скачать книгу бесплатно
– Так может этого еще лет десять не случится, – вмешался Голодев, – сил уж нет никаких.
– Сергей, идите сюда! – махнул рукой фон Штофф.
Голодев приблизился к окну, где на мраморном подоконнике в резных горшках цвели растения розовыми цветами, создавая весеннюю атмосферу.
– Друг мой, – Карл поправил воротник рубашки Голодева, – я разговаривал с де Ариньяком, упросил его дать вам отыграться.
– Что? – вытянулось лицо Сергея. – Отыграться? Да я же…
– Нет, нет, – поспешно прервал Карл, – не вы сами, за вас может кто-то играть, надо просто найти достойного соперника.
– Где же я найду такого? Маркиз прекрасный игрок…
– Если мы сможем доказать, что он жульничает, ему конец, – тихо произнес фон Штофф. – Маркизу многие должны.
– А если не жульничает? – Сергей неотрывно смотрел в окно. Средь бесконечно летящего снега зажигались тусклые пятна фонарей. – Если он играет честно?
– Тогда мы найдем того, кто умеет жульничать! – в сердцах отрезал Карл. – Милейший друг, равнодушие и опущенные руки не делают вам чести! Я за вас хлопочу но, в конце концов, это не я проиграл корабль! О чем вы вообще думали, когда садились с ним за стол?
– Я пребывал в дурном расположении духа, – мрачно ответил Сергей, – а кроме карт не было других развлечений.
– Прекрасно развлеклись, не спорю! Странно, что ограничились кораблем, а не спустили всё состояние!
Карл пару раз пригладил жесткие рыжеватые волосы, этот жест всегда означал досаду, раздражение, и посмотрел на Сергея. Высокий стройный Голодев всегда был натурой излишне романтичной и чувствительной. Волей-неволей Карл вспомнил юного Сергея, каким он был безрассудным и горячим. Потомок одного из старейших родов, среди девиц Голодев имел большой успех. Карл же никогда не мог похвастаться выдающейся внешностью, но одиночеством не страдал, благодаря веселому характеру и доброму нраву.
Друзьями они были неразлучными, женились почти одновременно и планы на будущее имели дерзкие. Через год супруга Карла скончалась от болезни, завезенной на Инфанту с какой-то провинциальной планеты. Карл так больше и не женился, к тому же перед глазами постоянно маячил образец семейства Голодевых. Красивые серые глаза Сергея, некогда горевшие веселым огнем, давно погасли, в каштановых кудрях засеребрилась седина, а великолепную стать портили ссутулившиеся плечи.
Карл вздохнул, подозвал официанта и взял с подноса шампанского.
– За вас, мой друг, – сказал он, протягивая Сергею бокал.
– Благодарю.
В салоне произошло какое-то оживление. Сергей оторвался от созерцания снегопада и посмотрел в зал. В салон входил Хрустальницкий под руку с невероятной особой. Высокая, стройная, она была затянута в облегающее платье из золотой чешуи, а ее пепельные волосы, в отличие от пышных причесок дам, свободно сыпались по плечам и спине. Тонкие смуглые черты лица красавицы были довольно холодны, черные глаза смотрели отстраненно, даже надменно.
– Вот так да! – произнес фон Штофф, пораженно глядя на красавицу в чешуе. – В жизни не видал, чтобы женщина так одевалась!
– Согласен, необычно, – кивнул Сергей, отчего-то не ощущая ровным счетом никакого интереса.
Вокруг Хрустальницкого и его спутницы мигом собралась толпа. Виолант Хрустальницкий всегда был отвратителен Голодеву, да и фон Штофф не питал к поэту особой симпатии, считая его отъявленным выскочкой и графоманом. Соломенные кудри Виоланта в «творческом беспорядке» разбросанные по плечам, создавали впечатление общей неряшливости, да и характер поэт имел гадкий, каких поискать.
– Ах, мы жаждем поэзии! – воскликнула графиня Чернышева, и господа принялись рассаживаться в кресла, образовывая круг.
Подчеркнуто заботливо Виолант усадил свою даму, вернулся в центр и встал в величественную творческую позу. Фон Штофф с Голодевым остались у окна, не имея особой жажды слушать произведения Хрустальницкого. У Сергея вообще пропало всякое желание находиться в обществе, почему-то хотелось выйти под ночной снегопад, одному ходить по саду среди крепко спящих деревьев и смотреть, как слетаются на тусклый свет фонарей белые снежные мотыльки …
– … моя душа разбита беспощадно,
О, право, ладно, мне «прощай», не говорите!
Останьтесь здесь, иль прочь идите,
Но только не молчите, не молчите…
Доносился до Сергея высокий резкий голос Хрустальницкого. Голодев пытался вслушаться в строфы, но мысли упорно разбредались. В ярком свете ламп Хрустальницкий казался почти прозрачным, его голубые водянистые навыкате глаза хищно глядели на затаившее дыхание общество, и Голодеву вдруг сделалось неимоверно душно. Салон поплыл перед глазами, Сергей пошатнулся и схватился за подоконник, едва не задев горошки с цветами.
– Что с вами? – всполошился фон Штофф. – Никак дурно?
– Да, что-то плоховато…
Карл пододвинул Сергею кресло.
– Вы побледнели, милейший друг, – Карл склонился, взволнованно заглядывая ему в лицо. – Подать вам чего-нибудь холодненького?
– Не надо.
Сергей потер пальцами виски и глянул в залу. Общество аплодировало Хрустальницкому, тот кланялся.
– Как прекрасно, нежно и романтично! – звучали возгласы дам.
– Хорошо, что нет Милетова, – усмехнулся фон Штофф, – иначе та еще романтика начнется.
Через полчаса Милетов подоспел. На этот раз он пожаловал без девицы, но всё с тем же другом. На этот раз друг был трезв и хмур, а Милетов пьян и зол, явно пребывая не в духе, а это означало, что неприятности будут у всех.
– Вечер добрый, господа! – выкрикнул Милетов, и Хрустальницкого всего передернуло от звука его голоса. Не оборачиваясь, поэт быстро прошествовал к своей даме и присел рядом. Воцарилась тишина.
– Анастасия Николаевна, не сыграете нам? – поспешно сказала графина Чернышева, почувствовав грядущую грозу. – Алексей, присаживайтесь с другом, что же вы стоите.
Милетов уселся неподалеку от Хрустальницкого, уставился в упор на его экзотическую даму и в ярких карих глазах Алексея полыхнул многозначительный огонь. Анастасия Николаевна принялась музицировать. Сергей сдавил виски пальцами и пробормотал:
– Хочется на воздух…
Милетов продержался пару музыкальных пьес, а потом все-таки полез к Хрустальницкому. Он никогда не упускал удобного случая вывести из себя придворного поэта.
– Что, дружок, стишки-то вы уже почитывали? – спросил он, демонстративно разглядывая свои сверкающие сапоги.
– Попросил бы к моим стихотворениям слово «стишки» не применять! – среди множества недостатков Виоланта была еще и вспыльчивость, заводился поэт моментально.
– Отчего ж не применять? – притворно удивился Алексей. – Стишки они и есть стишки. Может, еще чего-нибудь зачтете? Что-нибудь эндакое, будуарное, а?
Он обольстительно улыбнулся, приподняв одну бровь, и подмигнул даме поэта, а ледяная красавица вдруг растаяла и улыбнулась в ответ.
– Мерзавец! – взвизгнул Виолант. На бледных впалых щеках поэта выступили красные пятна. – Да как ты смеешь?!
– У, драгоценнейший мой, вам с такими нервами на курортах в грязях плавать надо! – рассмеялся Милетов.
– Это вы всю жизнь в грязях плаваете, а мне это не грозит! Хам! Босяк! Где мундирчик покупал? На базаре-с?
– А вот это он зря сказал, ох и зря… – шумно вздохнул фон Штофф.
Насчет мундира и офицерского чина, у Милетова был особый пункт – это было свято, как царская корона.
– Паршивый пис-с-сака! – процедил Алексей. Стащив с руки белую перчатку, он швырнул ее в лицо Виоланту.
Голодев вскочил с кресла и бросился к выходу.
Глава 4
Снежный ветер вцепился в лицо Сергея крошечными острыми коготками. Голодев с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух и направился к парковой аллее. Лет пять назад, когда была осень, Сергей прогуливался в парке Чернышевых и пытался писать стихи, глядя, как с вековых ветвей сыплется золото. Теперь повсюду царствовал снег… В свете фонарей он искрился оранжевыми огоньками, а там, среди обледеневших деревьев, становился нежно-голубым, потом синим и черным, как ночное небо.
Сергей медленно шел по расчищенной аллее, слушая, как поскрипывает под ногами. Деревья над головой тянули свои лапы к невидимому небу и где-то там, меж ветвей, прятались зеленоватые фосфоресцирующие лучи Ночного Солнца – тусклого и таинственного как всё, что живет по ночам. Сергей остановился, слушая тишину. Она была такой спокойной, такой мудрой, что Голодеву стало вдруг невыносимо страшно от этой тишины. Он чувствовал себя таким ничтожным, уставшим, не имеющим никакого отношения к этому покою и мудрости…
– Я проиграл не только корабль, – шепотом произнес Голодев, обращаясь к деревьям, – я проиграл всю свою жизнь, всю без остатка… и никто за меня уж не отыграется, никто и никогда…
– Сергей! – послышался в отдалении голос Карла. – Сергей, где вы?
– Здесь… – прошептал Голодев, продолжая неподвижно стоять, глядя на снег.
– Сергей! Сергей! Ах, вот вы где! – фон Штофф подоспел к Голодеву, на плечах его болталась наспех наброшенная шуба. – Что вы делаете, друг мой? Идемте немедленно в дом!
Карл поспешно принялся отряхивать снег с волос и пиджака Сергея.
– Пойдемте в дом скорее, заболеете еще!
– Как мне на душе дурно, вы бы только знали, – вздохнул Сергей.
– Что я могу для вас сделать? – запрокинув голову, низкорослый фон Штофф пытался разглядеть в темноте лицо Голодева.
– Найти бы где-нибудь сферолет, да я домой поеду.
– Сказать, чтобы ваш подали?
– Нет, отыщите общественный.
– Хотите, поеду с вами?
– Буду рад.
Придерживая Голодева под локоть, фон Штофф заторопился к ближайшей трассе. Барон быстро замерз, а Голодев, казалось, и вовсе не замечал, что идет без шубы, с непокрытой головой.
Над трассой одиноко вертелся трехместный сферолет, видимо пилот знал о приеме у Чернышевых и надеялся, что кто-то пожелает добираться домой самостоятельно. Увидав две заснеженные фигуры, бредущие в метели, пилот спланировал к дороге. С тихим жужжанием двери поползли вверх, открывая вход в теплый, светлый салон. Озябший барон ловко запрыгнул внутрь, следом забрался Сергей.
– В усадьбу Голодевых, – сказал фон Штофф, потирая руки. – Да поскорее, голубчик.
Сферолет поднялся в воздух, сильными бортовыми лучами разгоняя темноту и снегопад.
– Как бы вы не простудились, друг мой, – беспокоился фон Штофф, быстренько смахивая с волос и одежды Сергея тающий снег. – Что же вы во двор, да не одевшись?
– Не было сил больше видеть всё это, – выдохнул Голодев, – да и вообще…
– Кстати, Милетова с Хрустальницким разняли.
– Да не в них дело.
– В чем же тогда?
Сергей не ответил. Он отвернулся и стал смотреть в окно на беснующиеся в бортовом свете снежинки. Голодев думал о многом и ни о чем одновременно, зачем-то пытаясь вспомнить мечты и стремления юности, когда весь мир был так прекрасен, так добр и свеж…
– Друг мой, мы приехали, – участливый голос Карла вернул его из прошлого в салон сферолета.
Друзья вышли из салона и направились к парадному крыльцу. Войдя в дом, Сергей с удовольствием окунулся в тепло, свет и что самое главное – тишину. Навстречу вышел Степан, увидал барина и ахнул:
– Никак обобрали вас, Сергей Николаич?!
– Да нет, не обобрали, шуба моя у Чернышевых осталась, – Голодев снял мокрый пиджак и подал его Степану.
– Принеси-ка нам, голубчик, горячего чаю, – избавившись от верхней одежды, Карл устремился в гостиную, поближе к камину, – да поторопись.
– Сей момент!
Еще раз вздохнув над испорченным костюмом Голодева, Степан поспешил за чаем, а Карл с Сергеем уселись в кресла у огня.
– Что же с вами происходит, друг мой? – Карл задумчиво смотрел на языки пламени.
– Трудно сказать… – Сергей собирался снова замолчать, уклоняясь от ответа, но Карл не позволил этого сделать и сам ответил:
– Ольга Васильевна – вот причина вашей меланхолии. И можете не говорить, что я не прав.
– А я и не скажу, скорее всего, вы правы, – взгляд Голодева сделался почти безжизненным. – Не понимаю, как это произошло… Помните, Карл, каким очаровательным созданием она была?
– Помню, – кивнул он, – особенно тот бал часто вспоминаю.
Степан принес чай, заодно халат и шлепанцы.
– Переодеться надо, ваше сиятельство, – Степан укоризненно кивнул на мокрые ноги Сергея. – Чахотку схватите чего доброго.
– Да, друг мой, так не годится, – согласился Карл.
Сергей взял халат и вышел из гостиной. Наблюдая, как Степан снимает с подноса вазочку с вареньем, как разливает чай, Карл сказал:
– Неладно с Сергеем Николаевичем.
– Знаем, – проворчал он. – А что поделать?
Карл не ответил, он отвернулся и стал смотреть на огонь. Степан поворочал кочергой угли и пошел за дровами. Вскоре вернулся Голодев. В теплом сухом халате он почувствовал себя лучше. Сделав пару глотков чая, Сергей Николаевич и вовсе вернулся к жизни.
– Есть у меня один совет относительно жизни вашей, – задумчиво произнес фон Штофф.
– Какой же?
