скачать книгу бесплатно
Жизнь и смерть христианина
Дара Преображенская
Повествуется о жизни человека (Владимира), который «знал», что в прошлом воплощении он был Иисусом. Время действия – Россия, конец 19 – начало 20 века, герой прошёл все трудности своего жизненного пути, он побывал в сталинских лагерях, помогая другим и никогда не желая облегчения своей участи. Повествование ведётся от имени близкого друга Владимира Николая, в руки которого однажды попал дневник Владимира, наблюдавшего за судьбой своего друга и принимавшего в ней непосредственное участие.
Жизнь и смерть христианина
Дара Преображенская
© Дара Преображенская, 2022
ISBN 978-5-0056-5993-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
(Моисеева Ольга)
«ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ХРИСТИАНИНА»
Дара Преображенская (Моисеева ольга) «Откровения Джуны»,Глазов,2018 год.
Содержание: стр.
Глава 1. «Дневник» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – - 3
Глава 2. «Гуру» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – - 11
Глава 3 «Могила Святого Иссы» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — 18
Глава 4 «Откровение» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – - 26
Глава 5 «Линда» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 32
Глава 6 «Сомнения» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 42
Глава 7 «Иоанн Кронштадский» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — 48
Глава 8 «Второе Откровение» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — 57
Глава 9 «Выбор Линды» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — 64
Глава 10 «Иисус» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 72
Глава 11 «Скитания» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — 80
Глава 12 «Разрушенный мир» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 88
Глава 13 «Судьба и рок» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 95
Глава 14 «Раджа» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 104
Глава 15 «Болезнь раджи» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – 112
Глава 16 «Свет» – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — 119
Глава 1
«Дневник»
«Однажды ты расскажешь о том,
О чём давно молчал,
И о чём никогда
Не лгало твоё сердце….»
(мысли одинокого Странника).
…….
Этот дневник мне передала одна наша общая знакомая, которую звали Линда. Почему мне? Ну, во-первых, наверное, потому что Владимир считал меня своим лучшим другом; мы с ним многое пережили, и у нас с ним были общие интересы, воспоминания, симпатии и антипатии.
Во-вторых, во всём городке не осталось больше никого, кто бы мог сохранить этот дневник с уже пожелтевшими от времени страницами, исписанными до боли знакомым беглым почерком.
Что касается самой Линды, она не могла положиться даже на самоё себя, ибо к тому времени Линда уже чувствовала себя недостаточно хорошо и нуждалась в медицинском обследовании, сиделках, таблетках и всей той дребедени, о существовании которой она даже не хотела знать и думать.
– Поверьте, Николай, – сказала Линда перед тем, как лечь в больницу («тянуть» с этим уже никак нельзя было, как уверял её доктор – знаменитый на всю Москву кардиолог Васнецкий), – так даже будет лучше. Это то единственное, что осталось у меня от моего Володи, и что я хотела бы сохранить, но вряд ли подобное возможно в моей ситуации и…., прошу Вас, Николай Сергеевич, не перебивайте меня, я….я знаю, что говорю. На меня нет никакой надежды, не сегодня – завтра я…
– Не стоит говорить о смерти раньше времени, Линда; Вы ещё долго проживёте. Вы ещё снова успеете разочароваться в людях, а затем заново полюбить их.
Она мягко улыбнулась и приложила палец к моим губам, чтобы заглушить возникшее в моей душе смятение. Линда редко хмурилась, почти никогда.
– Пусть он останется у тебя, так мне будет спокойнее, – произнесла Линда, – так лучше будет.
– Хорошо, я верну тебе этот дневник….дневник Володи, когда всё нормализуется, когда твой доктор вылечит тебя.
Слёзы блеснули в её глубоких, как два озера, глазах, она попыталась их смахнуть, скрыть от меня, но я успел заметить.
Володя любил эту женщину, мы оба её любили….
Она вздохнула, попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась из-за грустного взгляда и какой-то необъяснимой усталости.
Так мне в руки попал этот дневник – тот дневник, который вёл когда-то Володя, мой друг и человек, оставшийся для меня загадкой.
– Ты выздоровеешь, – сказал я, однако многозначительный взгляд Линды говорил, что это не так; она ничего не сказала, просто не хотела меня расстраивать, и мы оба это поняли без лишних слов.
Линда была полу англичанкой, полурусской, потому что её дед, являвшийся лордом потомственным аристократом Великой Британии, преследуемый на своей родине за его слишком волюнтаристские взгляды, в самом начале 20-го века перебрался в Россию по приглашению императорской семьи, ибо кроме того, что он являлся потомственным лордом, он был ещё и отличным архитектором «новоявленным Растрелли», на взглядах и идеях которого зиждилось строительство нового дворцового комплекса.
Я был вхож в дом Линды и несколько раз видел «господина Джона», как его называли в узких кругах, а, вообще, традиционно к нему обращались, как к «Ивану Сергеевичу», и, если б не некоторое высокомерие в его взгляде и утончённость манер, никто бы не подумал, что перед ним потомственный английский лорд, причём, из уважаемого семейства, находившегося в опале, но из-за этого нашедшего «вторую родину». По моему мнению «лорд Джон» был отличным стариком и компанейским человеком.
Помню, уютными вечерами, когда всё семейство собиралось за одним общим столом, «мистер Джон» любил рассказывать легенды о своих предках, кои он знал в огромном количестве.
Устроившись удобно возле камина и порой поглядывая на смущавшуюся время от времени юную «мисс Линду», я и Владимир заслушивались этими историями, и, в конце концов, нам совсем не хотелось покидать этот добрый дом, однако правила этикета требовали иного, в итоге мы прощались и расходились, вернее, разъезжались по домам.
Благодаря «мистеру Джону» мне удалось несколько раз побывать на императорских балах в Зимнем Дворце, куда попасть было практически невозможно.
В первый раз я видел Николая II с супругой Александрой Фёдоровной, которая почему-то тогда показалась мне немного надменной, впрочем, как и все датчане и немцы.
Бал был посвящён рождественским торжествам, и ёлка, огромная ёлка с пушистой кроной, украшенная мишурой и замысловатыми, сделанными вручную игрушками, казалась сказочной. Этот бал я запомнил на всю жизнь, потому что именно в тот день, 7 января 1913 года, был впервые представлен гостям цесаревич Алексей. Девятилетний мальчик казался смущённым, когда кланялся гостям, но я думаю, в любом случае, он был уже привычен к подобным явлениям, ибо уже тогда осознавал вполне ясно и определённо то, что он – будущее Российской Империи; его с самого рождения готовили к таким мыслям. Он знал, он был готов, он верил.
Помню, девятилетний ребёнок поклонился, затем позвонил в сонетку, которую ему подал слуга на подносе (всё это так напоминало театральное действо), все чаяли увидеть что-нибудь необычное, все ожидали некоего сюрприза, который непременно должен был последовать.
Затем принесли подарки, все дамы хлопали и восхищались очарованием Алексея. А затем начался непосредственно сам бал. Присутствовал ли когда-то Чайковский на таком «традиционном рождественском балу в Зимнем», я не знаю; во всяком случае, отголоски своих впечатлений он перенёс на балет «Щелкунчик».
Вокруг ёлки закружились пары. В одной из них я узнал Владимира вместе с восемнадцатилетней княжной Ольгой, и был очень удивлён, ибо танца с самой великой княжной мог удостоиться не каждый присутствующий. Но форма старшего офицера императорского военного корпуса так была ему к лицу, что он удостоился подобной чести.
Танцевал Владимир действительно божественно, и было одним удовольствием созерцать это «действо».
Кажется, после танца они о чём-то шутили, и это было написано на их раскрасневшихся от усталости лицах. Я видел, что Линда тоже, как и я, наблюдала за ними. Линда была принята во дворце, как протеже своего дедушки, и с Ольгой, и Анастасией она сразу же нашла общий язык.
Мне кажется, великие княжны мечтали иметь близких подруг, но они, также, понимали то, что из-за своего рождения в императорской семье они должны держаться чуточку отчуждённо с людьми и никого и никогда не приближать к себе. Мне думается, им часто говорили об этом, поэтому на балах юные княжны вели себя и держались обособленно. А когда в редкие минуты об этом неожиданно забывали, они вдруг превращались в обычных девушек, и хохотали, если кто-нибудь смешил их. И лишь затем, одёрнув себя, они становились другими, понимая то, что в очередной раз потеряли контроль над собой, а это являлось «недопустимой и неуместной выходкой» для них.
Но они никогда не подчёркивали своего превосходства над остальными, напротив, даже смущались и чуждались этого.
В тот памятный для меня год на бал были допущены лишь Ольга и Татьяна, остальные княжны были ещё слишком юными для выхода в свет.
Пахло хвоей и закусками, которые разносили официанты среди гостей на подносах, уставленных канапе и шампанским. Я видел, что Владимир поклонился великой княжне, галантно довёл её до ожидавших княжну членов царственного семейства, окружённых слугами. Ольга улыбалась, затем поочерёдно представила подошедшего Владимира Николаю и Александре Фёдоровне. Владимир отдал честь и отошёл.
Я разыскал его на лестнице стоявшим в уединении, несмотря на то, что лаже лестница казалась оживлённой из-за непрерывно пребывавших гостей. Владимир стоял в задумчивости. Увидев меня, он улыбнулся мне.
– А, Николай, я рад, что ты здесь, – произнёс он, – и я знаю точно, что ты запомнишь это рождество навсегда.
Он сам того не ведая, сказал пророческие слова. Я действительно запомнил это рождество.
– Я видел, как ты танцевал с великой княжной.
– Да, она удивительно легко двигается.
– Вы о чём-то шутили, и вообще, на вас было приятно смотреть.
– Очевидно, мы были под прицелом всех присутствующих.
Владимир обернулся, ища кого-то.
– А где Линда?
– Линда?
– Я знаю, она была здесь среди гостей, но куда-то исчезла.
Я проследил за ещё двумя скользившими в вальсе парочками возле огромной ёлки; зал был заполнен до предела, везде царила атмосфера радости и какой-то необычной воодушевлённости.
– Ты, ведь, знаешь, Линда больше выделяет тебя, чем меня, – сказал я.
– Ты любишь её?
Вопрос мне был задан прямо в упор, Владимир, вообще, не любил говорить обиняками, однако и не резал правду-матку, никогда никого не унижал этой «правдой», высказывал своё мнение так, чтобы это было понятно и доходчиво для собеседника. Я был сбит с толку, вокруг царило веселье, и сам Николай II был здесь со своей семьёй, но что-то глодало меня изнутри, и я не мог понять, что именно.
– Люблю ли я Линду?
– Да.
– Люблю.
Владимир улыбнулся. В этот момент, впрочем, как и всегда, он был особенно хорош собой; проходившие мимо дамы в шикарных французских платьях оглядывались на него и шептались друг с другом, затем смеялись. Им явно нравился подтянутый статный гвардеец императорского полка.
– Я хочу, чтобы ты был счастлив, Николай….счастлив… с Линдой.
Последние слова дались ему с большим трудом.
– А ты? Ты любишь её? – спросил я, надеясь, что он растеряется, но Владимир не растерялся.
– Да, люблю. Я люблю её давно….очень давно с тех самых пор, как был представлен ей в тот день на Пасху. Помнишь?
Помнил ли я? О, да, я помнил.
Это случилось 2 года назад в 1911-м в Самаре, куда я приехал погостить к своим родственникам в год окончания гимназии. Я планировал поступить в Санкт-Петербургский университет, но был так истощён после болезни, что родители настояли отправить меня в имение, располагавшееся недалеко от Самары. Я не стал возражать.
Был солнечный день один из тех, что нередки в апреле, в воздухе чувствовался запах обновления, несмотря на сырость, которая была так вредна для моих лёгких. Перелётные птицы уже прилетели с южных краёв, чтобы начать вить гнёзда.
Иван Семёнович – мой дядя по материнской линии, сидел во главе стола, уставленного всевозможными пирогами, огромным куличом и закусками. Пасху здесь любили и чтили, как и традиции русского дворянства.
Иван Семёнович Ивачёв представлял собой пузатого, однако довольно симпатичного человечка с чувственными глазами и толстыми губами, что, впрочем, совсем не мешало ему быть хорошим врачом, несмотря на то, что его родители настаивали на том, чтобы он стал юристом.
«Врач – это слуга, а ты – дворянин», – говорили они, но Иван Семёнович добился своего, и в конце концов, мои родственники по материнской линии смирились и даже пользовались его умением ставить диагнозы и искусно лечить.
Пару раз мне посчастливилось побывать на его лекциях в университете, я был под впечатлением, и именно на тех лекциях я впервые познакомился с Владимиром, который очень интересовался медициной, хотя уже принял твёрдое решение после окончания юнкерского училища поступать в Измайловский гвардейский полк.
Дядя был довольно эмоционален, впрочем, именно эта его эмоциональность и смогла увлечь многих, сформировать целый кружок его поклонников. Владимира я выделил из всех остальных – меня, в первую очередь, заинтересовали его глаза, показавшиеся мне не совсем обычными.
Что в них было такого необычного? Сейчас уже спустя много лет, я затрудняюсь ответить, а тогда я просто подошёл к нему и долго смотрел на него. Он резко обернулся и тоже заинтересованно посмотрел на меня.
– Владимир, – вдруг произнёс красивый подтянутый молодой человек в военной форме юнкерского училища, затем кашлянул и уточнил, – Владимир Юрьевич Баймаков.
– Николай Андреевич Кудрявцев, – свою очередь ответил я.
Оказалось приятной неожиданностью, что семья Баймаковых, потомственных самарских князей, была вхожа в семью моего дядюшки, и мы часто встречались с ним на различных вечеринках и даже балах, а затем, когда он поступил в гвардейский корпус Измайловского полка, я часто видел его при дворе, мы сдружились.
В тот день два года назад в 1911 году, когда я приехал в Самару поправить своё здоровье и был тут же приглашён дядей на Пасху, в гостиной за огромным овальной формы столом сидело так много гостей, что у меня зарябило в глазах, ибо большую часть этих людей я не знал. Затем я стал приглядываться.
