скачать книгу бесплатно
– Нет, – честно ответила Женька и кивнула на меня. – Она прислала нам письмо, довольно странное. У нее как с головой вообще?
– С головой у нее нормально, – вздохнув, ответила женщина и вдруг в лице переменилась. – Было, до недавнего времени.
– Так, – обрадовалась Женька бог весть чему. – А с недавнего времени?
– С недавнего времени чудить стала.
– Интересно. А поподробнее нельзя?
Петровна махнула рукой:
– Кто-то у нее в комнате обыск устроил. Это она так говорит. В ее отсутствие в вещах роется. Замки принялась менять. Стала нервная, вроде как не в себе. Я, признаться, вспылила, потому что обидно стало: кто в ее комнате шарить может? Я, что ли? Вроде как она намекает. Кому такое понравится? Ну, я ей и сказала… разругались мы, одним словом, и с тех пор не разговариваем. Хотя, если честно, – понизила голос женщина, – Зойка вполне могла в ее комнату заглянуть. Ключ Машка раньше в столе на кухне оставляла, а Зойка в белой горячке, когда бутылку ищет, куда хочешь залезет. Хотя какая у Машки бутылка? Она не пьет ничего, кроме чая…
– Она ведь на инвалидности? – решила вмешаться я.
– Ага. Уж года три. Сердце больное. Нервничать ей никак нельзя, а тут она такое выдумала. С чего бы? Хотя Зойка…
– Соседка сказала, что Кошкина отсутствует уже несколько дней, – влезла Женька.
– Так и есть. С субботы ее нет, так что, выходит, пятый день сегодня.
Мы с Женькой переглянулись.
– И где она может быть?
– Ума не приложу. Беспокоиться начала, может, она в больницу легла? Мы как поссорились, так и не разговаривали, она упрямая, да и я не лучше. Уехать-то ей некуда, родни никакой, по крайней мере, я ни о ком не слышала. Так что она либо в больнице, либо… даже не знаю где.
– А вы точно видели ее последний раз в субботу?
– Точно. Я из магазина шла, она мне навстречу попалась, кивнули друг другу и разошлись. Она с сумкой была, значит, в магазин направилась.
– И из магазина она не вернулась?
– Нет, – убежденно кивнула женщина. – Я весь день дома была, внука ждала, он приехал только в семь вечера, оттого я от дома никуда, гулять вышла и то от подъезда ни на шаг. Вечером Сережку проводила до остановки – и домой, давление у меня что-то поднялось. В воскресенье жара была не приведи господи, и я тоже из дома ни шагу, вечером во дворе погуляла, когда чуть свежее стало. Машки не было. В понедельник я беспокоиться начала: если б она куда собиралась уехать, не мне, так Юльке сказала бы. Машкина очередь убираться, обычно мы договариваемся, если уезжаем куда, чтоб, значит, дежурство перенести, а она ни слова. Чудно. Вчера я подумала, может, мне к участковому сходить, а ну что с соседкой случилось?
– Кто-нибудь из родных у нее есть? – спросила Женька и тут же удрученно добавила: – Ах да… что, вообще никого?
– Муж, бывший. Неподалеку живет.
– Может, она у него?
– Что вы! Он женат лет десять. А жена… короче, черт в юбке.
– Значит, отношения они не поддерживают?
– Почему же, он звонит, когда его мегеры рядом нет. Чтоб заходил, не помню. Машка рассказывала, на день рождения и на Восьмое марта он ей всегда что-нибудь дарит, виноватым себя чувствует, вот и…
– В чем виноватым? – насторожилась Женька.
– Как в чем? К другой ушел.
– А-а…
Тут я некстати подумала, сколько мужчин к другим женщинам уходят, не чувствуя себя виноватыми; получается, либо муж Кошкиной мужик исключительно совестливый, либо у него на то причина посущественнее.
– Машка родить не могла, хворала, – видя сомнение на моем лице, пояснила женщина. – А жили они хорошо, можно сказать, душа в душу. Ему очень ребенка хотелось, время шло, а надежды никакой. И тут эта вертихвостка. Ну и… ушел мужик. Машка хоть и страдала, но его вроде как оправдывала. Вертихвостка родила, однако особо счастливой его жизнь не назовешь, по крайней мере Машке он не раз жаловался, что, если бы не дочь, давно бы сбежал.
– А сколько Марии Степановне лет? – додумалась спросить я.
– Годков сорок шесть, наверное. Молодая еще и выглядит распрекрасно, несмотря на то, что инвалид.
– А где она работала, вы знаете?
– Конечно. В библиотеке. Заведующей. Библиотека тут рядом, за углом. Машка и сейчас туда почти каждый день ходит, все книжки читает. На пенсию книжки особо не купишь, вот она и повадилась в библиотеку, зимой по полдня в читальном зале сидит, ну и подруги там, конечно. С ними наговорится, чаю попьет, все легче.
– Подруг у нее много?
– Ну, в библиотеке есть, конечно. В доме – Ольга Карасева, я ее, признаться, терпеть не могу. Может, еще кто… к ней сюда редко приходят. С одними она и в библиотеке наболтается, у Карасевой квартира отдельная, там удобнее, а у нас Зойка как в запое, так хоть из дома беги, одно орево.
– Но если знакомых у Кошкиной достаточно, может, она у кого-то из подруг? – вздохнула я.
– Может, – согласилась соседка. – Только очень я в этом сомневаюсь. Ольга ее сама искала. Вчера вечером приходила, опять же, говорю, Машкина очередь убираться, она бы непременно предупредила, что уезжает. Да и если бы в больницу легла, сказала бы, не мне, так Юльке. А вам она зачем? – задала женщина вполне разумный вопрос.
Мы с Женькой печально переглянулись.
– Все дело в письме, – вздохнула я. – Она написала, что ее преследуют, и мы подумали…
– Преследуют? – соседка взглянула с сомнением. – Уж не знаю. С одной стороны, вроде чепуху болтает, а с другой… Куда ж ее нелегкая унесла? – буркнула она с досадой.
– Вы поподробнее расскажите об этой самой чепухе, – жалобно попросила Женька.
– Ну… началось все месяц назад, может, чуть больше. Заходит она ко мне вечером и говорит: «Ваза у меня разбилась, мамина». Я посочувствовала, жалко, конечно, вазу, а она сидит смурная и вдруг говорит: «Как ваза могла разбиться?» Что значит – как? Обычно. Небось рукой задела или толкнула ненароком. А она – нет, говорит, я пришла, а ваза у комода лежит, то есть не ваза, а осколки. А комод-то возле окна. Вот я и говорю: форточка у тебя открыта, подул ветер, ну и вышло дело. Она как будто со мной согласилась, но с той поры взяла за моду все примечать. И началось. То у нее шкатулка не там стоит, то лампу передвинули. Потом волосок на дверь прикрепила, как шпионы в кино. В общем, решила, что кто-то в ее комнате шарит.
– У нее есть какие-то ценности?
– Да откуда? Всю жизнь в библиотеке. Муж особо много тоже не зарабатывал. А потом, не говорила она ни разу, что, дескать, что-то пропало. Да и чему пропасть? Если только телевизор уволокут. Допустим, Зойка по пьяному делу деньги искала, хотя за ней подобного не водится. Вот я и решила, что Машка сбрендила. А она настаивает, уперлась как осел, господи, прости…
– Подождите, если я правильно поняла, в квартиру постороннему проникнуть не просто, раз кто-то из соседей постоянно здесь находится? – уточнила я.
– Вовсе нет. Я с правнуком сижу. Каждое утро ухожу на четыре часа, у внука жена работу оставить не может, а ребеночек маленький, в ясли его пока не берут, да и отдавать жалко. Юлька в техникуме, Зойка если не в запое, то вообще весь день на работе, ее почему и держат-то, она ведь безотказная и работящая, если б не эта ее дурь… о чем это я? Ах да… в общем, с утра и часов до трех Машка здесь одна хозяйничала, оттого меня обида и взяла на ее слова. Кто и когда к ней в комнату полезет, раз только она в квартире с утра до вечера? А теперь уж и не знаю. Вдруг и вправду чего, куда-то она ведь делась? – Женщина задумалась, глядя в окно, кот потянулся, а Женька вздохнула.
– Значит, у вас нет догадки, куда соседка могла уехать? – вяло молвила она. Петровна кивнула, и мы направились к двери, если честно, то я с неохотой. Странное дело, теперь я была уверена, что найти Кошкину необходимо, хотя бы для того, чтобы убедиться: она жива и здорова, а письмо не более чем ее разыгравшееся воображение.
– Предчувствие у меня, – тихо сказала Петровна. – Третий день сердце болит… еще как на грех разругались.
Женьке, с одной стороны, болтовня уже наскучила, но с другой – в ней крепло чувство, что сделать что-то необходимо, раз уж нелегкая принесла нас сюда, и, вздохнув, она поинтересовалась:
– А подруга ее, Ольга, в какой квартире живет?
– Да она сама Машку искала… В двадцать первой, это в соседнем подъезде. К ней пойдете? Она сейчас должна быть дома, на рынке торгует, к пяти уже возвращается.
Торопливо простившись, мы с Женькой покинули квартиру. Юлька, которая двинулась следом, чтобы запереть входную дверь, неожиданно вышла вместе с нами на лестничную клетку и зашептала:
– Не знаю, что вам бабка наболтала, только ко мне никто не приходил. Я вообще парней сюда не вожу, дура я, что ли, хоромы наши показывать? Да мамашу-пьяницу. Все врут, – закончила она и неожиданно захлопнула дверь, как раз в тот момент, когда я собралась спросить, что она имеет в виду.
– Загадочно, – изрекла Женька, с тоской глядя на дверь, и повернулась ко мне: – Что ты об этом думаешь?
– Думаю, что мы с тобой, Евгения Петровна, ерундой занимаемся, – фыркнула я. – Говорила тебе, письмо это – глупость. Так и вышло.
– Ага. Глупость, а человек пропал.
– Ничего подобного. Она могла уехать, мало ли какие обстоятельства…
– Короче, идем к этой Ольге или нет?
Я почесала нос, потопталась немного, размышляя, и кивнула:
– Идем, раз уж мы здесь.
– Правильно. Надо все доводить до конца. Если подруга знает, где Кошкина, уснем спокойно, а если нет…
– Тогда что?
– По обстоятельствам. Идем, душа моя. И не делай такую кислую физиономию, в конце концов тебе, как инженеру человеческих душ, очень полезно пообщаться со своим народом.
– Заткнулась бы ты, – посоветовала я, спускаясь по лестнице.
Рядом с дверью квартиры под номером двадцать один был только один звонок, без таблички. Женька вдавила кнопку до упора. Через некоторое время дверь открылась, и мы увидели женщину в пестрой футболке и трико. Она взглянула на нас с удивлением и спросила:
– Вы к кому?
– Вы Ольга? – кашлянув, спросила Женька, как видно, с опозданием осознав, что бродить по квартирам с неясной целью – занятие далеко не самое разумное.
– Ну, Ольга. А вы кто?
– Мы из газеты. То есть я из газеты, а вот это Анна Асадова, вы детективы читаете?
– Конечно, – кивнула женщина, взглянула на меня и широко улыбнулась. – Ой, это правда вы?
– Правда, – покаялась я.
– Проходите. Девчонки, – заголосила она, обращаясь неизвестно к кому. – Вы сейчас обалдеете. Проходите, проходите, – суетливо предложила она, пропуская нас в квартиру и закрывая дверь. – Вот сюда, пожалуйста. Мы тут на кухне…
Ободряемые улыбками и бесконечными «пожалуйста», мы прошли на кухню, где за накрытым столом обнаружили еще двух женщин. Остатки салата, три колечка колбаски, груда куриных костей и пустая бутылка водки намекали, что праздник в завершающей стадии. Послав Женьке испепеляющий взгляд, я промямлила:
– Мы, собственно, на минуточку…
– Это Анна Асадова, – выдохнула хозяйка, глядя на очумевших подруг с гордостью. Те переглянулись в недоумении, а Ольга объяснила: – Она детективы пишет. – И обратилась ко мне: – У меня ваших книг целая полка. Хотите покажу?
Тетки дружно выдохнули и закивали, приглядываясь ко мне.
– Вот видишь, – зашептала Женька мне на ухо. – Народ тебя знает.
– Садитесь, пожалуйста, – одна из женщин вскочила из-за стола, уступая мне стул, Ольга метнулась к шкафу за чашками.
– Сейчас будем чай пить.
– Не беспокойтесь, – пискнула я и незаметно продемонстрировала Женьке кулак. Та сделала вид, что ничего не замечает, и устроилась за столом. Ольга принесла из комнаты два стула, и все наконец расселись. Одна из женщин заварила чай, все трое смотрели на меня так, точно ожидали подарка. Я мысленно чертыхнулась.
– Вы не подумайте, – вдруг затараторила Ольга. – У нас… у меня в воскресенье день рождения был, вот девчонки с работы и зашли отметить.
– Поздравляем, – сказала я с большим желанием провалиться сквозь землю. – Извините, что мы так не вовремя… Мы, собственно, хотели поговорить о вашей подруге Кошкиной.
– А что случилось? – испуганно спросила Ольга, замерев с заварочным чайником в руке; он опасно наклонился, и я поспешно убрала руки, боясь, что меня, чего доброго, кипятком ошпарит.
– Она Анне письмо прислала, что ее якобы преследуют. Вот мы и решили… а соседка говорит, что Кошкина куда-то исчезла, – взяв из рук Ольги чайник, пояснила Женька.
– Это какая Кошкина? – подала голос одна из женщин. – Та, у которой барабашка завелся? Соседка твоя?
– И вовсе не барабашка, – обиделась Ольга. – Что ты выдумываешь?
– Ты же сама говорила, кто-то вещи у нее переставляет.
– Говорила, только не про барабашку. Вот что, – вдруг посуровела она. – Пейте чай и давайте по домам. Видите, у меня тут разговор серьезный.
Женщины насупились, в молчании выпили чай и потянулись к выходу. Ольга выпроводила их за дверь и вернулась к нам.
– Подруги не обидятся? – спросила Женька.
– Переживут, – отмахнулась Ольга. – Да и не подруги они мне, работаем вместе. На рынке. Значит, она прислала вам письмо?
– Да. И мы решили… ей помочь, одним словом, – нашлась Женька. – Но ее дома не застали. И соседи не знают, где она может быть.
– Я поначалу тоже думала, что у Машки с головой не в порядке, – кивнула Ольга. – Выдумывает всякую хрень… прошу прощения. Уж я и так ее уговаривала, и эдак, а она знай твердит: меня, говорит, хотят со свету сжить.
– А кто хочет-то? – нахмурилась Женька.
– Так в том-то и дело, что неясно. То есть выходило, она сама не знает. Долдонит одно: не оставят меня в покое. Я с ней вконец измучилась, даже прятаться от нее начала, так меня ее россказни достали. Да и видно было, что всю правду она не говорит, Машка вообще-то скрытная. А чего вам она в письме написала?
Я подумала и показала ей письмо.
– Ясно, – вздохнула она, прочитав послание. – Опять двадцать пять. Вот ведь…
– Вы ее когда в последний раз видели?
– В пятницу, вечером. Во дворе гуляли, разошлись часов в одиннадцать, погода хорошая была, грех дома сидеть. В субботу я после работы на дачу поехала, а в воскресенье у меня день рождения. Я очень удивилась, что Маша не пришла поздравить и не позвонила даже. Неужто, думаю, забыла? До обеда терпела, потом сама решила позвонить, пригласить ее отметить. Я особо никого не собирала, пришли самые близкие. Звоню, трубку никто не берет.
– У нее есть мобильный телефон?
