скачать книгу бесплатно
Она доверительно потрепала меня по плечу, словно давно знала меня, и я отнеслась к этому так же.
– Положись на меня.
…Тётя Клава хмурится и своим громким голосом объявляет:
– Не положено. Сколько тут таких нахлебников! Я что всех кормить обязана!
– Но ведь это – только то, что осталось, всё равно это спишется. Мы же не требуем у Вас обед, а завтрак, – активно объясняет Александра.
Тётя Клава внимательно разглядывает её, ставит на поднос тарелки с объедками, чтобы затем унести их в моечную.
– А ты что, новенькая?
– Саша. Я только сегодня поступила.
– И уже права свои качать вздумала.
Александра как-то задумчиво говорит даже больше не с ней, а с собой, впервые выражение её голубых ангельских глаз меняется, и я замечаю в них настоящую грусть.
– Вы тоже хотите, чтобы в этом мире было чуточку больше добра, только делаете вид, что Вам всё равно. Здесь в скучном сером здании у этих отдыхающих нет никакой радости, они хотят оттаять, отогреться, но встречают холод и равнодушие. Всё что им нужно, это немного тепла, каким только может поделиться с ними обычный человек.
Равнодушие? Где я это могла слышать? Ах, да, мой сон. Мой забытый сон перед самой смертью Витьки. Мы все являемся жертвами равнодушия друг друга, и в этом виноваты лишь мы сами. Почему её мысли совпадают с моими? Могут ли вообще чьи-то мысли совпадать настолько сильно с моими?
Я очнулась, когда уже передо мной стояла полная порция макарон в соусе и большая котлета, точно такую же я увидела рядом с Александрой. Она смачно облизала вилку, совсем как шестнадцатилетняя девчонка и приступила к трапезе. Она так аппетитно поглощала поджаристую котлету, что у меня тоже появилось желание отправить свою в рот.
– Что ты ей сказала? – я была очень удивлена, насколько мне было известно, тётя Клава – человек непробиваемый, словно броня. Чтобы что-то выбить из неё, нужно изрядно попотеть.
– Ничего или то, что ты слышала.
– Я могла и не слышать, потому что у меня дурная привычка уходить вглубь себя.
Александра вновь улыбается, вернее, сияет улыбкой.
– Дурная привычка? А эту глупость кто внушил тебе?
– Все, – я пожимаю плечами, помня, что на моей вилке ещё целая котлета, которую предстоит съесть, – врачи, коллеги по работе, медсёстры, просто знакомые, да мало ли ещё кто.
– С сегодняшнего дня забудь об этом, и знай, всё хорошо. Это даже здорово, когда человеку удаётся погрузиться в себя. Значит, что-то неощутимое человеческое ещё живо в нём. Но люди это почему-то не привыкли ценить. Ты ешь, ешь. Потом мы пойдём с тобой гулять, и ты покажешь мне местный сад.
Я кладу котлету обратно и с ужасом сознаюсь:
– Но я не могу показать тебе ничего, потому что сама не была ни разу в саду.
– Вот те раз! Ты приехала сюда раньше меня и ни разу не была в саду?
– Ни разу, – осмелев, отвечаю я.
– Почему?
– Нас не пускают.
– Но не сидеть же вам целыми днями в четырёх стенах. Значит, по режиму дня отдыхающих прогулки здесь запрещены?
– Нет, просто нам говорят, что мы простудимся, заболеем, а если будет эпидемия гриппа, тогда весь санаторий могут закрыть.
– А разве ты не хочешь скорее уехать отсюда?
Я была поражена, откуда она может знать о моих желаниях, если только Светлана Савельевна не успела её подготовить насчёт моих странностей.
– Не удивляйся, – говорит Александра, вновь удачно прочитав мои мысли, – Это написано на твоём лице. И вообще, я не удивилась бы, что кому-то хочется уехать отсюда, мало кому понравится жить в таких жёстких рамках, если конечно человек не мазохист. Если тебе не нравится здесь, значит, ты ещё здорова. И всё-таки, сегодня мы пойдём на прогулку. Думаю, никто не станет возражать, ведь мы оденемся по-зимнему, будем радоваться жизни и не подхватим никакой грипп.
Будем радоваться жизни. Кто бы мог подумать, что эта простая формула способна защитить человека от инфекций и от любых жизненных неудач. Зря учёные не занимаются глубинным изучением состояния психики человека на уровень его счастья.
Александра заинтересовала меня, я уже начала подозревать, что она работает либо психологом, либо педагогом, хотя таких незакомплексованных педагогов я встречала впервые. Я тут же высказала ей свои подозрения.
– Нет, я – не учитель и не психолог, хотя в моей профессии без психологии не обойтись.
– А кто ты по профессии?
– Бывший следователь?
– Бывший? Разве ты решила сменить специальность? У меня не раз возникало подобное желание, но нет возможностей.
– Я решила сменить не только специальность, но и обстановку, – уклончиво ответила Саша.
– Ты работала с преступниками?
– С убийцами, насильниками и маньяками и даже с абсолютно сумасшедшими людьми, которые не контролировали своё поведение.
Мне стало ещё интереснее. Сама не замечая, как еда превратилась для меня во второстепенное дело, я придвинулась к ней ближе.
– И ты не боялась их?
– Нет. Они глубоко несчастные люди, но не понимают этого.
– Почему же?
– Они лишены радости. Возможно, они сами себя лишили этого или кто-то лишил их, но они совсем не могут улыбаться. У них очень скорбные злые лица, а в глазах что-то невысказанное.
– Я тоже никогда не улыбаюсь, – с ужасом заметила я.
– Ты научишься, – ответила Саша.
Я была поражена её ответом, но на размышления у меня просто не осталось времени, наш завтрак подходил к концу.
Когда мы выходили из буфета, я заметила, как тётя Клава попросила нас заходить почаще. Почему-то тогда я подумала, что сплю и вижу сон, но это не было сном…. Саша, новая пациентка из самой столицы была реальным человеком, даже более реальным по сравнению с унылыми скучными лицами встретившихся мне здесь людей, которые были слишком нормальными, слишком обыденными, слишком случайными.
…В санаторном саду тихо, скучно даже как-то. Облезшие деревья, давно сбросившие листву, кажутся какими-то унылыми, но к своему удивлению я совсем не замечаю холода, даже руки не мёрзнут, хотя я не позаботилась запастись зимней одеждой, совсем не предполагала, что когда-нибудь выйду в сад, ведь никто из отдыхающих этим не занимается и вряд ли занимался раньше. Я имею в виду обычные прогулки вдоль пустынных аллей. Да и одна я никогда бы не решилась на это. Не могу представить себе, как это я брожу вдоль аллей и о чём-то думаю. О чём?
Саша глядит почему-то высоко в небо, на котором уже успели появиться первые перистые облака, ведь ещё только утро. Вечером бы небо чуть-чуть потемнело, лишившись своей свежести и лёгкости. Раньше я никогда не замечала ничего подобного, мне было неинтересно смотреть на небо.
– Ну, как? – спрашивает Саша.
– Скучно, – отвечаю я упавшим голосом. Здесь как-то спокойно, безобидно и свободней дышится.
– Мне было бы тоже скучно, если бы я чувствовала себя глубоко несчастным человеком.
Я гляжу на неё и не могу понять, то ли она читает мои мысли, то ли просто делится своими впечатлениями, но Александра внезапно прерывает мой внутренний диалог:
– Ты ведь чувствуешь себя несчастной?
Я киваю:
– Конечно. Я воспитывалась в интернате и совсем одна. Правда, я не знаю ни одного человека, который бы признался мне, что он до конца счастлив, у всех находится что-то, чем они недовольны, даже мелочи.
– Земля – это маленькая планета по сравнению с теми, что есть в космосе. Знаешь, а я верю, что жизнь есть ещё где-то и не на одной планете, а на многих. Только учёные пока не смогли доказать это, у них слишком ограничены возможности. Где-то в огромной Вселенной существует множество планет, где люди абсолютно счастливы, потому что у них гармоничное общество, нет бедных и все богаты и счастливы. Земля – это всего лишь маленькая частица во Вселенной, и не следует принимать образец жизни на ней за стандарт.
– Ты правда веришь, что Земля – не единственная планета, заселённая жизнью?
– Да.
– И ты не боишься, что тебя сочтут сумасшедшей?
– Ты хочешь сказать, что человек должен отбросить свои поиски, чтобы только прослыть нормальным среди какой-то группы людей, установившей рамки нормы?
Я смолчала, потому что в действительности не знала ответа на этот вопрос.
– Витька тоже считал себя нормальным, и я не верила никогда, что он болен. Он просто отличался от остальных.
– Кто такой Витька?
– Он повесился недавно.
– А чем он отличался от остальных?
– Не знаю, – я пожимаю плечами, судорожно пытаясь найти нужные слова, – Он не был равнодушным.
Саша молчит, затем смотрит на заснеженные пригорки, и вдруг я замечаю лукавую улыбку на её уже порозовевших от мороза щеках.
– Ты никогда не пробовала играть в снежки?
– Нет.
– Но ты любишь побеситься.
– Побеситься?
Она не даёт мне времени для раздумий, потому что я прихожу в себя уже от лёгкого удара снежного кома в спину. Александра стоит в сугробе и держит наготове второй.
– Берегись!
– Не надо! – протестую я.
– Надо! – вопит она, и вновь ком летит в меня только уже побольше.
Я не могу усидеть на месте, беру охапку снега голыми руками, наскоро леплю из неё шар и бросаю прямо в Сашу. Она увёртывается, я повторяю свои движения, и новый ком уже вновь летит в неё, но только на этот раз она остаётся на месте, дав мне возможность почувствовать себя победительницей.
– Я хочу, чтобы игра была честной! – кричу я вдогонку, потому что Саша ловко убегает от меня и лепит следующий шар.
Снег хороший, влажный, как глина. В детстве я любила лепить из глины всяких зверушек: собак, зайцев, лис. Помню, в наш интернат частенько завозили глину для всяких поделок, правда, ею занимались только малыши, но я всегда охотно присоединялась к ним. Они смотрели за моими руками и задавали вопросы: «А это кто?» Я придумывала новых сказочных героев, потому что фигурки каждый раз были необычными. Затем мне пришлось рассказывать им сказки, и даже воспитательницы просили меня об этом, потому что дети без моих сказок отказывались спать и устраивали галдёж.
– А что если нам попробовать слепить снежную бабу, – предлагаю я.
Саша охотно соглашается, стряхивает снег с варежек и протаптывает небольшую площадь, где должна стоять будущая баба.
– Мы поставим её здесь, – говорит она.
– Хорошо.
Я скатываю первый ком, она чуть медленнее второй, с трудом водружаем один на другой, а затем и третий, получается нечто совершенно бесформенное, что не удовлетворяет меня.
– А если нам сделать из неё снегурочку? – спрашивает Александра.
– Только придётся много поработать.
– Я согласна, – отвечает она, совсем не страшась перспективы долгого барахтанья в снегу.
Мы осторожно сглаживаем углы, приделываем ей руки, далее следует тонкая работа, почти что художественная, потому что я работаю над чертами лица, а Саша просто наблюдает за моими движениями, ей самой интересно, что же получится. Спустя какое-то время мы обе отходим и смотрим на произведение искусства, глядя оценивающими взглядами. Придраться не к чему.
– Слушай, а ты – настоящий художник, – говорит Саша, – Ты никогда не обучалась рисованию?
– В детстве я только лепила из глины, но я никогда не думала, что у меня есть какой-то талант.
– Поверь мне, он у тебя действительно есть.
Александра восхищённо глядит на снегурочку, и я ловлю её невысказанные мысли.
– И ты не пробовала окончить курсы рисования или нечто вроде художественной школы?
– Нет.
– Почему же?
– Я воспитывалась в интернате.
– Ты – сильный человек.
– Сильный? Мне никогда так не казалось.
