скачать книгу бесплатно
– Ну, вот – будет теперь ваша Полинка польской пани. Ладно! Пошел я спать. За сбитень спасибо.
– Покойной ночки, боярин-батюшко.
С черного, как плащи ночных злодеев, неба, щурясь, смотрели вниз желтые звезды. Зацепившийся за вершину высокой сосны месяц, казалось, так и повис там, не в силах сдвинуться с места. Нет… вот чуть-чуть сдвинулся.
Ремезов запрокинул голову и, услышав за спиной чьи-то осторожные шаги, обернулся, резко выхватив из-за пояса нож. Кому не спится? Кто тут в ночи бродит? Эх, жаль, меч-то остался в шатре.
– То я, боярин, – стряхивая с плеч снег, выбралась на опушку приземистая, с квадратными плечами, фигура в нагольном полушубке.
– Митоха! – узнав, молодой человек убрал нож.
– Ходил, проверял сторожу, – глухо пояснил наемник. – Едва стрелу в грудь не схватил – кто-то шмальнул из кусточков. Да опосля бежать бросился – язм за ним, так он, тать, на лошадь – унесся, только и видел. Видать, места тутошние ведает. Ой, боярин, нехорошо это!
Ремезов настороженно огляделся по сторонам, словно бы силясь узреть что-то в загадочной тьме ночного зимнего леса:
– Думаешь – обложили уже? Нападут?
– Не знаю, боярин, не знаю, – покачал головою Митоха. – Посейчас – не думаю, чтоб напали, слишком уж народу здесь много. А вот завтра… Завтра все случиться может.
– Так заранее приготовимся, – поправив нож, Павел глухо усмехнулся. – Выставим усиленную сторожу.
Рязанец хохотнул:
– Она у нас и так, боярин, усилена. Одначе не так тати лесные страшны… И крыж твой у меня из головы нейдет. Кто-то ж его к твоему плащу подвесил. Зачем?
– Вот и я думаю – не сам собой прилепился.
– А крыж-то немецкий, орденский.
То-то и оно, что орденский. Павел прикрыл глаза, вспоминая немецкие рыцарские ордена в Прибалтике: меченосцы, тевтонцы… впрочем, меченосцев нет уже, после поражения от литовцев, примкнули к тевтонцам – деваться некуда. Так сказать – аншлюс. Нынче еще – ливонцы – отделение Тевтонского ордена в Ливонии… А эти, верно, могли бы сюда добраться… при желании. Хотя это же через Литву, да через все полоцкие земли идти. Однако почему б и не пройти? Никаких четких границ – тем более пограничников – нет – одни леса – дубравы, рощи – без конца да без края. И еще не известно – может, полоцкий князь с немцами орденскими задружился, скажем, против тех же литовцев или поляков. Или – против епископа рижского. Почему бы и нет? Все может быть, настоящая-то жизнь – она куда сложней, чем в школьных учебниках описано.
– Может, Тихона предупредить? – подумав, предложил Ремезов. – Вот прямо сейчас и разбудим, дело такое…
– Не стоит, боярин, – наемник отозвался приглушенным шепотом. – Не нападут они сегодня… кто бы ни был – немцы, литовцы, тати лесные – уж слишком много народу сейчас тут. Если что и будет, так завтра – и то, ежели нападут, так еще неизвестно, на нас ли? Тут как посмотреть. Так что не стоит сегодня людей зря тревожить. Завра Тихону Полочанину скажем.
Выслушав собеседника, Павел согласно кивнул:
– Завтра так завтра.
Оба одновременно вздрогнули: где-то не так уж и далеко, за оврагом, послышалось лошадиное ржание. Потом завыл волк.
– Не спится и зверю лесному, – покачав головой, ухмыльнулся рязанец. – Да и с чего ему спать? Волка, чай, ноги кормят.
– Да всех волков, – зевнув, Ремезов махнул рукою. – Двуногих – в первую очередь.
Глава 7
Волков ноги кормят
Ноябрь 1240 г. Полоцкое княжество
Торговый гость Тихон Полочанин к словам Павла и Митохи отнесся сдержанно, однако против того, чтобы выставить на ночь двойные посты, ничего не имел, правда, предложил усилить охрану не на всю ночь, а только под утро.
– Ночью-то не нападут, нет – чего видно-то? Кто свой, кто чужой? Что грабить?
– С факелами могут, – осторожно заметил наемник.
– С факелами? – купец рассмеялся, подергав усы. – А на что такая возня? Когда можно спокойненько – утром. Или даже днем. Людям своим, боярин, скажи – пущай в оба глаза посматривают да докладывают обо всем подозрительном немедля.
Ремезов коротко кивнул:
– Сказал уже.
– Ну, тогда – помолясь, едем.
Торговый караван направлялся полоцким шляхом к Менску, которого и достиг дня через два, без всяких приключений. Никто на купца Тихона не напал – ни немцы, ни литовцы, ни свои тати.
«Зачем же тогда крест? – сидя в седле, рассуждал про себя Павел. – Что же, и в самом деле – случайно? А, может, его самого просто с кем-нибудь перепутали? А тот подозрительный, чернявый…» Утром Ремезов все же спросил о ночном госте Охрятку, и тот пояснил со всем почтением: мол, с тех обозов парень, подошел, вышел из лесу – с хворостом, дескать – за дровишками уходил. Ну, и в чем его было подозревать? Действительно – в чем? А в корчме – там-то с кем рыжий изгой цедил бражицу?
– Не, не с им, – улыбался Охрятко. – Тот, что в корчме – земляк наш, его Лутоней звать, а у этого я и имя не знаю. Не спросил, запамятовал, да и что спрашивать-то, коли человека в первый и последний раз видишь?
Действительно, объяснил вполне здраво. Ну, чернявые – и тот, и другой – дерганые. Так мало ли на белом свете чернявых да дерганых? Ничего такого уж подозрительного в этом нет. Да и разбойники – если они и вправду были – что-то не очень-то торопились нападать.
– И все же ты в Менске посмотри за Охряткою, – на всякий случай предупредил наемника Павел. – Вдруг, да и там он с этим чернявым-дерганым встретится? Вот тогда можно будет и спросить, да не просто – с нажимом.
– Я бы, боярин, его б и сейчас спросил.
– А какие к тому основания? Да и Менск уже скоро, Тихон сказал – нынче ночевать уже в городе будем.
– То так.
Город Менск – небольшой, вытянутый в длину и по большей части – не считая нескольких храмов – деревянный – встретил караван оттепелью. С крыш, с крепостицы-детинца падали вниз тяжелые мутные капли, низкое серое небо сочилось влагой, пахло прелым навозом и вкусным теплым запахом только что испеченного хлеба, который торговцы не преминули попробовать, заглянув в первую же попавшуюся корчму. В этой корчме – грязной, маленькой и тесной – однако, не остановились, расположились на ночлег на самой окраине – на постоялом дворе, хозяин которого – веселый круглолицый мужик с окладистой, уже тронутой заметной сединой бородой – оказался старым знакомым Тихона Полочанина, предоставив торговым гостям и сытную трапезу, и мягкую постель.
Никаких чернявых да дерганых ни в корчме, ни на постоялом дворе, ни в церкви, куда купец и его люди зашли поутру, не было – Митоха так и доложил, и ему можно было верить. Уж если б кто-то подозрительный появился, наемник явно не стал бы молчать, мало того – начал бы действовать.
Значит, все подозрения строились на пустом месте, можно было спокойно ехать и дальше – в Берестье, что на волынской земле. Здесь, в Менске, почти все заинтересованные люди знали что именно в тех краях остановились дожидаться «путней зимы» татары во главе с самим «мунгальским царем» Батыгой Джучиевичем и многими княжичами. Впрочем, Тихона сие отнюдь не пугало, а, наоборот, успокаивало – еще бы, у него ведь имелась «пайцза»! Грубо говоря – пропуск и даже более того – мандат.
Берестье – это был последний город, оттуда купец уже поворачивал обратно, закупившись товарами, что привозили немецкие купцы: медными крицами, вином и штуками доброго несносимого сукна, уж этим-то товаром – в первую очередь. Там же, в Берестье, Тихон Полочанин намеревался взять и соль, частью которой и расплатился бы с охранниками. Ну, а уж дальше… А дальше Павел имел свои планы: отправив «дружину» обратно, искать Субэдея, а уж дальше – как Бог даст! Риск, конечно, но пока ничего лучшего молодой человек придумать не мог, как ни старался. Ну, разве что выкрасть у купца пайцзу? А что? Не самому, конечно – подобными воровскими умениями Ремезов вовсе не обладал. Попросить… того же Митоху. Интересно, где Тихон прячет пайцзу? Наверное, носит на груди. И бережет пуще зеницы ока – этакую-то полезную вещь! Да… с пайцзой было бы куда легче, странно, что эта простая мысль как-то не приходила в голову Павла раньше… Да и не могла прийти! Откровенный же криминал – кража! И все же – хоть какой-то шанс. Ремезов примерно представлял себе, как может наложиться волна на волну – резонанс – просто пристально и долго смотреть в глаза, естественно, с близкого расстояния. Однако кто ж позволит приблизиться к великому полководцу? Верные нукеры живо зарубят саблями… или спину переломают – запросто. Не-ет, тут надобно что-то придумать, действовать похитрей.
Пайцза! Вот засела она Павлу в голову, да так, что и не выкинуть никак. Да и не нужно выкидывать – полезнейшая, необходимейшая в задуманном предприятии вещь! Только вот – кража… Все это как-то Ремезова коробило, не мог же он вот просто так взять – и украсть, он же не гопник какой-нибудь, а вполне вменяемый человек, интеллигентный даже… книгу вон о творчестве Франсуа Мориака пишет… и написал бы, если б не Полетт.
Ремезов тряхнул головой – вот ведь мысли пришли, тьфу ты! И, главное, если б свои, а то – чужие… Вот уж резонанс был, вот уж зацепился… так бы и с Субэдеем, да.
А, может быть – не выкрасть, а… купить, выменять. Или – выиграть! Купец во что играет-то? Карты еще не изобрели… в шахматы? Хм… скорее – в кости. Игра несложная, но требует определенной сноровки, которой у Павла, увы, не имеется. Да и откуда ей взяться-то? Уж не от чтения же Франсуа Мориака или Эмиля Золя?
И все же – выиграть… Это ж не украсть.
Как выехали из Менска, молодой человек тут же заговорил на эту тему с Митохой. Об играх расспрашивал – наемник отвечал с охотою, видно, был в этом деле докой.
– В кости, боярин мой, везде по-разному играют, и метают по-разному – стаканчиками, руками. Да и игры разные – пуло, раскидоха, зернь.
– А самая простая какая?
– Известно – в раскидоху. Кости бери да мечи – у кого больше очков выпадет, того и игра.
– И много народу в раскидоху играет?
Рязанец ухмыльнулся:
– Так ведь, боярин, немало. Только вот выигрывают не все, больше проигрывают – армяк последний сымут, а бывает – и крест. Хуже браги кости эти. Язм знаю – игрывал.
– А купец наш, как ты думаешь, сыграл бы?
– Тихон-то? – наемник задумчиво сдвинул шапку на затылок. – Не думаю, чтоб играл – тогда б не был купчиною-гостем, рано или поздно, а все равно проигрался бы. А что ты, господине боярин, спрашиваешь? Сыграть хочешь?
– Что ты, что ты, – округлив глаза в нарочитом испуге, Ремезов быстро перекрестился. – Так просто расспрашиваю, от скуки.
– Скуки ради можно сыгрануть по маленькой, – понизив голос, заметил Митоха. – Так, на привале, днем.
– А кости? У тебя есть при себе?
– При мне нет… Да ты не переживай, боярин! Неужто в караване игральных костей не найдем? Приказчики да погонщики – всяко, игрывают. Спросим! А с купцом, если что, я играть сяду. Тебе что от него надо-то?
– Вещь одну, – не стал скрывать Павел, да и чего было скрывать – судя по последним словам наемника, тот уже давно обо всем догадался.
– Пайцзу!
– Пайцзу, – Митоха спокойно кивнул, словно бы нечто подобное и ждал и теперь лишь обдумывал дальнейшие свои действия. – Не-ет, не думаю, чтоб купец ее на кон поставил. Даже если и играть сядет… не думаю. Легче, господине, украсть!
Боярин махнул рукой, а, чего уж теперь!
– Ну, если такая возможность будет…
– А поглядим, – прищурившись, наемник оглянулся на обоз. – Может, что и сладится. Но сначала – сыграть попробуем.
Как и договаривались, играть сели перед обедом. Пока слуги раскладывали костры, мостили лапник, котлы ставили… К этому времени Митоха уже раздобыл у погонщиков кости – желтые, скользкие, полустершиеся от частого употребления. Сели невдалеке от купца, разложились.
– Слушай, боярин, про раскидоху, – тоном заправского крупье объяснял наемник. – У вас, в деревнях, я видал, как играют – не так, как в городах принято. Бери-ка кости… метай, да так старайся, чтоб они как можно ближе друг к другу легли, а частью – бог даст – и друг на дружку бы. Оттого очки лишние, потому и «раскидоха». Ну! Метай же!
Первые разы Ремезов бросал неудачно – кости ложились хаотично, неведомо и куда, к тому ж еще и по очкам – кот наплакал. Иное дело – рязанец! Уж тот-то кидал косточки одну к одной, с перехлестом, да и с очками – все пятерки да шестерки, не то что у Павла – двойки-тройки-единицы. Как у отстающего ученика в классе для детей с задержкой психического развития.
Тихон-купец смотрел-смотрел – не выдержал, подошел ближе, присел на лапник.
– А погляжу!
Погляди, погляди… Что еще делать-то, пока каша не сварится?
Снова метал кости Ремезов, его выпала очередь. На этот раз все выходило лучше, ухватистей, однако ж до наемника все еще было далеко.
– Ты-то сам, Тихон-гость, игрываешь? – посчитав выпавшие очки, про между прочим поинтересовался Митоха.
– Игрывал когда-то, по молодости, – погладив бороду, не затянул с ответом купец. – Не бросил бы – гостем бы торговым не стал, проигрался бы.
– Да-а… Неужто так-то?
– Так, так, – купец снова пригладил бороду, бросив на Митоху с Ремезовым быстрый пристальный взгляд, довольно подозрительный и недобрый, чего, впрочем, не заметили поглощенные своим азартным занятием игроки.
– Давай, давай, Митоха – метай! А вот теперь – моя очередь. А ну-ка… Если бы да кабы, кабы да если бы, опа-опа-оп!
Павел уже перехватил все приговорки рязанца, и вот теперь выкрикивал, ибо, как пояснил наемник – в кости молча играть – беса тешить. Хотя… и не молча-то… Любой азарт, хоть «костяной», хоть «футбольный» – а все тому же потеха – рогатому.
– Игрывал, игрывал, – высморкавшись в снег, усмехнулся Тихон. – Да и посейчас так, иногда, по маленькой или по безделице какой.
– Это хорошо, коли по безделице, – Павел хохотнул, бросая кости. – Эх, плохо легли! Ла-адно… А что, Тихон-гость, сыграем? Как ты и говорил – по маленькой: я крест тот поставлю, а ты… да хоть свою пайцзу. Чай, ведь не золотая она у тебя?
– Не, не золотая, – тряхнул бородою купец. – Серебряная, с кречетом. И поставил бы – да уж больно нужная вещь.
– Да шучу, шучу, – Ремезов улыбнулся как можно шире. – Кто бы спорил?
Тихон задумчиво снял с головы шапку, стряхнул мокрый налипший снег, прищурился, словно бы от яркого солнца, хотя солнца никакого не было – день стоял смурной, хмурый, хорошо, не дождило, хоть и мокрый, а все же снежок падал.
– Могу и пайцзу поставить, – неожиданно заявил купец. – Не одна она у меня, еще есть. Токмо не против креста медного, а… супротив двух соляных кругов, из тех, что я тебе, боярин, должен! Согласен?
– Ну, – кивнув, Павел даже не знал, огорчаться ему или радоваться.
С одной стороны, конечно, хорошо – как только что выяснилось, Тихон Полочанин с пайцзой своей расстаться может легко и спокойно. Но с другой… боярин-то младой – совсем никакой игрок. Вот если б Митоха… Ладно! Там видно будет.
– Вона она, пайцза-то! – поднявшись на ноги, купец махнул служке. – А ну-тко, Терентий, принеси с моих саней сундучок малый…
Терентий – хлипкий, небольшого росточка, парень – враз кинулся исполнять приказанье, притащил из саней сундучок – небольшой, в размер саквояжа, окованный железными тоненькими полосками, с замком…
Сняв с пояса связку ключей, Тихон отпер замочек – маленький, изящный, но, похоже, крепкий, надежный…
– Новгородской работы замочек! – откинув крышку, не преминул похвалиться торговый гость. – А вот и пайцза.
Павел с любопытством взял в руку небольшую, с ладонь, серебряную дощечку с изображением кречета и какими-то замысловатыми буквицами… уйгурское письмо, не иначе.
– Полюбовался, боярин?
Убрав пайцзу обратно, купец отдал слуге сундучок:
– Завсегда он в моих санях стоит, в изголовье. А нынче – в опочивальне стоять будет.
– В опочивальне? – Митоха с Ремезовым удивленно переглянулись.
– Да, да, в опочивальне, – мелко рассмеялся Тихон. – Сеночь не в лесу – в деревеньке одной заночуем. В два двора деревенька, а староста, Твердислав, – знакомец мой старый.
Наемник хмыкнул в рукав:
