скачать книгу бесплатно
Как рождается лирика
Куда от боли этой деться?
Ложатся строки на листок.
Опять ты словно режешь сердце
Струною стихотворных строк.
Душа стихами кровоточит,
Сочится рифмами едва,
Как-будто ненароком хочет
Всю боль перевести в слова.
И в лирики узор искусный
Вплетётся боль – тугая нить.
Красиво, трепетно и грустно.
И ничего не изменить.
Горчинку хинную бессонниц
В коктейль добавит стихоплёт.
Глаза защиплет у поклонниц,
И ком под горло подойдет.
Сжимая в нервном спазме руку,
Смакуя лирику до слёз,
Задумайтесь, какую муку
Поэт через себя пронёс.
А, впрочем, да зачем вам это?
Прочёл – забыл. Да, так верней.
Пусть любят женщины поэтов,
Но выбирают технарей.
Подобное не лечится подобным
Подобное всегда подобным лечат,
Так классик, как известно, утверждал.
И, вроде, нету лучше новой встречи
Коль прежних чувств расколот пьедестал.
Но все течёт, меняется в природе,
Не те флюиды вниз струит астрал.
И, максимум, на что сей принцип годен —
Лечить похмелье, если перебрал.
Любви найти подобную замену
Нельзя, ведь это штучный экземпляр.
Не будут чувства прежним равноценны,
Не повторит художника маляр.
И если любишь до душевной дрожи,
То повторить навряд ли хватит сил.
Не все на свете лечится похожим.
Булгаков – он про водку говорил.
Прощайте друзей
Мы друзьям иногда не прощаем
Пустяков. Мол, иначе нельзя.
Мол, иначе себя потеряем.
И уходят из жизни друзья.
В камуфляже из солнечных бликов
Вдруг знакомый мелькнет силуэт.
А рванёшься вдогонку, окликнув —
Никого. Только солнечный свет.
В перспективу тенистых проулков,
По воскресным пустым площадям
Потихоньку, ни валко, ни гулко
Вдаль куда-то уходят друзья.
Мы же кружимся в водовороте
Повседневных мишурных страстей.
Все в делах, и в быту, и в работе
Потихоньку теряя друзей.
Не окликнуть ни словом, ни взглядом
В лабиринте могильных оград.
Вы простите их. Пусть будут рядом.
Повинятся, простят, помолчат.
Лимончик к чаю
Я от себя сегодня убегаю,
Но убежать, наверно, не смогу.
В моем кармане есть лимончик к чаю,
А, впрочем, подойдет и к коньяку.
Пройдусь пешком по улочкам старинным,
По тем местам, где жил давным-давно,
Безмолвно-тихо в скверике пустынном,
Где из горла пил в юности вино.
Считает кошек бабка у окошка,
Наверное, надеется, что вот
С очередной, не очень чёрной кошкой
Вдруг счастье мимо давнее пройдет.
Оно пройдёт и радостно поманит,
И подмигнёт игриво, озорно.
Вновь аромат акаций одурманит,
Волной врываясь в дом через окно.
Но жаль возврата в юность не бывает,
И время в вечность мчит на всех парах.
А счастье – вон – на лавке почивает,
Иль выпивает с другом в гаражах.
Да и моё куда ушло – не знаю.
К такому, как я в прошлом пареньку?
Сегодня счастье – есть лимончик к чаю.
А если друга встречу – к коньяку.
Двери в детство
Когда на грани сна смыкаются глаза,
Вдруг память, как волна, несёт меня назад.
Туда, где тёплым днём приятный ветерок,
Где пряди всех времён сплелись в один клубок.
Там возле древних скал, простором опьянён,
Любой пацан искал следы былых времён.
Вдруг, в глубине пещер, заброшен и забыт
Басмаческий аскер[1 - Аскер – воин.] у золота лежит.
Истлел его халат, но сразу рядом с ним
Застыл стволом назад заржавленный «максим».
Вот если повезет то место отыскать,
Сгодится пулемёт в Чапаева играть.
А золото вернуть в какой-нибудь музей,
И взять совсем чуть-чуть, чтоб одарить друзей.
Бутылок изумруд меняет детвора
На радость, что везут в арбах «шара-бара»[2 - Шара-бара – сборщик бутылок, обменивавший их на самодельные игрушки.].
И я бутылки нёс на их гортанный зов,
Заслышав стук колес и цокот ишачков.
Там лет уже с пяти любой малец готов
Отчаянно грести сквозь пену бурунов.
И сквозь водоворот пройдя по бурунам
Прижать худой живот к нагретым валунам.
О, если б было так, чтобы однажды днём
Мне Бог в родной Чарвак[3 - Чарвак – небольшой поселок в горах, неподалеку от Бричмуллы, воспетой в песне Никитина – 70 км от Ташкента.]
открыл дверной проём.
Не в этот, что сейчас заброшен и уныл,
А в тот, каким для нас Чарвак когда-то был.
Рукописи горят
Мастер в сером чистилище без Маргариты.
Есть ли судьба печальней? Похоже нету.
Рукописи горят? Тут вопрос открытый.
Может быть, если любовь вдруг упала в Лету.
Светлыми каплями с чёрной водой смешалась…
Мойры плетут планиду неутомимо.
Яркую нить любви перекрасили в жалость.
Значит гореть стихам на огне камина.
Ведь не осталось в катренах волшебной силы,
Точки везде, и кавычки внахлёст закрыты.
Да, он был Мастером. Так она говорила.
Жаль, что она не была до конца Маргаритой.
Река на рассвете
Прохлады хризолитовая небыль
Наполнит душу, вытеснив печали.
Черпну ладонью слабый отсвет неба,
От берега тихонечко отчалив.
Клепсидрой капли отбивают склянки,
С весла в рассвет размеренно стекая.
На растворённой в сумерках полянке
Весна токует голубиной стаей.
Здесь в предрассветье все неясно, зыбко.
Туманом тает опыт многолетий.
Бетонный довод может стать ошибкой
В заведомо составленном ответе.
Под сапогами полумесяц рыбкой
На дне челна колеблется вопросом.
И полумрак с чеширскою улыбкой
Шепнёт: «Кво вадис?»[4 - Кво вадис? – камо грядеши? – куда идёшь? (латынь в транскрипции кирилицей).], щёлкнув перед носом.
Все, что имело накануне смысл
Фальшивой медью тихо канет в воду.
Внутри катарсис, лишь мелькает мысль:
«Я суете себя задаром отдал».
В чем смысл жизни? Где на все ответы?
Быть может просто пренебречь делами,
Сойти к реке по лезвию рассвета,
Достав луну из лужи под ногами.
Сталкер
Причудливых теней когтистый абажур
Надменную луну узором оверлочил.
Бреду по зоне я, и нужен перекур,
Но в спину странный взгляд из сердцевины ночи.
Он бьёт из темноты невидимым лучом.
И точно под ребро, и далее под печень.
Но я не оглянусь, мне словно нипочем,
Да, честно говоря, и защититься нечем.
