скачать книгу бесплатно
На деревянном блюде, с изголовьем
Разваренных до пористости рук.
Стучит ножами разношёрстый ад.
Танцует сердце как лиловый заяц.
Я вижу, входит нож в блестящий зад.
Скрежещет вилка, в белу грудь втыкаясь.
Я отрезаю голову себе.
Покрыты салом девичии губы,
И в глаз с декоративностию грубой
Воткнут цветок покорности судьбе.
Вокруг власа висят как макароны,
На вилку завиваться не хотят.
Совсем не гнётся кожа из картона.
Глазные груши точат сока яд.
Я чувствую, проглоченная спаржа
Вращается, как штопор, в животе.
В кишках картофель странствует как баржа,
И щиплет рак клешнёю в темноте.
Я отравился, я плыву средь пены,
Я вверх своей нечистотой несом,
И подо мною гаснет постепенно
Зловещий уголёк – твой адский дом.
И в красном кубе фабрики над лужей
Поёт фальшиво дева средь колёс
О трудности найти по сердцу мужа,
О раннем выпадании волос.
А над ручьём, где мертвецы и залы,
Рычит гудка неистовый тромбон.
Пока штандарт заката бледно-алый
С мороза неба просится в альбом.
И в сумерках декабрьского лета
Из ядовитой и густой воды
Ползёт костяк огромного скелета,
Перерастая чахлые сады.
«Ручей, но чей?». Вариант
64. Литературный ад
Зелёную звезду несёт трамвай на палке,
Народ вприпрыжку вырвался домой.
Несовершеннолетние нахалки
Смеются над зимой и надо мной.
Слегка поёт гармоника дверей,
В их лопастях запуталось веселье.
И белый зверь – бычок на новоселье –
Луна, мыча, гуляет на дворе.
Там снеговое молоко кипит
И убегает вдоль по тротуару,
Пока в перстах резиновых копыт
Ревёт и шепчет улицы гитара.
Непрошеные мысли-новобранцы
Толпятся посреди казармы лет.
Я вижу жалкого ученика при ранце;
На нём расселся, как жокей, скелет.
Болтает колокольня над столицей
Развязным и тяжёлым языком.
Из подворотни вечер белолицый
Грозит городовому кулаком.
Извозчики, похожие на фавнов,
Поют, махая маленьким кнутом.
А жизнь твоя, чужая, и подавно
Цветёт тяжёлым снеговым цветком.
Как лязгает на холоде зубами
Огромный лакированный мотор.
А в нём, едва переводя губами,
Богач жуёт надушенный платок.
Шагают храбро лысые скелеты,
На них висят, как раки, ордена,
А в небе белом белизной жилета
Стоят часы пузатые – луна.
Блестит театр золотом сусальным.
Ревут актёры, тыча к потолку,
А в воздухе, как кобель колоссальный,
Оркестр лает на кота – толпу.
И всё клубится ядовитым дымом,
И всё течёт, как страшные духи.
И лишь во мгле, толсты и невредимы,
Орут в больших цилиндрах петухи.
Сжимаются, как челюсти, подъезды,
И ширятся дома как животы,
И к каждому развязно по приезду
Подходит смерть и говорит на ты.
О нет не надо; закатись! умри!
Отравленная молодость, на даче.
Туши, приятель, ёлки, фонари.
Лови коньки, уничтожай задачи.
О разорвите памяти билет
На представленье акробатки в цирке,
Которую песок, глухой атлет,
Сломал в руках, как вазочку, как циркуль.
Пусть молоко вскипевшее снегов
Прольётся на шелка средь клубов пара,
Под дикий рёв трамваев и шагов,
Терзающих асфальтную гитару.
Пусть будет только то, что есть сейчас:
Кружение неосторожной двери,
Нахальное приветствие в очах,
И тяжкий храп усталых лавров в сквере.
Пускай в дыму закроет рот до срока
Воспоминания литературный ад.
Дочь Лота, дура! не гляди назад,
Не смей летать, певучая сорока,
Туда, где вертел вечности, на дне,
Пронзает лица, тени, всё, что было,
И медленно вращается в огне
Святого и болезненного пыла.
65. Морской змей
По улице скелеты молодые
Идут в непромокаемых пальто,
На них надеты башмаки кривые:
То богачи; иные без порток.
А пред театром, где гербы, гербы,
Скелет Шекспира продаёт билеты.
Подкатывают гладкие гробы,
Из них валят белёсые жилеты.
Скелеты лошадей бегут на скачках;
На них скелетыши жокеев чуть сидят.
Скелеты кораблей уходят в качку.
Скелеты туч влачатся к нам назад.
На черепами выложенном треке
Идут солдаты, щёлкая костьми.
Костями рыб запруженные реки
Остановились, не дождясь зимы.
А франты: бант, закрученный хитро,
Перчатки, палки витьеватые, и вдруг:
Зрю в рукаве своём белёсый крюк!
Ан села шляпа на нос, как ведро.
Болтаются ботинки на костяшках.
В рубашку ветер шасть навеселе.
Летит монокля на землю стекляшка.
Я к зеркалу бросаюсь: я скелет.
Стою не понимая: но снимает
Пред мною шляпу восковой мертвец.
И прах танцовщицы развязно обнимает
Меня за шею, как борца борец.
Мы входим в мавзолей автомобиля,
Где факельщик в цилиндре за рулём,
И мы летим средь красной снежной пыли,
Как карточная Ева с королём.
Вот мюзик-холл… Неистовствуют дамы!
Взлетают юбок веера в дыму.
Разносят яства бесы с бородами,
Где яд подлит, подсыпан ко всему.
Оэ оркестр! Закажите танец!
Мы водкою наполним контрабас;
Но лук смычка перетянул испанец,
Звук соскочил и в грудь его бабац!
И вдруг из развороченной манишки
Полезли мухи, раки и коты,
Ослы, чиновники в зелёных шишках
И легионы адской мелкоты.
Скелеты музыкантов на карачки,
И инструменты захватив, обвив,
Забили духи в океанской качке,
Завыли как слоны, как сны, как львы.
Скакали ноты по тарелкам в зале,
Гостей хватая за усы, носы.
На люстру к нам, карабкаясь, влезали
И прыгали с неё на тех, кто сыт.
Запутывались в волосах у женщин.
