скачать книгу бесплатно
– Слыхал, как я тебя восхваляла?
За окном проехал трактор, сгребая снег, – все-таки снегоуборочные машины вышли на свой промысел. Обрадовавшись, Ника решила, что за пару часов они расчистят дорогу, и это ее полностью устраивало. А пока можно постоять под душем, это приятно.
– Посиди пока здесь.
Ссадив Буча на крышку корзины с полотенцами, Ника быстро разделась и встала под душ. Ночью ей снился странный сон – словно она пытается достать из воды тонущего пса, большого, коричневого, тяжелого, и вода обжигающе холодная, и собачьи глаза, умоляющие и преданные, смотрят на нее, и она тянет, тянет его – и вода отпустила добычу, и потом они вдвоем лежали на льду, но знали, что теперь все будет хорошо. Ника проснулась от холода, но оказалось, что это просто одеяло сползло, она зажгла ночник, надела халат и снова укуталась, а котенок мирно спал на соседней подушке. Его, видимо, не тревожили никакие сны.
И теперь в ожидании заказанного завтрака Ника снова забралась под одеяло и смотрела за окно. Было тихо, уютно, Буч снова уснул, а ей вдруг очень захотелось домой, к своему ребенку, чтоб вместе с ним смотреть в окно, или он будет играть в какую-нибудь игру на компьютере, а она станет подсовывать ему еду или тоже нырнет в интернет, и в доме будет тихо, светло, ощущение покоя и счастья заполнит ее мир. И ничто не нарушит его…
Разве что заявится Женька… Но ведь ей можно и не открывать. Мысль эта весьма позабавила Нику, она представила, как сестра будет звонить, стучать, может быть, даже покричит – хотя это вряд ли, она всегда поступает «как люди», орать она не станет. Скорее всего, придет в клуб и примется зудеть. А там Лерка, ага.
Лерка ненавидит Женьку такой чистой ненавистью, какая случается очень редко. Бог знает, отчего – они редко сталкиваются, но у Лерки есть манера обожать или ненавидеть кого-то с первой секунды знакомства. Так уж она устроена.
– Вот Алексей Петрович ей бы точно понравился. – Ника говорит это коту, а он лениво смотрит на нее. – Да, Марек прав, пора заканчивать этот марлезонский балет с семейной идиллией. Они не принимают меня – значит, так тому и быть. Я всегда была недостаточно хороша для них. Слишком много «не» – я не так выгляжу, не так разговариваю, не так живу, не… В общем, мне пора сказать родственничкам, что все эти «не» останутся со мной, а они – нет.
Позавтракав, Ника принялась собирать вещи. Уложить все аккуратно никогда ей не удавалось. Вот у Марека все всегда получается красиво, и у мамы тоже, а у нее кавардак в ящиках, вещи никак не укладываются красиво – ну да бог с ними, главное, ничего не забыть. Правда, теперь у нее вместо одной сумки две – в другой кошачьи принадлежности.
– Идем, Буч, нам пора домой. Поедем потихоньку – авось вырулим.
Она вышла из номера, держа в руках сумки, котенок крепко уселся на ее плечо, и было похоже, что его все устраивает.
– Имей в виду, Буч, там холодно. Знаешь, что такое холод? Это такая гадкая штука, когда у тебя внутри вся кровь замерзает к чертям, все кишки сворачиваются в узел, а кожа на лице болит, а когда ты приходишь домой, то из носа начинает течь кровь. Но это худший вариант, я спущусь на парковку через внутреннюю лестницу, и нам холодно не будет, а в машине включим печку, и…
Кто-то, вышедший раньше, сбил в гармошку ковровую дорожку под ногами, и Ника, оступившись, взмахнула руками и въехала сумкой в бок какому-то мужчине, вышедшему из своего номера, рядом с которым его ждали двое парней.
– Блин!.. Ой, извините!
– Ничего. Витя, помоги даме с сумками.
– Нет, что вы, я…
– Ничего страшного. Ваша машина здесь на парковке, я видел. – Витя, взяв из рук смущенной донельзя Ники сумки, приветливо кивнул ей. – Я вчера видел, у вас «Хонда» голубая, седан. Ишь, котенок уселся – а я-то думаю, с кем это вы разговариваете, оказывается, с ним!
– Да, так вышло, что…
Матвеев узнал вчерашнюю блондинку в джинсах, обтягивающих отнюдь не худенькие бедра. На ней был старенький норковый полушубок, а на плече, как попугай капитана Сильвера, восседал серый дымчатый котенок, полосатый и мордатенький, с маленькими закругленными ушами. Котенок выглядел абсолютно довольным своим положением, и Матвеев отчего-то подумал, что они с этой блондинкой – два сапога пара, оба спокойные и уместные в любой ситуации.
– Я видел, дороги чистили. – Матвеев улыбнулся котенку. – Должны проехать.
– Я специально подождала пару часов, когда трактор увидела, – думаю, к этому времени они расчистят выезд к шоссе, а там уже все разъездили давно.
– Надеюсь, что так.
У блондинки были очень синие глаза и звонкий девчоночий голос. Матвеев вдруг подумал, что, возможно, теннис и прочее не так важны, можно ведь и другим чем-нибудь заняться, если что.
Спустившись в гараж, он наблюдал, как Витя аккуратно поставил сумки новой знакомой в багажник, что-то сказав ей, – и она засмеялась, и смех ее, веселый и искренний, раскатился звонким эхом под сводами парковки.
– Задорная дамочка. – Витя, все еще улыбаясь, завел двигатель. – Котенок на плече… есть же такие люди на свете. Живут себе в свое удовольствие и не парятся из-за мелочей.
Матвеев вздохнул. После Томки он не заводил ни с кем серьезных отношений и никого не впускал в свою жизнь – были дети, был их общий дом, их жизнь, раз и навсегда налаженная Томкой, и привести в нее чужую женщину казалось немыслимым.
Ника прогрела двигатель и осторожно развернулась. Внедорожник ее новых знакомых уже выехал наружу, и она подумала, что уж они-то проедут по снегу, мощная машина, выберется. А она по их колее тоже, глядишь, вырулит.
– Слезай с моей шеи, захребетник. – Ника сняла Буча с насиженного места и усадила на пассажирское сиденье. – Пристегнуться не предлагаю, но там тебе будет лучше. Мне нельзя отвлекаться.
Котенок деловито прошелся туда-сюда по сиденью, заглянул на пол и решил, видимо, что на полу не так интересно.
– Ишь, насыпало… Ничего, прорвемся. Вот сейчас печка заработает на полную мощь, я тебе подогрев сиденья включила, так что спи.
Буч сел уточкой и вопросительно посмотрел на Нику. Она вырулила на дорогу, расчищенную утром, и повела машину через площадь. Снова зазвонил телефон.
– Ника, вы уже выехали? – Это был Алексей Петрович, и она отчего-то обрадовалась. – У меня по утрам обычно селекторное совещание, а совсем уж рано я вас побеспокоить не решился.
– Да, Алексей Петрович, выезжаю из гаража. – Ника повернула на шоссе, ведущее из города, и враз зажмурилась от солнца, ударившего прямо в глаза. – Расчистили дорогу, надеюсь, и до трассы будет не хуже.
– Расчистили, я распорядился, это наши снегоочистители работали. – Алексей Петрович явно не хотел прерывать разговор. – Ника, я на днях буду в вашем городе по делам, очень хотелось бы посмотреть на ваш клуб.
– Ой, конечно, буду рада! Вы, как освободитесь, звоните мне, пересечемся и поедем туда.
– Договорились. Счастливого пути, и осторожно на дороге.
Ника положила трубку рядом с котенком, потом, подумав, переместила ее в карман – вдруг Буч уснет, а труба зазвонит, испугает его… Дорога была расчищена хорошо, но Ника не торопилась – весь день впереди, Марек дома, значит, все в порядке. А учитывая удачную поездку, и вовсе прекрасно.
Снова зазвонил телефон. Ника вздохнула и свернула на обочину. Ей не надо смотреть, кто звонит – для этого абонента у нее выставлена специальная музыка.
– Привет, мам.
– Здравствуй, дорогая.
Ника улыбнулась. Она любила мать и радовалась ее звонкам – не всегда, конечно, но, когда та не воспитывала ее, с ней можно было поболтать.
– Ты где? А то я Мареку звоню, а он говорит: командировка…
– Мам, я уже домой еду. Была в Красном Маяке на стекольном заводе, кое-что заказывала для клуба.
– Понятно… Никуша, ты едешь или остановилась?
– Остановилась. Ты же звонишь.
– Хорошо. Скажи, пожалуйста, что у вас с Евгенией происходит?
– Мам, ну ради бога! Ты звонишь, чтобы спросить, что у меня с Женькой?
– Да. Меня беспокоит, что вы вроде не ладите…
– Мама, мы всю жизнь не ладим.
– Просто она звонит тебе, но не может дозвониться, Марек тоже трубку не берет, а вчера она к вам приходила, но ей не открыли…
– Мам, меня вчера не было дома. Звонков от нее тоже не было. То, что Марк не хочет с ней разговаривать, – это его право, и зачем ей приходить в мое отсутствие?
– Она просто хотела…
– Мам, давай не будем об этом. – Ника вздохнула. – Черт, снова рука болит…
– Ты сломала ее когда-то.
– Да, ты говорила. Мам, я тебя очень прошу. Ты как-нибудь объясни Женьке, что я не хочу видеть ее, если она и дальше будет продолжать разговоры о моей якобы несостоятельности и маргинальных наклонностях.
– Ника…
– Мам, я очень тебя люблю. Но вам всем или придется наконец принять меня такой, какая я есть, или сделать вид, что мы незнакомы. Я не стану моложе, худее, утонченнее, и бог знает, какой я еще не стану. Но тебе скажу: я буду жить так, как я жила и живу, меня это устраивает, а если Женьку не устраивает – пусть она идет лесом вместе с теми, кому это тоже не нравится.
– Ника, я тебе желаю добра!
– Мам, не надо мне желать добра, у меня в жизни все прекрасно, и я не понимаю, зачем вы все время пытаетесь убедить меня в обратном.
– Ника, ты просто не понимаешь, а мы пытаемся донести до тебя…
– Не надо доносить, выплесните это по дороге. Мам, я всю жизнь делаю одну простую вещь: стараюсь жить в свое удовольствие. Я не хочу быть замужем просто ради статуса – мне это не нужно. Я не хочу работать в каком-то офисе с восьми до пяти каждый день – я умру от этого через неделю или вскрою себе вены. Я не хочу худеть – я вообще не понимаю, зачем это нужно. Я не хочу менять гардероб, стиль общения, прическу и что там еще мне надо, по-вашему, менять – мне нравится то, что есть. Мама, много ли ты видела на свете людей, довольных своей жизнью? Так вот я – довольна.
– Ника, но нужно же как-то расти, совершенствоваться!
– Если это означает наступать себе на горло, то я не понимаю, зачем мне такой рост. Мам, смотри на меня как на свой неудавшийся проект и смирись. Я все равно тебя люблю. Все, я поехала, а то у меня тут кот в машине, и я…
– Кот?! Ника, какой кот?
– Маленький такой, серый в полоску, он на меня на стекольном заводе охотился, напал и добыл, как и полагается хищнику. Теперь я его добыча, и он тащит меня в свое логово. В машине, с удобствами, – он любит комфорт. Кот как кот, размером с мой кулак, но он вырастет – кот, а не кулак. Зовут Буч. Кота, а не…
– Ника, прекрати паясничать!
– Мам, да почему? Ну, скажи ты мне, кому от этого плохо, что я живу как знаю, стебаюсь над кем хочу и когда хочу, и вчера меня приобрел кот? Ты умная женщина, просто подумай над этим, выйди за рамки, в которые ты сама себя втиснула, и подумай: кому стало хуже от того, что я такая, какая есть? Видит бог, я не хотела этого разговора, тем более вот так, по телефону, но вышло как вышло, ничего не поделаешь.
– Ника…
– Все, мам, мне ехать надо, дорогу замело совсем. Давай вечером созвонимся. Женьке передай, пусть не приходит, Марек очень зол на нее.
Отключив трубку, Ника сунула ее в карман полушубка и выругалась. Мама всегда на Женькиной стороне, хотя, конечно, Ника знает точно, что мама ее любит, и Марека любит, но когда дело доходит до сестры – все, стена. Женька моложе Ники на четыре года. Ника помнит, как мама принесла ее из роддома и отец носил этот пищащий кулек по комнатам, и… Впрочем, неважно. Женька не стала ей ни сестрой, ни другом. Она стала камнем преткновения между ней и родителями, и Ника никогда не понимала, почему, – но сейчас вдруг осознала, что это уже неважно. У нее своя семья, и она любит Марека просто так, за него самого.
При выезде на шоссе Ника притормозила и огляделась. Трассу уже укатали грузовики и фуры, но сейчас автомобилей не видно – легковушки не решились двинуться в путь после такой бури столетия, а тяжелые машины уже проехали.
– Тем лучше для нас. – Ника повернула руль и выехала на шоссе. – Скользко, блин… Буч, ты должен знать обо мне одну вещь. Я иногда ругаюсь плохими словами. В общем, привыкай.
Ника выровняла машину и сбавила скорость. Некуда торопиться, главное теперь – доехать до Александровска, а там уж если и застрянет, то найдется кому ее вытащить. Ника взглянула на котенка – он щурился на свет, но упорно сидел уточкой, как совсем взрослый кот. Ника не удержалась и тронула пальцем его голову, и он вопросительно посмотрел на нее.
– Ничего, это я так. – Ника краем глаза все-таки косилась на пушистую серую «уточку». – Вот погоди, приедем домой, а там Марек тебе…
Впереди показался мост – здесь начинался тот приснопамятный поворот… хотя если ехать из Александровска, то здесь он заканчивался. Под мостом летом плескался глубокий пруд, Ника знала, что рыли его из расчета семь-десять метров глубины, причем глубина начиналась от самого берега. Пруд устроили на месте широкого оврага, полного холодных ключей, от него отвели канал, впадающий еще куда-то там, а над ним построили широкий, четырехполосный, надежный мост с ограждением. Ника с Марком иногда ездили сюда купаться и ловить рыбу, летом здесь было прекрасно, а зимой пруд покрывался льдом и снегом, как и полагается. Сейчас тоже было так – с одним отличием: ограждение было проломлено, а метрах в четырех от берега темнела полынья.
Ника остановилась, потом сдала назад и съехала на боковую дорогу – вернее, на то место, где она должна быть. Оставив машину на обочине и не глуша двигатель, Ника сбросила полушубок на переднее сиденье и по снегу побежала к пруду. Она думала только об одном: успеть, может, там еще кто-то живой остался! Хотя понимала, что это вряд ли, очень уж холодно, и мост высокий, удар опять же… Она упала на тонкий лед и поползла к полынье. Вода обожгла руки, крыша машины находилась над уровнем воды – машина стояла косо, капотом в сторону от берега, и в любой момент могла поползти по уклону на глубину, и тогда уже никто не спасет тех, кто внутри. Ника знала этот покатый берег, они с Мареком здесь летом ныряли с аквалангами не раз. И она понимала, что времени нет, а потому постучала в верхний люк:
– Эй! Есть кто живой?!
Вода холодная и какая-то хищная, лед трещал под ней, но Ника продолжала барабанить кулаком по крыше машины, иначе никак, ей нечем открыть люк и разбить нечем.
В ответ на ее стук что-то толкнуло люк изнутри. Ника обрадовалась и вцепилась в край люка, отделившийся совсем немного:
– Давай же, толкай, матьтвоючерезколено! – Ника тянет рывками на себя обжигающе холодный люк, и он поддается, и вода начинает литься в салон – не сильно, но не надо бы и этого, машина стоит очень неустойчиво, и если сдвинется и покатится на глубину – все…
– Эй, давай, выбирайся, я тебе руку подам!
Из люка показалась окровавленная голова – кто-то толкал из салона парня с разбитой головой, и Ника ухватила его за шиворот и потянула. Куртка его трещала, и вода в проем лилась, но вот он уже с ней рядом, и Ника, схватив за шиворот, тащит его к берегу.
– Лежи тут. – Ника устроила парня на снегу и поползла назад. – Вот же ж блин… только я могла во все это вляпаться!
Мысль о том, что пассажиры затонувшей машины вляпались гораздо серьезнее, ее не утешала.
– Эй, давай руку!
Из машины снова показывается чья-то голова, лицо в крови, и Ника снова тянет бесчувственное тело, и это тяжело, и только мысль о том, что машина сейчас покатится вниз, подстегивает ее.
– Вот сейчас, лежи тут…
Что-то ухнуло в глубине, крыша с открытым люком исчезла в полынье, забурлила вода. Ника в отчаянии охнула и заломила руки – машина все-таки покатилась по склону вниз, и с ней – тот, кто был там, внутри, кто подавал ей этих парней – живой, дышащий…
Из воды выглянула голова. Ника упала на снег и поползла – не чувствуя холода, боли в порезанных о лед руках, она ползла к человеку и в последний момент ухватила тонущего за запястье.
– Давай же, помоги мне, мать твою, я слабая женщина, я не вытащу тебя так! Помоги мне, не помирай, ты, сукин сын, слышишь меня? Не вздумай отбросить коньки, иначе мало тебе не покажется! Смотри на меня, смотри на меня, слышишь? Смотри и тянись!
Она чувствует, как трещит под ними тонкий лед, и понимает, что если сейчас она тоже окажется в воде, то парням на берегу придет конец, и Буч в машине, и Марек – дома… В общем, умирать ей сейчас никак нельзя, и она тащит тонущего из воды, и он, глядя ей в лицо синими, как лед, глазами, тянется ей навстречу. Ника тащит его за мокрую куртку, и он наконец весь оказывается на льду, и берег – вот он.
– Поднимайся, я не донесу тебя!
Он пытается встать на ноги, и у него получается, Ника сдирает с него вымокшую куртку и тащит к машине. Он как-то идет, но больше просто виснет на ней, и Ника думает о том, что если сейчас он влезет в теплую машину с работающей печкой, тут ему и конец придет.
– Давай, снимай одежду!
Он непонимающе смотрит на нее, а Ника дергает его ремень, тащит за пуловер, обледеневшая ткань трещит и упирается, но она стягивает со спасенного все до нитки и растирает его снегом.
– А то сейчас сядешь в натопленную машину и глюкнешь.
Открыв дверцу, она немного охлаждает салон и толкает мужика внутрь.
– Сиди, грейся, у меня тут кот, смотри не придави!
Достав из багажника спортивный костюм Марека и клетчатый походный плед, она бросила все в салон.
– Надень, а то голый не согреешься.
