скачать книгу бесплатно
– Небось, говорят в немецких странах, мол, тиран я, – закусив куском пирога, продолжил беседу Иван. – Врут! Ты, Магнус, им не верь… Скажешь, Новгород? И что? Там предательство одно, крамола, с давних пор на Литву смотрят да о вольностях прежних мечтают. А не будет им вольностей. Я сказал!
Царь грохнул кубком по столу с такой силой, что подпрыгнули все стоявшие рядом блюда.
– О Старицких – тоже мое дело. Отравить меня удумали… слышь, Магнус – жену мою, Марию Темрюковну, отравили! Так что же мне с ними – любезничать? Лизавета, вон, аглицкая, письма шлет, мол, не слишком ли палку перегибаю. А сама во всем торговых мужиков слушает для-ради прибытков их гнусных. Тако рази государыня? Мхх… Ох, Магнус, душа моя! Я уж, конечно, грозный, но для кого? Для врагов своих, для предателей, для отравителей гнусных. А для друзей… ничего мне для друзей не жалко! Евфимию, племянницу мою, за тебя отдам. Прямо сегодня же и отдам, не думай. И войско дам – воюй за свою корону. Токмо меня, прошу, не обманывай.
Все сказанное царем за обеденным столом вовсе не было пьяным бредом, и вскоре «королевич» уже стоял под сенью Успенского собора близ моленного места самого царя Ивана и любовался великолепными фресками, время от времени украдкой бросая взгляд на стоявшую чуть позади невесту. Точнее, не невесту… как называется, когда помолвлены-то? А черт его знает. Тут совсем ничего не понять, даже не разобрать – красивая ли невеста или так себе. Шуба, парча, белила толстым слоем – личико-то у девы наштукатурено будьте-нате! Еще и щеки намалеваны красным, и губы. Этакая вот мода.
Помолвились быстро. Сам митрополит махал кадилом. Потом еще Магнус-Арцыбашев вассальную клятву царю принес… а затем… Затем на его голову торжественно водрузили корону! Небольшую, но самую настоящую – золотую, усыпанную драгоценными камнями. Водрузили и тут же принялись чествовать:
– Слава ливонскому королю!
– Властителю Ливонии слава!
– Царю православному Иоанну Васильевичу – ур-рараа!!!
Прямо в церкви и кричали, ничуть не смущаясь.
Устал за этот день Леонид, как собака! Вернувшись в хоромы, повалился на ложе, чуть ли не замертво. Петер, слуга, тут же кинулся к своему господину, проворно стянул сапоги.
– Слышь, Петька, – пьяно пробормотал Арцыбашев. – Ты это… ты, если кого увидишь… ну, тоже немца… так меня немедля буди.
* * *
Второй день пребывания путешественника во времени при дворе Ивана Грозного выдался столь же напряженным, как и первый, правда, не таким взбалмошным. Пир был только вечером, остальное же время…
С утра самого в покои королевича – или теперь уж короля? – зашел «канцлер Стчелкалов», или, говоря по-русски, Андрей Яковлевич Щелкалов, глава Разрядного приказа и думный дьяк. Кстати, родной брат его, Василий, как Леонид узнал от того же Петера, возглавлял Разбойный приказ, главную сыскную контору по уголовным делам.
Андрей Яковлевич в покоях не разговаривал, пригласил его величество короля Арцымагнуса Крестьяновича в собственный кабинет, располагавшийся здесь же, в Кремле, в так называемой Посольской избе – хороминах преизрядных! Беседа вышла чисто деловой и вполне конкретной. В обмен на вассальную клятву царь давал новоявленному королю не только племянницу, но и деньги, и, самое главное, войско. И даже жаловал несколько небольших прибалтийских городков, уже захваченных русскими войсками во время длящейся Ливонской войны.
– А возьмешь Ревель – он тебе и будет, – через толмача тыкал дьяк.
Толмач, впрочем, переводил как надо – вежливо.
– Столицей своей сделаешь. Ревель – это тебе не твой Эзель-остров, город богатый… Да что я тебе говорю!
– Понятно, понятно, – как смог, подыграл Леонид. – Насущные потребности государства российского требуют выхода к балтийским портам, к морю! Дабы торговлю заморскую развивать и…
«Канцлер» неожиданно расхохотался. Весело, почти что взахлеб. А похохотав, шутливо погрозил пальцем:
– Наш государь, Иоанн Василевич, не какая-нибудь там пошлая аглицкая девка! Не со вчерашнего дня государь. И до подлых мужиков торговых, до прибытков их, несть ему никакого дела, ты про то, Магнус, и думать не моги.
– Зачем же тогда война?
– Из чести! Отчины дедовы отвоевать, дабы неразумных людишек ливонских опекати отчески. Твое-то королевство нам как раз в подмогу выйдет.
Вот оказывается, за что война-то – «из чести»! А в учебниках-то вдалбливали – «выход к Балтийскому морю».
– К морю у нас и до войны выход был, – цинично прищурился дьяк. – Ивангород. Да и Нева-река, чай, наша. А посейчас – и Нарва. Да! Есть у нас один человечек морской, земляк твой, из датских немцев. Зовут Карстен. Карстен Роде. Кораблишки у него, людишки, пушчонки. Много зла уж он свеям да литовцам содеял, и тебе помогать будет. Если еще жив. Ну, вот… почитай, сладились. Вот тут подпиши…
Глянув на пододвинутую собеседником грамоту, Арцыбашев едва удержался от смеха. Ну, надо же – все как в том фильме. И как подписывать? И. о. короля?
Подумав, подписался: «Магнус». Дьяк улыбнулся, печать приложил.
– Я б хотел Кремль осмотреть, – хитро сменил тему Лёня. – И Москву. Чтоб никто мне не мешал в этом.
– Посмотришь, – Щелкалов, убрав печать в стол, покивал. – Только помни, ваше величество – времени у тебя немного осталось. Скоро на Ревель поход, и ты там главным будешь.
Леонид лишь хмыкнул – надеялся, что до этого уж никак не дойдет. Ишь ты, Ревель – Таллин, значит – взять. А Америку для Ивана Васильевича завоевать не надобно?
* * *
В осмотре Москвы «короля Ливонии» сопровождали все те же неразговорчивые опричники и собственный слуга Петер. В роли гида подвизался «молодший дьяк Федор» – расторопный и кривой на один глаза парень, присланный из Посольского приказа Щелкаловым.
В московские, шестнадцатого века, красоты Арцыбашев особо не всматривался, честно говоря, дел до них не было никаких. Просто еще раз убедился – никакая это не реконструкция, самая что ни на есть настоящая эпоха Ивана Грозного, без дураков! Столько изб, столько хором боярских на старинный манер настроить – никакому олигарху не под силу, даже Абрамовичу или Прохорову. Еще и массовку в соответствующие одежды одеть…
На Красной площади блестел недавно выстроенный храм. Тот самый, известный всем пряничный собор Василия Блаженного, возведенный в честь взятия Казани. На паперти, перед собором, стегали кнутом привязанную к врытому в землю столбу бабу. Довольно молодую, но ничуточки не сексуальную, со складками на боках и бессильно обвислой грудью. Ну да, в те времена бабы лет с тринадцати рожали, этой на вид тридцатник, значит, как минимум десять родов – с чего ей красивой да стройной-то быть?
Палач – молодой, с черной бородой парень – старался: плеть брызгала кровью, несчастная женщина вопила и извивалась. Собравшиеся вокруг зеваки посмеивались и плевались, стараясь попасть слюной в наказуемую, по возможности не задев палача. Не всегда получалось, впрочем, увлеченный своим делом экзекутор не обращал на это никакого внимания. Невдалеке, в десятке шагов, на аккуратно вкопанных кольях торчали полусгнившие человеческие головы с выклеванными птицами глазами.
Средневековый антураж, что уж. И все же, проезжая мимо в роскошном открытом возке, Леонид поспешно отвернулся. Выбраться бы отсюда скорей!
– В Кремль заворачивайте. Хочу Кремль посмотреть.
Увы, в Кремле от навязчивых провожатых тоже не удалось оторваться. Опричники не отставали от «королевича» ни на шаг, а прогнать их Арцыбашев все-таки не решался. Ладно. Поглядим ближе к вечеру… Или даже ночью.
– Вы Андрею Яковлевичу передайте, я и ночью могу пройтись, погулять.
– То можно! Токмо близко к воротам, ваше-ство, не подходи. Стража ночью слепа – пришибить могут.
– А мне и не надо к воротам, ага.
Леонид едва дождался ночи! На вечернем пиру и кусок в горло не лез, да и пить «ливонец» старался поменьше, сославшись на головную боль. Государь на этот раз оказался неразговорчивым, хмурым, да и вообще как-то быстро ушел, а следом разошлись и бояре.
Вот только от Петера не удалось избавиться. Узнав о том, что хозяин собирался отправиться на вечернюю прогулку один, мальчишка упал на колени и горько заплакал. Натурально! Всерьез.
– А ну как вы заплутаете, майн герр? Или случится чего? Где, скажут, слуга верный был! С меня ж тут с живого кожу сдерут… или на кол посадят!
Пришлось взять парня с собой. Да и ладно – пара лишних глаз не помешает. В случае чего на стреме постоять сможет.
К Тайницким воротам король и его юный слуга не подходили. Не доходя до них, свернули налево, в кусты. Ночь выдалась теплая, звездная. Яркий свет луны позволил Арцыбашеву быстро отыскать нужный амбар… на воротах которого, увы, висел устрашающих размеров замок.
– Опять вы в винный погреб, майн герр, – за спиной тихонько вздохнул Петер. – Тогда б уж спросили ключ. Ключник здешний, конечно, старик вредный… но от местной серебряной монетки не откажется.
– Ключник, говоришь… – пощипав бородку, Леонид задумчиво посмотрел на луну. – А если без ключника? Ничего нельзя сделать?
– Можно попробовать просто вытащить замковые петли, майн герр, – с готовностью предложил слуга. – А потом аккуратно поставить на место. Мы в Ревеле как-то такое проделывали…
– Ну, надо же, – подходя вплотную к амбару, хмыкнул «король». – Проделывали они… Ты сколько уже у меня служишь, друг мой?
Мальчишка горделиво расправил плечи:
– Уже целых полгода, майн герр! С тех пор, как вы изволили спасти меня от виселицы за… гм-гм… облыжно приписываемую мне кражу.
Последнюю часть фразы Арцыбашев так и не перевел – некогда было. Потрогал замок, потянул… Петли вместе с замком и пробойником поддались настолько легко, что освободившийся засов тут же рухнул наземь, чуть ли не на ногу «высочайшей особе». Молодой человек едва успел отпрыгнуть в сторону.
Слуга поднял пробойник, понюхал, а затем и лизнул…
– Однако конопляным маслом смазаны, майн герр! – доложил он свистящим шепотом. – Видать, и без вас есть любители попить вина забесплатно. Самого государя не боятся, дьяволы. Вот и считай после этого, что там, где боятся – там порядок. А вот ничего подобного!
– Я смотрю, ты философ.
Оба зашли внутрь, точнее сказать протиснулись – отрывать двери амбара нараспашку Арцыбашев не рисковал. Хоть он и король, а все равно как-то стремно. Внутри оказалось темно, хоть глаз выколи. Велев Петеру дожидаться у входа, Леонид включил прихваченный с собою фонарик – тот еще, из восемьдесят первого года – и медленно прошелся меж бочками, ища хоть какой-нибудь подкоп или провал. Ну, как-то же он здесь очутился, пролез… Увы, все оказалось засыпано. А может, плохо смотрел. Или просто…
– Кто-то идет, господин, – подбежав, хрипло доложил Петер. – Я слышал шаги…
В этот момент дверь отворилась, и призрачный луч серебристого лунного света озарил внутренности погреба. Господин и слуга, не сговариваясь, нырнули за бочки, где и затаились, каждую секунду ожидая окрика.
Однако никто почему-то не кричал, не поднимал тревогу. И видно было, как проскользнула в амбар чья-то шустрая тень. Скользнула и аккуратно потянула за собою ворота.
«Местные алкоголики отжигают», – усмехнулся про себя король. И оторванный замок их почему-то ничуть не смутил. Наверное, тут такое частенько творилось.
– Козьма! – в темноте негромко прозвучал голос. С небольшой хрипотцой, но тоненький. Девичий или детский. – Козьма, ты здесь?
Неведомый Козьма не откликался по вполне понятным причинам – его здесь и не было. Арцыбашев и Петер, ясное дело, тоже молчали, гадая – кого это сюда еще принесло за халявным вином да медовухою? Неужто в царстве московском все с юных лет алкоголики.
– Верно ушел… – тихо и, как показалось Леониду, с явным облегчением, промолвили в темноте. – Ужрался, псинище, даже замок не навесил. Ужо завтрева попеняю.
Послышались какое-то звуки, будто кто-то колотил камнем об железо… Так ведь и колотил!
«Огниво!» – глядя на вспыхнувшую свечу, догадался «его величество».
Закутанная в длинный плащ фигура – явно мальчишеская, детская – поставив горящую свечку наземь, наклонилась за бочки, достала оттуда какие-то предметы, в полутьме похожие на мячики… или, скорей, на бильярдные шары, только раз в пять больше. Аккуратно их разложила, расставила… Потом еще что-то вытащила… упала на колени! Забормотала злым, срывающимся в стоны, шепотом, раскачиваясь из стороны в сторону, словно читала молитвы:
– Макошь, мать-сыра земля!!! Благослови, мати! И ты, мати Лада, и ты, Хоре пресветлый, и Перун бо, и Сварожичи… – с удивлением услышал Арцыбашев.
Молитвы-то были языческие! Перун, Макошь, Хоре – это все языческие древнеславянские божества. Самые главные. А по российской терминологии шестнадцатого века – бесы! И зачем это пацан их вызывал? Тем более так истово…
– Смерть душегубцу кровожадному, смерть! Пусть горит в геенне вечной. За смерть батюшки мово, матушки… за всех. Смерть царю препоганому, смерть!
Ох, ничего себе! Не за Ивана ли Васильевича столь искренне молятся? Только отнюдь не во здравие, а на смерть! Однако-о-о-о…
– Кровью человечьей заклинаю тебя, Макошь-мать, и ты, Перун, не побрезгуй. Знай…
Резко распахнулись двери.
– А ну-ка, кто тут?
Фигурка юркнула, затаилась.
– А ну, Ермолай, ташшы-ко факел… Шас погдядим…
– Не надо факела, – отряхиваясь, поднялся из-за бочки Лёня. – То я, король ливонский со слугой. Выпить захотелось… и вот…
Проходя мимо упавшей свечки, молодой человек скосил глаза на шары и вздрогнул. Не шары то были – черепа. Не очень большие. Детские.
– Дак ты б, Арцымагнус Крестьянович, просто б слугу послал… – здоровенный парняга в длинном красном кафтане с позументами – не иначе стрелец – даже в призрачном лунном свете выглядел явно смущенным. Видать, не того поймал.
– Посылал, да не дождался, – зевнув, Леонид махнул рукой. – Пришлось самому следом идти. Ничего, засовчик слуга мой обратно на место поставит. Эй, Петер…
Ворота амбара открывались наружу, так что специально промасленный пробой можно было запросто выбить изнутри даже ребенку. Тем более не такой уж там, внутри, был и ребенок. Ростом с Петера, верно и по возрасту такой же.
Ишь ты, что умыслил! Наговоры на царя-батюшку класть. Впрочем, вмешиваться в здешние дела Арцыбашев вовсе не собирался.
Проводив «королевича» до самых хором, стрелец простился вполне почтительно, даже пожелал спокойной ночи. Но «по команде», гад, доложил! И утром Леониду – королю!!! – пришлось оправдываться перед Щелкаловым. Впрочем, не столько оправдываться, сколько нагло просить выпивки. Каковая, впрочем, и была обещана.
Глава Разрядного приказа не обманул. Бочонок медовухи и серебряный кувшин с мальвазеею дворцовые служки доставили уже к полдню. К выпивке прилагалась закуска – сладкие коврижки, орехи и коржики.
Арцыбашев, как раз собиравшийся к царю на вечернюю трапезу, ко всему этому отнесся с прохладцей. Почти целый день молодой человек пребывал в глубокой задумчивости, размышляя, правильно ли он поступил, выручив из беды неизвестного мальчишку. Ежели б того накрыли с черепами – бедолаге явно не поздоровилось бы! Как и самому Леониду в подобной компании. Вином бы тогда не оправдался, вряд ли. А так… вроде все гладко прошло.
Кто ж такой тот мальчишка, что делал наговоры на самого царя? Откуда взялся он здесь, в Кремле, у самого царского трона? Наверное, сын одной из многочисленных жертв грозного тирана. Хм… если так, тогда почему не казнен вместе с родителями? На худой конец – не сослан? Шляется по Кремлю с черепами, по ночам по подвалам шастает… По подвалам! А этот парень явно должен бы знать… ну, хотя бы вот тот амбар, через который Арцыбашев попал в эту жуткую эпоху. Эх, отыскать бы мальца… Только вот как бы?
С той самой ночи все подвалы да амбары в Кремле позакрывали на замки, а к некоторым еще и приставили стражей. К «тому» амбару – тоже. Здоровенный такой парняга стоял, в черном опричном кафтане, с бердышом, при сабле. Не пройдешь, не проникнешь… вот незадача-то.
Весь день Леонид так и промаялся в пустых раздумьях. Исподволь расспрашивал собственного слугу да все пытался вспомнить, что же он знал о принце Магнусе. А мало чего знал! Датчанин. Младший брат нынешнего датского короля Фредерика. Судя по одному слуге – явно не богат, скорей беден, если по королевским меркам брать.
Моргая светло-серыми глазами, юный слуга Петер на расспросе показал, что король Фредерик лет десять назад купил у Эзельского епископа Иозана фон Мюнхгаузена весь его остров, да и не только остров – все епископство. Остров Эзель – Сааремаа, Пильтен, еще несколько замков и – с каких-то хренов – право на Ригу и Ревель.
– Это ж откуда у эзельского епископа такие права-то? – изумился молодой человек. – Надо же – Рига!
Петер пожал плечами:
– Не знаю, откуда права, а только и они проданы были. За тридцать тысяч талеров, так как-то. Только ратманы Ревеля и Риги с теми правами не согласились.
– Поня-атно! – хохотнул Леонид. – Что они, дураки, соглашаться? А Пильтен – это что?
– Епархия, майи герр, – слуга удивленно моргнул. – Пильтен, Донедаген, Эрвален и все такое прочее. Если и есть в мире какая-то жуткая дыра – то это именно там. Да что вы, ваше величество, забыли, как в тамошней грязище застряли?
Новоявленный король Ливонии рассеянно махнул рукой и задумался. Как-то ему здесь вдруг показалось неуютно – парень тот, со стрелой в груди, некстати вдруг вспомнился. Дьяк еще этот, Андрей Щелкалов – в Ливонию грозится отправить. Хотя не он грозится – самого царя воля! Ишь ты, войско дает. Так, собственно говоря, принц Магнус в Москву за тем и приехал. За войском русским да за ливонской короною… жаловать коей Иван Васильевич, при всем к нему уважении, уж никаких прав не имел. Впрочем, в Ливонии сейчас такое творилось, что сам черт ногу сломит. Немцы, шведы. Поляки, русские… Датчане, вот. Хотя Дания-то уж слишком в ливонские дела не лезла. Хватало всяких прочих шведов.
Не-ет, в Ливонию никак нельзя! Ухайдакают еще шальной стрелой или пулей… Или с лошади упадешь да свернешь себе шею – запросто. К тому же выход-то в родную эпоху – здесь, в Кремле. А не в Ревеле, не в Риге, не на Сааремаа.
Черт, черт, черт! Как бы от этого похода-то откосить? Может, больным сказаться?
Ничего придумать Арцыбашев пока не успел – не дали. Снова явился дьяк Андрей Яковлевич, канцлер, приставленный к знатному иностранцу, надо думать, самим царем. Явился, поклонился и, щелкнув пальцами, пригласил «господина короля» на «служилых людей ристалище», сиречь на военный смотр.
Отказываться было как-то неудобно, пришлось собраться, пойти… Единственное, что все же сделал «принц» – это заявил, что чувствует себя как-то не очень – мутит после вчерашней пьянки, потому верхом… ни-ни!
– Ничо, – ухмыльнулся дьяк. – Лошадь тебе смирненькую подберем. А по пути заедем – рассолу попьешь.
