я во сне металась на кровати и непременно свалилась бы на пол, не разбуди он меня вовремя. Доктор предположил, что это, скорее всего, побочный эффект от сочетания лекарств, которые я сейчас поедаю горстями, и сказал, что прерывать курс лечения нельзя и придется потерпеть до его завершения. Затем он откуда-то принес эти странные штуки, похожие на сапоги. Они фиксируются на икрах, позволяя мне самостоятельно перебираться с постели в кресло-каталку. Благодаря им я могу на несколько мгновений вставать на ноги, несмотря на переломы, – вся нагрузка моего веса уходит на икры, а ступни даже не касаются пола. Но самое главное: эти «сапоги» устроены так, что если я вдруг ударюсь во сне местом перелома или упаду с кровати, то не причиню никакого вреда ногам.
– Константину давно пора начать привязывать своих пациентов к кроватям, – с усмешкой замечает Линкольн. Я уже хочу ответить, что тогда вообще не смогу заснуть без снотворного, но вдруг понимаю, что капрал сейчас намекает на тот случай, когда я очнулась здесь после нервного срыва и, не дожидаясь доктора, сбежала из медблока, даже не подозревая, что нахожусь под воздействием стаба. Этот побег и привел меня к Линкольн, которая выступила в качестве помощника Справедливости на разборе инцидента с Максом.
– Не могу сказать, что хорошо знаю тебя, – вдруг говорит капрал, поворачиваясь ко мне. – Но ты как-то не сильно похожа на человека, который будет рисковать своей жизнью ради забавы.
– Я сломала ноги на тренировке, – нахмурившись, напоминаю я.
– Я не об этом. – Капрал кивком указывает на мои ноги. – А об этом. – Выразительно глядя на меня, она поднимает поврежденную руку и покачивает ею. – Тебе что, жизнь совсем не мила?
При чем здесь…
О нет.
Пляска. Бешеная Пляска. Вот что она имеет в виду.
– Виктор рассказал? – вылетает у меня, прежде чем я успеваю подумать.
– Виктор знал? – в свою очередь удивляется Линкольн. – Кто бы мог подумать, что он такой хороший лжец. Компьютер полигона зафиксировал браслет с идентификатором курсанта, и, будь Пляска в нормальном режиме, она бы сразу отключилась, так как у тебя нет допуска… – Капрал хмыкает. – Надо же. А ведь Виктор так убедительно делал вид, что впервые слышит о курсанте, который вздумал лезть в сломанную Пляску, и так расстраивался, что мы не можем посмотреть записи с камер, которые отключились из-за сбоя в программе полигона… – Видя мое напряжение, Линкольн ухмыляется, выдерживая паузу, прежде чем сказать: – Тебе повезло, что это обнаружилось только на днях. Формально, ты сейчас даже не курсант, так что за Пляску тебе не влетит. Обычно за поступки такого рода мы снимаем с курсанта баллы, а если что-то подобное повторяется – баллы снимаются уже со всего отряда. В этот раз штраф обойдет тебя стороной, тем более что тебе каким-то образом удалось разозлить Кондора до такой степени, что он отдал приказ, согласно которому тебе нельзя покидать этот уровень, так что… Думаю, ты уже достаточно наказана. Это место действует на нервы, не так ли? – Небрежным жестом она обводит помещение, пытливо всматриваясь в мое лицо.
Немного помедлив, я все же киваю в ответ. Действует. Еще как действует.
– Время здесь течет так медленно, что это сводит с ума, и тебе кажется, словно ты застряла здесь навечно, – нараспев произносит Линкольн, все так же наблюдая за мной. – Я ведь тоже Несовместимая, помнишь? – Девушка вновь хмыкает. – Так что я знаю, что сейчас творится в твоих мыслях. Ты думаешь: «Ну почему, почему Ускоренным для лечения достаточно пары часов, а мне нужны месяцы»? И эти мысли возвращаются к тебе снова и снова, и снова… – Она подается вперед. – Но тебе стоит помнить, что у Совместимости есть один существенный недостаток.
– Это какой же? – недоверчиво интересуюсь я, и Линкольн улыбается.
– Она дает обманчивое чувство собственной неуязвимости. Хотя, – мне достается скептический взгляд исподлобья, – судя по тому, что ты полезла на заклинивший полигон, тебе оно тоже было знакомо. Впрочем, у таких, как мы с тобой, оно улетучивается после первой же травмы. Отсюда ты выйдешь уже без него, что значительно увеличит твои шансы выжить на поле боя, ведь осторожность – очень важная черта для разведчика-диверсанта.
– Боюсь, что для диверсанта мне сейчас не хватает слишком многого. – Я криво усмехаюсь. – В этом списке есть и более важные вещи, например…
– Нет ничего важнее осторожности, – резко перебивает меня Линкольн. – Только она позволит сохранить жизнь тебе и тем, кто окажется рядом с тобой. Только она поможет дойти до конца нашего пути.
– А как же тогда понять, где заканчивается осторожность и начинается трусость? – спрашиваю я и тут же жалею об этом. Лицо Линкольн меняется, взгляд становится острее, и дежавю, сильнейшее дежавю накрывает меня с головой. Кондор. Я задала ему похожий вопрос – и он запер меня на этом уровне.
Пристальный взгляд Линкольн парализует меня, не позволяя даже шевельнуться, не позволяя произнести ни слова.
– Кажется, я начинаю понимать, почему ты полезла в Пляску, – медленно говорит она. – Ты пыталась сбежать от себя, от своих внутренних демонов, растворить их в адреналине… Ты хотела забыться.
Я холодею. Она может понимать мои чувства, как Несовместимый понимает другого Несовместимого, но это уже гораздо большее, чем обобщенное описание гнетущих ощущений от медблока. Линкольн понадобились считаные минуты и всего лишь несколько моих коротких реплик для того, чтобы влезть в мою голову.
– Откуда… откуда вы знаете? – с большим трудом выдавливаю я из себя.
– Ты умеешь читать лица, – говорит Линкольн. – Ты научилась этому, наблюдая за силентами… А я наблюдала за работой профайлеров. Я умею читать людей. Поэтому знаешь, что я тебе скажу? – Девушка мягко улыбается. – Хватит бежать. Разберись со своими демонами, курсант Арника, пока у тебя есть время, потому что следующая попытка побега может стоить тебе жизни.
Я не выдерживаю зрительного контакта и разрываю его, переводя взгляд на свои ноги, но даже так мне не удается избавиться от ощущения, что Линкольн продолжает смотреть куда-то в глубь меня, что она видит все, что я пытаюсь скрыть.
Линкольн слишком проницательна. Слишком.
– Разберись со всем – и возвращайся в Корпус, – договаривает она.
– Не думаю, что Кондор захочет иметь дело со мной после того, что я ему наговорила, – едва слышно признаюсь я.
Смешок.
– Он… отходчивый. Поверь мне, он уже успел много раз пожалеть о своем решении запереть тебя здесь.
– Тогда почему я все еще не могу выбраться с этого уровня? – Вопрос, разумеется, риторический, но Линкольн открывает рот, чтобы ответить.
– Видишь ли… – начинает капрал и тут же замолкает, глядя на меня прищуренными глазами и явно обдумывая, стоит ли говорить вслух то, что она собиралась. – У Кондора сейчас… проблемы, – наконец решается она. – Слишком много глаз смотрит в его сторону.
Я внутренне подбираюсь. Судя по выражению лица Линкольн, случилось что-то действительно серьезное. Может, это как-то связано с малодушной, которую казнили?
– Я знаю, что у Кондора есть недоброжелатели среди Совета и приближенных к нему людей, – осторожно говорю я. Одна из них как раз ушла отсюда незадолго до прихода Линкольн.
– Недоброжелатели – не совсем верное слово. – Линкольн покачивает головой. – Все понимают, что Кондор незаменим. Это позволяет ему диктовать свои правила, ставить свои условия, которые будут неоспоримы. Но… есть люди, которые хотят ограничить его влияние. – Капрал заминается. – Например, командор Бенедикт, мой начальник. Слышала о нем?
Я качаю головой.
– Командор Бенедикт руководит помощниками Справедливости и отвечает за полицейский отдел Корпуса. Немного старше Кондора, тоже участвовал в войне Арголиса и Турра, после нее работал в полицейском участке на территории общины ретроградов, – капрал будто зачитывает досье с листа. – Официально он подчиняется Советнику по вопросам Справедливости, но в действительности, скорее, все совсем наоборот. Совет желал бы видеть в качестве Стратега именно Бенедикта, но его Знанию не сравниться со Знанием Кондора. Опыт полицейского против опыта командира антитеррористического отряда… Но командор Бенедикт все равно пытается тянуть одеяло на себя, ведь власть достается победителям, а пока что в случае нашего успеха этим победителем будет Кондор.
Предпоследняя фраза вызывает у меня улыбку.
– А при чем тут одеяло?
– Разные книги. – Линкольн тоже улыбается и тут же вновь становится серьезной. – Бенедикт пытается перехватить инициативу, ослабить позицию Кондора в глазах Министра, в глазах всего Корпуса. И… и, кажется, впервые ему это удалось.
– Как можно ослабить позицию Стратега? – недоверчиво спрашиваю я, вызывая у Линкольн тяжелый вздох.
– Есть вопросы, которыми постоянно задается каждый из нас, – тихо говорит она, глядя перед собой. – Вопросы, которые уже давно не произносятся вслух из-за боязни получить обвинение в лояльности к малодушию. Что сейчас происходит в Арголисе? Каким он стал за эти годы? Может, его уже не нужно освобождать, может, те, кто там остался, уже справились и без нас, и вся наша подготовка не имела смысла, разве ты не думала об этом хоть однажды? – Она вновь обращает взгляд ко мне. – Или же, наоборот, может быть, от нашего города уже остались лишь руины и нам уже некуда возвращаться? – Уголки ее рта печально опускаются. – Пытаясь выяснить хоть что-то, Кондор трижды отправлял разведчиков в Арголис. Никто не вернулся.
– Что, если их схватили? – Мой голос звучит неожиданно хрипло. – Они ведь могли выдать наше…
– Не могли. – Линкольн вновь вздыхает. – Каждый разведчик проверялся профайлерами… – Капрал запинается, закрывает глаза и только потом договаривает: – В том числе и на готовность раскусить капсулу с ядом в случае провала. Три разведывательные миссии – три провала. А Бенедикт… На прошлой неделе он вернулся из Арголиса.
– Что?! – Возглас получается слишком громким. – Неужели четвертая миссия оказалась успешной? – спрашиваю я уже намного тише, несмотря на то, что сейчас на уровне нет никого, кроме нас.
Капрал качает головой.
– Нет. Не миссия, – чеканит она. – Бенедикт действовал самовольно. Он раньше тренировал курсантов, которые рассчитывали попасть в диверсионно-разведывательные отряды, – вот и вытащил из Ожидания четырех «своих» капралов. Все четверо согласились пойти с ним, и никто даже не заметил их отсутствия… Плохая новость: город все еще захвачен. Хорошая новость: мы можем вернуться тем же путем, которым ушли. – Линкольн устало взъерошивает свои короткие волосы. Укол в сердце – жест напоминает мне Берта. – На территории общины ретроградов есть несколько подземных ходов, которые ведут за внешние стены города, их когда-то вырыли контрабандисты, чтобы переправлять за внешними стенами всякие незаконные вещицы из общины в общину, минуя центральную часть города. Общины никогда не были особо законопослушными, а вот центр контролировался очень строго… Обязательно попроси Кондора рассказать историю о том, как его отряд ловил этих ребят. – На лице Линкольн проступает усмешка.
– Не думаю, что он захочет рассказывать мне забавные истории из прошлого. – Я не удерживаюсь от тяжелого вздоха.
