скачать книгу бесплатно
Парнишка смущенно моргнул:
– Так не будем за лиходеем гнаться?
– Не будем. На что он нам? Мы, Федя, лучше сейчас в церковь пойдем. Самое время.
В тот самый храм и зашли, что располагался поблизости – деревянный, с сияющим золотистым крестом. Внутри было благостно, кругом горели свечи, строго смотрел с большой иконы Иисус, с неизбывной добротой взирала на молящихся Богоматерь. Иконы помельче изображали особо чтимых святых – Георгия Победоносца, Николая Угодника, еще кого-то, кого именно – Егор не знал, а спросить у Федьки стеснялся.
А потому стоял, да, периодически крестясь, молился, уж как умел:
– Господи, дай мне силы все воспринять, выстоять и, самое главное, дай надежду вернуться. Туда, к прежней своей жизни, ибо быть здесь я вовсе не должен… Ведь не должен же, правда?
Строго смотрел Иисус. Поигрывал копьем Георгий Победоносец. Николай Угодник вскинул руку в благословении…
– Господи и вы, все святые – помогите же… помогите… хотя бы для начала – все здесь понять и принять.
Оба, Егор и Федька, пробыли в церкви где-то с полчаса или чуть больше. Отрок молился истово, бухался на колени, плакал, что-то просил…
– Еще бы свечки поставить, – тихо промолвил Вожников. – Да жаль, денег нет.
– Денег-то, господине Егорий, на них и не нужно. Пула или полпирога хватит, вона, – Федька подкинул невесть откуда взявшуюся на ладони монетку из позеленевшей меди. – Сейчас у дьячка куплю.
Поставив свечки, кому – за упокой, кому – за здравие, помолились еще немного, вышли и, повернувшись на паперти, перекрестились, отвесив глубокий поклон.
– Ну, что – теперь в корчму, господине? Или у тебя какие другие дела есть?
Егор грустно улыбнулся:
– Нету никаких таких дел, Федя. Пошли покуда в корчму, а там… там видно будет.
Солнце клонилось уже к закату, цепляясь на холмах за черные вершины сосен. Тянулись по городу длинные темные тени, сгущались, фиолетились сумерки, лишь крест на маковке храма все так же сиял, озаренный оранжевыми лучами заката.
– Ворота закрывают в детинце, – услыхав донесшийся откуда-то мерзкий достаточно громкий скрип, прокомментировал Федька. – В корчме вечером поснедаем?
– Думаю, что да, – Вожников рассеянно повел плечом. – Неужто Борисычи пожадничают?
– А Борисычи – они завсегда с нами будут? – отрок тут же задумался и уточнил: – То есть мы с ними.
– Не знаю, – честно признался Егор. – Думаю, нет, уйдут, куда им надо. Да мы уж как-нибудь и без них проживем, верно?
– Верно! Ватажку с Антипом соберем – чего не жить-то? Главное, чтоб людей поболе.
Федька радостно засмеялся, в светлых глазах его заиграли багряные остатки солнца.
Ишь ты, ватага! Вожников снова задумался, не обращая внимания на промокшие ноги – лужи кругом, все-таки – весна! Что и говорить – апрель, звенит капель. Даже здесь, на севере, скоро реки вскроются, пройдет ледоход, спадет водица, пути-дорожки высохнут, вот тогда и…
А тогда – куда? Ему-то, Егору, все равно абсолютно, что здесь, в Белоозере, что в каком-нибудь другом месте. Раньше хоть было занятие – шли. А теперь что? Что делать и чего возжелать?
На постоялом дворе к вечеру оказалось людно до такой степени, что буквально не протолкнуться. В корчме за столами свободных мест не было, все скамейки да лавки забиты полностью – кто-то уплетал за обе щеки щи, кто-то лакомился пирогами, большинство же тупо хлебало медовуху, время от времени закусывая квашеной, уже почерневшей капустой.
Бритоголовый кабатчик Ахмет Татарин, завидев новых своих постояльцев, кивнул:
– Господа гости у себя в овине ужинают, и язм вам в ригу пирогов и квас пришлю, лады? Хотя можете и тут присесть, пождите только, пока кто-нибудь не упьется.
– Не, уважаемый, ждать мы не будем, – с ходу отказался Егор. – К себе в ригу пойдем, Антип-то, товарищ наш, там, верно?
– На посад ушел, еще не возвращался. Вы его там не встречали?
– Нет.
Отрицательно мотнув головой, Вожников вышел во двор и, обходя купеческие возы, направился к риге – дощатому сараю для обмолота и сушки снопов. Борисычи обретались чуть подальше – в овине, представлявшем собой приземистый сруб с печью – опять же, все для той же сушки.
– И овин у Ахмета, и рига, – на ходу покачал головой Егор. – А не все одно? Лучше б два овина выстроил, так?
– Не, Егорий, не так, – входя вслед за Вожниковым в ригу, охотно поддержал беседу Федька. – Тут – как какое лето. Когда в овине лучше хлебы сушить, а когда и в риге – в риге-то попрохладнее, да и ветер. Это на зиму, вона, хозяин щели заткнул, да печь истоплена… и все равно – не так уж и жарко.
Жарко точно не было, но и не так, чтобы холодно, вполне хорошо, нормально – лишь бы ночью не прихватил морозец. Впрочем, туристы-спортсмены – люди привычные.
– Правду татарин рек – нету еще Антипа-то, – присев на длинный дощатый ларь, застланный волчьей шкурой, Федька устало вытянул ноги и скинул армяк. – А тут хорошо, спокойно. Вон и свечечка сальная – поди, хозяин велел принести. Я зажгу, а то темно тут.
– Давай, – махнул рукой Вожников, присаживаясь на точно такой же ларь. – Углей вон, в печи посмотри… Ох, тут и запах – не угореть бы!
– Не угорим, щелей много.
Затеплилась, закоптила сальная вонючая свечечка, восковую-то пожалел кабатчик. Снаружи послышались чьи-то быстрые шаги, тут же распахнулись двустворчатые двери-ворота.
– Хозяин-от пирогов прислал да кваску, – проворный корчемный служка поставил на низенький, как видно, недавно принесенный в ригу стол глиняный кувшин да большое деревянное блюдо с пирогами, поклонился. – Угощайтеся.
– Ух, и поедим же! – едва служка ушел, Федька закрыл ворота и радостно потер руки. – Можно пирожок взять, Егорий? Аль Антипа пождем?
– Да что ждать-то? Кушай! А Антипу мы пирогов оставим.
Отрок довольно заработал челюстями:
– Вкусны пироги-то! С вязигой.
Вожников лениво хлебнул кваску, что-то вовсе не чувствуя аппетита. Еще бы – такое-то моральное потрясение! Пятнадцатый век… всерьез, похоже! И еще эта казненная колдунья… колдунья… Так, может быть? Может быть – вот хоть этак попробовать? Найти здесь волхвицу, обратиться с той же просьбой, что и к бабке Левонтихе – мол, продай водицу-снадобье, чтоб нехорошее чувствовать. А потом – вот так же, в прорубь. Вдруг да повезет? Ведь почему бы и нет-то, отчего ж не попробовать? Попытка не пытка. Осталось только колдунью найти, а с этим, как отчетливо представлял теперь Егор, могли быть большие проблемы. Не жаловали тут волхвиц-то! Кнутами хлестали, топили в проруби, головы рубили, потому и колдуньи наверняка на виду-то быть опасались, прятались, а, если кому ведовством помогали, так только своим, кому доверяли… ну, либо по их – своих – наводке.
Егор неожиданно улыбнулся: пришедшая мысль показалась ему весьма здравой и вполне пригодной к реализации, пусть даже и не сразу. Ну, сколько времени придется искать ведьму? Не день, не два, неделя – это как минимум, а то и две-три… месяц. Тут еще и самому б не спалиться, не то мигом донесут местному князю, а тот пошлет людей – «имать». Всяко может быть, как бы самому головы не лишиться за подобные поиски. Тут надо не торопясь, осторожно…
Кто-то вновь распахнул двери – Антип. Громыхнул сапогами; завидев пироги да кувшин – ухмыльнулся:
– Вот хорошо – пирогов-то.
– Присаживайся, Антип, к столу, кваску хлебни.
– И хлебну, – пригладив бороду, кивнул Чугреев. – Запыхался что-то. Правда, верных людей еще не нашел, но – на них вышел. Не сегодня-завтра – сыщу. Эх, будет у нас скоро ватага! Ничо, парни, прокормимся, серебришка себе добудем и славы – уж это – кому что.
– Дядько Антип, – осторожно начал Федька. – А и то, и другое – можно? Ну, и серебришка, и славы.
Антип гулко захохотал:
– Слава-то тебе зачем, отроче? Подрасти сперва, а сейчас смекай – слава-то, она не одному, она всей ватажке нужна, чтоб знали про нее, чтоб боялись. Ты, Егор, зря зубы скалишь – без ватаги нам сейчас никак, на что жить-то? Борисычи сказали, что просто так кормить нас не намерены. Ну, окромя того, что они тебе за проводника должны – то заплатят. Немного, конечно – много у них сейчас и нету, но – что-то заплатят. Так… малость.
– Что же, выходит, зря я в проводники вызвался, целый месяц убил?
– Не-е, Егорий, не зря-а, – растягивая слова, Чугреев смешно вытянул губы в трубочку. – Борисычи-то, чай, не простые люди. Отблагодарят, не сомневайся, только б пофартило им.
– Дядько Антип, я ведь тоже с вами – в ватагу? – напомнил о себе Федька. – Сбегать куда, чего где разузнать – я тут, мигом. Ну и – в схватке.
– В схва-атке! – скривившись, передразнил Антип. – Ты хоть оружный-то бой знаешь ли? Саблей рубишь? Палицей, шестопером бьешь? Или кистенем?
Подросток пристыженно опустил голову:
– Не-а.
– Вот то-то, что – не-а. Учить тебя надо… Готов учиться-то?
– Готов, дядько!
– Готов он… – Хмыкнув, Чугреев с хитрецой взглянул на Егора: – Оружному-то бою покуда учиться и не на чем, а вот кулачному… есть тут у нас дока. А, Егорий? Ты как?
– Боксу, что ли, вас обучить? – с удивлением уточнил Вожников. – Так для этого времени много нужно. И тренировки – каждый день до седьмого пота. Да и староваты вы уже оба – даже Федор… тебе, Федь, сколько лет-то?
– Пятнадцатый.
– Ну, вот – я так и думал.
Чугреев нахмурился:
– Так что ж – не научишь?
– Да куда ж я от вас денусь?! Уж чему-нибудь научу, хотя б удар поставлю. – Снова хлебнув кваску, Егор шмыгнул носом. – Только перчатки бы… тут прямо, в риге, и приспособились бы.
– Мешок найдем, а вот рукавицы перстатые…
– Сойдут и обычные рукавицы, только на меху, зимние.
– Сыщем.
Доев пироги, улеглись спать – Антип с Федькой – вдвоем на одном ларе, Егор, как более габаритный – на другом, отдельно. Спали не раздеваясь – холодновато, – укрывшись хозяйской сермягой да волчьими шкурами.
Антип безбожно храпел, Федька во сне вскрикивал, метался. Что из этой симфонии разбудило посреди ночи Вожникова, храп или крик, определить было сложно. Может, ни то, и ни другое, а просто холод? Хотя не так уж и холодно было, вполне терпимо, даже округлая, обмазанная глиной печь для сушки снопов еще не совсем остыла.
Тем не менее Егору не спалось, он полночи ворочался, временами впадая в какое-то забытье, а потом и вообще проснулся. Натянув волчью шкуру, заложил руки за голову, вытянулся – думал.
Тысяча четыреста девятый год… ладно, чего уж теперь без толку повторять-то? С колдуньей, со снадобьем, прорубью – мысль хорошая, а вот с ватагой – однозначно плохая. Это что ж получается, он, Егор Вожников, человек в своем краю не последний, тем более – боксер, будет тут, в прошлом, людей грабить? Этак вот выйдет на узкую дорожку с кистеньком… как тот крючконосый с веником да его мордатый напарник. Что ж теперь, он с этими упырями – одного поля ягода?
Не-ет уж, ватага – банда, если попросту – это уж совсем вариант никудышный, ни в какие ворота. Еще чего – людей убивать, грабить! Вот уж – фиг. Больно надо!
Ла-адно, пока еще Антип ватажку свою соберет, отыщет подходящих типов, пока объект для нападения выберет, наверняка какого-нибудь незадачливого купчишку… тем временем можно и ведьмочку отыскать, колдунью, взять у нее водицу заговоренную, снадобье, да, помолясь – в прорубь. В ту самую, где юную волхвицу топили? Брр! Жуть какая. Неужели – было? Да было, как не было. Прямо на глазах. И все ж – до сих пор не верится. Впрочем, верить – не верить, тут уж – что есть. О другом думать надо – как побыстрей отыскать колдунью.
С утра Антип, зачем-то прихватив с собой Федьку, вновь отправился в посад на поиски старых своих знакомых – ватажников. Борисовичи, столкнувшись в корчме с Вожниковым, пригласили его к себе в овин, где было намного теплее, чем в риге. Там, в овине, и рассчитались, оплатили по факту работу проводника, оценив ее в двадцать четыре денги – пара дюжин – сумма по нынешним временам не очень большая, но и не слишком малая. Егор долго думал, куда бы деть эти мелкие серебряные кружочки? Пробовал было в пояс – так высыпались, а кошеля у него не имелось…
– Так ты сходи на торжище, купи. Две денги всего-то.
И правда, совет Данилы Борисовича был вполне здравым – почему б не купить-то? Сходить в посад, голову проветрить, да заодно как-нибудь по-хитрому разузнать там о любой, проживающей в доступной местности, ведьме.
Денежки, завернув в найденную тряпицу, молодой человек спрятал за пазуху, пригладил растрепанные со сна волосы пятерней, да зашагал в посад, все тем же путем – по тропке. Так выходило быстрее, нежели по дороге, тем более дорожка-то уже растаяла, и путь преграждали огромные буровато-коричневые лужи. Кто знает, где у них там дно? Так что по тропинке надежнее будет.
Памятуя о местном гоп-стопе, Егор хотел было прихватить с собой в город секиру, да, по здравому размышлению, от этой затеи отказался: незачем слишком уж привлекать внимание людей местного князя, мало ли как они среагируют на незнакомца с боевым топором на плече. А ну-ка, где-нибудь на авторынке прошелся бы с пулеметом.
На этот раз день выдался пасмурный, с плотными белыми облаками и редкой просинью. Хорошо хоть дождик не лил, да ведь облака-то были, на взгляд Егора, вовсе не дождевые, высокие, даже солнышко иногда появлялось, выглядывало, сверкало, словно высматривало добычу – ну-ка, ну-ка, а где еще притаился сугроб? Сейчас мы его, враз! А ну-ка!
– Рыбка, рыбка, белорыбица!
– Квас, квасок, раскрывай роток!
– А вот сбитень, сбитень…
– Пироги, пироги, с пылу с жару, недороги…
– Купи, господине, собаку! Добрый псинище – всегда пригодится.
– Да не нужна мне собака. Кошки, калиты – где?
– А вон, в том ряду, за баклажками.
Свернув, Вожников, не обращая никакого внимания на навязчивую рекламу («Купи, господине, баклажку!» «А вот блюдо – самое лучшее!»), обогнул торговцев деревянной посудой – всякого рода мисками, баклагами, блюдами, – быстро сторговал за две денги поясной кошель – «кошку», а на обратном пути, подумав, все ж прикупил деревянный гребень и ложку, подвесив все к поясу на специальных бечевках – карманов-то не было!
– Собаку, господине, купи.
– Не нужна мне собака, сказал же, – молодой человек с подозрением покосился на крупного лохматого пса непонятной породы и покачал головой. – Нет, не нужно. А не знаешь ли ты, уважаемый, кто умеет заговаривать зубы? Болят уж который день, мочи нет, кариес, наверное.
– Зубы? – продавец пса – глуповатого вида парняга лет двадцати с круглым добродушным лицом и толстыми губами, озадаченно взъерошил затылок. – Ране Манефа… тьфу-тьфу-тьфу – тут парень перекрестился и продолжил уже почти шепотом: – Ране Манефа-волшбица всем заговаривала. Она тут, неподалеку, жила, в деревеньке одной. А теперь волшбицу того… казни предали, за колдовство злое. Теперь с зубами даже и не знаю к кому.
– Что, так-так и не к кому? Ты, уважаемый, помоги, а я уж в долгу не останусь, – Вожников многозначительно позвенел недавно купленными кошелем, вернее, тем, что в нем находилось. – Болят ведь зубы-то. Болят.
– Ин ладно, – плотоядно взглянув на кошель «болезного», парняга махнул рукой. – Пойду, спрошу у кума, он тут рядом, рыбой торгует.
– Так, может, я сам у него спрошу?
– Что ты, что ты, никто чужому не скажет. А ты, мил человек, тут постой, я быстро.
Прихватив с собой собаку, торговец проворно скрылся за рядками. В ожидании его возвращения Вожников, прислонясь к бревенчатой стене какого-то амбара, с интересом наблюдал, как местные пацаны играют в «чику». Не на деньги играли – денег, даже самых мелких, медных, у них, походу, не было – на щелбаны да на желание. Кто-то, проиграв, громко ржал жеребцом, кто-то, замычав по-коровьи, наклонившись, пил из лужи воду, а вот один – самый мелкий – скинув армячок и перекрестившись, полез на высокую березу.
– Смотри, Ванюх, не свались! – орали снизу.
– Не свалюсь. А свалюсь – так ловите.
