скачать книгу бесплатно
Каждый урок начинался с того, что он проходил между рядами и проверял наличие всех необходимых предметов на партах: ручка (синяя), карандаш (наточенный; а если нет – он лично даст тебе точилку и будет молча стоять над душой, пока ты не наточишь карандаш; поверьте – это страшное зрелище; от такого у ученика начинают дрожать руки, он косячит с точилкой, нервничает еще больше, потеет и тихо доводит себя до нервного тика; я видел, как ученики падали в обморок, потому что не могли выдержать молчаливого взгляда Сергея Семеновича), ластик (чистый), линейка (30 см; именно 30 – и ни сантиметром меньше), тетрадка (в клеточку, открытая на чистой странице), дневник (закрытый, на углу парты), учебник (открытый на параграфе, который задавали на дом). Сергей Семенович больше всего на свете уважал порядок (и нефильтрованное пиво, но сейчас не об этом). Если ученик забывал принести с собой ластик или положить на парту дневник, СС спокойно, но строго указывал ему на это, если ошибка повторялась – он указывал на дверь.
Он склонился над моей партой:
– Как вас зовут, молодой человек?
– Петр.
– Просто Петр? Или у вас есть фамилия?
– Да, есть. Портной.
Если твоя фамилия звучит как профессия – это всегда проблема. Людям может показаться, что ты издеваешься или – что ты не понял вопроса.
– Почему вы не собраны, Петр Портной? Что это за стопка?
– Это книжки из библиотеки. Я только что оттуда.
– А почему они лежат на парте?
– Извините, они не помещаются в рюкзак. Я не знаю, куда их деть.
Он еще сильнее наклонился, навис над моей головой, как зловещий сталактит. Изо рта у него несло гнилой капустой, я задержал дыхание. Его ноздри были прямо надо мной: черные волосинки торчали из них, как лапки тараканов (и я подумал: «Странно: сам он блондин, а волосы в носу – черные. Разве так бывает?»).
– Вы знаете порядок. На парте должен быть только один учебник, – сказал он и двинулся дальше, вдоль ряда, заложив руки за спину.
– Но куда же я дену все остальные книжки?
Он замер, развернулся на каблуках и склонил голову набок:
– Вам что-то непонятно во фразе: «На парте должен быть только один учебник»? Разве у этого утверждения есть какой-то дополнительный смысл?
– Нет, но…
– Вот и уберите лишние учебники.
– Но куда?
– Просто положи их на пол, не зли его, – прошептал Саша Грек.
Я молча стащил стопку книг и сложил их под стулом, оставив на парте только учебник по алгебре. Лицо у меня горело, подмышки взмокли, я чувствовал, как все вокруг смотрят на меня с недоумением. Как на дикаря.
– Вот и отлично. – Сергей Семенович хлопнул в ладоши. – Ита-а-а-а-ак. Ваши учебники открыты на странице тридцать два. Кто хочет зачитать определение, с которого начинается параграф? Есть добровольцы? Петр Портной, не хотите попробовать?
Я открыл учебник и начал судорожно листать страницы. По классу пробежала волна смешков.
Сергей Семенович сжалился надо мной – надо отдать ему должное, он выглядел как злодей, но, в сущности, злодеем не был – просто любил порядок:
– Я понимаю, что вы недавно перешли в этот класс, Петр. Не волнуйтесь. Давайте же, читайте. – Он тер переносицу большим и указательным пальцами. – Страница тридцать два.
Я бросил взгляд на страницу и уже хотел начать читать, но… не смог. Она была пуста. Страница. Белый лист. И следующая тоже. И та, что за ней.
– Вы испытываете мое терпение, молодой человек.
– Может, он не умеет читать? – донеслось с задней парты, и все захихикали.
– Здесь пусто, – сказал я.
– Что?
– Учебник. – Я поднял книгу повыше и показал ему страницы. – Он пустой.
– Да что ж это такое! – Сергей Семенович подошел ко мне, вырвал книгу и стал листать ее. – Вы что, издеваетесь?
Выражение на его лице изменилось: он смотрел на меня с негодованием и даже с возмущением, так, словно я намеренно злю его, словно я специально принес на урок пустой учебник или каким-то магическим образом заставил все буквы и цифры просто исчезнуть со страниц.
– По-вашему, это смешно?
– Я не…
– Вы, вероятно, считаете, что это отличная шутка. Хотите прослыть бунтарем?
– Но…
– Я уже слышал о вашей выходке на уроке Нины Петровны. Так вот, я хочу сказать вам, что со мной этот номер не пройдет.
– Но…
– Выйдите из класса.
– Да я же…
– Я сообщу о вашей выходке классному руководителю.
Вот так я заработал второй выговор за месяц. Меня оставили после уроков, мыть пол в кабинете алгебры. Никто даже не стал выяснять, как такое могло случиться. Учителя словно сговорились, они были уверены, что вся эта история с пустыми страницами – сознательный саботаж.
Я полоскал половую тряпку в грязном жестяном ведре и ненавидел их всех. Мне было ужасно жалко себя, хотелось плакать.
– Как ты это сделал? – спросил Миха.
Его тоже оставили после уроков, начудил чего-то на уроке физкультуры. Сейчас он вытирал пыль с подоконников, с листьев фикусов, поднимал горшки с кактусами и вытирал под ними.
– Сделал что?
За окнами темнело – уже почти семь вечера.
– Ну, пустой учебник. Это крутой трюк.
Я лишь устало выдохнул. В руках у меня была швабра с мокрой тряпкой на конце – и мне хотелось ударить его этой тряпкой по морде.
Вода в ведре очень быстро стала черной, как нефть. Сливать всю эту мерзкую жижу в раковину в подсобке нам запретили (засор). Слить ведро и набрать чистой воды можно было только в туалете для мальчиков на первом этаже.
– Давай я отнесу, – сказал Миха.
Его внезапная доброта удивила меня, я согласился, и только через десять минут, когда он не вернулся, я понял, что он попросту сбежал и оставил меня одного.
– Привет.
Я поднял взгляд. В дверном проеме стоял Грек.
– Привет.
– Я это… – Он мялся на пороге. – Про книгу хотел спросить. Ну, эту, с пустыми страницами.
– Клянусь, если еще хоть один раз услышу об этой книге, я начну убивать людей, – сказал я.
– Я просто хотел посмотреть на нее, – сказал Грек. – Она у тебя, нет?
– У меня. Вообще-то ее грозились отобрать, но, похоже, забыли в суматохе – так сильно увлеклись выбором наказания. Мне еще и от родителей сегодня влетит.
– О, это отлично, просто отлично. Я бы хотел ее обменять.
Я выпрямил спину и отложил швабру:
– Обменять?
– Ну да. Тебе ведь она не нужна, нет? Давай договоримся: ты отдашь мне эту книгу, а я в качестве оплаты буду делать за тебя домашку по алгебре до конца года.
– Я не могу отдать ее тебе, это книга из библиотеки, – сказал я.
– А! – Он расстегнул рюкзак и достал свой учебник. – Возьми.
– А как же ты будешь?..
Он отмахнулся.
– Что-нибудь придумаю.
Он переминался с ноги на ногу и смотрел как будто на меня, но при этом избегал прямого зрительного контакта. Я давно заметил эту его странность: когда он разговаривал с тобой, он смотрел не в глаза, а в воображаемую точку рядом с левым ухом собеседника. Смотреть в глаза он боялся.
Я разглядывал его, скрестив руки на груди. Мне стало любопытно.
– Ты ведь понимаешь, что я не отдам тебе эту книгу, пока ты не объяснишь, зачем она тебе.
Он поморщился так, словно ему вонзили иглу между ребрами. Вся его поза, нервные движения рук, топтание на месте – все говорило о том, как тяжело дается ему этот разговор.
– Слушай. – Он вздохнул. – Я ведь отличную сделку предлагаю. Домашка по алгебре за весь год. Я шарю в цифрах, спроси кого хочешь, у тебя одни пятерки будут.
– Я тоже шарю в цифрах.
На лице его отразилось удивление, потом – досада, затем – скепсис.
– Серьезно?
– Да, мой отец – математик.
– Постой-ка. – Он почесал затылок и, кажется, впервые посмотрел мне прямо в глаза. – Ты же на первом уроке говорил, что он антрополог. Еще целую историю про пустыню рассказал.
Я открыл было рот, но осекся. Грек заметил мое смятение и улыбнулся: теперь уже ему стало интересно.
– Я так и знал. – Он сел на край парты. – Что тут что-то не так.
– Это не твое дело, понятно?
– Понятно. – Он пожал плечами. – Конечно, понятно. Видишь, я не задаю лишних вопросов. И я обещаю: никто не узнает об этом. Но моя просьба остается в силе: ты отдашь мне свою пустую книгу?
Я был так зол, на себя – за то, что проговорился, и на него – за то, что он заметил мою оплошность, что просто огрызнулся:
– А если не отдам, то что, будешь шантажировать меня?
– Шантажировать? Ты дурак, нет? – Он откинул длинную челку с глаз. – Шантаж – это подло. И непродуктивно. Я бы никогда… да ну тебя. – Он схватил рюкзак, бросил в него свой учебник и вышел из кабинета.
Я взял швабру и вернулся к работе. Я уже почти закончил мыть пол, когда он снова появился в дверях.
– Я их собираю.
– Что?
– Книги. – Он переступил порог. – В смысле я собираю бракованные книги. Я называю их «книги-уроды».
– Книги-уроды?
– Ну да. Знаешь, так бывает, в типографии что-то идет не так, и из пяти, скажем, тысяч книг одна получается не такой, как все. Либо строчки поехали, либо краска не того цвета, страницы склеились, нумерация сбилась, еще бывают книги-перевертыши – это когда ты открываешь книгу, а там все вверх тормашками. Ну, то есть книга-урод – это книга с поврежденным текстом.
– И ты их собираешь.
– Ну да. Такие книги редко попадают в библиотеки или в книжные. Обычно их отслеживают и уничтожают. Такой вот геноцид книг.
– Я не знал этого, – сказал я (а еще я не знал, что такое «геноцид», но постарался запомнить слово, чтобы вечером посмотреть его значение в словаре).
– Да! – воскликнул Грек. По лицу его было видно, какое удовольствие ему доставляет рассказ о книгах-уродах. – Представляешь? Они уничтожают книги.
– Прям сжигают?
– Не-а. Это как раз самое интересное. Я читал, что в СССР в подвалах типографий стояли котлы с кислотой, и неугодные книги бросали в них, и они растворялись там.
– Жуть какая.
– Ага. Книжные концлагеря. – Он вдруг осекся, поняв, что уже слишком много наговорил, и вновь напустил на себя серьезности. – Так вот: если ты вернешь эту свою пустую книгу в библиотеку, ее уничтожат. Сто процентов.
