Ангел пролетел. Провинциальные зарисовки

скачать книгу бесплатно


6

Утром на работу в упоминавшееся массивное здание позади памятника Вождю, которое с самого начала было предназначено исключительно для высшего чиновничества и потребного для их деятельности офисного планктона, начали собираться работники. Очень ответственные, полуответственные и секретарши. Ответственные приезжали на персональных машинах, которые вызывали страх и трепет у постовых ГАИ. Полуответственные заходили в широкую дверь на своих двоих, оставив свои тоже не слабые авто на стоянке. Но секретарши, как правило, блондинки с длинными ногами и призывным взглядом, выпархивали из дорогих авто, демонстрируя вначале бесконечной длины стройные ноги, затем мини, а потом все прелести верхней половины тела. Излишне говорить, что последние вполне гармонировали с ногами и с маркой авто. Бросив в глубину авто: «Заедешь, как обычно», они скрывались за массивной дверью. Стоящие на входе охранники низко склонялись перед ответственными работниками, едва замечали полуответственных, и пожирали глазами прелести секретарш. Тут с ними следует согласиться, посмотреть было на что, и не только анфас, но и в профиль.

Одним из самых ответственных работников, пожалуй, самым ответственным во всей этой толпе, был Владимир Игоревич. Его ответственность полностью подтверждала его секретарша Изольда Карловна, сопровождавшая Владимира Игоревича на разных постах уже второй десяток лет. Владимир Игоревич не променял бы Изольду Карловну ни на какое длинноногое чудо, хотя такие возможности представлялись часто. Изольда Карловна была не только грамотна, культурна и исполнительна. У нее был необыкновенный дар предсказания. Так за неделю до известных всему городу событий, она предсказала, что Светлана Петровна – начальник департамента образования области, уедет в Европу и не вернется. Более того, она примет благородную испанскую фамилию – Родригес-Сиерра. Поэтому, когда Следственный Комитет нагрянул в город с единственной целью, отвезти Светлану Петровну в Москву потому, что она проходила по делу государственной важности, им пришлось лицезреть лишь пустовавший уже неделю кабинет. Или совсем недавний случай с начальником Департамента Строительства. Тот тоже исчез, и никто не знал куда. Лишь Изольда Карловна шепнула боссу про одного известного городского предпринимателя, его дачу, доставшуюся ему за бесценок, и его дружеские отношения с начальником департамента.

Такой человек нужен был Владимиру Игоревичу по одной, но очень важной причине, которая характеризовала его полностью. Вовочка по жизни был великим путаником. В детском саду он путал свою уже пустую тарелку с полной тарелкой Машеньки. Когда воспитательница делала ему замечание, Вовочка, потупив глазки, говорил: «Марьванна, я перепутал». Ну что тут будешь делать! Перепутал мальчуган, и все. И Марьванна, отобрав у Вовочки Машенькину тарелку, давала ему добавки.

Путать в свою пользу его научили дома. Мама всегда говорила, что ничего страшного нет, если ты, Вовочка, что-то перепутаешь. Но так, чтобы у тебя от этого чего-то прибавилось. Такая путаница вполне нормальная и допустимая. Путать в обратную сторону, когда нечто достается другим, а тебе ничего – признак глупости. Вовочка был послушным мальчиком и усвоил это хорошо.

В школе Вовочка регулярно путал свою тетрадочку хронического троечника с тетрадочкой соседки Лидочки – хронической отличницы. Путал тетрадки по математике, когда списывал у Лидочки домашку и контрольные, по русскому языку, когда косил глазом в соседскую тетрадь на диктантах. Вовочка путал не только свои и Лидочкины тетрадки. Его острый глаз побывал в тетрадках всех отличников и хорошистов. Когда его уличали в том, что он списал у другого вместе с его ошибками, Вовочка, потупив глазки, оправдывался: «Я перепутал». И этот понурый вид, и нелепое «Перепутал» не могло не вызвать жалости. Вовочку прощали и это было индульгенцией на будущие грешки. Путаник с годами креп, как и крепла его уверенность в могущество мантры «Перепутал».

Окончив школу, Вовочка понял, что крайне важно иметь документ о профобразовании, лучше высшем. И, всеми правдами и неправдами, он поступил в ВУЗ, с целью добыть себе диплом. Какая там будет указана специальность его не интересовало. То ли он станет животноводом, то ли агрономом, – не важно. Основная цель – конкретные корочки.

В институте Вовочка не особенно напрягался с занятиями. Но вот общественной деятельностью он занимался серьезно, прекрасно понимая, что агрономов и животноводов несть числа, а общественные деятели – наперечет и все на виду. Это с одной стороны. А с другой, что может перепутать агроном или животновод. Ну разве что просо с турнепсом, или быка с мерином. В результате такой путаницы ему ничего не достанется, кроме нагоняя от начальства. А вот общественный деятель, обличенный властью, может многое перепутать с конкретной выгодой для себя. Например, финансовые потоки. Так, чтобы в результате чуть-чуть утяжелился его карман. Пусть самую малость. Для начала Вовочка соглашался и на это.

И Вовочка начал делать карьеру «общественника», забыв поля с турнепсом и корма для животных. Не торопясь, он карабкаться по административной лестнице, делая все основательно, так как понимал, что базис должен быть крепким. Тогда и здание не развалится от дуновения ветра. Да что там дуновения! Урагана! Как видим, он мыслил стратегически, что выдавало в нем прирожденного стратега.

Сколько же на Руси таких не состоявшихся агрономов и животноводов, которые избрали стезю стратегов собственных карманов! И терпит ведь Русь!

Но вернемся к Вовочке. Со временем он достиг положения, когда путаница материальных и финансовых потоков стала привычкой. Он уже не отделял свой карман от государственного. Ну разве что государственный побольше, а свой – поменьше! Это, конечно, крайне обидно и несправедливо. Но такова жизнь! Ведь рядом с Вовочкой плечом к плечу стояли такие же стратеги. Им тоже должно что-то достаться. И Вовочка мирился с такой несправедливостью. Он умело путал направление материальных и финансовых потоков только одним своим телефонным звонком. И все очень хорошо понимали прелесть таких взаимоотношений. Никакой ответственности и все, что ты хочешь – вот оно. Нужно только произнести магическое: «Перепутал».

Последней путаницей Вовочки (хронологически, но не последней в жизни, так как Вовочка – вечен, как Вечный Жид) стала путаница улиц. Дорожники, вместо того чтобы положить асфальт на одной улице, где в грязи утонули три легковушки, и бесследно исчез трактор, пытавшийся их извлечь, положили его на совсем другой. Эта улица была ничем не примечательна, кроме одного. Там жила Вовочкина теща, которую он безмерно любил и старался угодить во всем.

Дело дошло до верхов. Верхи погрозили перстом и произнесли короткое: «Ай-ай-ай! Ну ты придумай что-нибудь». Вовочка не подал в отставку, не стал каяться, признавая факт злоупотребления властью. Потупив взор, он лишь произнес: «Перепутал». И удивительное дело! Сработало! Верхи подхватили: «Вот видите! Перепутали ведь!». И всё, проблема закрыта.

Абсурд, нонсенс, чепуха, белиберда! Но на Руси работает. Помните унтер-офицерскую вдову. Так она себя действительно высекла. Вот и следы на ее круглой попке. Есть следы, следовательно, сама!

Испереживавшегося по поводу этого мелкого во всех отношениях инцидента Владимира Игоревича успокоила Изольда Карловна. Её внутренний голос сказал, что политическая обстановка в стране и в мире не та, чтобы устраивать из этого показательную порку. И в мягких тонах донесла это до босса. Босс отблагодарил ее. Придя утром на свое рабочее место, Изольда Карловна обнаружила на своем столе шикарную хрустальную вазу с необыкновенным букетом.

Все секретарши завистливо смотрели на это чудо. Хотя сама Изольда Карловна была против такой помпезности. Она опасалась, что от подарков пропадет ее дар пророчества. Остальные секретарши так не считали и на следующий день на их столах тоже красовались хрустальные вазы с букетами. В конце концов это стало нормой. Отсутствие на рабочем месте Изольдушки букета, было признаком затишья местной прокуратуры. А если букеты расцветали, то значит прокуратура, вопреки всем договоренностям, скорее по указке свыше, пошла в наступление. Тем самым, букеты были выразителями тревожности ответственных и полуответственных чиновников. Чем больше тревожность, тем шикарнее букеты. Это как жертва за уже совершенные или еще не совершенные, но предстоящие грехи. Что поделаешь! На Руси принято: греши и кайся!

Впрочем, Изольда Карловна, подтвердив свой дар пророчества на паре мелких дел, успокоилась, и принимала букеты вполне равнодушно, и не только от босса. Желавших узнать свою судьбу в этом казенном здании было превеликое множество.

7

Внук забрался на колени деда, когда тот читал толстенную книгу, и потребовал: «Дед, расскажи, как все было раньше, когда не было компьютеров и мобильников. Наверное, страшно скучно было?». Дед улыбнулся: «Скучно мне никогда не было. Всегда были книги, школьные друзья, товарищи во дворе».

– А что было самое интересное?

– В разное время по-разному.

– Ну тогда, когда тебе было столько же лет, сколько мне сейчас?

Дед улыбнулся, вспомнив что-то очень приятное. И начал повествование.

– В моей жизни дядя Вася олицетворяет целую эпоху, которую зовут детство. Он был директором местного Кукольного театра, – места, посещение которого для каждого ребенка было незабываемым событием. Кукольный театр располагался в старом здании на Посадской улице, которое уцелело во время войны. В представлении ребенка он был неотъемлемой частью культурно-образовательного оазиса, сосредоточенного в этом месте. Напротив располагался Драматический театр к задней части которого прилепилось двухэтажное здание. В нем при царе располагалась гимназия, а во времена моей юности – ремесленное училище. Налево был кинотеатр Октябрь, тоже в уцелевшем от войны здании. Направо – моя родная 26-я школа. Здесь я учился в начальных классах. Потом на месте школы построили кинотеатр, вместо старого Октября. Его тоже назвали Октябрь. Так в памяти старожилов и остались два Октября: старый и новый.

– Я жил неподалеку от этого оазиса и часто его посещал. Каждое воскресенье – обязательно, по будням – с разрешения родителей при условии выполненных домашних заданий. Но дядя Вася и его театр остались в памяти, как олицетворение чего-то совершенно необычного, что можно сравнить только со сказкой. Это и была сказка, потому что каждый спектакль в кукольном театре был сказочным. Не знаю, кто делал куклы, но в моей детской душе они запечатлелись как произведения искусства. До сих пор перед глазами стоит джин, выскакивающий из бутылки в спектакле «Лампа Алладина». Он был высок – под самый потолок зрительного зала, его подсвечивали красным, одежды развивались в разные стороны, и для моей детской души это было большим испытанием. Помню после этого спектакля я еще долгое время проверял под кроватью нет ли там этого страшного джина. Который, впрочем, был достаточно добрый. Но доброта его поступков никак не вязалась с диковатой внешностью. Моя детская душа была потрясена.

– Дядя Вася любил нас – детей, приходящих к нему на спектакли. По прошествии многих лет, я понял, что и кукольный театр был для него выражением любви к детям. Этот человек пережил трудное военное время и вынес оттуда, что самое важное для человека есть Любовь. И всю свою жизнь он посвятил этому чувству.

– Всегда в окружении детей, с которыми он вел бесконечные взрослые разговоры. Ведь любовь неотделима от уважения к маленькому люду, который не доставал ему даже до пояса. Дети толкались вокруг, пытаясь прикоснуться, взять за руку, сделать так, чтобы дядя Вася обратил на них внимание. Эта любовь была взаимной, она обогащала всех. И каждый уносил ее частицу домой.

– Впрочем, дядя Вася увозил эту частицу на своем старом москвиче, всегда стоявшим перед театром, когда там были спектакли. После спектакля дядя Вася никогда не уезжал сразу. Был заведенный ритуал, когда в его машину набивалось несметное количество детей, и он катал нас по Комсомольской улице. Счастье от этого было ничуть не меньше того, которое я испытывал, когда выходил из темного зала на свет со слегка кружащейся головой. Так мы – дети той поры приобщались к культуре усилиями великого подвижника – дяди Васи.

– Сейчас напротив здания бывшей гимназии выстроены в ряд много бюстов ее учеников, которые оставили после себя память в России. В своем большинстве, для нынешнего обывателя с его культурным и образовательным уровнем они представляют собой нечто абстрактное, как параграф в школьном учебнике истории. Выучил, ответил и забыл. Однако, напротив, на другой стороне Посадской улицы располагается нерукотворный монумент, который воздвигнут в моей душе в память о человеке, который олицетворял Любовь к детям. И сделал мою душу лучше и чище. Это монумент дяде Васе.

И дед произнес, но уже не вслух, а про себя: «Господь мой! Сколько же таких нерукотворных памятников осталось в городе в память о незабываемых учителях, артистах, библиотекаршах, руководителях кружков и секций. Они формировали мою душу, мое отношение к жизни, Родине. И каждому из них прими, Господи, мою искреннюю благодарность!».

Внук был ошарашен серьезностью и поэтому проникновенностью рассказа. Он ожидал нечто иное. Например, как дед копался в развалинах зданий, оставшихся после войны, и находил там оружие, патроны и военную амуницию. Этих историй у деда было множество. Но то, что внук услышал сегодня, пришлось ему по душе. Настолько, что он ни разу не перебил деда.

Тут их позвали ужинать и лучшие друзья: дед и внук, рука в руке пошли на кухню.

8

В холле гостиницы в этот день было многолюдно. Здесь собрались участники Международного Симпозиума по наследию И. С. Тургенева. Тут и там соперничающие школы сталкивались в яростных спорах. Спор научных школ напоминает битву. Ни одна не признает своего окончательного поражения. Может только строго указать, что в каком-то частном вопросе ее неверно истолковали. Но капитуляция позиции, да еще, где – на Симпозиуме! Никогда! Лучше почетная смерть!

Солидные мужчины, молодящиеся научные и околонаучные дамы, даже молоденькие аспиранты и аспирантки не жалели красноречия, отстаивая свои взгляды. Диспуты велись круглосуточно. Начинались в зале заседаний Симпозиума и продолжались всюду, где встречались хотя бы двое из разных научных школ. Симпозиум приветствовал один из самых высокопоставленных чиновников города, тем самым наделив его высоким статусом.

Чиновника в городе не любили. Всем было интересно, когда же его посадят. Это было не только интересно, этого с нетерпением ждали. Ходили слухи, заключались пари, о сроках спорили до мордобоя. Но он не унывал, так как барометр Изольды Карловны на ближайшие полгода устойчиво показывал штиль. На открытии Симпозиума очень аргументированно объяснил, что наследию местных писателей, а также пляжному волейболу необходимо уделять самое пристальное внимание. Первое врачует душу, а второе – тело. Душа присутствует здесь, в этом прекрасном зале, а фрагменты тела видны в окно. Термин «фрагменты тела» всех напугал, некоторых наиболее чувствительных это потрясло почти до обморока. Все разом повернулись к большому окну и увидели площадку для пляжного волейбола на центральной площади города перед тем самым памятником с плотным мужчиной.

Проходя мимо, участники Симпозиума (некоторые из которых прибыли из самого Парижа) были в недоумении по поводу кучи песка и натянутой над ними сетки. К слову, Лондон и Вашингтон проигнорировали Симпозиум по причине острой русофобии. Теперь участники поняли глубочайший замысел администрации города! Куча песка символизировала единение души и тела. Душа пребывала в прохладном зале, а тело должно было на жаре швырять через сетку мяч. Участники Симпозиума, подивившись мудрости властей, решили, что это правильно. В здоровом теле – здоровый дух! На какое-то время это единение мнений даже снизило накал страстей среди дискутирующих, что было отмечено грандиозной выпивкой в ресторане при гостинице.

Машенька – официантка из ресторана сладко спала в своей девичьей кроватке. Вчера она так набегалась, обслуживая гостей Международного Симпозиума, что не услышала будильника. Будильник пропел свою мелодию раз, второй, третий. Потом пригорюнился и замолк. Маша спала, хотя именно она должна была сегодня открывать двери ресторана перед гостями гостиницы.

И вдруг в ее девичьем сознании вначале забрезжила, а потом все отчетливее начала пробуждаться мысль, которую вчера внушил ей администратор ресторана. «Учти, Марья. Если этих – он указал в зал – не накормить, то жди беды. Ты же знаешь какое у нас международное положение!». Вот вчера Машенька и крутилась как волчок. К концу вечера ноги просто отваливались. Симпозиум международный, поэтому вначале участники пили и ели по международным стандартам. Ну а потом к месту пришелся и портвейн, который администратор прятал в подсобке от надзорных органов. Сам он его никогда не пробовал и друзей не угощал. Но тут такое событие – Международный Симпозиум! И поэтому, когда закончились марочные и ординарные вина, в ход пошел заветный напиток.

В это утро участники Симпозиума с помятыми лицами собрались на завтрак в холле гостиницы. Ресторан не подавал признаков жизни. Машенька – спала. Дверь в ресторан – заперта. Вновь завязались споры между научными школами. Но велись они не доброжелательно. Просматривалась какая-то необъяснимая, острая вражда, которой раньше не было. Возможно, это объяснялось тем, что все были голодны и испытывали острую жажду. Согласитесь, что, привыкнув к изысканным винам, завершать вечер местным портвейном, это диссонанс.

И никто не запомнил, когда вдруг все стали разговаривать на повышенных тонах. А одна молоденькая аспирантка, утирая кулаком слезы, схватила за лацканы пиджака своего научного руководителя и закричала ему в лицо: «Я тебя заставлю платить алименты!». Стоящая рядом жена профессора с тихим стоном сползла на пол в обмороке. Все бросились спасать потерпевшую, началась давка научных сотрудников из разных регионов Европы. Которая, очень естественно переросла в самую обычную драку. Вы ведь знаете, чтобы началась настоящая русская драка нужен самый ничтожный повод. А здесь поводов было не счесть: международное похмелье, голод и отсутствие элементарного бокала пива для поправки. Ну разве этого мало!

А Машенька спала.

Тут на лестнице, ведущей в холл, появился вчерашний молодой человек, медленно спускающийся вниз. Увидев литераторов, занятых непотребством, да еще в присутствии обморочной женщины, его брови поползли вверх. Судя по всему, молодой человек самой своей внешностью испускал флюиды миротворства. Потому что оппоненты вдруг осознали, что их неадекватное поведение определяется лишь потусторонними силами, которые никак не совместимы с исследованием творчества классика русской литературы. И драка тотчас прекратилась. Всем стало даже немного стыдно, ну самую малость. Хотя разногласия не исчезли, но перекочевали в более мирные кулуарные споры.

Наконец, появилась запыхавшаяся и долгожданная Маша. Двери ресторана открылись, все уселись за столы и жаждущие получили по заветному бокалу холодного пива.

Молодой человек тоже устроился в одиночестве за столик, попросив дежурную яичницу и чаю. Он по-прежнему очень внимательно наблюдал за окружавшими его и значительно подобревшими литераторами. Нельзя сказать, что он выражал откровенные знаки симпатии, но и антипатии в его взгляде не было. Ему было интересно наблюдать за этими людьми. Казалось, он старался понять, что же внутри каждого из них. Кроме того, что они принадлежали к когорте литераторов. Однако, вскоре осознал, что никаких новых, интересных сведений от этого наблюдения не почерпнет. Ну люди, как люди. Особенно после второго бокала пива и плотного завтрака.

Маша, наверное, чувствую вину за произошедшее, о чем ей рассказала повариха Фариза, совершенно бесплатно наделила молодого человека пирожным, которое тот с аппетитом съел.

9

Нюра была горничной второго этажа гостиницы, где располагались самые дорогие номера. Сегодняшним утром занятым оставался только один трехкомнатный люкс. Его занимал молодой человек, ничем не выделявшийся. Он не был артистом, бизнесменом или командировочным с Севера. Нюра повидала их немало и легко могла отличить артиста от бизнесмена, а бизнесмена от командировочного. Обычно в люксе с утра был стойкий запах перегара, везде валялись бутылки из-под дорогих вин и коньяков, на креслах и даже на полу валялась вперемешку мужская и женская одежда, а ее владельцы вповалку лежали на всем, на чем можно было прикорнуть. Девушки всегда были местные из номеров третьего этажа, который так и назывался девичьим. Нюра лишь заглядывала в номер, если он не был заперт, убеждалась в его противопожарной безопасности и шла дальше.

Но сегодняшним утром все было необычно. Ключ от номера был у администратора, которая почему-то настойчиво попросила получше прибрать номер, как она сказала «геолога». Нюра даже удивилась этой просьбе. Она была девушка деревенская и к своим обязанностям горничной относилась серьезно. Свою работу она любила, а форму горничной обожала. До переезда в город, который произошел, как считала Нюра, по счастливому стечению обстоятельств, Нюра работала птичницей, и ее тогдашний халат кардинально отличался от теперешней формы. Несмотря на то, что Нюра регулярно его стирала, он был удручающе серого цвета с въевшимися пятнами птичьего помета. Но даже и в этом халате она выделялась своей здоровой, деревенской красотой. Эта деревенская красота и привела ее в гостиницу, где ее с удовольствием определили в горничные. Нюра прижилась, вопреки сложившейся традиции, согласно которой горничные больше двух-трех месяцев не задерживались. Некоторые увольнялись сами, стремительно соблазнив выгодного постояльца и выйдя за него замуж, большинство увольняли за нарушение нравственных устоев. Нарушать нравственные устои дозволялось только жиличкам с третьего этажа, которые за это хорошо одаривали персонал.