скачать книгу бесплатно
Кресло было не совсем обычным. Только отчасти оно напоминало пыточный агрегат из зубоврачебного кабинета. Сверху, над высокой спинкой нависал ажурный колпак, опутанный проводами. Подставка для ног из того же материала, что сиденье и спинка, то есть тугая набивка, обтянутая искуственной кожей. Позади кресла стоял стол, на котором ютились сразу три монитора. За ним сидел ещё один человек, чрезвычайно серьёзный, в белом халате.
– Сначала мы введем Вас в гипнотический транс при помощи этого нехитрого устройства, а затем кресло разложим, и оно превратится в кушетку. Это необходимо для того, чтобы выровнять артериальное давление…
– Доктор, зачем Вы мне всё это излагаете? – Задал вопрос Цыпочка. Его голова уже была зафиксирована, и видеть что-либо другое, кроме огромного ветвистого кактуса возле окна не представлялось возможным.
– Поймите, не я провожу над Вами эксперимент. Мы вместе работаем. Как «hard» и «soft» в компьютере. Я со своим обеспечением, соответственно, «железо», а Вы – ПэО. Даже скажу больше – Вы Оперативная Система всего этого комплекса. Поэтому я и хочу разъяснить Вам в деталях, как всё это будет работать. Если угодно, можете считать мою вводную лекцию процессом установки драйверов.
Цыпочка усмехнулся.
– Перед тем, как я активирую «купол», Вам нужно будет сосредоточиться на нужном воспоминании. Как только Вы это сделаете – дадите знак, и мы начнём работать.
– Хорошо, валяйте.
Учёный завершил установку электродов и вкатил в поле зрения Семёна высокий столик. На нём была установлена блестящая рамка, в рамке ряд стальных шариков, подвешенных на тонких нитях.
– Это маятник. Как только Вы дадите знак, что сосредоточились, я запущу маятник. Параллельно мой помощник начнёт увеличивать мощность и частоту электромагнитного поля, до тех пор, пока мы не добьёмся резонанса… – голос «профессора» слабел, отходил на второй план, – …не сводите глаз с маятника – гипноз нам необходим для исключения второстепенных помех… – Теперь голос, и вовсе, звучал фоном.
… Семён с Дымом шли по гулкому коридору университета. Солнечный свет, пронзив оконные переплёты, падал на пол ослепительными трапециями…
Воспоминание проявило себя столь явно, что Семён вздрогнул и вырвался из пут наваждения. Только что он был там – солнечный свет лежал на полу ослепительными трапециями, и пылинки, медленно кружась в хаотичном танце, купались в этих ярких лучах! Он слышал шаги свои и Дыма, всё это происходило в гулком коридоре. Чувствовал запахи…
И снова в поле зрения – кактус у окна, да стена кабинета, выкрашенная по стандартам на две трети белой маслянной краской…
Но он только что был там! Это сложно передать словами, но Семён, действительно, – тот Семён, прежний – только что был там, в том прошлом!
– Ой, кошмар! – прошептал он, силясь унять головокружение.
– Что? Что Вы сказали? – склонился к нему «профессор», в то же время делая рукой какие-то беспокойные знаки своему ассистенту.
– Ч-чёрт! – Тяжело дыша, Семён быстро облизал высохшие губы. – Сильная штука!
– Вы готовы? – осторожно спросил доктор. При этом ладонь его застыла в упреждающем жесте, адресованном человеку за столом с тремя мониторами.
– Подождите… – Семён всё еще не в силах был подавить охватившее его смятение.
– Я предупреждал, что ощущение погружения будет полным. С Настоящим Моментом контакт Вы полностью потеряете…
– Да-да, я помню, просто не думал, что «приход» окажется таким мощным.
– Скажите, если Вы не желаете покидать настоящее время. Мы прекратим эксперимент.
– Нет-нет, всё в порядке. Продолжайте.
Рука доктора отвела крайний шарик и отпустила. Маятник начал мерно щелкать, отстреливая крайние шары: тик-так, тик-так. «Как жаль, – успел подумать Семён, упиваясь своими грустными воспоминаниями, – что я не смогу остаться там, взяв с собой весь ныне нажитый опыт…»
– Ты чего Цыпа? – Удивился Дым. – На шнурок наступил?
Семён и в самом деле не понял обо что запнулся. Он огляделся – не за что – даже шнурки кед и те заправлены.
– Дым, а куда мы идём? – спросил он.
Тот выдернул наушник: «А?»
– Куда идём, – спрашиваю.
– Ты чего, Цыпа, вообще потерялся? Ну-ка, дай-ка я тебе в «шары» загляну. Кошмар! Надо бы нафтизинчик закапать. Это. Вставай тут. – Остановил его Дым, спиной развернув к простенку. – Мы к «папе» идём, а у тебя «шары», чисто светофор на переезде.
Поочерёдно капнув препарат в каждый глаз Цыпочки, Дым подождал пока тот проморгается, после чего приблизил к себе лицо товарища и посмотрел на дело рук своих.
Остался недоволен:
– Всё равно «стекло». Ты короче, там особо не распинайся, гривой помаши, типа мол, осознаю и тому подобное.
– Ладно, Дым, отвали.
Цыпочка вспомнил, куда идёт и тут же почувствовал несвойственное прежде волнение. Не злость, не ярость и не страх, а что – вроде трепета непонятного.
– Так, Дым, давай постоим.
Обрывки неуловимых ассоциаций носились в голове. Семён никак не мог сосредоточиться, чтобы ухватить хотя бы одну из них: вот пьяный Дым вышвыривает его на лестничную площадку, вот летит в мусорный бак желтая «шашка» такси… А ещё вчера с Дымом ходили они в видеосалон где смотрели… Вот это важно!
Он силился вспомнить и не мог, что ему снилось. Но что-то очень значимое…
– Помнишь, – он схватил приятеля за куртку, – мы вчера смотрели фильм со Шварценнеггером? Только на кресло в Воспоминаниях вместо него посадили меня! А потом…
– Слышь, может, ты не пойдёшь к декану? – опасаясь за друга перебил Дым. – Куда тебе в таком виде?!
– Стоп!
Семён вспомнил!
Ему снилось, будто отец давно умер. И снились страдания, растянувшиеся на долгие годы…
– Фу, чёрт! – выдохнул он и, склонившись, упёрся ладонями в колени.
Какое счастье, что жуткую реальность сна всегда побеждает главенствующая реальность яви! Семён медленно распрямился и сделал пару нетвёрдых шагов в сторону двери кабинета. Вспотели ладони. Отец был там, за ней, он находился всего лишь в нескольких шагах! Сердце в груди взволнованно колотилось. Семён будто вырвался из ночного кошмара и, конечно же, ни о каких разногласиях существующих между ними, сейчас не мог даже помышлять.
– Пойдёшь? – спросил Дым.
Семён кивнул.
– На. – Веня Дым откинул крышку плеера и вынул кассету:
– Что это?
– Твоя, – встряхнул Веня кассету.
Шрифтом, стилизованным под старославянский, на ней было написано: «Сектор Газа», «Нажми на газ © 1993 г.» Кассета с альбомом этой группы, протянутая ему Веней Дымом должна была что-то означать. Семён пока ещё не мог распознать что, но смешно ему всё равно стало:
– Да забери ты её себе. – Он рассмеялся. – Нафиг оно мне надо.
Веня остолбенел. Семён же распахнул дверь и шагнул через порог кабинета.
– Пап, – с замиранием сердца произнёс он, – привет.
Мужчина в кресле оторопел, медленно поднялся навстречу. Семён видел, как распрямляются складки его пиджака, слышал шорох ткани. Он видел, как играла на лице отца каждая морщинка. Подумать только! Оказывается, он прекрасно помнил их расположение все эти годы, хоть не верил тому. Но память всё сохранила правильно, ничего не утратив из образа и не исказив. Седина на висках, широкие плечи…
Ужас отразился на лице парня. Неужели сон! Всё сон, и стоит совершить один неверный поступок, как чары рухнут?!
– Папа! – закричал Семён и бросился к нему, чтобы успеть обнять крепко-крепко, успеть почувствовать крепкое тело в своих объятиях, вцепиться, тоже неистово и крепко, чтобы убедиться – отец не из воздуха.
– Пап! – горячо зарыдал он, уткнувшись лицом в сукно пиджака, – ты прости меня! Прости меня! Слышишь!
Испытуемый вдруг повёл себя нестабильно. Тело его выгнулось. Ногами он принялся сучить по кушетке.
– Андрей, – закричал Егор Ильич, – срочно понижай мощность! Что-то не то у нас!
По телу Семёна Валентиновича Цыпочки побежала крупная дрожь.
– Выключай! Выключай скорей! Это что, эпилепсия?
Андрей выскочил из-за стола.
– Егор Ильич! Пульс! Это похоже на агонию!
– Бог ты мой! Андрей помоги, держи его! Нет! Снимай «купол»!
Мышцы испытуемого сжимались и разжимались в каком-то диком ритме и необъяснимой последовательности. Его кидало на кушетке так, что не сразу удалось ухватить голову, чтобы снять шлем с электродами. Изо рта крупными пузырями поползла пена. Глаза закатились. Это стало видно из-под приоткрывшихся век.
– Адреналин!!! – заорал доцент психологии.
Ассистент бросился к медикаментозному шкафчику. Егор Ильич схватил Цыпочку за запястье – пульс не прощупывался.
– Он уходит! Скорее!
Грохот! Из шкафчика посыпались склянки, инвентарь…
И тут Егор Ильич словно очнулся. Тяжело дыша, он стоял склонённым над разложенным креслом-кушеткой и с усилием давил ладонями в его кожаную обивку.
– Боже… – простонал он, стараясь удержать равновесие и не потерять сознание.
– Что? – медленно обернулся Андрей. Он стоял возле стеклянного шкафа, держался за его ручку и, похоже, тоже совсем ничего не соображал.
– Ушёл! – выдавил из себя руководитель эксперимента, – Неужели… ему… это… удалось?
– Кто? – спросил ассистент, и лицо его по-прежнему выражало смятение.
– Журнал! Быстро! – скомандовал доцент психологии, сам же кинулся к дверям.
– Наденька, – позвал Егор Ильич, высовываясь в приёмную, – скажите, кто сейчас от нас вышел?
– Еремеев. – Она глянула в список. – Минуты три назад вышел. Я его «рассчитала» и он пошёл. Догнать?
– Нет-нет, не надо, – поспешно отказался Егор Ильич и спросил снова, – А Семён… э-э Цыпочка?
– Кто?
– Ну, молодой человек. Вот, сейчас должен был проходить сеанс.
– Сейчас женщина. Вот, – сероглазая красавица указала кончиком ручки на женщину, сидящую в ряду других испытуемых, – Алябьева.
– А Семён Цыпочка?
Девушка нахмурилась и стала старательно изучать список так, будто бы ей никак не удавалось сфокусировать взгляд. На миг её лицо оживилось, но тут же снова посуровело. Дочитав, она отрицательно покачала головой:
– Никаких Цыпочек.
Кандидат медицинских наук плотно прикрыл дверь и кинулся к своему ассистенту.
– Пиши! – сказал он.
– Егор Ильич! Я не могу найти журнал!
– Пиши, где хочешь! хоть на обоях! Быстрей! Семён его… э-э… Цыпочка… э-э… как там дальше? – доцент стал щёлкать пальцами, ухватывая нить памяти, стремительно ускользающую в вихрях кутерьмы причинно-следственных парадоксов.
– Валентинович!!! – выпалил ассистент и, сорвав зубами колпачок маркера, принялся размашисто малевать Фамилию, Имя и Отчество первого в истории путешественника во времени прямо на стене кабинета.
«Бесполезно! – Думал учёный, скрипя зубами от разбушевавшихся головных болей. – Всё пропадёт! Всё! – Обои на стене прямо под рукой бегут разводами, меняют цвет, рисунок, форму. – Исчезнет надпись! Исчезнет! Лишь бы память, память наша сохранила то имя! И тогда будет от чего плясать дальше… а она – верю я! – в этот раз справится!.. ведь… смогла же… смогла она… унести… туда… в былое… его… этого… как его там… пациента… Бля!!! Цыпочку!»
Яблони будут цвести и на Марсе
Подходила к концу пресс-конференция. Шестеро мужчин в креслах на возвышении, чьи лица непрестанно озаряли вспышки фотокамер, не скрывая желания, скорее завершить необходимую формальность и ступить, наконец, «на родную Землю», отвечали на вопросы журналистов скупо и неторопливо. Им не терпелось вновь услышать шум ветра и пение птиц. Вновь почуять запахи и насладиться красками своего мира во всей их – от рассвета до заката – невероятной палитре. Героев можно было понять. После полутора-то лет добровольного заточения в тесных отсеках макета Тяжёлого Межпланетного Комплекса. Но стоило организатору заикнуться о завершении встречи, как журналисты, только что терпеливо дожидавшиеся каждый своей очереди, возбуждённо зашевелились, вскочили с мест. Частота фотографических вспышек резко увеличилась. На членов «экипажа межпланетного корабля» и организаторов эксперимента посыпались самые невероятные вопросы:
– Доктор, это правда, что во время эксперимента проводились исследования по клонированию оплодотворённой человеческой клетки?
– Есть информация, что на «борту» экспериментального комплекса в питание использовались самовоспроизводные и генномодифицированные продукты (в частности мясо), запрещённые к производству и употреблению многими международными соглашениями. Как вы это можете прокомментировать?
– Скажите! А если противоречия эти всё же разрешатся, и мировое сообщество сумеет объединить усилия всех заинтересованных сторон в кратчайшие сроки, когда вы сможете приступить к реализации проекта? Нам хочется узнать хотя бы приблизительную дату. Скажите, когда?
Никогда. В статусе грандиозного международного проекта под эгидой ООН программе освоения Марса не было суждено воплотиться. Череда последовавших финансовых потрясений обескровила мировую экономику. Многие державы встали на грань раскола. Прокатившаяся по планете волна локальных войн на фоне непримиримых идеологических противостояний, обострила и без того не радужные межнациональные отношения. Из всех участников Проекта, ставшего обузой для большинства своих бывших «акционеров», не прекратило работ по подготовке межпланетного перелёта лишь одно государство. Государство, вопреки всеобщим тенденциям к расколу, взявшее курс на объединение. Осуществлять давнюю мечту человечества взялся восставший из пепла, Единый, Могучий, Советский Союз…
Всего этого не могла знать сидящая у экрана телевизора пенсионерка Зоя Ивановна Инноватова. Нажатием кнопки женщина сменила канал, предпочтя гомону журналистов, репортаж с мирового первенства по хоккею.
Переполненные трибуны заходились в восторженном гуле. Матч окончился победой. Грянули первые аккорды Гимна, шум начал стихать. «Славься Отечество, наше свободное… – Шеренга ребят на льду в форме сборной. Одно за другим, камера выхватывает счастливые лица. У кого-то на глазах слёзы. Шевелятся губы, – …дружбы народов союз вековой…»
– Парти-ия Ленина, – негромко подхватывает Зоя Ивановна, качнув седыми кудрями, – си-ила народная…
Но эти строки, давно упразднены. Сменились с лова Гимна. Прежней осталась лишь мелодия. Мелодия триумфа. Мысли женщины опять вернулись к пресс-конференции. Вообще-то программа освоения Марса разрабатывалась Королёвым Сергей-Палычем ещё до полёта Юрия Алексеевича. Первая стыковка, выход человека в космос, запуск автоматов к Луне и планетам, равно, как и совершенствование орбитальных лабораторий – всё это вехи единой стратегии по освоению Солнечной Системы. Следующей ступенью которой, после полёта Гагарина, должна была стать высадка человека на Марс. Мощный носитель Н-1, ставший впоследствии «Союзом», создавался именно под такую задачу. И датой той «будущей» экспедиции пророчилась середина восьмидесятых годов двадцатого века.
