Насквозь

Тамара Попова

Насквозь

© Попова Т., текст, 2016

© «Геликон Плюс», макет, 2016

I

«Там ядовитая плесень на алтаре…»

Там ядовитая плесень на алтаре,там паутиной затканы образа,там ты торчишь, как пешка в чужой игре,перед иконостасом (а кто там – за…).Только подумаешь: «Черт меня побери!»Вылезут мертвые руки и приберут…Лучше не думай, а главное – не смотри.Ты, брат, попал. Ты спалился, философ Брут.Смрад запустенья, на стенах растут грибы,ступишь неловко – хлюпанье, писк и хруст.Это сильней, чем летающие гробы,не сомневайся – храм не бывает пуст.

Ужин

Он глядел, словно гладил, а я визавиизучала с прищуром, как сноску петитом.Он облизывал губы в невинной крови,непрожаренный ростбиф жуя с аппетитом.Я бежала на встречу, как зверь на ловца,предвкушая охоту, почуяв добычу,чтоб весь вечер глядеть на него, наглеца —как он пакостно чавкает, шею набычив.Кто-то скажет: «Постой, где сюжетная нить?Что за дичь ты несешь? Кто охотник, кто жертва?»Да, все так… Но прошу вас меня извинить —это жизнь, а она не имеет сюжета,растекаясь, как постмодернистский роман,заплетаясь причудливо, словно мицелий…фокус-покус оптический – полный обман,и приклад на плече, и объект на прицеле.

«Если у вас есть тайна – надо ее хранить…»

«Если у вас есть тайна – надо ее хранить,если же нет – стоит ее придумать.Но ненадежно зарытое станет гнитьи отравлять эфир, или, как в пруду муть,с темного дна всплывет в неурочный час,или как орган вырезанный заноет…Вот и выходит – если сокрыта часть,значит, ущербно прочее-остальное.Спрятанное – изъятое из бытия —попросту кража… Но мне сие до лампады.Сделаю, как решила!» – думала яночью на кладбище, с фонарем и лопатой.Маленькой тайне в коробке из-под сапогбудет просторно, словно в гробу на вырост.И никаких свидетелей. Только Богзнает, что я натворила, но Он не выдаст.

«Мы созданы из вещества того же…»

Мы созданы из вещества того же,Что наши сны.В. Шекспир, «Буря»Теперь ты понял, отчего моеНе бьется сердце под твоей рукою.А. Ахматова, «Есть в близости людей заветная черта…»Мы созданы из вещества того же,что наши сны, и сном окруженывсю жизнь, и жизнь сама на сон похожа.Нам кажется, что мы защищены,что в мире нет прочней материала,что утром мы проснемся, как всегда.Закутаемся на ночь в одеялои вроде ничего… Не страшно, да…Так спи спокойно, незабвенный друг,в роскошном люксе, в дворницкой каморке —спи, но memento mori – можно вдругзажмуриться и очутиться в морге.Вот место, где не ночевал Творец!Нет, правит бал не адский сатана там —Сатурна Сектора суровый жрецс ножом в руке – патологоанатомпришел и хладнокровно обнажилкишок замысловатые извивы,волокна мышц и разветвленья жил.А нам казалось, мы неуязвимы…Он это заблужденье опроверг,чудесный храм, великий дар господеньбезжалостно вскрывая, как конверт,который больше ни на что не годен.И наклоняясь к мертвому письму,строку он произносит за строкою.Ну что ж, теперь он понял, почемуне бьется сердце под его рукою.

«Что делать? Майский вечер тих и светел…»

А кто гулял-погуливал в лесах моей души?

Нора ЯворскаяЧто делать? Майский вечер тих и светел,вот-вот завьет руладу соловей,но лес моей души терзает ветер,срывая листья мертвые с ветвей.Кто виноват? Сама я, чадо мая,сметаю чувств сухие лепестки.Мне не хватает чуткого вниманья,прикосновенья дружеской руки.Настойчивый приятель ищет встречи.В отчаянье все средства хороши —а вдруг в ответ ручью учтивой речивзыграет ключ в лесу моей души?И вот уже лежит его рукаповерх моей, и чувства с поводкасорвутся скоро, как собачья свора,но обостренный слух уловит фальшь,едва начнет давить словесный фарштугая мясорубка разговора.

Одноклассники

Ну вас, други, в канаву, поросшую сорной травойсонной памяти детства… Соратники, спите спокойно.Вы мне больше не снитесь, и ладно. С больной головоймне давно не до дум, а былое тем паче – на кой мне?Будьте вы трижды счастливы, ныне и присно, покатерпит почва, пока на бескрайних небесных экранахможно видеть, как прямо в эфире бредут облака,из пушистых ягнят превращаясь в овец и баранов.

«Если в бокале твоем вина…»

Если в бокале твоем винатолько на полглотка,цель, что, казалось, едва видна,стала совсем близка,если с утра встаешь, как на бой,куришь назло врагу,он же куражится над тобой,сплевывая лузгупланов потешных, пустых надежд —Значит, все было зря?Так и замрешь, не смыкая вежд,выспренно говоря.Время – бесшумный полет совы,век – неприметный миг.Не потревожив ночной травы,мышкой-полевкой – шмыг.Изредка даже последний лох,как ни смурна нужда,думает:– Мир не так уж и плох.Плох, но не так уж… Да —главное, вся эта суета —на острие пера.Наискосок начерти: «Пора»,И – поворот винта!

«Оттого что нельзя о любви говорить в суете…»

Оттого что нельзя о любви говорить в суете,я годами молчала. Слова мои падают тяжко.В небо пальцем попасть, если время и место не те —продырявить эфир и остаться с кровавой культяшкой.Оттого что нельзя в суете говорить о любви,сочиняю пейзаж, где скупы и суровы красоты,и, целуя в потемках поблекшие губы твои,до утра запечатаю их, словно хрупкие соты.

Надежда

Как сухую траву, огонь пожирает тело.Лишь надежда жива, она же умрет последней.Падает в грязь ничком, зажимая руками рану,корчится в муках, за ней тянется красный полоз —кровь, покидая тело, уходит в землю.Плоть оплывает свечой, обнажая остов.Травы, пронзая пустоты, тянутся к небу.Это твой цвет, надежда, твой рай зеленый.

«Расстреляешь обойму – и станет светло и легко!..»

Расстреляешь обойму – и станет светло и легко!Ничего, что дрожал с бодуна и попал в молоко.Расстреляешь обойму – и сразу светло и легко.Снова можно свободно дышать и гулять не спеша.Жизнь свежа и нежна, как ромашка в стволе «калаша».Можно ровно дышать и по парку бродить не спеша…Можно снова с печальной улыбкой глядеть на людей,и не важно, что ты прирожденный не-до-любодей.Можно с мудрой и доброй улыбкой смотреть на людей…А всего-то: бэнг-бэнг – и врагам окаянным назлоувеличишь собой миротворцев блаженных число.Расстреляешь обойму, и станет легко и светло.

N. N.

Суровый ментор, незваный лидер,со школьной парты заклятый друг…Пока он ног о тебя не вытер,не привыкай кормить его с рук.Ему сопутствуют визг и скрежет —не жми, кондуктор, на тормоза…он, как свинью, правду-матку режет,а правда колет ему глаза.Враги, как мухи, кругом роятся,кишат, как черви, куда ни глянь,и кто-то держит его за яйца,сжимая нежно стальную длань.Я с ним и в поле одном не сяду,а он звонит и зовет на чай.Ну что сказать ему?– Выпей яду!Приду на похороны. Прощай.* * *

«Ненависть разгорается жарче пламени…»

Ненависть разгорается жарче пламени.Сердце упрямо выстукивает «люблю»и отправляет шифрованное послание,по кровотоку стремящееся к нулю,в ушко иглы, куда и верблюд протиснется,а мне не втащить свой невесомый крест.И поделом – нечего было противитьсязаповеди, торчащей, как Эверест.Ненависть к ближнему – это любовь навыворот,общей картины пульсирующий мазок;взять бы себя саму и публично выпороть,плача и умоляя:– Еще разок!

«Такой закат, что хоть ори: „Горим!“…»

Такой закат, что хоть ори: «Горим!»Невольно мы свернули на дорогу,ведущую не к дому и не в Рим,а на пожар, пылающий без проку.Обыденность – гори она огнем!Мой выход от заката до рассвета.Пожар, пожар! И я сгораю в нем,не замечая ледяного ветра.И мячики кровавые в глазах…А спутник мой, в карманах руки грея,советует спустить на тормозахвосторг и возвращаться поскорее.

II

«Вдохнешь – и запахнет паленым…»

Вдохнешь – и запахнет паленым,хоть нет ни костра, ни дымка.Скамья под оранжевым кленомкак будто вспотела слегка.Темнеет, и в сумраке пряномоктябрь – пожилой ловеласлимоном, гранатом, бананомморочит и радует глаз.

«О, зимний парк! Сугробы, кони, люди…»

О, зимний парк! Сугробы, кони, люди,вороны, утки, голуби, синицы…Всё сущее стремится к совершенствуи говорит на разных языках.Чужие дети пролетели мимо,друг дружку обзывая не по-детски,чужая тетка с пьяным вдохновеньемприветствует знакомого бомжа.Лиловый негр (чужее не бывает)закутан в шарф, в енотовой ушанке,хотя мороз всего-то минус восемь,замерз как цуцик, а бомжу тепло.Кругом такое множество сюжетов —трагикомедий, драм и анекдотов!Незримое стремится к воплощенью,и никому нет дела до тебя.Чужая жизнь тебя не замечает,а ты спешишь своей судьбе навстречув резиновом костюме Спайдермена,для маскарада взятом напрокат.

«Скоро пасха. Ну и холод!..»

Скоро пасха. Ну и холод!Неизбежному покорен,тополиный ствол расколот,жизнь подрублена под корень.И в отчаянье великомлоб крещу рукой нетвердой —что казалось светлым ликом,обернулось волчьей мордой.Волк? Повадка вроде сучья…За окном пила, зверея,с диким визгом гложет сучья —валят старые деревья.Сокрушенные набегомсиротливые обрубкимедленно заносит снегом —пепельным, стеклянным, хрупким.

«На Пасху солнце. Променад…»

На Пасху солнце. Променадвдоль берега, неторопливо.Холодный ветер веет надблестящим трепетом залива.Мы щуримся, дыша веснойи наблюдая безмятежно,как тают в полосе прибрежнойостатки корки ледяной.

«Объявилась весна. Тонкой трелью прочистила горло…»

Куда летишь, душа моя?На Острова, на Острова!Екатерина ПолянскаяОбъявилась весна. Тонкой трелью прочистила горло.Брось дела, дорогой! Полетели на Острова,в зеленеющий парк, где вчера еще – сиро и голо,а сегодня разинула нежные клювы листва.Все живое поет и ликует – Весна! Dolce Vita!На доступной волне каждый ловит блаженную весть:есть под солнышком место для особи всякого вида.Небольшое – но есть.Ненадолго, но все-таки есть!

In modest harmony with nature

Бесшумно парили стрекозы,лениво гудели шмели,тяжелые влажные розыне знали, зачем расцвели.И травы, сомлевшие в полдень,и сонная ряска прудазастыли в неведенье полном —откуда, зачем и куда.В гармонии хрупкой с природойфилософ удил карасей,довольный уловом, погодой,судьбой и вселенною всей.

«Милый, милый август! Хвойная настойка…»

Милый, милый август! Хвойная настойка,озера лесного солнечный озноб…Празднично настолько, радостно настолько,что раздухарится самый нудный сноб.Перепала малость от большого лета —корабельных сосен ржавая руда,бормотанье леса, угасанье света,желтые кувшинки, темная вода.

«И за окном, и в зеркале ноябрь…»

И за окном, и в зеркале ноябрь —прилип к стеклу, недоброе суля мне.Давнишней раны рваные краябросать пора бы склеивать соплями.Меня опять ноябривает он,я знаю эту подлую ухмылку.В глазах темно, в ушах унылый звон,но я бреду на кухню и в бутылкулью воду, и бамбуковый ростокна подоконник ставлю – знак, что явкапровалена, чтоб никакой братоксюда не лез, голодный, как пиявка.Небесной манны снежная крупапросыплется и к вечеру растает,но рана, как народная тропа,не зарастает, нет, не зарастает…

III

Насквозь

«Лучший выход всегда насквозь»! —он вскочил, процитировал Фростаи решительно выпал в окно.«Да… – подумал, кровавя сугроб, – это правда —надежно и просто,но мучительно больно, и стыдно, и в целом смешно».Встал, шатаясь, куда-то побрел, на ходу выбирая осколки…А она, помаячив красиво в разбитом окне,полетела, нелепо взмахнув рукавами из алого шелка,и, рыдая, упала, как роза, на утренний снег.Возвращались в обнимку продрогшие, мир и любовь источая.Дверь открыла старуха-соседка и, тихо шипя, уползла.Наложили друг другу повязки, попили горячего чая,и мужчина пошел на работу. А женщина снова легла.

Леда и лебедь

Леда-спартанка, супруга царя Тиндарея,томно разделась у речки, сомлев на жаре и,нежно алея сосками,бедрами влажно сверкая,в быструю воду вошла, вся медленная такая.Что это там, в камышах, так тревожно белеет?Лебедь плывет! Ослепительный царственный лебедь!С каждым мгновением ближе,с каждой секундой смелее:щиплет, как девку, жемчужных грудей не жалея,властным толчком раздвигает тугие колени!Вот олимпийский напор! Налетает, как кочет,пыжится, топчет – никак, познакомится хочет…Это тебе не чахоточный номер балетный!Бог снизошел —поняла изумленная Леда.Нет бы шепнуть горячо:– Ты робеешь, я знаю!Леда, отдайся! Озолочу, как Данаю…Сахарно-белым бычком подманил он Европу…Да хоть вонючим хорьком – откажись-ка попробуй!Нет бы лелеять-ласкать-колыхать-колыбелить,нежить. как в люльке, меж крыл,чтоб от ласки слабея,Леда раскрылась, как белая лилия в полдень,свой исторический долг не стесняясь исполнить.

«Здесь нет зеркал, в их пустоте, проплыв, не отразится время…»

…Здесь нет зеркал, в их пустоте, проплыв, не отразится время,часов необратимый ход не потревожит тишину,и каждый вновь рожденный вздох втройне утяжеляет бремябезмерной нежности, влекущей нас ко дну.Пока мы дышим, мы плывем в сверкающих волнах потока,без памяти о зеркалах, весах, секундах, потомучто жизнь мучительно нежна и ослепительно жестокадо сокровенной глубины, где ждет Герасима Муму.

ИВА

Печальная классическая ива!На берегу ночной реки,с фонариком в руке,плакучая клонилась терпеливок той ветреной, что пряталась в реке.Уже почти целуя отраженье,сама себе она былаИзольда и Тристан…Увы! Чрезмерным было напряженье,и подломился наклоненный стан.Взглянула поутру, и сердце сжалось:лежит она лицом в воде,касаясь пальчиками дна…я к павшим деревам питаю жалость.Но равнодушна к участи бревна.

«Все хороши – и овны, и козлища…»

Все хороши – и овны, и козлища…С отечеством мучителен роман.Люблю ли я гробы и пепелища

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.