banner banner banner
В зоне листопада
В зоне листопада
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

В зоне листопада

скачать книгу бесплатно


– Так оно и есть, пока дело не касается ее страсти к порядку и страхом перед тем, чего она не понимает и не может контролировать.

– Ого. Вот это да. Секундочку. Попробую понять, что ты имел в виду.

Никон, открыл было рот ради объяснений, но Паула остановила его жестом. Скорчила гримасу задумчивости. Хитро улыбнулась. Резюмировала:

– Ты хочешь сказать, что у вас вышел конфликт? Ей не нравится, как ты работаешь?

– Верно. Поняла! – сделал Никон жест восхищения. – Идеальный сотрудник для нее – автомат, работающий по инструкциям. Сама она таковым и является.

– Кто бы мог подумать, что так получится, – задумчиво покачала головой Паула. – Мне даже показалось, что в вас есть что-то общее. Я думала, вы подружитесь.

– Уж это вряд ли.

– Удивительно! Как быстро!

– Да не так уж и быстро. Этот конфликт начался довольно давно.

– Интересно! Продолжай.

Паула повернулась в кресле на другой бок и приготовилась внимательно слушать. Хоть солнечные образы и вынесло сквозняком, когда открылась дверь, она обрадовалвсь приходу Никона. Живые люди всегда привлекали ее больше, чем образы из памяти.

– Мы работали с ней некоторое время в начале войны. В организации, помогавшей переселенцам. Она тоже была супервайзером. И еще тогда вынесла мне мозг. Таких людей нельзя делать начальниками.

– Как это произошло?

– Она думает, что работа психолога заключается в улыбках, держании за ручку и внушении, что все можно пережить.

– А разве не так? – иронично удивилась Паула.

– После создания Мнемонета это, может быть, и так. Всю аналитическую работу выполняет машина, – согласился Никон.

– И что случилось тогда?

– Она решила, что я очень много внимания уделяю анализу. Лезу в подробности. Ставлю диагнозы. Обвинила меня в психоанализе и психодиагностике.

– Какой ужас. Но теперь-то ты в безопасности, – постаралась успокоить Паула. – Мнемонет же стоит на психодиагностике и психоанализе.

– Теперь я злоупотребляю коррекцией баланса.

– Это серьезно, – задумалась Паула. – Можно и работу потерять и в тюрьму сесть.

– О чем вы с ней говорили?

– Она попросила кратко рассказать о тебе. Поверь, я дала самые лучшие рекомендации, – рассмеялась. – С моих слов – ты, просто, идеальный оператор. Золотая голова. Пробы негде ставить.

– Верю. Спасибо. Может быть, благодаря тебе она еще меня не уволила или не отправила на подтверждение квалификации.

– Даже так. Что ты намерен делать?

– А что я могу сделать? Буду плыть по течению как…

Никон хотел было сравнить себя с тем, что обычно плавает по течению в таких случаях, но осекся. Паула великодушно дала ему возможность не завершать фразу:

– Хочешь, я поговорю с региональным координатором? Это подготовит его к неожиданным решениям Катрин. Когда она придет к нему требовать твоей головы, у него уже будет альтернативная версия в твое оправдание.

Запутать все так, чтобы выглядело в выгодном свете, Паула мастер. У этой заботливой бабушки, привыкшей выгораживать озорных внуков перед родителями, все просто. Как специалист в области посттравматического стрессового расстройства или вьетнамского-афганского синдрома, она справедливо считала все проблемы результатом травмы. То, что ты ревнивец-параноик или шизик-фантазер, мало зависит от твоих врожденных особенностей, которые каждый в благоприятных условиях может скорректировать. Во всем виноваты обстоятельства. Виноваты люди, которые по неосторожности нанесли страждущей душе увечья. Виноваты события, выбившие из колеи. И, если уж сотрудник зашатался и начал делать что-то не так, то виновато в этом, разумеется, неосторожное начальство, заполучившее в свои грубые руки тонкие рычаги и верньеры нервной системы. Она даже психическую пандемию и волны считала чем-то похожим на ПТСР. Возможно, отчасти, была и права.

– Вот и не печалься. Ступай с миром и не мешай бабушке думать о внуках на солнечной поляне у ручья под сенью апельсинов. Иди – иди.

Потеряв интерес к происходящему, Паула замахала длинными кистями в сторону двери. Так бы всегда в отношениях с начальством! Никто никому не мешает работать. Все довольны и занимаются своими делами. Никон, улыбнувшись, тоже махнул рукой и пошел прочь. Ему показалось – он невольно одолжил у Паулы ее ярких красок. Пространство вокруг стало теплее и светлее. Уютнее без всякой коррекции баланса.

Глава 11.

Лица некоторых собравшихся отдавали пепельным или наоборот – кирпичным, как стены и крыши домов, простирающихся на мили за окном. И все, такими же, одинаково уставшими. Волна началась вчера и сейчас, похоже, развился пик. Иногда, без какой либо периодичности, совершенно неожиданно, психическое состояние жителей города изменялось синхронно. Обострялось у всех одновременно и по-разному. Склонные к депрессиям, непроизвольно делали шаг в сторону подавленности и уныния. Склонные к маниям, наоборот, становились суетливыми и рассеянными. У кого-то пропадала критичность. Кто-то бросался реализовывать странные, безумные идеи. Кто-то активнее домогался любимых или прохожих на улице. У кого-то просыпались, замершие в засаде, до поры – до времени, страхи. Темноты, замкнутых или открытых пространств, многолюдных мест. Страсти обострялись. Люди сильно изменялись, иногда до неузнаваемости.

О том, что такие волны существуют на некоторой ограниченной территории, сообщили специалисты, изучавшие данные абонентов. Несколько лет назад. Синхронное изменение показателей коинов стало сенсацией мирового масштаба. Когда связь перепроверили на более общей выборке, и она подтвердилась, приступили к поиску причин. И вот уже несколько лет причины ускользали. Даже нобелевская премия по физиологии, негласно обещанная за нахождение загадочного фактора и раскрытие механизмов страшных волн, никак не способствовала росту продуктивности поиска.

Попытки объяснить волны магнитными бурями, солнечным и лунным циклом, движением планет, процессами, происходящими в земной коре и мантии, колебаниями погоды, химическим заражением, действием бактерий или вирусов, биологических, социальных и психологических механизмов, работой средств массовой информации потерпели неудачу. Знаменитое тризовское волшебное слово МАТХЭМ, являющееся акронимом списка полей, участвующих во взаимодействии двух материальных объектов, оказалось бессильным.

Связи, конечно же, обнаруживались и с магнитными бурями и с лунным циклом. Очевидное, не очень сильное влияние, не совпадающее по времени с волнами. Идея о том, что волна – результат действия некоторой суммы факторов – аккорд, звучащий по-новому и заставляющий дрожать умы и сердца, проверялась несколькими коллективами из физиков, биологов, математиков, программистов и самых разнообразных смежников. Для проверки результатов такой работы нужны другие коллективы. Процесс затянулся.

Чем глубже проникает человек в загадки мироздания, чем сложнее процессы учится контролировать, тем сложнее задачи возникают перед ним. Пессимистам кажется – это путь к задачам неразрешимым. По крайней мере, в ближайшей суровой перспективе. Оптимистам – просто интересно. Так случилось и теперь. Задачу предсказания волн так и не осилили, зато многим бездельникам нашлось, чем заняться.

Вслед за учеными, благодатную почву кинулись возделывать люди менее ответственные. Не подкрепляющие свои гипотезы объективными аргументами. Представители многочисленных сект указывали на причины и предлагали соответствующее спасение. Эксперты в области магии и астрологии спасали страждущих согласно собственным, «уникальным» теориям и методикам. У этих все оказалось проще и продуктивнее. Эффект плацебо никто не отменял и, благодаря этому, определенные категории людей оказались весьма довольными таким решением проблемы. Если человек ищет быть обманутым, значит ему так надо.

Волна началась вчера.

Как правило, полевые сотрудники Мнемонета менее чувствительны к действию загадочного фактора – одно из необходимых условий при приеме на работу. Нагрузка, ложившаяся на них во время волн, несоизмеримо больше той, что ощущали на себе рядовые горожане. Поэтому сегодня все видели напротив себя лица серые и уставшие, мрачные.

В поисках места в плотном кругу, пришедший поздно Никон, оказался между обширной дамой, терзавшей вербально следователя на субботнем собрании и живой, странноватой девушкой, виденной в полиции мельком.

Катрин завела уже знакомую, и оттого еще более нудную, песнь об ужасных процессах эмоционального выгорания, происходящих в душах полевых специалистов, каждый день сталкивающихся со страданиями горожан. Все – как на рядовых дебрифингах, проводившихся в последнюю субботу и воскресенье каждого месяца. Заскучавшая от самодостаточной речи мадам девушка поинтересовалась:

– Вы были в ее команде или Вас тоже перевели?

– Тоже перевели.

Никон ответил охотно. Обрадовался возможности поговорить о чем-то более интересном, чем выгорание.

– Как Вам новый супервайзер?

– Я с ней давно знаком, – признался Никон. – Женщина очень ответственная и педантичная. Строго следует правилам.

– Да, заметно, – усмехнулась. – Что вы думаете о… – задумалась, подбирая слово покорректнее, – о событии с Мартином?

– Если честно, не было еще времени хорошо об этом подумать, – признался Никон. – Информации мало. В такой ситуации проще подождать новых фактов.

– Вам не страшно?

Шепот девушки заговорщицки дрогнул.

– Чего мне бояться?

– Абонентов Мартина. Ведь среди них может оказаться человек, причастный к убийству.

– Пока нет. Может быть, я об этом не задумывался. А вам?

– А мне страшно. Они мне все теперь кажутся необычными, странными, опасными. Мне, даже, иногда представляется, как они планируют отправить меня вслед за Мартином!

– О чем вы там болтаете!?

Мадам спросила натянуто и раздраженно. Громко постучав маркером по столу. Сегодня она явилась особенно напряженной. Мысль ее, развивавшаяся с большим трудом, казалась более походящей на длинную монотонную мантру, нежели на конструктивное сообщение.

– Я не уловила смысл и молодой человек мне объяснил! – поспешила сообщить девушка.

– Что вам не понятно?

– Уже все понятно. Он очень хорошо владеет материалом. Спасибо.

Катрин снова обратилась к доске, на которой идеальным почерком, с наклоном влево, по пунктам, выведены ровнейшие строки текста.

– Вы имеете право отказаться от участия в этом, – поспешил напомнить Никон.

– Как-то неудобно. Да я уже с половиной и перезнакомилась.

– Тогда нужно изменить отношение. Думаю, если бы мы обсудили ваши подозрения и страхи, все могло бы проясниться и Вам стало бы спокойнее.

Девушка, поддержкой и новым знакомством, похоже, заинтересовалась.

– Вам опять что-то не понятно!? – возмутилась Мадам снова. – Никон, думаю, что Вам лучше явиться на дебрифинг с другой группой завтра. Сегодня Вы отвлекаете Элеонору.

– Мы, наоборот, активно участвуем в дебрифинге! – опять влезла девушка.

Никон спешно черкнул свои реквизиты в уголке, изукрашенной оригинальными зарисовками и граффити, тетрадки. Снова чувствуя себя нерадивым студентом-хулиганом, поспешил к выходу. Не хотел ничего комментировать. Просто самоустранился, как возможный повод для конфликта. Этого оказалось мало. Элеонора, пытаясь оправдать подставившегося под удар козла отпущения, нарушила идеальные планы мадам окончательно. Семинар перенесли назавтра.

Глава 12.

Слушать повествование интересно. Живые, подвижные, как закрученная золотая монетка, глаза рассказчика выразительно блестят, дополняя картинку новыми деталями. Аккуратный длинный нос шевелится, то ли следуя за глазами, то ли принюхиваясь к тонким воображаемым запахам. Заостренные уши тоже подрагивают, ловя отчетливо представляемые опасные шорохи. Рассказчик заново переживает напряженные минуты. Речь немного необычна. С плавающим, словно неустойчивая волна на древнем длинноволновом приемнике акцентом. Неуловимо плывет тембр. Плывет тон. Плывет громкость. Глаза тоже все время плавают по перспективе. Все в этом человеке как то зыбко и нестабильно плывет, словно тонко подстраиваясь под изменчивую действительность.

– Вы слышите, как бьется ваше сердечко. Чувствуете стук пульса в шейке и ручках. Вы растворяетесь в пространстве. Улавливаете потоки воздуха и дыхание людей на расстоянии в десятки метров. Глазки видят в еле заметном свете. Ножки плывут по земле бесшумно. Ручки чувствуют поверхность замочка. Вы говорите с ним. Он отвечает на ваши движения. Открывается. Что бы там не говорили о шестом чувстве, оно есть. Вы знаете, когда и куда надо идти. Знаете, где пройти, чтобы не сработала сигнализация. Как ее отключить. Знаете, как двигаться, чтобы никого не разбудить. Чувствуете, где искать необходимое вам. Вы это берете, не оставив никаких следов, и незаметно удаляетесь.

– Целое искусство, – заметил Никон, дабы поддержать разговор. – Наверняка, очень сложно научиться.

Сразу почувствовал, что структура мотивов этого человека имеет двойное дно.

– Для этого нужен талантик. Нужно развивать его с детства. Вот Вы, к примеру, при всем желании не сможете. Хоть годами тренируйтесь, все равно ничего не получится. С этим рождаются. Ради этого живут. Это дарит самые яркие моментики в жизни. Это очень дорогой и сладкий наркотик.

– А моральная сторона вопроса?

– С моральной стороной все в порядке, – помахал пальцем Эдуард. – Если это произошло, значит, человечек заслужил. Если этого не должно произойти, я почувствую еще при планировании дела. Знаете, я много размышлял о научно-философской стороне вопросика. Как вы относитесь к теории эволюции?

– Считаю теорию близкой к истине, – усмехнулся Никон.

– Хорошо, – приободрился Эдуард. – Тогда вы согласитесь с тем, что в природе пищевые цепочки формируются в процессе эволюции. Каждое звено пищевой цепи важненько. Устранение или добавление новых звеньешек может сильно повлиять на экосистемку в целом. Вот, к примеру, проблемка кроликов в Австралии и Новой Зеландии.

В человеческом обществе тоже сформировались пищевые цепочки. Работяжки, трудясь с утра до вечера, преобразуют дикую природу в материальные блага. Добывают энергоносители, строят машины, преобразующие энергию. Инженерчики тоже участвуют в этом процессе. На этом производство заканчивается. Есть, конечно, еще врачи, учителя и другие полезные люди, без которых общество не может существовать. Но при распределении материальных благ им достается мало. Зато есть граждане, которые вообще ничего не производят, но потребляют много. Банкиры, чиновнички, офисный планктончик. Дорогие бляди и иже с ними.

Эдуард начал заводиться. Голос стал жестче, а уменьшительно-ласкательных больше. Глаза холоднее. Лицо немного побледнело. Проступили морщины. Упомянув дорогих женщин легкого поведения, он осекся. Уставился в пустоту. Никону показалось – его монолог не прекратился. Продолжился во внутренней речи. Выдержав, как ему показалось, должную в этой ситуации паузу, спросил:

– А какая ваша роль в этой пищевой цепи?

Эдуард ответил не сразу, отрывисто, как бы выдавливая слова из себя, попутно вдумываясь в них.

– Я регулировал некоторые сегментики цепи. Там, где закончик был бессилен, включался я.

– А вы не думали, что наше общество – не экосистема, а некий сложный организм, существующий в экосистеме?

Глаза Эдуарда опять замерли на некоторое время.

– Было бы очень хорошо, если так. Может быть, так и надо. В организме все по-другому. Нет конкуренции. Но, к сожалению, многие людишки ведут себя именно как участники экосистемы. Возможно, и я себя так вел. Такова моя миссия. Я для этого родился. И ради этого я умру.

– Вы откровенны, – заметил Никон, действительно удивленный открытостью вора.

– Мне уже нечего скрывать. Все это есть в моем анамнезе. Видите – и я оказался несовершенен. Не почувствовал, не предусмотрел. Произошла случайность, меня поймали. Подключили к сектору тяжких преступлений. Установили два дополнительных коина. Теперь, если я попытаюсь что-то украсть, то потеряю сознание. Сигнал об этом разбудит Вас ночью. Вы должны будете сообщить в полицию мои реквизиты.

В голосе Эдуарда появился скрежет грустных ноток. Санитар города показался Никону санитаром леса, загнанным в клетку.

Мадам пришла без предупреждения, но нехорошее чувство появилось у Никона с самого утра. Навязчивая мысль о том, что она влезла в его баланс и крутит своими маленькими цепкими пальчиками чувствительные верньеры гомеостаза по своему усмотрению, раздражала и угнетала одновременно. Не настолько сильно, чтобы решиться на открытый конфликт, но и не так незначительно, чтобы оставаться спокойным. Эта пограничная неопределенность и выматывала.

Чинно ступив на порог, мадам вежливо, с милой улыбкой поздоровалась с присутствующими. Заявила – желает некоторое время присутствовать. Попросила не обращать на нее внимания. Не вышло. Эдуард отреагировал мгновенно. Выскочив из кресла, он кинулся к Катрин, нежно схватил ее за руку и, сдобрив свою неожиданную бурную активность парой комплиментов, усадил на свое место. Мадам, не ожидавшая такого нападения, подчинилась, бормоча благодарности.

Эдуард, расположившийся на стульчике у окна напротив гостьи, принялся на довольно хорошем английском вводить ее в курс дела. Уменьшительно – ласкательные исчезли.

– Мы говорили об устройстве нашего общества. О том, что схема распределения материальных благ чем-то похожа на пищевые цепи в природе. Вы имеете представление о пищевых цепях?

Катрин состроила недоумевающую гримасу. Разглагольствовать на заданную тему у нее получается только после длительной предварительной подготовки. Никон не без злорадства отметил ее неспособность сходу въехать в курс дела. Не дав Никону порадоваться затянувшейся паузе, Эдуард принялся объяснять.

– Жучки едят в поле травку. Мышки едят жучков. Кошки, совы или ястребы ловят мышек. Когда эти хищники умирают, их едят бактерии и насекомые. Потом на этом всем растет трава и так – по кругу. Понимаете?

Катрин кивнула.

– Вот и в обществе нашем происходит что-то похожее. Одни добывают и выращивают. Другие лечат и воспитывают. А есть те, которые бессовестно пожирают. Вот товарищ Никон утверждает – наше общество должно быть больше похоже на единый организм, чем на экосистему. И я с ним соглашаюсь, но все же утверждаю – есть слишком много людей, которые ведут себя как отдельные организмы в экосистеме. Вы понимаете?

Катрин кивнула снова.

– Теперь мне интересна ваша точка зрения, мадам. Должны ли в обществе быть люди, способные повлиять на неправильных его членов? Возможно, забрать у них то, чем они владеют не по праву?

Катрин сделала дежурный кивок. Потом, сообразив нечто, замотала головой. Пожала плечами. Выдавила улыбку, а за ней и встревоженные слова: