скачать книгу бесплатно
Из открытого шкафа вывалился свитер. Затем шарф.
А потом показалась гадкая лапа. Я укусила одеяло, чтобы не закричать, чтобы ничем, ничем не выдать своего присутствия.
В темноте ночи загорелись зелёные глаза. Показалась чудовищная морда, а затем и весь монстр. Замерев на мгновение, он двинулся ко мне.
И тут я закричала.
В коридоре вспыхнул свет, озарив монстра, но тот и не думал исчезать. Он смотрел на меня и гадко улыбался. И тут я всё поняла. Вскочила с кровати, выбежала на встречу маме:
– Я просто налетела на шкаф, – выдавила улыбку я, – когда встала попить.
Мама поцеловала меня, потрепав макушку. Я прижалась к ней, покрепче обхватила руками. А затем вернулась в свой маленький ад.
***
Четырнадцатое, четверг. Завтра мой день рождения, но оно никогда не наступит. В два четырнадцать монстр вылезает из шкафа, чтобы мучить меня: то он ест мою ногу, и я кусаю одеяло, что есть сил; то залезает сверху, пытаясь проникнуть под одеяло – тогда я чувствую на коже его холодные мокрые пальцы. Склизкие, гадкие пальцы. Там, где они не должны быть. Или пытается засунуть мерзкий язык мне в рот. Или просто неотрывно смотрит, гаденько улыбаясь.
А порой монстр лезет мне в голову, и тогда я еле сдерживаюсь от крика: он показывает мне ужасное. Вот он убивает маму, вот – разрывает братика, спящего в колыбели, вот – живьём жрёт его, ехидно поглядывая на меня.
Бывает, монстр запускает мне в голову других чудовищ: человека с бензопилой или с ножами вместо пальцев, а порой – тощего мальчишку – он всегда улыбается, когда делает людям больно. Он хуже всех.
Бывают ночи, когда монстр не приходит. Они страшнее всего. Тогда я вовсе не сплю, забываюсь лишь на мгновение и тут же просыпаюсь, дрожа, прислушиваюсь.
Утро не наступает. Каждый раз, открывая глаза, я вижу на часах два четырнадцать. Словно уснула и никак не могу проснуться.
Мне страшно. Я часто плачу.
И мне никогда, никогда не исполнится четырнадцать.
Тепловоз
Валерий Камардин
Наш папа – тепловоз, а у всех остальных ребят отцы обыкновенные. Они добывают еду, отгоняют снежников, укрепляют норы. Каждый день они воспитывают, поучают и наказывают своих детей.
А наш папа бывает дома раз в месяц и то недолго, зато от него всегда тепло и радостно. Три дня отдыха, и новый рейс – у него плотный график. Есть же и другие поселения. Папа привозит и скачивает в хранилище энергию, без которой людям не выжить. Поэтому ему везде рады. Но он там не задерживается, потому что по-настоящему любит только нас. Ещё, конечно, маму… Но нас всё равно больше, мы особенные, нас сразу двое, а мама всегда одна.
Дим говорит, что когда вырастет, тоже станет тепловозом. И будет везде ходить, спасать людей от холода. А ему все будут рады. Я с ним не спорю, но у меня не такая детская мечта. Учитель говорит, что каждый должен делать то, что у него лучше всего получается для общей пользы. Это не всегда легко понять, но для того мы и в школу ходим, чтобы в себе разобраться.
Лично я в себе уже давно разобрался. Не гожусь я в тепловозы. Нет во мне тяги к приключениям. Мне бы в гидропонке возиться, еду для всех выращивать. Да я бы из оранжереи вообще не вылезал! Ну, только ради папы, когда он домой приходит…
Сегодня как раз такой день – папа никогда не опаздывает. Дим с утра как на иголках, а его настроение сразу мне передаётся. Умом понимаю, что незачем так дёргаться, но телу не прикажешь. И я тоже волнуюсь, ёрзаю за столом, торопливо глотаю завтрак. Мама смотрит на нас с улыбкой, ерошит сильной ладонью наши волосы. Мои светлые, вьющиеся, у Дима – тёмные и прямые. Как у папы. Он вообще на папу больше похож.
– Бегите уже, непоседы! – улыбается мама, убирая посуду.
И мы бежим. От нашей норы до главного входа можно спокойным шагом успеть. Но разве Дима уймёшь? Несётся вприпрыжку. На всякий случай придерживаю его, а то ещё головой в потолок врежется.
Свод здесь нарочно низкий – легче обороняться, если ворота не выдержат. Такого, конечно, ни разу не было. Стражи перехватывают снежников снаружи в стороне от входа и не дают им ворваться в поселение. Но ради безопасности можно и низкие потолки потерпеть, и тесноту.
У входа на самом деле тесно – стражей столько, что ворот не видно. Мы на полном ходу вылетаем из-за поворота, и не успеваем затормозить. Дим лишь ойкает, врезаясь носом в чью-то жёсткую спину. Я локтём заслоняюсь, но тоже крепко бьюсь лбом.
– Тим-Дим, вы чего здесь?! А ну, брысь в нору!
Бугор. И так суровый, а сегодня мрачнее тучи.
– Мы идём встречать папу! – Дим шмыгает, чтобы унять кровь.
Бугор в ответ ругается и громко кричит поверх голов:
– Все по местам! Тепловоз на подходе!
Потом вновь на нас зыркает:
– Прочь, мальцы! Миграция раньше срока началась!
– Снежники?! Но там же папа! – Дим упирается, но я его одолеваю и волоку назад, за поворот.
Туда, где лестница на галерею ведёт.
Взлетаем по ступенькам наверх, бросаемся к свободной амбразуре и замираем, столкнувшись лбами. Дим тихо шипит от боли, но всё его внимание уже приковано к тому, что творится снаружи. Я щупаю растущую шишку, кошусь по сторонам, замечаю, что стрелков сегодня меньше обычного, и уже потом смотрю вниз.
А там под косматыми тушами снега почти не видно! Конечно, в июле его и так немного, но всё же тварей столько, что вся наша долина кипит, как молоко в котелке. Снежники лезут напролом, бодают друг друга, толкаются. Тех, кто послабее, выталкивает из общей массы наверх, они недолго плывут на чужих спинах, потом проваливаются и исчезают под копытами сородичей.
Рёв стоит страшный, по галерее гуляет такое эхо, что стрелков рядом с нами не слышно, видно лишь, как губы шевелятся. Они ругаются от страха и от бессилия. Стрелять сейчас опасно, я понимаю. Голодное стадо идёт на юг. Есть шанс, что в такой толчее никто из них не учует наши норы. Иначе представить страшно, что тут начнётся…
Учитель говорит, когда поселения были неглубокими, их начисто вытаптывал даже десяток снежников. А здесь их тысячи! Правда, сейчас у нас норы глубокие, проходы узкие, у стрелков многозарядные громобои. И всё равно мне не по себе от вида живой лавины, стремящейся мимо. Пока мимо…
Дим подпрыгивает на месте, беззвучно разевает рот, тычет рукой вперёд и вверх. Я перевожу взгляд и вижу на перевале быструю тёмно-зелёную точку. Папа! Его доспех сохранил старомодную окраску. Мама называет этот оттенок хахи. По-моему, ничего смешного. У большинства растений в гидропонке такая листва. Очень хороший, правильный цвет. Жизнеутверждающий. Как и папа.
– Он же про стадо не знал! – кричит мне в ухо Дим и страдальчески морщится.
А как тут заранее узнаешь? За перевал связь не добивает. Да что толку, если бы и знал? У него график, он бы всё равно к нам спустился. Обычно снежников заранее отгоняют. А сегодня даже выйти не решились…
Долина бурлит, стаду конца и края не видно. Папа летит вниз по склону, закладывая виражи, чтобы увернуться от торчащих повсюду скал. Что он задумал? Ещё пара минут, и на полном ходу врежется в ревущую косматую реку из снежников. Почему стрелки бездействуют?! Боятся привлечь тварей?
– Стреляйте! Ну же! – кричит им Дим, бьёт в отчаянии рукой по амбразуре.
Даже я его не слышу, но по губам понятно. А стрелки почему-то медлят, Бугор внизу не атакует. Я начинаю понимать. Даже если снежники папу растерзают или затопчут, с аккумуляторами ничего не случится. Они на века сделаны. Их подберут и скачают тепло. А если всё это стадо ворвётся в поселение, некому будет теплу радоваться…
Обнимаю Дима, пытаюсь объяснить, что от нас ничего не зависит. Я тоже боюсь, но криком делу не поможешь. Да и стрельбой, видимо, тоже… Папа так разогнался, что затормозить уже просто не успеет. Прямо как мы у ворот. Но разбитым носом он не отделается. Снежники жилистые, твёрдые, несмотря на длинную лохматую шкуру. И несъедобные, кстати. А вот людей едят запросто. Мы для них лакомство…
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
