скачать книгу бесплатно
К шестнадцати годам Григорий твердо знал, что его жизнь и труды должны быть связаны с Православной Церковью. Если Господь сочтет его достойным, он будет служителем Церкви. Где-то еще присутствовала далекая мысль, появившаяся в детстве – уйти в монастырь, стать монахом. Этот духовный подвиг неудержимо привлекал к себе юношу. Но вот Ниночка! Много раздумий, колебаний… В конце концов, он же не знает, как она к нему относится…
«Пусть все будет по воле Твоей, Господи!»
Прошло еще несколько беспокойных лет. Революция ломает планы, намерения людей. Девочки Пономаревы первые покинули родное гнездо. Сначала старшая – Нина, а потом и Мария.
В 1929 году, согласно прошению и по благословению Преосвященного епископа Шадринского Валериана, Григорий Пономарев становится псаломщиком, чтобы служить вместе с отцом в различных храмах Екатеринбургской епархии.
Время пришло неспокойное, постоянно что-то менялось в жизни, поэтому их часто переводили с прихода на приход. В 1932 году они жили в городе Невьянске Свердловской области и служили в маленькой Вознесенской кладбищенской церкви, единственной действующей в городе, стоявшей на берегу пруда. Невьянск – тихий, спокойный, провинциальный городок, у которого есть своя достопримечательность – падающая башня. Эта башня была построена еще Демидовыми[3 - Демидовы – русские заводчики и земледельцы, род которых идет от тульских купцов (ХVII-ХIХ века); основатели более 50 заводов, выпускавших более 40% чугуна в стране.] на железоделательном заводе (как тогда его называли) и располагалась недалеко от пруда. Очевидно, грунтовые воды подмыли тяжелое сооружение, но оно не рухнуло, а лишь наклонилось, да и осталось таким до нынешних времен.
Духовный рост Григория шел очень быстро. В юные годы это был уже сложившийся молодой человек, имеющий свои замыслы, цели, задачи. Он много читал, стол его был заложен трудами Василия Великого, Григория Богослова, Феофана Затворника, Иоанна Кронштадтского. Он не только умом, но душою проник в Библию и много почерпнул из нее, духовно осознавая святость и величие этой Богоданной Книги.
* * *
Жизнь становилась все беспокойнее. Разговоры о том, что арестовывают и ссылают духовенство, с каждым днем подтверждались.
Матушка Надежда, имея слабое здоровье, совсем сдала. Поначалу она бодрилась, не подавала вида, но от любящих мужа и сына правду не скрыть. Теперь она окончательно слегла. Отец Александр и Григорий пламенно молились о ее здоровье, но внутренне готовили себя к самому плохому. Как знать, что лучше? Возможно, Господь хочет уберечь ее от предстоящих тяжелых страданий за мужа и сына? Все происходит по Его святой воле. Она успела исповедаться и причаститься, благословила своего младшенького и заочно всех старших детей, и душа ее мирно отошла ко Господу.
Осиротела семья Пономаревых. Протоиерей Александр и Григорий мужественно несли свое горе, проводя заупокойные службы и в храме, и на могилке матушки, прямо за алтарем Вознесенской церкви. Как заботливые родные, склонили над свежим могильным холмиком свои ветви две ракиты и белоствольная березка. Их трепетные листочки ласково прикасались к лицам отца Александра и Гришеньки. «Господи! Помоги вынести тяжесть разлуки с любимым человеком. Дай нам благодать встречи в мире ином, где нет ни горя, ни скорби, ни страданий…»
Вот увели отца Михаила Оранского, батюшку Иоанна Покровского… Прошел слух, что забрали священника Сергия Увицкого. «Господи! Как там Нинонька?» Протоиерей Александр Пономарев после смерти жены принимает монашеский постриг с именем Ардалион и далее служит настоятелем Миасской Свято-Троицкой церкви. 19 декабря 1934 года иеромонах Ардалион был награжден саном игумена. Сохранился документ, свидетельствующий об этом:
«Настоятель Свято-Троицкой церкви города Миасса Челябинской области иеромонах Ардалион (Пономарев) по представлению Нашему Его Святейшеством, Блаженнейшим Сергием, Митрополитом Московским и Коломенским, за усердное служение Церкви Божией ко дню Святой Пасхи 1935 года награждается саном игумена, в каковую степень нами и возведен сего 19-го декабря 1934 года за Божественной Литургией в Свердловском Свято-Духовском Кафедральном Соборе, о чем и дано настоящее свидетельство за надлежащей подписью и приложением Архиерейской печати. Смиренный Макарий, Архиепископ Свердловский и Челябинский».
По рассказам отца Григория, некоторое время после пострига отец Ардалион жил в монастыре. Однако вскоре монастырь был разорен и игумен Ардалион вновь вернулся в маленький домик в Невьянске, где жил и служил псаломщиком в храме его сын Григорий. Но это ненадолго. В середине 30-х годов отец Ардалион пропал без вести и все сведения о нем оборвались. Что говорить о годах сталинских репрессий, если даже во времена «оттепели» дочь архимандрита Ардалиона Мария Александровна, приложившая много сил для выяснения дальнейшей судьбы отца, так ничего и не добилась! В 2005 году внучка архимандрита оформила новый запрос в Министерство внутренних дел Российской Федерации с просьбой предоставить родным сведения о судьбе Александра Ипполитовича, но ответ последовал следующий:
«Уважаемая Ольга Григорьевна! На Ваше заявление сообщаем, что ГИАЦ МВД России, ГУВД Свердловской области сведениями в отношении Пономарева Александра (Ардалиона) Ипполитовича, 1862 г. р., не располагают. Зам. начальника ОСЦ А. В. Бушуев».
В семье Пономаревых сохранились лишь отрывочные воспоминания об этом времени. Отец Григорий говорил однажды, что для архимандрита Ардалиона готовились документы о посвящении его в сан епископа, но репрессии тех лет помешали осуществить замыслы церковноначалия. В семейном архиве сохранилась фотография студента Александра Пономарева в годы его обучения на медицинском факультете Томского университета. Более об этом факте из жизни архимандрита ничего не известно.
И только в августе 2006 года протоиерей Валерий Лавренов, настоятель Верхне-Пышминского храма Екатеринбургской епархии, по просьбе авторов книги предоставил архивную справку о трагических событиях, произошедших во второй половине 30-х годов ХХ-го столетия на Урале и связанных с судьбой архимандрита Ардалиона. Приводим ниже текст этой справки.
«Группа челябинского духовенства направила благочинного церквей Уфалейского района протоиерея Александра Можаева в Москву к митрополиту Сергию (Старогородскому) с прошением о назначении епископа в Челябинскую епархию. Митрополит Сергий ответил, что он уже направлял в Челябинск нескольких епископов, но власти отказывали им в регистрации. Он порекомендовал найти епископа на месте. Было решено пойти на уловку. Вначале зарегистрировать будущего кандидата настоятелем одной из церквей, а затем наградить саном епископа. Секретарь свердловского архиепископа протоиерей Павел Федорин посоветовал приглядеться к настоятелю Вознесенской церкви Невьянска игумену Ардалиону (Пономареву). После переговоров тот дал свое согласие. Поскольку единственный действующий храм Челябинска, Симеоновский, находился в ведении обновленцев, решено было кафедру Челябинского епископа разместить в Вознесенской церкви п. Касли. В феврале 1936 года причт и община Вознесенской церкви п. Касли избрали игумена Ардалиона своим настоятелем. Вскоре он выехал в Москву за утверждением. 1 марта 1936 года в Дорогомиловском соборе г. Москвы игумен Ардалион был возведен в сан архимандрита. По неизвестным нам причинам хиротония была отложена. 4 января 1937 года архимандрит Ардалион был арестован. 13 июня 1937 года постановлением Особого совещания при НКВД СССР приговорен к 5 годам лагерей. Реабилитирован в 1959 году».
* * *
В 1935 году, когда Григорию Пономареву исполнился двадцать один год, он служил в Невьянской церкви псаломщиком. Интерес к материальному положению Церкви со стороны государства в то время усиливался прямо пропорционально гонениям на духовенство. В этом году Григорий и получил благословение поступить (видимо, заочно) на бухгалтерские курсы, организованные в городе Одесса. Очевидно, от него потребовались профессиональные знания и навыки по ведению финансовых документов в храме (как это созвучно нашему времени!). Эти сведения в полном объеме и получил молодой псаломщик. Такие понятия, как «вывод баланса за месяц», «оборотные ведомости Главной и Вспомогательной книг с генеральным балансом», «сборный Журнал с выборками по Мемориалу и Кассовому Журналу с шахматным балансом», отец Григорий не только тщательно изучил, он представил самостоятельные работы по этим темам как свидетельство о технических навыках в усвоенных им трех бухгалтерских системах.
Отрезок жизни Григория Пономарева, связанный с его учебой в Одессе, остался неизвестным для полного описания. Сохранилась лишь справка-отзыв автора «Уроков бухгалтерии», выданная Григорию Александровичу 28 апреля 1935 года за номером 38837. Вот полный текст документа:
«Настоящий отзыв выдан мною Григорию Александровичу Пономареву в том, что им представлены мне для проверки следующие самостоятельные работы по бухгалтерии по заданным в моих руководствах темам для проверочного испытания, а именно:
1. Записи за месяц по американской системе с выводом баланса за месяц.
2. Записи за месяц по обыкновенной итальянской системе с проверочным балансом (оборотной ведомостью).
3. Записи за месяц по улучшенной итальянской системе с оборотными ведомостями по Главной и Вспомогательной Книгам с генеральным балансом.
4. Сборный Журнал за месяц по немецкой системе с выборками по Мемориалу и Кассовому Журналу с шахматным балансом.
Представленные работы свидетельствуют, что основы двойной бухгалтерии по американской и итальянской системам равно, как и технические навыки по этим системам, усвоены им (Григорием Александровичем Пономаревым) вполне удовлетворительно.
Автор Э.С. Гальперин».
О том, что отец Григорий освоил теорию и практику ведения финансово-бухгалтерских документов по трем(!) системам (американской, итальянской и немецкой), знает мало кто из родных и близких, а тем более – из духовных чад батюшки.
* * *
Все духовенство России жило в сильнейшем напряжении. Тяжелый моральный груз лег на плечи юного псаломщика. Недавно умерла матушка Надежда, а вскоре последовал арест архимандрита Ардалиона. Григорий остался один, и только молитва, к которой он был приучен с колыбели, и вера в Господа помогли ему не сломаться. Он трудится в храме, продолжает много читать, начал учить иврит. На душе тяжело – ведь он еще так молод. Но вот светлый луч озаряет его одинокую жизнь. В Невьянск приезжают сестры Увицкие. Это уже взрослые девушки, такие близкие по духу.
Семью Увицких тоже разметало время. Старший сын Михаил женился и жил со своей семьей. Матушка Павла Ивановна после ареста мужа постоянно находилась с младшим сыном Николаем, а девочки, будучи дочерями «врага народа», лишились работы. Не имея возможности заработать на кусок хлеба, по благословению настоятеля и по приглашению старосты Невьянского храма Татьяны Романовны, хорошо знавшей всех Увицких, они приехали в Невьянск и стали петь в церковном хоре, где служил псаломщиком и Григорий. Детские и юношеские симпатии и привязанности возобновились у повзрослевших уже друзей, и 23 октября 1936 года Григорий Александрович Пономарев сочетался законным браком с девицей Ниной Сергеевной Увицкой. Две семьи, дружившие много лет, теперь породнились.
Октябрь стал для них судьбоносным месяцем: в октябре они поженились, в октябре день рождения Ниночки, в октябре его арестуют, и через много лет в одну из октябрьских ночей они вместе отойдут ко Господу.
Свадьба была светлой и радостной. Съехались немногие родные, было много улыбок и теплых поздравлений. Певчие Вознесенского храма, «верные ей и горячо любящие», написали «милой Нине» на небольшом листочке трогательное поздравление с законным браком, желая ей «много, много счастья!». Это поздравление матушка Нина хранила до конца своих дней в своей заветной шкатулке.
А какой это был замечательный день!
Переливаясь всеми цветами золота, бронзы и пурпура, деревья при ветре осыпали молодых дождем из листьев. Небо, какое бывает только осенью, в редкие солнечные дни октября, глубокое и голубое, почти синее, подчеркивало красоту этого блистающего дня, одного из последних перед наступлением ненастья. Один день, который как будто завершал лето, отдал им всю накопленную красоту: «Возьмите! Пусть это навеки останется в вашей памяти как дар!».
Молодые супруги Пономаревы поселились в маленьком домике, в котором еще недавно жил Григорий Александрович вместе с отцом. Жизнь шла своим чередом. Молодая чета трудилась в храме. Он – псаломщиком, а она – в церковном хоре, на клиросе.
А менее чем через год, двадцатого августа 1937 года, Григорий подал прошение на имя Блаженнейшего Сергия, Митрополита Московского и Коломенского, с покорнейшей просьбой, чтобы его удостоили посвящения в сан диакона. Текст этого документа сохранился в архиве семьи.
Его Блаженству, Блаженнейшему Сергию, Митрополиту Московскому и Коломенскому
Псаломщика Вознесенской кладбищенской
г. Невьянска церкви, Свердловской епархии
Григория Александровича Пономарева
Прошение
Я, нижеподписавшийся, родился в 1914 г.; сын протоиерея, образование получил домашнее, в объеме прежней Духовной Семинарии. Будучи 16 лет от роду, возымел крепкое желание посвятить себя на служение Церкви Божией, и с благословения преосвященного Валериана, епископа Шадринского, временно управлявшего Свердловской епархией, стал служить псаломщиком в пределах Свердловской епархии. С указанного времени и по настоящее время служу на православном приходе. В продолжение всего моего служения по милости Божией оставался верным сыном Святой Православной Церкви, не уклоняясь ни в какие церковные течения, как-то: обновленчество, григорианство. Стремясь всем сердцем к тому, чтобы как можно больше приносить пользы Святой Православной Церкви, и памятуя слова Священного Писания: «Благо есть мужу егда возмет ярем свой от юности своей», я желаю посвятить все свои молодые годы и силы Церкви Божией, а потому покорнейше прошу Вас, Блаженнейший Владыка, удостоить меня посвящения в сан диакона, чтобы я в этой новой для меня должности больше бы имел возможности все свои силы и способности проявлять и отдавать на пользу Святой Православной Церкви.
К сему прошению подписуюсь: псаломщик
Григорий Александрович Пономарев, 20 августа 1937 г.
5 сентября 1937 года состоялась поездка Григория и Нины Пономаревых в город Сарапул, в котором временно управляющий Свердловской епархией Высокопреосвященнейший архиепископ Сарапульский Алексий за Божественной Литургией в Георгиевском храме рукоположил псаломщика Пономарева Григория Александровича в сан диакона. Какая радость для молодой семьи! Немного трудновато сегодня Ниночке, которая всегда рядом – она вот-вот должна родить. Думали, что ей надо остаться дома, но разве она может пропустить столь важное событие в их жизни! Ничего. Господь поможет. Радость их безгранична. Они возблагодарили Господа за начало священнического пути отца Григория. А 21 сентября – новые волнения. У них родилась дочка.
Поздравления сыплются на молодую семью. Поздравления с рукоположением в диаконский сан и поздравления с рождением малышки. Как больно, что эту радость не могут разделить с ними родители отца Григория и пребывающий в заключении отец матушки Нины протоиерей Сергий Увицкий…
Чудом сохранилось дошедшее до наших времен письмо отца Григория, написанное им 24 сентября 1937 года в Нижний Тагил маме матушки Нины – Павле Ивановне Увицкой. В нем всё – и радость, вызванная рождением дочери, и нежная любовь к дорогой супруге, и трогательная забота о здоровье обеих…
«Милые и дорогие мои тагильцы!
21/IХ в 2 часа дня моя благоверная благополучно разрешилась от бремени, родилась девочка славная такая, черноволосая и крепкая… Поздравляю вас с новым членом, появившимся в нашей семье. Если Нинусинька будет себя хорошо чувствовать, то ее выпишут из больницы числа 26/IХ. Моя покорнейшая просьба, если только можно, Павла Ивановна, не можете ли Вы приехать к нам к 26 числу? Меня дома совершенно почти не бывает, а на первых порах Нинчинку боюсь оставить одну. Крестить думаем числа 30 октября. Напишите, могут ли приехать Леля и Коля. Потом вот еще. Ниночка у меня все просит яблочков, а последних здесь нет. Если можно, то привезите. Я пока здоров, работы у меня очень и очень много. Пишу и ужасно тороплюсь, потому что много дел.
Целую всех вас, любящий вас Гриша. 24/IХ-37 г.».
30 октября, когда маленькой Леле исполнилось 40 дней, счастливые родители принесли ее в храм для Святого Крещения. И в этот же день, октябрьским вечером, молодого диакона Григория Пономарева арестовали, предъявив ему в качестве обвинения действия, означенные в 58 статье УК РСФСР. Он причислялся к категории арестантов как «служитель культа». Его увели. Куда? Вероятно, в СИЗО, а потом… Трудно сказать, что будет потом.
Опять в их жизни октябрь…
Спас Нерукотворный
Сохрани мя Господи из руки грешничи, от человек неправедных изыми мя…
Пс. 139
Ночь прошла в слезах и молитвах. Малышке передавалось состояние матери: она постоянно просыпалась, возилась, долго не успокаивалась. Утром, оставив ребенка у близкого их семье человека – старосты невьянского храма Татьяны Романовны – Ниночка, теперь матушка Нина, побежала в милицию.
Все в одном здании: и милиция, и прокуратура, и следственный отдел. Кругом суета, запах хлорки, клубы табачного дыма. Никто толком ничего не знает о судьбе дорогого матушке человека. По разным кабинетам снуют безразличные к чужой беде люди, которые по большей части просто отмахиваются. Наконец один старик – дежурный или вахтер, узнав, кого она ищет, почти радуясь, ядовито изрек:
– Что, думаешь, он один тут такой? Вот наберем партию вашего брата, ну и еще кого по другим статьям, и отправим в Свердловск, там разберутся. А пока – у нас. Держать-то их есть где, подвалы демидовские…
И на мгновение, поверив в свою значимость, злобный старик осклабился, обнажая гнилые, черные зубы под прокуренными усами; после чего добавил:
– Иди, иди, а то и тебя заберем, тоже ведь враг народа.
И непонятно прозвучала эта угроза: то ли в шутку, то ли всерьез.
Окунувшись в чужую, страшную жизнь, где теперь оказался и ее муж, она, совершенно разбитая, забежала к Татьяне Романовне покормить малышку и поспешила в храм.
В маленьком городке слухи распространяются моментально. Уже все знали, что увели отца диакона. Почти одновременно прошел леденящий слух о том, что где-то в области на днях забрали из дома молодого священника, а к вечеру двое в штатском пришли за его беременной женой. Через пару дней ее мертвое поруганное тело нашли в овраге за огородами.
Еще утром матушка Нина отправила в Нижний Тагил письмо о тяжелых событиях в их семье. Она просила брата Николая приехать в ближайший выходной в Невьянск и забрать их с малышкой. Но, посоветовавшись с Татьяной Романовной, она решила не дожидаться воскресенья и в эту же ночь с соседней станции уехать к маме в Тагил. Но до ночи еще надо было дожить.
Татьяна Романовна пошла проводить Нину домой… Распахнутые настежь ворота их домика раскачивал ветер. В собачьей конурке, где жила прибившаяся к ним прошлой осенью дворняжка, – тишина. В глубине конуры, к которой ведет кровавый след, – мертвое тельце собаки. Что им стоит? Ткнули в бедное животное поленом – и все. Кухонное окно дома разбито, но висячий замок на входных дверях на месте. Или спугнул кто? Внутри, кажется, ничего не тронуто, но волна ужаса охватила обеих женщин… Они вдруг осознали, что до ночного поезда Нине с ребенком спрятаться негде. Первой, у кого начнут искать, будет Татьяна Романовна, да и городишко так мал, что все на виду, не скрыться.
Они собрали самое дорогое: венчальные иконы, венчальные свечи и фату, Евангелие маленького формата, принадлежащее архимандриту Ардалиону, детские вещи. Набрался небольшой узелок: его – в одну руку, малышку – в другую. Все остальное: церковные книги, иконы, фотографии – унесет к себе Татьяна Романовна и спрячет до лучших времен.
Женщины, упав на колени перед образом «Нерукотворного Спаса», фамильной иконой рода Пономаревых, вознесли Богу свои пламенные молитвы о спасении отца Григория и матушки Нины с малышкой. Они верили, что Господь не оставит их. Надо только что-то придумать… Татьяна Романовна отыскала во дворе старые доски и наспех забила все окна крест-накрест, создавая впечатление оставленного дома. Ничего, до ночи Нина с дочкой пересидят в холодном, нетопленом чулане – еще не зима.
Выходя из дома, Татьяна прикрыла входную дверь, повесила замок… Вид у домишки совсем нежилой. Татьяна вынесла из дома икону Нерукотворного Образа. Внимательно оглядевшись, она прислонила ее почти к земле недалеко у ворот, забросала икону сухими осенними листьями и ветками. Вышла на улицу, не закрывая калитку…
Первый снег, в помощь задуманному, сыпал во двор легкую снежную крупу, вслед которой падали уже большие мокрые хлопья. Снег прикрыл Татьянины следы во дворе, ветер намел снежный бугорок на икону. Уже в полной темноте она ушла, оставляя на Божие произволение семью отца диакона, чтобы вернуться ночью.
Матушка Нина вместе с малышкой спрятались в «брошенном» доме. Они притаились в темном чулане и уповали только на защиту святой иконы – Нерукотворного Образа Спаса нашего Иисуса Христа. Все же какую сильную веру надо иметь, чтобы до конца, до последнего вздоха так довериться Господу! Довериться, веря в силу Его чудотворной иконы, которая невидимо, но сокровенно, лучше всяких замков ограждала их домишко от опасности.
До глубокой ночи творя Иисусову молитву и читая «Живый в помощи…», Нина молила Господа, чтобы ее дочурка не раскапризничалась и плачем не привлекла бы незваных гостей.
Порой матушке слышались какие-то шаги, шум. Раскрытая калитка надрывно скрипела, сотрясаемая ветром… Но вот напряженный слух Нины уловил шорох знакомых шагов. Она услышала звуки открывавшейся двери, и в слабом свете дверного проема появилась долгожданная Татьяна Романовна. Дрожащим голосом она поспешила предупредить о своем появлении. Эта добрая, простая женщина, наверное, даже не понимала, какой, в сущности, она совершает христианский подвиг.
– А знаешь, Ниночка, на улице-то, у ваших ворот, столько свежих следов! Словно дойдут до ворот, а во двор им хода нет. Снег-то во дворе так и лежит – ни следочка на нем. Господь вас хранит. Давайте, дорогие мои, собирайтесь. С Богом. Сейчас провожу вас и посажу на поезд – я уж и билет купила. Потом вернусь за иконушкой и спрячу ее. Ты не тревожься, Нина, Господь сохранит вас.
На холодном, насквозь продуваемом перроне – ни души. Поезд как бы нехотя притормаживает здесь на две-три минуты, чтобы вновь начать свой путь. Неуклюже скользя по мокрому снегу, женщины, задыхаясь, добежали до означенного в билете вагона. Нина с малышкой торопливо взобралась на высокие ступени поезда. Поезд сердито запыхтел и тронулся. Кажется, опасность миновала… Татьяна, перекрестив беглецов, еще долго смотрит им вслед. Затем все потонуло в снежной ночной мгле…
* * *
Трагические события, случившиеся с молодой семьей, произошли стремительно. Родные с ужасом слушали приехавшую утром Нину. Она рассказала им об аресте отца Григория, о нападении на их дом. Письмо, отправленное матушкой накануне, получили лишь через несколько дней.
От Татьяны Романовны вестей не было долго. Она боялась за них, они за нее. И только спустя полгода, после тяжелой поездки матушки Нины на Восток, чуть не стоившей ей жизни, от Татьяны Романовны пришло маленькое сообщение. Она писала, что все в сохранности: иконы, церковные книги и фотографии. Писала также, что наутро после их отъезда в доме перевернули все: разгром был яростный. Может быть, приходили и накануне вечером: или власти, или ворье. Но вот войти в раскрытые ворота не смогли – икона не пустила. Слава Тебе, Господь наш Защ?титель! Я лишь дважды видела Татьяну Романовну, уже когда была подростком. Однажды, когда мне было лет девять, мы с мамой ездили в Невьянск на могилку к бабушке. Там мы и встретились с Татьяной Романовной. Как она была добра к нам! Увидев меня, расплакалась, говоря, что я очень похожа на отца. Мы вместе молились перед фамильной иконой Пономаревых «Спасом Нерукотворным» и благодарили Бога за наше чудесное спасение девять лет назад.
Вспоминается еще один случай из нашей с мамой жизни в то время. Это был, кажется, 1948 год – денежная реформа – стремительная, однодневная. На все имеющиеся у населения деньги надо было в течение дня успеть приобрести товары, так как на следующий день эти купюры превратились бы в жалкие копейки.
Татьяна Романовна, добрая, беспокойная женщина, зная, какую нищенскую жизнь влачит матушка Нина, оказала ей в эти трудные дни посильную помощь. Понимая, что наша семья находится в тяжелом положении, она утром приехала в Тагил и привезла маме небольшую сумму денег. Они вместе бегали по опустевшим вмиг магазинам в поисках продуктов. Им удалось купить картошку, муку, какие-то крупы. Это было тогда сказочное богатство.
Мама всегда молилась за здоровье рабы Божией Татьяны. Когда вернулся из долгого заключения папа, они с мамой совершили поездку в Невьянск к дорогим могилкам. Конечно, они встретились с Татьяной Романовной, чтобы искренне поблагодарить эту мужественную женщину. Тогда, вероятно, она и передала родителям проявившую свою чудотворную силу икону «Нерукотворного Спаса» и другие святыни, которые она преданно хранила около двух десятков лет. Вскоре Татьяна Романовна скончалась. Светлое имя этой христианки навсегда было записано в поминальнике отца Григория; он неоднократно служил заупокойные панихиды по рабе Божией Татьяне.
Фамильная икона Пономаревых всегда находилась в доме отца Григория и матушки Нины. Перед ней они возносили свои горячие молитвы к Богу, и под сенью этого образа в одну ночь перешли в мир иной.
Он и она
Он
Это был такой же день, как уже многие проведенные тут. Ледяной, колючий ветер летел по степи с огромной скоростью, подхватывая песок, мелкие острые камешки, обрывки чужих, незнакомых растений, с силой швыряя их в лицо, заслоняя глаза и забивая нос и гортань. Угрюмое желто-серое небо почти касалось голов таких же угрюмых и озлобленных заключенных, ушедших, как бы защищаясь, в себя и вяло реагирующих на уже привычную брань и окрики охраны.
Он работал, стараясь повернуться так, чтобы ветер дул ему в спину. Но тогда не было видно барака главного управления, стоявшего невдалеке, который почему-то именно сегодня он не хотел упускать из виду, словно боясь просмотреть что-то важное. Поймав себя на этой мысли, он углубился в работу, постоянно творя молитву. Но вдруг что-то светлое, давно забытое, совсем из другой жизни затрепетало в нем, сливаясь с молитвой, вызывая непонятное волнение и слезы. Впрочем, слезы могли быть и от ветра. Напряжение внутри росло, натягивая и оголяя каждый нерв. «Боже Милостивый, что со мной? Не остави меня, грешного, дай справиться с собой!» Откуда это чувство, в котором переплелись и боль, и радость, и странное нетерпение? «Господи, на все Твоя воля, только не остави меня, грешного, не остави…»
После вечерней проверки прошел слух, что на главном пропускном пункте появилась женщина, жена осужденного. Барак возбужденно гудел. Мысли жгли, бились как в клетке: «А вдруг это ко мне? Нет, невозможно, да и как она оставила бы малышку! Нет, нет. Не надо даже думать об этом… Но какая героиня! Ведь это первый случай, когда в такую глушь смогла пробраться женщина. Кто же этот счастливец? А вдруг ее не пустят! Ведь тут законов просто нет. Господи, помоги ей, чья бы это ни была жена…».
* * *
Неожиданно пришла повторная проверка «с пристрастием». Грязно ругаясь, охранники прилипчивее обычного перетрясали жалкое тряпье заключенных. Особенно усердствовал один – угреватый, мордастый, глумливо ухмыляющийся. Ничего не найдя и «обложив» всех по привычке, они ушли далеко за полночь. Все долго не могли успокоиться: раздавались стоны, проклятия, чье-то сдавленное рыдание.
Утром при построении им было объявлено, что их отправляют на конечный пункт этапирования – куда-то на Север, через пролив, помогать вольнонаемным шахтерам, «доблестным строителям коммунизма».
Ехали долго в вагонах для скота. Остановок не было. Люди, намучившись, справляли нужду прямо здесь же. Их вяло обругивали, но вскоре повторялось то же. Он давно уже заметил среди заключенных, в основном уголовников, несколько стариков, чью интеллигентность не могли стереть ни грязные, вонючие ватники (так называемые фуфайки), ни матерщина, висевшая в воздухе. Даже на окрики охраны они реагировали как-то по-своему, доводя до иcступления «борцов за светлое будущее». Эти люди были островками миролюбия среди бурлящего потока душевных нечистот. Но было заметно, что физически они уже на пределе… Движение поезда стало замедляться. В дощатые дырявые вагоны начал проникать холодный соленый воздух, и все тело, впитывая его, покрылось этой соленой влагой. И вдруг через головы соседей-арестантов ему открылось море.
Раньше он никогда не видел моря. И то, что открылось взору, превзошло все представления о нем – бескрайнее, неохватное для глаз, свинцово-серое. Высокие волны, набегая одна на другую, с плотоядным чавканьем обрушивались на берег, у которого, как забытая детская игрушка, болталось, чуть не опрокидываясь, рыболовецкое судно. В него-то под вопли охраны и самих заключенных стали «трамбовать» страдальцев.
Обледенелые сходни без перил. Сзади – напирающая толпа, которую под автоматами загоняют на трап. Кто соскользнул, не удержавшись – нашел тут свою могилу. Море быстро уносит жертвы. Крики ужаса, ненависти, отчаяния – все накрывает неумолимый, нескончаемый и безразличный ко всему рокот волн.
Разверзшееся чрево рыболовецкой шхуны все заглатывает и заглатывает людей. Вот уже не только сидеть – стоять почти невозможно, а охрана осиплыми, лающими воплями и ударами прикладов ухитряется вгонять еще и еще. Но вот заработал двигатель, судно задрожало и «живая могила», отпущенная швартовочными канатами, взметнулась на волне к линии горизонта, как скаковой конь. «Господи, спаси и сохрани! Не дай погибнуть вот так, без покаяния!» Заключенные стоят так плотно, что даже при качке некуда падать. Только крики боли… Трещат и ломаются ребра, люди давят друг друга. В трюме – дурнота от непрерывных взлетов к небу и падений в бездну, как на чудовищных бесовских качелях; дурнота от спертого воздуха, пропитанного запахами гнилой рыбы и давно не мытых человеческих тел. Порой разносятся истошные вопли: или кого-то всей массой прижали к борту, или чье-то невыдержавшее сердце исторгает последний, прощальный крик.
Время остановилось. Кажется, что прошли недели, месяцы, как их швыряет в этом аду Охотское море. Вдруг – удар! Такой страшный, что трещат все крепления. Еще и еще. Неужели это конец? На море шторм, но матросы ухитряются пришвартовать к берегу эти «качели». По притоку свежего воздуха он догадывается, что открыли люк. Вот мелькнул кусок неба, плачущего мокрым снегом, как бы оплакивающего будущие жертвы.
Опять брань. Дикая брань охраны, подготавливающей людей к выходу. Пошли. Стало свободнее. Но… что это? Многие из заключенных в тот момент, когда их перестала держать и сдавливать толпа, падают без движения. Все. Для них уже все закончилось. Они были мертвы уже в пути, их просто держала сбитая масса людей. «Упокой, Господи, души этих страдальцев. Прости их прегрешения и прими в Свои обители за принятые ими на земле муки».
Те, кто остался в живых, выбираются на твердь земную. После ужасов качки ноги не держат, грудь разрывается от свежего воздуха.
– Всем построиться!
Они прибыли на место. На место новых страданий, на место гибели почти всех приехавших сюда. Они прибыли на свою Голгофу. Прибыли строить коммунизм в шахтах и на лесоповалах Магадана. Они – прибыли!
Она
