скачать книгу бесплатно
Исповедь зверя
Василий Львович Попов
Вероятное "рождение" – появление в современном мире в образе "зверя" существа, изгнанного с небес. Описание событий, связанных с вторжением зла в социум, влияние на его членов, оказавшихся не такими уж и безгрешными. Так обыденно и повседневно, что кажется – это могло бы произойти с кем-то из вас, ваших близких или знакомых.
Зверь
Ангелы и демоны, борющиеся в нас,
наполняют нашу жизнь смыслом,
определяющим дальнейший путь
каждого из нас
и выбирающим для нас пожизненного спутника –
одного из них (ангела или демона).
Впечатленный узором, сотворенным морозом на стекле, Олег вписал имя дочери и жены внутрь нацарапанного им угловатого сердца. Он сдул снежные опилки, оставленные резцом (ногтем указательного пальца), тупо глядя на мелькающие деревья и огни улиц сквозь тонкие линии царапин.
Вой сирены. Краткий диалог медсестры с диспетчером – все это на заднем плане; перед глазами заплаканное лицо дочери, размытый силуэт Ольги, суетливо собирающей вещи.
Повсеместный холод. Холод на улице. Непреодолимый устоявшийся холод в отношениях. Судорожный холод в теле.
– Олег! – голос медсестры доносится издалека. – Три минуты – мы на месте! Там все сложно…
Перед глазами – смазанный проем двери, две близкие фигуры в коридорном полумраке. Собственный крик, застывший внутри, молящий не уходить.
В реальность возвращает пощёчина медсестры – в быту кроткой девушки Лидии.
– Сука, ты слышишь меня? – Пухлые малиновые губы медсестры растянулись в крике. – У нас роженица. Последний этаж. Работаем! Здесь настоящий хаос…
Скользкие ступени автобуса. Выжигающий ноздри морозный воздух. Блики от сотни красно-синих мигалок. Толпа ротозеев. Оградительные ленты. Ругань. Крики. Дым. Тошнотворный запах гари.
Хаос. В хаос превратилась одноподъездная, в прошлом элитная пятиэтажка. Навстречу – носилки со стонущими телами и безвольно свисающими конечностями. Халаты коллег. Униформа полицейских. Шланги пожарных. Инструменты спасателей. Суета. Женский визг.
Все перекрывается грохотом закрываемой Ольгой дверью, криком «Папа!» и невысказанными словами, застрявшими в лабиринте собственного речевого аппарата.
Мелькающие полы халата медсестры, кожаные голенища ее сапог перед глазами – ориентиры для ведомого на тесном «эскалаторе» из живых и полуживых стонущих тел. Все те же крики. Приказы. Ненормативная лексика.
Последний этаж. Тусклый свет гостиной. Олег странным образом первым оказался возле стонущей на диване женщины.
– Но я никогда не практиковал… – Он, в нерешительности делая шаг назад, уперся в выставленное колено медсестры.
– Здесь никто и никогда. – Лидия, оттолкнув его, шагнула к женщине. – Специалисты в двадцати минутах. Готовим её…
Роды были затяжные и тяжелые. Под крики и переговоры спецподразделения, работающего ниже этажом, последующего штурма. Выстрелы. Грохот шумовых гранат. Соответственно, никакого прибытия акушеров на место.
Судороги и крики роженицы. Едва слышный плач новорожденного. Отсекаемая пуповина.
– Не дай ему жить! – Расширенные глаза женщины смотрят в глаза Олега, ее рука буквально рвет халат.
– У вас сын, – устало улыбаясь, говорит Олег.– Сын.
– Это сын зверя! – хрипит женщина. – Я видела всё, пока его носила…
За спиной Олега шум падающего тела: стойкая Лидия, не выдержав нагрузки, «перегорела».
Выстрелы и взрывы повторной атаки внизу. Нашатырь для медсестры.
Олег смотрит в маслянистые глаза сосущего собственный палец младенца. В них мерцание электрического света от замыканий, вокруг осыпание штукатурки, дрожание стен от непрекращающихся штурмов.
Где-то рядом слышны бесполезные попытки Лидии реанимировать дергающееся тело только что разродившейся матери. Олег, присев, закрывает руками голову и тихо смеется, постепенно наращивая уровень звука и степень сумасшествия в смехе.
*
Кабинет главврача. Унылый интерьер. Не менее унылые лица коллег. Пафос в тирадах о корпоративной этике заглушает жужжание мухи, странным образом пережившей «блокаду» апокалиптической стужи этой зимы.
Медперсонал также жужжал, обсуждая события прошедшей ночи. Эмоции от пережитых впечатлений выстраивались в очередь по порядку прибытия экипажей скорой помощи в хаотичную злосчастную пятиэтажку.
– …Ужас! – раздалось рядом с Олегом. – Мои ноги дрожали от увиденного…
– Столько крови и столько насилия, – пропела обладательница ногтей, раскрашенных в стиле Боба Марли, – сконцентрированных в одном месте…
– Кошмар! У меня никогда так не тряслись руки во время перевязки. – Высокий голос одной из присутствующей надломился. – Реально было страшно…
Олег мысленно раскладывал по полкам и выстраивал в очередь «стекло», имеющееся на балансе их медицинского заведения. Препараты, содержащие морфин, лекарства на основе эфедрина, транквилизаторы, барбитураты… Нет, он не был наркоманом! Но одно дело – уйти от реальности, устав от навалившихся на плечи проблем. Совсем другое – укутаться в теплом саване эйфории и в этом коконе отойти в мир иной. Именно к этому сейчас призывало его внутреннее я.
– Тимофеев!
– Да… – Олег звякнул граненым стаканом с остывшим и черным, как ночь, чаем.
– Что скажешь ты?
– Ничего особенного. – Олег пожал плечами, концентрируя свое внимание на жирной мухе. – Налицо явная ординарность случая…
– Ординарность, – голос главврача окреп до металла, а его красное лицо, словно обветренное морскими ветрами, стало еще краснее, – заканчивается на звонке от переживающей схватки роженицы и выезде на этот вызов первого экипажа. – Медперсонал затих, как, впрочем, и жужжащая до этого муха. – Затем еще полтора десятков вызовов и масса звонков от той же беременной женщины. – Говорящий сбил сухость водой – все слышали звуки поглощения влаги. – Ни один из экипажей не добрался до неё! Потому что дом был переполнен насилием, пожаром, болезнями, суицидом и прочим несчастьем… И что мы в финале имеем? Более двух десятков пострадавших, из них дюжина – с летальным исходом. Ординарность? Обыденность, я бы сказал…
Кто-то фыркнул, реагируя на неуместный сарказм.
«Все-таки морфины были бы кстати», – пронеслось в голове Олега.
– … И в итоге, ты принимаешь роды, женщина умирает при этом, а экипаж, вывезший ребенка, попадает в ДТП, в котором выживает только младенец… – Высокая фигура главврача тянется к потолку, он поднимает к этому же потолку разведенные руки, принимая образ спасителя. – Ординарность?!
Закрытые в ужасе ладонями рты коллег. Невнятные оправдания Олега.
– Стечение обстоятельств…
– Что она сказала, умирая!? – громом гремит голос где-то под потолком.
– Бессвязный бред умирающей…– Олег сам себе казался меньше парящей в кабинете мухи.
*
Олег стоял возле темного силуэта здания храма. Его трясло. Но трясло не от холода ледяного дождя. Не от распада в его крови морфинов и алкоголя. Его бешено колотило от появления в его жизни необъяснимого, запредельного, разрушающего жизнь.
Его жена и дочь погибли в ДТП, в том самом, о котором говорил главврач. Здесь Олег уже не смог бы применить банально избитую фразу “стечение обстоятельств”. Что-то более громкое и фатальное. Но не хватало слов. Даже произнесенных самому себе.
От скорбных мыслей отрывает колокольный перезвон. Олег делает шаг, решительный и необратимый. Решение пришло само после трагических известий.
***
– Она само совершенство! – Рыжеволосая молодая женщина, восторгаясь, словно в молитве, сложила руки возле лица. – Сегодня один из счастливейших дней в моей жизни…
– Да, несомненно, то что она творит, а она действительно творит… – Седовласый старик во фраке и со свисающими волосами, как пакля, под восхищённые взгляды публики, нервно потея, поддерживает собеседницу за талию. – Я бы даже осмелился сказать, творит уже созданное, как бы парадоксально это ни звучало…
– Мм-м, браво, девочка, браво! – На последней ноте произведения восхищённая женщина закрывает лицо руками, не обращая внимания на слова стоящего рядом, и «задаёт тон» публике. – Браво!
Собравшиеся в зале лицея, вставая, аплодируют, криками выражая свой восторг.
– … Ребенок гениален, и наша школа, – старик, пытаясь перекричать толпу, уже почти прижался к уху женщины, – и весь коллектив готовы стать так называемой стартовой площадкой для юного дарования. Вам всего лишь нужно…
– Конечно, Ростислав Юрьевич, конечно! – Сияющая от восторга женщина, отодвинувшись, мягко проведя рукой по плечу собеседника, извинилась.
Она бежала к дочери сквозь толпу. Восхищенные, где-то даже завистливые взгляды. Навстречу успеху. Не пришедшему в свое время к ней. Возможно, к ее таланту, загубленному, но возродившемуся в этой худенькой, бледнокожей, ещё не сформировавшейся “рыжей бестии”.
Ростислав Юрьевич, окруженный коллегами, пропахшими нафталином и внутрилицейскими интригами, от досады сорвал бабочку со своего одеяния.
*
Алиса. Алиса корчила рожи перед зеркалом, слыша через открытую дверь диалог матери с отцом. Точнее, она умело пародировала обоих родителей, четко представляя и выражая их мимику и жестикуляцию.
– Ты загубил мою жизнь, из-за тебя я врыла свой талант в землю, – голос Галины срывался, достигая высокой тональности. – И теперь, когда наша девочка на пути к успеху, ты предлагаешь все бросить и уехать? Я не дам загубить ее талант!
– Я все понимаю, – голос отца Алисы напоминал звук басовой трубы, – но, Гала… Теперь всё серьезно…
– Всегда было все серьезно.
Алиса в этот момент, встав перед зеркалом, отставив изящно ногу, уперев одну руку в бок, второй жестикулируя, комично пародировала мать.
– … И тогда, когда я пряталась, отсиживаясь на съемных квартирах с маленькой Лиской на руках, и когда зимовали у свекрови на даче, питаясь ее трехгодовалыми запасами, боясь выбраться, чтобы просто попасть в магазин. – Галина даже не могла представить, насколько дочь идеально синхронизирует ее манеры. – Голод, холод! Брр… В тот момент, когда мои подруги грелись на пляжах «средиземки» и катались на лыжах на горных курортах!
– Ну ты хотя бы жива…
У Алисы менее успешно получалось «воспроизводить» поведение отца: она раздувала щеки, медленно качая головой, и имитировала открывание и закрывание зажигалки «Zippo» (вечный спутник отца), слыша ее щелчки.
– …Что не скажешь о большей части твоих подруг.
– Слушай, как бодрит-то, а! – И Галина хлопнула ладонью по каминной полке гостиной, заставив Алису буквально подпрыгнуть перед зеркалом. – Мне знакомы все твои аргументы. Да, да, было – тот раз, когда наш дом стал похож на очаг апокалипсиса, мы убрались оттуда вовремя. Но ты забыл, как она едва выбралась после воспаления легких из-за твоих разборок и как она каждый раз только благодаря своему терпению и старанию наверстывала пропуски в занятиях, связанные с этими скитаниями…
– С помощью репетиторов.
Раздался второй хлопок о каминную полку, менее потрясший Алису в своей комнате. Но он прекратил щелчки зажигалки.
– Прости…
– Фраза о репетиторах, нанятых именно тобою, поставила бы крест на всем… Слышишь? Вообще на всем!
– Но сейчас все очень и очень серьезно! – Голос отца слегка дрогнул. – Не уехать сейчас – это ошибка.
Алиса остановила свою пародийную игру и отвлеклась на едва уловимый слухом звук за окном.
– Нет и еще раз нет! У ребенка божий дар…
*
Алиса погружалась в свой маленький мир. Придуманный ей и еще кем-то. Она не терпела разборок отца с матерью и старалась относиться к ним с иронией, что у неё и получалось.
Она смутно помнила те времена, о которых говорила мать. Она только помнила ее заплаканное лицо и постоянные взывания к кому-то, ее полуночный шепот и свое вечно болезненное состояние.
Но потом появился Он. Алиса не знала, кто Он. Но знала, что Он присутствует в ее жизни. Она слышала Его голос, ощущала Его постоянное присутствие, участие и защиту. Они понимали друг друга с полуслова. Алиса не знала, слышит ли Его голос ещё кто-либо, но всегда просила говорить Его тише.
Он научил ее всему: терпению, старанию, прилежанию. Игре на фортепиано, нотной грамоте и всему тому, что в человеческих понятиях считается талантом, гениальностью, даром.
Алиса хотела поделиться своей тайной с матерью, но Он запретил ей, сказав, что исчезнет навсегда. Девочка боялась этого и хранила тайну. И скучала, когда Он пропадал на определенные промежутки времени.
Однажды Алиса спросила Его: «Какой ты?». Он предложил угадать ей. Алиса представила Его птицей, что пробуждает ее по утрам и поет красивую песнь на ночь. Он ответил: «Если человек талантлив, то он талантлив во всем, даже в своих представлениях…» После этого Алиса при Его появлении и исчезновении слышала шорох крыльев летающего существа.
Но самое главное, Он научил ее слышать музыку во всем: в топоте шагов, в шорохе листвы и колес, в хлопанье крыльев бабочки, в звуке капель дождя. Он дал ей толчок: она стала добавлять услышанные ею звуки в музыку известных произведений, делая их более ритмичными, интересными…
*
Глеб, отец Алисы, не сгущал краски, говоря обо всей серьёзности положения. Его становление прошло во времена кровавых разборок. Он видел кровь и насилие. Легализовавшись и отойдя от криминальных структур, откупившись от этих структур, он никогда не ощущал спокойствия. Прошлое не отпускало.
То там, то здесь периодически что-то происходило трагическое с кем-то из его бывших партнеров. Анализ происходящего пугал его: он видел угрозу непосредственно своей жизни. И не только…
Да, Гала права: большую часть совместной жизни они скрывались от кого-то. Опасность шла с ними в ногу. И он понимал, что, если бы не Алиса, они с Галой давно расстались бы.
И тем не менее, жизнь стабилизировалась. Глеб – бизнесмен. Несмотря ни на что, рост ликвидности налицо. Но…
Проводя некоторые параллели, он обнаружил странную закономерность.
Алиса с самого начала была болезненным и физически отсталым ребенком. И это угнетало их с Галой. Тем более в моменты постоянных гонений.
Но постепенно девочка физически окрепла, случился прорыв, в умственном развитии обнаружились высокие интеллектуальные способности, в конце концов, тяга к музыке.
Гала была на седьмом небе от счастья. Ближайшие родственники тоже. Спокойствие в этом вопросе самого Глеба сменилось тревогой.
Именно положительная динамика развития девочки, внезапное обнаружение ее уникальных способностей сочетались со смертями его бывших партнеров по криминальному цеху.
