скачать книгу бесплатно
– Может, послушаем Маму, подождем, пока я вырасту, выучусь на врача, а уже потом начну колдовать помаленьку? – не отступала Санара, почесывая носик. – Боюсь я, папа, ой боюсь.
– Вспомни, как я учил тебя плавать, – произнес Диалькин и подошел к окну.
Он задернул занавеси, затем повернулся к дочери и указал на дверь купе.
– Неправильно, – ответила Санара, подошла к двери и заперла. – Детей в воду никто не бросает, без надувного круга. Это же травма на всю жизнь.
– Но плавать-то ты умеешь, – сказал Диалькин и задернул вторую штору. – Какие она слова знает, «травма»… И в кого ты такая умница?
– Мама утверждает, что в нее.
– Кто бы спорил, – усмехнулся Диалькин, возвращаясь к кровати.
Санара подошла к отцу и взяла его за пальцы. Он с любовью посмотрел на дочь и вдруг непонятно почему подумал, о том, что она никогда не капризничала, не визжала как дикий поросенок, требуя игрушку с полки магазина, или мороженое или другую сладость. В разъездах он многое пропустил и теперь жалел упущенных мгновений. Теплые мысли, пришли в неудобный момент. Он осторожно перехватил ее пальчики, и сжал маленький кулачек. Им обоим казалось, что холоднее рук в мире нет, хотя воздух вокруг начал плыть.
– Как и договаривались, правые рука и колено тебе, левые мне, – сказал Диалькин, подхватив дочь на руки.
– Ты забыл облизнуться и цокнуть языком по клыку, – произнесла она, раскинув руки. – Опускай! Я уже не маленькая.
Левая рука Санары легла поверх нежнейшей шерсти укрывающей колено сеньоры, а правая рука коснулась изуродованных болью пальцев. Она закрыла глаза и представила, что тонкие ручейки тепла из ее рук начали перетекать в женщину, лежащую перед ней. Представила, как болезнь отступает, как восстанавливаются суставы, как уходят воспаление и боль.
Вдруг, Санара осознала, что картинки из книжек, обрели реальность – живой человек превратился в сложнейший, но понятный многомерный пазл. Ручейки тепла излучаемые ее пальцами, помимо ее воли стали набирать силу, превращаясь в потоки палы.
Яркий свет вырвался сквозь прореху в занавесях, пугая случайных наблюдателей.
– Контролируй палу, Санара.
Она почувствовала слабость, в голове зашумело. Голос отца звучал издалека. Сейчас она слышала только зов, который манил, предлагал ощутить свободу, вседозволенность, недоступную простому смертному. Санара поняла, вот она – жива, дающая силу и способная отнять жизнь, закручивается вокруг нее, подпитывает и затягивает. Значит, пала на исходе.
Шум нарастал, заглушая голос отца.
На мгновение жива ослабла, и она словно выплыла на поверхность. Перед ней лежал человек, которого она исцелила, избавила от страданий и, самое главное, сделала все сама. Зов живы нахлынул с новой силой и ее охватил страх. Если она не будет сопротивляться, то растворится в нем и исчезнет – сила созидания станет силой разрушения.
На миг единственной реальностью стал водоворот, который тянул вглубь, в неизвестность. Вдруг его хватка ослабла, все затихло и ее выбросило на поверхность, словно мячик. Хватая воздух ртом, Санара осела на кровать и потеряла сознание.
Диалькин переложил дочь на небольшую кушетку и накрыл одеяльцем. Он подошел к кровати и привел в чувства сеньора Наваса. Мужчина сел, поморщился и потряс головой.
– Болит?
– Немного, – ответил мужчина и посмотрел на лежащую рядом жену.
– Как я и обещал, с вашей супругой все в порядке, – сказал Диалькин. – А ваша головная боль скоро пройдет.
Он подошел к кушетке, плотнее укутал дочь и взял на руки. Сеньор Навас встал, пошатнулся и вновь оказался на кровати. Слегка осоловелыми глазами он посмотрел на Санару.
– Что с ней?
– С ней тоже все хорошо, – ответил Диалькин, подходя к двери. – Издержки профессии, если угодно. Вам лучше, все же, отдохнуть.
– Увидимся вечером в ресторане?
– Непременно.
Дверь за гостями беззвучно закрылась.
Пако Навас сделал глубокий вдох и снова попытался встать, но слабость не отпускала. Только сейчас его взгляд упал на руку жены и, не веря глазам, он осторожно коснулся каждого пальца. Его рука погладила ее запястье. Прежнее изящество вернулось, и хотя кожа не обрела былой нежности, он точно знал, что болезнь ушла, а с ней и боль. Он замер, изучая спокойное лицо супруги. Память уносила в прошлое. Он улыбнулся, сморгнул, и одинокая слеза покатилась по его щеке.
* * *
Урсулы в купе не оказалось, когда Диалькин принес Санару, и он благодарил всех святых за это. Аккуратно переодев дочь в пижаму, он снова закутал ее в одеяло и оставил на кровати, готовясь к долгому разговору с супругой.
На разговор это походило мало, скорее шипение двух диких котов раздавалось из купе. Диалькин знал, что ближайшие часы и выстрел пушки не разбудит дочь, но внятно объяснить это жене не смог. Она начала его упрекать во всех смертных грехах, и делала это шепотом – боялась разбудить Санару. Он оправдывался и успокаивал ее и конечно тоже шепотом, хотя не мог понять почему. Вскоре накал диалога превратил шепот Урсулы в грозное шипение, на что он шипел в ответ, но как-то неуверенно, а спустя время его ответное шипение стало редким и каким-то забитым.
Урсула провела тяжелую ночь. Она засыпала ненадолго, а когда просыпалась, начинала молиться. Она ходила по купе, бросала гневные взгляды на мирно спящего мужа, подсаживалась к окну, вновь возвращалась к дочери, трогала ее прохладный лоб и теплые руки. Ей владели страх, отчаяние, и злость на Диалькина, который спокойно спал, будто, ничего не произошло, и волноваться не о чем. Лишь ближе к утру, она провалилась в сон.
Когда поезд прибыл в Новосибирск, Далькин не стал будить жену. Он объяснил сопровождающему, что на экскурсии они не пойдут по причине легкой мигрени у супруги.
Урсула проснулась, когда поезд покидал город. Она привела себя в порядок и, не зная, что делать дальше, просто устроилась у окна. Она с равнодушием наблюдала, как окраины города постепенно сменял лесной пейзаж, и нервно покусывала губу. Диалькин сидел напротив и читал книгу. Она изредка косилась на кровать, где спала дочь, переводила сердитый взгляд на мужа и снова поворачивалась к окну. Он украдкой смотрел на жену, его губ касалась печальная улыбка, и взгляд вновь возвращался к страницам книги. Конечно, она сердилась. Прошли сутки, с тех пор, как они с Санарой вернулись от четы Навас, а дочь все еще спала. Испуганной матери не объяснить, что все в порядке, никакие уговоры не помогут.
– Как ты мог, – процедила Урсула. – Взрослый человек, толкаешь свое дитя на такое. Она могла погибнуть.
– Я был рядом. С ней ничего бы не сучилось.
– А это, это, что такое. Господи! А если она не проснется?
– Милая, любимая, в сотый раз повторяю, она просто спит и скоро проснется. Ее организм должен восстановиться. Мой отец рассказывал, что после того, как я впервые погрузился в живу, проспал трое суток.
– А если она проснется и будет, потом, всю оставшуюся жизнь улыбаться и пускать слюни? Ты такой вариант обдумал, когда заставил ее лечить эту старуху? Она не ты, она из этого мира!
– Ну, посмотри, я жив и здоров.
– Жив? Возможно, – процедила Урсула. – Здоров? Ой, сомневаюсь.
– А ты жестока.
– Клянусь, если она не проснется… – скрипнула зубами Урсула, но не успела закончить.
– Что за шум, а драки нет? – раздался хриплый голос Санары.
– Котенок, – выдохнула Урсула и бросилась к дочери.
Санара пыталась выбраться из-под одеяла, ворочалась и елозила ногами, пока голые пятки не выскочили наружу. Урсула упала на кровать, сгребла дочь, прижала к груди и целовала, целовала и плакала.
– Больше никаких… – шептала она. – Больше никогда. Ты слышишь?
Санара фыркала и пищала, уворачивалась от поцелуев. Наконец, Урсула успокоилась и отпустила дочь. Диалькин сначала не понял, сама ли она пришла в чувства или ей помогла Санара, но по хитрому взгляду дочери стало ясно, что маленькая шкодница все-таки применила свой талант.
– Мам, я есть хочу.
– Конечно, котеночек, – произнесла Урсула и быстро покинула купе.
Она вскоре вернулась, а спустя минут десять в дверь постучали, и миловидная девушка в белоснежной сорочке и небесно синем жилете поставила на столик красного дерева, серебряный разнос. Она не произнесла ни слова, а просто поклонилась и исчезла, словно ее и не было. На столике остались две тарелки накрытые крышками, супница, расточающая аромат куриного бульона, салатник с нарезанными свежими овощами, большой чайник и тарелки с круассанами и вафлями.
Санара подсела к столу, с удивлением, изучая поле предстоящего боя. Ей показалось, что тарелок слишком много и они очень большие. Однако отступать она не умела, и картинно сглотнув слюну, сняла крышку с первой тарелки и звучно вдохнула тончайший аромат лосося запеченного под сыром с зеленью.
Урсула вернулась на свое место и с умилением стала наблюдать за дочерью. Диалькин делал вид, что усердно вчитывается в строки Михаила Булгакова, хотя вся семья знала, что он читал “Собачье Сердце” не один раз. Конечно же, в действительности, он украдкой следил за своими девочками.
Санара тем временем вытянула ручки вперед, пошевелила пальцами, словно разрабатывала их перед сложной операцией, взяла вилку, нож и звучно чиркнула ими друг о друга.
– Доча, ну, что ты делаешь? – прыснула Урсула.
Санара хитро глянула на мать, замахнулась и резко погрузила оба прибора в нежную рыбу. Диалькин дернулся, но не услышал звука треснувшей тарелки, словно ребенок долгое время оттачивал это движение.
– Ха, испугались? – хохотнула Санара и спокойно принялась разрезать лосося на небольшие кусочки.
Справившись с рыбой и куриным бульоном, она с грустью посмотрела на круассаны и поняла, что больше в нее не влезет. Санара откинулась на спинку стула, погладила себя по животу и посмотрела на мать.
– А можно круассаны и вафли оставят? Я вечером их съем, – сказала она и зевнула.
– Конечно, котенок, – ответила Урсула и только теперь взялась раскладывать остатки кушанья себе и мужу. – Мы их даже трогать не будем, ни крошечки, все тебе останутся.
– Клева, – сказала Санара, широко зевнула и спрыгнула со стула. – Чего-то спать хочется.
Урсула удивленно посмотрела на мужа.
– Все хорошо, – произнес Диалькин. – Поспали – поели, поели – поспали. Она входит в нормальный режим.
Санара тем временем, забралась на кровать и, как бабочка в кокон, закуталась в одеяло. Урсула покачала головой, в ее взгляде мелькнули молнии, но она промолчала. В ответ Диалькин сложил руки в мольбе, потряс ими и коснулся своего лба. Вся пантомима происходила в абсолютной тишине. Напоследок она погрозила ему пальцем и спокойно принялась за салат. Он скорчил обиженную мину, взял столовые приборы и последовал примеру супруги, прислушиваясь к мирному сопению дочери.
* * *
Ближе к обеду следующего дня в дверь купе постучали. Диалькин открыл ее и отошел в сторону. В проеме стоял подтянутый мужчина, неопределенного возраста, в сером костюме. Он опирался на черную трость. Между его пальцами блестел серебристый набалдашник.
– Вы позволите? – спросил он, по-испански, с легким акцентом и поклонился. – Меня зовут Серж Мулинье. Я ваш сосед. Вернее мы с супругой ваши соседи, но она сейчас занята и поэтому я решил зайти в гости один. Хотя ехать нам сравнительно недолго, но хорошая компания, думаю, всегда будет кстати.
Приятный баритон незваного гостя гипнотизировал. Урсула бросила взгляд на мужа и кивнула. Диалькин сделал пригласительный жест.
– Конечно, входите.
Мужчина еще раз поклонился, слегка коснулся седеющих волос и переступил порог. Он перехватил трость, и набалдашник, в виде обезьяньей головы зажимающей рот, мелькнул и исчез в другой руке. Он присел на софу и неопределенно повел рукой в сторону окна.
– Как ваши впечатления?
– По-моему, великолепно, – ответила Урсула и посмотрела на мужа. – Москва невероятный город, да и другие города обладают колоритом и самобытностью, в Европе все по-другому, и эти пейзажи…
Диалькин утвердительно закивал, вполглаза изучая гостя.
– Полностью с вами согласен!
– А как вам люди? Как вам русские?
– Очень приветливые и улыбчивые люди, – ответила Урсула и снова глянула на мужа, который закивал и даже хмыкнул в подтверждение ее слов.
Он все еще продолжал изучать гостя, словно перед ним сидел не человек, а некая загадка.
– Ох, извините меня, – произнес Серж, приподнимаясь. – В гости и без подарка, не по-русски. Я сейчас.
Он скрылся за дверью, а через минуту вновь появился, неся небольшую баночку. Он поставил ее на стол и открыл крышку. Это оказалось малиновое варенье.
– Домашнее, пробуйте. Моя супруга делает его сама. Взяли в дорогу парочку, так на всякий случай. Все только натуральное.
Дверь купе вновь распахнулась и на пороге появилась изящная женщина, похоже, ровесница незваного гостя. Ее пышные рыжие волосы, убранные просто и со вкусом, пронизывали едва заметные нити седины. Облаченная в безупречный брючный костюм бордового цвета она чем-то напоминала Сержа.
– А вот и мой ангел! Мари это наши соседи, – произнес гость, и звучно ударил себя по лбу. – Забыл, как их зовут. Вот она старость.
Он виновато улыбнулся, глядя на вошедшую.
– Какая старость, тебе нет и шестидесяти. Ты меня еще старухой назови.
– Что ты, душа моя, я не могу рисковать остатками здоровья.
Серж деланно нахмурился и перебросил трость из руки в руку. Женщина укоризненно покачала головой, повернулась к Урсуле и улыбнулась.
– Надеюсь, мой муж, в пылу знакомства, не забыл представиться?
– О нет, что вы, – ответила Урсула, улыбнулась в ответ, и бросила взгляд на Сержа, который с видом обиженного ребенка, большим пальцем, натирал набалдашник трости. – Меня зовут Урсула, а это мой муж Диалькин.
– А меня зовут Мари, – произнесла гостья. – А где ваша дочь? Милая девчушка, пару дней назад, она посоветовала мне бросить курить, иначе рак легких меня погубит.
– Сказала, что пошла брать уроки кулинарного искусства у здешнего повара.
– Какая прелесть. Серж, ты согласен?
– Однозначно, талантливый ребенок, – ответил мужчина и посмотрел на Диалькина.
– Урсула, вы знаете, мы с мужем сегодня вечером собираемся в вагон-ресторан. Поможете подобрать наряд?
Мари слегка сдвинулась в сторону, как бы приглашая новую знакомую идти за собой. Урсула неуверенно посмотрела на мужа и, получив одобрительный кивок, пошла к двери. Когда женщины скрылись, Диалькин вопросительно глянул на гостя. Серж покачал головой и улыбнулся.
– Нас прислал Гроссмейстер, – произнес он. – Мы наблюдаем за вами, конечно, вы знаете об этом.
– Знаю, – ответил Диалькин, подходя к столу и поворачиваясь к гостю. – Если вы снова с вашим предложением, я как обычно откажусь.
– О нет. Дело в том, что пока вы мотались по миру один, все было просто. Вы взрослый человек, обладаете достаточным опытом и знаниями, чтобы контролировать палу и не привлекать к себе мерзость. Но, вы взялись обучать дочь! Сами, на открытом пространстве, без поддержки.
– Мы движемся, этого достаточно.
– Вы хоть представляете, какую толпу хаялетов собрали вдоль железной дороги? У ребенка нет опыта! Она как манок для всей мерзости в округе и не только. Она не умеет себя контролировать и может совершить ошибку, даже не зная об этом, и тогда пострадают люди.
