скачать книгу бесплатно
– Стой, Лара! – кричала вслед Петровна. – Заявление-то подпиши! Да куда ты?
Надо же, и в такие минуты наша верная долгу парторг думала прежде всего о работе!
Выбежав на улицу, я в изнеможении рухнула на лавку. Сердце бешено билось где-то у гортани, было трудно дышать, на глазах выступили слезы. Мало того, что на меня напал бандит, так теперь еще в моей квартире образовался труп! Нет, спасибо, конечно, Ольге Петровне, но сейчас-то как быть?!
– Экая ты скорая, – из подъезда вышла спокойная, как тысяча буддийских монахов, спасительница.
По-прежнему с хозяйственной сумкой, в которой она начала тут же рыться. Наконец, Петровна выудила черную кожаную папку и из нее достала лист бумаги:
– Подпиши заявление. Зря, что ли, я за тобой гналась?
В полной прострации я автоматически черкнула свою фамилию.
– Вот и ладно, – улыбнулась соседка. – Лара, ну-ка, приди в себя! Прямо кисейная барышня! Размякла на своей работе, книжечки перебирая.
– Ольга Петровна, – выпала я из ступора, – вы же, кажется, его убили!
– Да брось ты, – активистка защелкнула замок сумки, – так, оглушила чуток. Будет знать, как к честным людям в квартиру врываться. Ты вот что: шуруй за Платонычем. Я, когда с пробежки возвращалась, его видела, как раз к Таньке из первого подъезда направлялся. А мне с тобой недосуг болтать, я еще в третьем подъезде подписи не собрала.
Николай Платонович – наш участковый. Он живет в соседнем доме и частенько захаживает к Татьяне Некрасовой, которую упомянула Петровна. Старухи во дворе болтают, что у Тани и Николая в молодости был роман. Только робкий Коля не смог вовремя признаться девушке в любви, а когда ушел в армию, его ненаглядная выскочила замуж за более успешного поклонника. Только брак оказался неудачным. Муж Татьяны пил, дебоширил, гонял ее с маленьким ребенком. Почему она терпела все эти издевательства – не понимаю. А может, надеялась до последнего, что супруг исправится? Вот уж глупость!
Тем временем Николай вернулся домой, поступил на службу в милицию и вскоре был назначен участковым уполномоченным в нашем районе. И когда Татьяна, которой уже белый свет стал не мил, впервые решила пожаловаться на мужа-тирана и принесла жалобу в милицию, ее заявление попало в руки отставного возлюбленного. Николай Платонович побывал дома у буйного пьяницы, провел разъяснительную беседу, а взглянув в печальные глаза Татьяны, на тот момент красовавшейся с фингалом на пол-лица, пропал. Платоныч, наверное, сам не мог разобраться: то ли его захлестнула безмерная жалость к женщине, которая когда-то, много лет назад, подарила ему первый в жизни поцелуй, то ли правда, любовь к Татьяне никуда не уходила, а просто ждала своего часа.
Через год после этой судьбоносной встречи Татьяна с мужем развелась, а Николай стал захаживать в гости. И всякий во дворе знает: если Платоныча нет в кабинете, то найти его можно в квартире номер шесть в первом подъезде нашего дома. У Татьяны.
Я сглотнула разок-другой, чтобы успокоиться, и отправилась за участковым.
В подъезде витал аромат свежеиспеченных оладий, а когда Некрасова отворила, сразу стало понятно, что источник запаха – тут, на ее кухне.
Татьяна выжидательно на меня посмотрела, и я без предисловий бухнула:
– У меня в квартире покойник.
Подружка Платоныча переменилась в лице и гаркнула не хуже иерихонской трубы:
– Коля!
Тут же из кухни выглянул участковый. Над верхней его губой протянулись сметанные усы, видать, оладушками лакомился.
– У меня в квартире труп, – повторила я срывающимся голосом.
Надо отдать должное Николаю Платоновичу, он тут же впрыгнул в ботинки, схватил фуражку и резво отправился на место происшествия. Вот только «усы» забыл вытереть. Я посеменила за ним.
Дверь моей квартиры была нараспашку. Участковый вошел в прихожую, обозрел пустой пол, заглянул на всякий случай в гостиную, спальню и на кухню, а потом повернулся ко мне:
– Где тело?
Я поморгала. Видно, права была Петровна и носатый, придя в себя после удара, постарался поскорее смыться.
– Ушло.
Платоныч вздохнул:
– Знаешь, Лариса, бесконечное чтение детективов до добра не доводит. Сейчас тебе покойники чудятся, потом начнется мания преследования, а там и до психушки недалеко. А что дверь не закрываешь – это очень плохо! Войдет нехороший человек и украдет что-нибудь ценное. Паспорт, например, и оформит на тебя миллионный кредит. Будешь потом плакать!
Я пристыженно согласилась, да, нужно быть осмотрительной и серьезной. Проводив участкового, я закрылась на ключ и села прямо на пол в коридоре.
Носатый требовал от меня какую-то вещь, которую мне якобы оставили. А если учесть, что кроме Людмилы, Яшкиной вдовы, ко мне никто в последнее время не заходил, то, логически рассуждая, можно прийти к выводу, что темпераментный южанин хотел забрать нечто, ранее принадлежащее цыганке… Или ее покойному мужу! Что?! Аквариум? Но он такой маленький и прозрачный. В нем ничего не спрячешь. Постойте! Слава, приятель Оли, говорил, что в тесном стеклянном шаре рыбке неудобно. Яков, судя по всему, трепетно относился к золотой питомице. Значит, в квартире моряка был другой, большой аквариум? А в круглый Людмила запустила рыбку перед тем, как подарить мне. Ну не поднять женщине здоровенную дуру на пятьдесят литров!
Я потерла лоб. Кажется, когда я навещала заболевшего Яшу, в комнате у стены, рядом с книжным шкафом стоял аквариум. Или его там не было?!
Это можно было проверить, только наведавшись в квартиру моряка. И я решилась.
Когда мы с бабой Клавой провели обмен, старуха поленилась врезать новый замок и просто-напросто забрала у меня ключ. Я отдала тот, которым обычно пользовалась, совершенно забыв, что давным-давно запасной на всякий случай я спрятала в верхний ящик бабушкиного комода, оставшегося мне по наследству вместе с однушкой. И вот теперь захоронка пригодилась.
Спустившись на первый этаж, я, воровато оглянувшись по сторонам как заправский домушник, вставила ключ в замочную скважину и повернула. Щелкнул замок. Я толкнула дверь. В нос ударил резкий сладковатый аромат Людмилиных духов – Яшкина жена предпочитала вызывающие, ядреные ароматы. Странно, что запах до сих пор не выветрился. Я вошла внутрь и закрыла дверь.
Квартира не казалась заброшенной. Напротив, она выглядела так, словно хозяева отлучились максимум на часок. На вешалке в коридоре висел плащ Людмилы, а рядом – мужская куртка. Странная женщина! Почему она не убрала вещи умершего супруга? Или… это не Яшина ветровка? Тогда чья? Носатого бандита? Помнится, он частенько бывал в гостях у вдовушки.
Я шагнула в комнату. Что ж, память не подвела: возле книжного шкафа стоял журнальный столик, на котором когда-то возвышался большой прямоугольный аквариум. Только сейчас от домика золотой Виктории остались руины, в которых среди россыпи разноцветной гальки и раковин лежали мертвые водоросли. Дно аквариума практически не пострадало, а вот стенки, превратившись в стеклянное крошево, щедро осыпали края столика и ковер на полу, запутавшись в густом ворсе. Такое ощущение, что кто-то со всей дури запустил в хрупкую конструкцию камнем, а может, и чем другим. Например, вот та роскошная, похоже, бронзовая статуэтка вполне подошла бы для этой цели.
Осмотрев место разгрома, я убедилась: если некая тайная вещица и хранилась некогда в аквариуме, то теперь ее там нет. И скорее всего не носатый ее украл, иначе стал бы он ломиться в мою квартиру?
Глава 8
Вернувшись домой, я налила остывшего чая, положила в плошку варенья и, черпая ложкой засахаренную вишню, стала раздумывать.
Судя по всему, клад, о котором упоминала Людмила, был. Вернее, есть. И надежно спрятан. Если вор, устроивший обыск в моей квартире, Яшкин тайник не нашел, если на первом этаже захоронки тоже нет, то скорее всего моряк припрятал сокровище где-то вне дома. Но где? Уж не в банковской ли ячейке лежит себе полеживает…
А что, собственно? Если в последнюю нашу встречу Яшка не бредил, то он определенно пытался назвать вещь, которую надо беречь как зеницу ока. Как он говорил? «Придет Виктория…» Ну, положим, Виктория не пришла, ее принесли в стеклянной банке. Дальше… «Не отдать порт…» А если у моряка просто не хватило сил выговорить слово целиком? Порт… Какие слова могут начинаться с этого слога? Портье! Нет, не годится. Портвейн! Тоже маловероятно. Если бы у Яшки оказался портвейн, то осталась бы от него одна бутылка! Порт… Порт… Портки!
Тьфу ты, зараза! От огорчения я так взмахнула ложкой, что на футболку попали густые красные капли. Кое-как размазав варенье бумажной салфеткой, я принялась гадать дальше. «Порт» может быть началом слов «портмоне», «портрет» и «портфолио». Ну, насчет последнего – сразу нет! Сомневаюсь, что моряк вообще знал, что это такое! Портрет лучше повесить на стену, а портмоне сунуть в карман…
Ну, и загадку задал мне покойник!
Схватив орфографический словарь, я начала читать все слова, начинающиеся с ненавистного таинственного слога: «портянка, портупея, портсигар…» А вот это уже похоже на правду! Портсигар! Я как-то заходила в антикварный магазин и видела, сколько стоят отдельные экспонаты. Помнится, был там один образец, серебряный, с позолотой, за который хотели ни много ни мало – 400 тысяч! Дескать, уникальная вещица, до революции принадлежала какому-то графу или князю. А если в Яшкином тайнике подобная «безделица»? Да и прятать плоскую коробочку легко. Хоть под половицу или еще куда. В том, что Яшка использовал банковскую ячейку, я сильно сомневалась. Значит, клад где-то рядом.
Стоп! А на балконе, между прочим, стоит деревянный ящик для картошки, оставшийся от прежних хозяев и который мне без надобности. А если в нем имеется двойное дно? Я бросилась на балкон, моментально опрокинула ящик и принялась простукивать стенки. В поисках кнопки, открывающей тайник, нажимала на все возможные шляпки ржавых гвоздей, торчащих по периметру ящика. Ничего! Только занозу в ладонь вогнала и ободрала до крови мизинец. Полизав палец, я задрала голову: а вдруг тайник наверху? Чем черт не шутит?
А черт не шутил! Если, конечно, это не заботливые птахи свили под козырьком гнездо! Да нет, птичьего гомона я не слышала, да и не похожа была грубая заплатка на работу пернатых.
Роста во мне без малого метр восемьдесят. В школе я из-за этого натерпелась: одноклассники дразнили меня дылдой, а тренер баскетбольной команды беспрестанно зазывал в секцию. На школьных дискотеках я во время медленных танцев вечно подпирала стенку, потому что пары для меня не находилось: мальчишки стеснялись пригласить девчонку, которая была выше аж на голову. К тому же я из ослиного упрямства упорно носила туфли на десятисантиметровых шпильках, чем только уменьшала свои шансы на симпатию у местных низкорослых кавалеров. В институте я забросила каблуки и перелезла в тапочки на плоской подошве. Эти балетки сыграли свою роль в том, что за мной стал ухаживать однокурсник, за которого я потом вышла замуж. Виталий был на два сантиметра меня выше, а поэтому даже на свадьбу я не могла позволить себе надеть модельные туфли. А толку-то? Брак рассыпался через несколько лет, оставив в моей душе разочарование в семейной жизни и обиду на мужчину, который принялся мне изменять чуть ли не сразу после медового месяца. В день развода я надела босоножки на вызывающе высоких каблуках. Правда, уже вечером забросила их в самый дальний угол.
Но теперь мой рост оказался кстати! Ведь если встать на перила, то можно без труда заглянуть в нишу между карнизом и «заплаткой». А в том, что ниша там есть, я была уверена!
Сбросив шлепки, я забралась на узкое металлическое балконное ограждение и осторожно выпрямилась. Карниз оказался прямо перед носом. Держась за него одной рукой, я другой потянулась к дыре между металлической крышей и выступом. Пальцы нащупали какой-то пакетик, обернутый в полиэтилен. Сопя от напряжения, я потянула сверток на себя. В душе я уже ликовала, но пакет вдруг застрял на полпути. И я, забыв про осторожность (все-таки гарцую на перилах балкона на пятом этаже!), дернула что есть силы неподдающийся клад и оступилась.
Говорят, в минуту смертельной опасности вся жизнь пролетает перед глазами. У меня же, кроме судорожного: «Ах!» и отчетливой уверенности в том, что я никогда не буду прыгать ни с тарзанки, ни с парашютом, никаких видений не было. Правда, почему-то подумалось: если я разобьюсь, то придется до приезда полиции и «Скорой помощи» лежать на обозрении всего честного народа в старых тренировочных штанах и несвежей футболке, заляпанной вареньем. Короче, никакого стиля! Вот стыд-то!
Размахивая руками и ногами, я полетела вниз, разрывая телом бельевые веревки соседей с четвертого, третьего и второго этажей, и, повторив трюк Яшки-моряка, оседлала куст акации. Филейную часть немилосердно саднило, жутко болели ноги, но я была жива! Спасибо, Господи! А правая рука по-прежнему крепко сжимала сверток размером с двухсотграммовую пачку печенья. Надо же, какая я алчная! Даже на пороге смерти не упустила свою добычу!
– Безобразие! – заголосила из окна четвертого этажа баба Лиза. – Опять веревкам каюк пришел! Яшка, сволочь, да когда ж ты образумишься!
И тут до старухи дошло, что Яшка-то давно умер! Она почти по грудь высунулась из окна на улицу, увидела меня, сидящую на акации, и закрестилась:
– Свят-свят! Ларка, ты же вроде не пьющая!
– Вызывай спасателей, баба Лиза, – просипела я, потеряв от ужаса голос.
Только сейчас до меня дошло: то, что я осталась жива, по меньшей мере – чудо!
Соседка закивала и скрылась. Я боялась пошевелиться, потому что ветки акации не только болезненно кололись, но и подозрительно подо мной потрескивали. И больше всего мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел меня в таком дурацком положении.
– Привет, – донесся снизу изумленный мужской голос.
Я осторожно повернула голову, чтобы посмотреть на окликнувшего меня человека, и пожалела, что я не невидимка. У подъезда стоял Максим и с интересом меня разглядывал. Еще бы, зрелище удивительное: взрослая тетка верхом на кустарнике. Комедия! Чаплин отдыхает!
Но леди должна оставаться леди в любой ситуации. Поэтому я растянула посиневшие от страха губы в любезной улыбке и даже помахала ручкой:
– Привет!
Баба Лиза выглянула в окно и крикнула:
– Держись, Ларка, спасатели близко! Щас тебя снимут! Чай, не впервой, наш адрес они хорошо запомнили!
Колесников посмотрел на меня с еще большим интересом.
Глава 9
Спасатели здорово удивились, увидев на акации трезвую девушку, а не постоянного клиента, который в хорошем подпитии любил вышагивать за перила балкона. Впрочем, парни очень ловко и аккуратно сняли меня с колючих веток и передали на руки фельдшеру «Скорой помощи».
Ехать в больницу я отказалась. Эскулап, удостоверившись, что жизни странной пациентки ничего не угрожает, обильно залил мой поцарапанный зад зеленкой и отпустил меня восвояси. Постанывая и еле передвигая ногами, я поплелась домой, проклиная строителей и архитекторов, не предусмотревших в пятиэтажках лифт. Колесников, надо сказать, по-рыцарски сопроводил меня до квартиры, обхватив за талию.
И тут постигло новое разочарование: дверь заперта, а ключи остались внутри! Я готова была разрыдаться, но бравый капитан подмигнул мне, вытащил из кармана связку каких-то металлических палочек и крючочков, вставил один из них в замочную скважину. И через мгновенье распахнул дверь. Ну, прям заправский квартирный вор! Только я ничему не удивлялась – сил не хватило. Доползла до дивана и осторожно легла на живот.
– Ты… это… – сказал Колесников, старательно глядя в сторону. – Переоделась бы.
– Зачем? – удивилась я и охнула, увидев свое отражение в зеркале, висевшем у дивана: тренировочные штаны и под ними тонкие плавочки от встречи с колючками акации изрядно пострадали, так что в прорехи явственно просвечивали зеленые ягодицы. Не женщина – павиан!
Взвизгнув от боли и смущения, я убежала в ванную, откуда появилась в банном халате до пят (это в тридцатиградусную жару!) и снова повалилась на диван.
Максим Андреевич хмыкнул, по-хозяйски расположился в кресле и заявил:
– Знаешь, я еще никогда не встречался с несостоявшейся самоубийцей. Что тебя потянуло свести счеты с жизнью? Такая молодая и красивая…
– Отстань, – огрызнулась я.
Мы сами не заметили, как перешли на «ты». Впрочем, Максима легко понять: трудно «выкать» тетке, которая только что раскачивалась на ветках, как обезьяна, а потом разгуливала в драных штанах перед всем честным народом. А я…
Со мной запанибрата, а я реверансы делать должна? Ну уж, дудки!
– И все-таки, можно узнать, что случилось? – не унимался капитан.
Я вдруг осознала, что по-прежнему сжимаю таинственный сверток, обмотанный посеревшим от пыли полиэтиленом. Из-за него я рисковала здоровьем! На глазах изумленного Колесникова я начала неистово раздирать пленку, а потом и оберточную бумагу, под которой прощупывалось что-то твердое. Похоже, металлическое. И не смогла сдержать разочарованного стона:
– А где портсигар?
Я уже мысленно определила ценность клада – серебряный или золотой футляр для сигарет века девятнадцатого, не позднее, каким-то образом попавший Яшке. Но вместо элегантной старинной вещицы я стала обладательницей жестянки из-под чая. Правда, дорогого.
Откинув крышку, внутри металлической коробки я обнаружила записную книжку в потрепанном кожаном переплете. Все! Нет, ну кому нужны такие «сокровища»? Неужели из-за этого старого блокнота учинили обыск в моей квартире, испортили мебель, напугали кота? На кой сдался подобный раритет напавшему на меня носатому бандиту?!
Видимо, от негодования я возмущалась вслух, потому что мой гость перестал хихикать, посерьезнел и холодным деловым тоном поинтересовался:
– Кто на тебя напал? Когда?
Я очень хочу быть слабой и беззащитной. Хочу, чтобы мужчины занимались решением моих проблем, оберегали меня и лелеяли. Ведь я женщина, в конце концов! Мне надоело быть сильной и самостоятельной! Поэтому, скорбно поглядывая на жестянку из-под чая, я как на духу выложила Колесникову все, что знала. О Яшке-моряке и бабе Клаве. О Людмиле и южанине. Об аквариуме и золотой рыбке. О погроме в моем уютном гнездышке. Об утреннем визите Людмилиного кавалера. И, наконец, о героическом поступке Петровны и об ее кирпиче.
Максим слушал, не перебивая.
– Яша в бреду все говорил: «Не отдавай порт…» – жаловалась я, – подумалось: в тайнике портсигар. Золотой или серебряный. Старинный. А оказалось…
Максим в задумчивости перелистывал записную книжку моряка.
– А это кто? Ты случайно не знаешь? – спросил он, показывая маленький снимок, на котором улыбалась девочка лет пяти-шести. Очаровательная «кудряшка Сью» с кукольным носиком и круглыми карими глазами с длинными пушистыми ресницами.
– Понятия не имею, – удивилась я. – Откуда это?
– В блокноте нашел. Может быть, у твоего соседа была дочь? Или племянница?
– Впервые слышу, – покачала я головой. – Баба Клава все сокрушалась, что Яшка никак не мог жениться. Откуда быть детям? Разве что осчастливил какую-нибудь мадаму в далеком порту.
– Между прочим, фотография подписана, – сказал Колесников. – «Дорогому Яше от Вики Степановой. 1997 год».
– Ничего себе!
Я вырвала снимок и уставилась на надпись, сделанную непослушным детским почерком на обороте.
– Шестнадцать лет прошло!
И тут меня словно по лбу щелкнули:
– Вика! Виктория! Вот о ком говорил Яшка! Он сказал: «Придет Виктория…» Кто, если не она?
И я требовательно уставилась на капитана, словно рассчитывала, будто он тут же притащит мне эту самую Вику Степанову.
– И зачем она придет? За золотой рыбкой? Чушь! За блокнотом? Зачем ей эта макулатура?!
Максим меня не слушал. Он по-прежнему перелистывал пожелтевшие страницы записной книжки и о чем-то размышлял.
