скачать книгу бесплатно
– Наверное.
– Ты меня любишь?
– Люблю.
– Я скучаю без тебя.
– Я тоже.
Опять эта усмешка. «Если скучаешь, могла бы почаще заглядывать домой», – говорили его глаза.
– Тимур, – прошептала я.
– Да?
– Я люблю тебя. Я в самом деле тебя люблю.
Утром я проснулась часов в девять. Тимура рядом не было. Я слышала, как льется вода в ванной, таращилась в потолок и думала о том, что, если бы мы вдруг разучились говорить и исчезла бы необходимость подниматься с постели, жизнь можно было бы считать счастливой. Я встала и пошлепала на кухню. Сашка вертелся возле приоткрытой двери в ванную. Он так дорожил Тагаевым, что глаз с него не спускал.
– Подлая ты псина, – сказала я в досаде. – Совершенно игнорируешь меня. Предатель.
– Проснулась? – услышала я. Тагаев брился, стоя перед зеркалом. Я подошла, обхватила его и уткнулась носом в его спину.
– С добрым утром.
Вот так бы стоять и ничего не говорить. Он повернулся, обнял меня, и мы замерли под строгим Сашкиным взглядом. Наши мысли были на редкость схожи.
– Когда собираешься уходить? – спросил Тимур. – Успеем погулять с Сашкой?
– Успеем.
Я вышла из ванной, сварила кофе.
– Для разнообразия могла бы приготовить завтрак, – буркнула я. И в самом деле приготовила.
Когда Тимур появился на кухне, мы с Сашкой уже ждали его.
– Семейство в сборе, – хохотнул он, но в его словах не было насмешки. Я придвинула Сашке стул поближе к столу. Пес вредный и чудовищно избалованный, но с этим тоже приходилось мириться.
– Сейчас позавтракаем и пойдем гулять, – сказала я ему.
– Во сколько тебе надо уйти? – спросил Тимур. Хотя отчего бы не поинтересоваться: «Куда ты идешь и зачем?» Но он не спросит, гордость не позволяет.
– Я хотела встретиться с Дедом, – сказала я, не выдержала и отвела взгляд.
Упоминать Деда при Тагаеве, конечно, не стоило. Когда-то мы с Дедом были очень близки. Тагаев об этом знал, и особого удовольствия ему данное обстоятельство не доставляло. К тому же, вопреки моим утверждениям, что между нами давно все кончено, Тимур считал, что мы по-прежнему остро нуждаемся друг в друге, что, в общем-то, не было совсем уж лишено оснований. Мы с Дедом уже давно жили по известной пословице «Вместе тесно, а врозь скучно». С Тагаевым их связывали общие дела, но оба от совместного бизнеса открещивались и на публике обожали делать вид, что даже незнакомы. Друг без друга они, похоже, обойтись не могли, но особой дружбы между ними тоже не было, чему имелись причины объективные. Со стороны Деда, лица официального и, как он любил выражаться, «государственного», было бы довольно неосторожно афишировать свою связь с Тагаевым, которого в городе, несмотря на занятие вполне легальным бизнесом, считали мафиози. Тагаев же был мудр и дружбу с властью не демонстрировал. Кроме объективных причин, имелись и субъективные, и одной из них, к моему величайшему сожалению, стала я сама. Дед хоть и болтал в припадке словоблудия, что хотел бы видеть меня счастливой рядом с молодым человеком, и даже что-то говорил о моих детях, которых мечтал держать на коленях, однако появление такового молодого человека в реальности не приветствовал, объясняя это тем, что Тагаев пара для меня неподходящая. Впрочем, подходящей он не видел, на что горько сетовал. То есть он хотел бы моего счастья, но, так как оно в принципе невозможно, мне лучше быть одной и рядом с ним. Тагаев о его мнении на этот счет знал или догадывался и, само собой, благодарности за таковое к нему не испытывал. При этом оба считали, что имеют на меня все права, а у соперника их попросту нет. Хотя считать Деда соперником довольно глупо, раз наши отношения благополучно зашли в тупик еще задолго до появления Тимура.
То, что я не ушла из команды, Дед считал своей заслугой, а Тимур, соответственно, доказательством того, что Дед занимает в моей жизни слишком большое место. И тот и другой были по-своему правы, и в наших отношениях, на мой взгляд, сам черт не смог бы разобраться при всем желании.
Я упомянула о Деде, желая сделать наш разговор с Тимуром более доверительным. Мол, я охотно и без принуждения рассказываю о своих делах и моя откровенность доказывает, что утаивать мне нечего. Дед – мой работодатель, и встречаться с ним время от времени мне приходится, хоть я к этому и не стремлюсь.
Но моя откровенность Тагаеву была без надобности. Он опять-таки все расценил по-своему и вместо вопросов: «Почему бы не поговорить с ним на работе?» и прочих в том же духе, обошелся коротким: «Да?» – и замер, предоставив мне самой решать, стоит ли что-то объяснять или нет. Разумеется, я решила, что не стоит, потому что все объяснения в глазах Тимура выглядели бы неуклюжими оправданиями. Его «да» повисло в воздухе. Мы надолго замолчали, и недавняя идиллия приказала долго жить, судя по всему, до вечера, точнее до ночи, когда мы опять начнем неплохо понимать друг друга.
Я быстро вымыла посуду. И мы отправились на прогулку, где обменялись несколькими репликами по поводу погоды и сошлись во мнении, что Сашка не по-собачьи умен и невероятно красив (Сашка все это слушал с явным удовольствием). Через полчаса мы вернулись домой, Тимур устроился в кресле с газетой, а я, поцеловав его, направилась в гараж. В последний момент я решила взять с собой пса и позвала:
– Сашка.
Тот вроде бы устремился за мной, но на полдороге замер, взглянул на Тагаева, который не соизволил оторвать взгляд от газеты, и, повесив голову, надеюсь, что все-таки от стыда, побрел к Тимуру.
«Свинья, – сказала я, правда, мысленно. – И поделом мне. Собственной собаке рядом со мной тошно».
Я выехала из гаража и сразу же почувствовала себя гораздо лучше. Открыла окно, подставив лицо весеннему ветру, и принялась беспричинно улыбаться. Правда, тихое счастье длилось недолго. Деду я не позвонила, намереваясь застать его врасплох, и сейчас жалела об этом, потому что была уверена: меня постигнет очередное разочарование, ибо старого змея застать врасплох невозможно. То есть в любом случае он начнет хитрить, изворачиваться и правды не скажет.
Хотя сегодня суббота и у нормальных людей выходной, вовсе не факт, что я обнаружу его дома. У слуг народа дел невпроворот. Он вполне мог служить отечеству и по субботам. А если все-таки у него выходной, ничего не мешает ему отправиться на дачу с какой-нибудь девицей, которых у него пруд пруди. Будучи вдовцом, он мог не опасаться общественного мнения, но предпочитал встречаться с дамами в местах уединенных. «Хороша я буду, если он изменил своим правилам и я им кайф поломаю», – с опозданием подумала, сворачивая во двор дома, где жил Дед.
Дом был малоквартирным, с подземным гаражом и охранником, которого именовали консьержем. При виде меня охранник обрел бравый вид, улыбнулся и вежливо поздоровался. Я появлялась здесь редко, но меня он, конечно, узнал.
– Игорь Николаевич у себя? – спросила я с ответной улыбкой.
– Так точно, – доложил консьерж и вызвал мне лифт, хотя на второй этаж я могла бы подняться и на своих двоих. В доме всего три этажа, зато два лифта. Я решила не отказываться от благ цивилизации и вошла в кабину.
Когда я поднялась на второй этаж, Дед ждал меня возле распахнутой двери своей квартиры. В том, что охранник предупредил его о моем визите, я не сомневалась, а гостеприимству Деда порадовалась. Судя по улыбкам, которые он расточал, мой благодетель пребывал в хорошем настроении. Впрочем, как я уже говорила, хорошее настроение на его откровенности никак не сказывается.
– Рад тебя видеть, – заявил он, заключив меня в объятия. – Отлично выглядишь.
– Спасибо, ты тоже, – не осталась я в долгу, и, кстати, сказала чистую правду, Дед и впрямь выглядел отлично. Есть мужчины, которых возраст украшает. То есть Дед и двадцать лет назад выглядел хоть куда, но седая шевелюра и сеточка морщин возле глаз придавали ему шарм, смягчив холодный взгляд и твердость подбородка, который он имел привычку выпячивать, когда злился или был просто чем-то недоволен. Теперь он вполне мог сойти за мудрого человека, снисходительного к чужим проступкам и глупости. Очень удобная маска для хищника, каковым Дед являлся в реальности. Впрочем, иногда он был способен на благородный поступок, и мудростью его бог не обидел. И то, и другое он умело использовал в своих целях.
Я не встречала человека, который равнодушно отнесся бы к Деду. Его либо ненавидели, либо обожали. И те, и другие не знали меры, негодуя или восхваляя его. Пожалуй, никто не знал его так хорошо, как я, а я его знала с тех самых пор, как начала глядеть на этот мир осмысленно. Могу сказать, что он одинаково достоин и ненависти, и любви. Он был другом моего отца, когда-то я его боготворила. Если бы наши отношения не развились в сторону, далекую от дружеских, возможно, я бы и по сей день относилась к нему с обожанием, но он стал моим любовником. Иногда это позволяет узнать человека так хорошо, что от прежних иллюзий ничего не остается. В моем случае иллюзии исчезли, а любовь осталась. Я не смотрела на него с обожанием, не жаждала его прикосновений, но вместе с тем он был очень близким мне человеком, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Я перестала бороться и научилась с этим жить.
– Проходи, – сказал Дед, выпустив меня из объятий, и повел в гостиную. – Рад, что ты пришла.
Что их роднит с Тагаевым, так это терпение. Он делал вид, что мой приход – вещь обычная, и не торопился спросить, с какой стати я явилась утром в субботу к нему домой, не соизволив заранее предупредить по телефону.
– Ты один? – спросила я не без язвительности.
– Конечно, – удивился он, точно пребывал в монашестве, о чем, безусловно, известно всему миру. – Хочешь кофе? Или чай?
– Лучше чай, – кивнула я и вместе с ним прошла на кухню.
Дед принялся суетливо сновать по кухне, заглядывая в многочисленные шкафчики. Не очень-то хорошо он знал, что и где у него хранится. Я поднялась и сама приготовила чай, потому что, в отличие от него, все прекрасно помнила. Впрочем, не такая уж это заслуга, если учесть, что с тех самых пор, как Дед въехал в эту квартиру, здесь ничего не менялось. Он был консервативен и не особо жаловал перемены. В своем быту уж точно не жаловал.
– Ты отлично завариваешь чай, – счел он своим долгом заметить.
Когда Дед в хорошем настроении, он любит говорить мне что-нибудь приятное, но в хорошем настроении я его видела не часто, хотя он убежден, что это только моя вина. Скорее всего, и сегодня традиция не будет нарушена. Вряд ли Дед очень обрадуется, когда узнает, с чем я явилась.
– Спасибо, – улыбнулась я, желая показать, как ценю его стремление сделать мне приятное. Как известно, доброе слово и собаке в радость, а я почти так же чувствительна. В холодильнике нашлись пирожные, из чего я заключила, что кто-то из дам не так давно был здесь. Конечно, Дед в состоянии купить пирожные и сам, но только для гостьи, потому что к еде он был равнодушен, а ходить по магазинам просто ненавидел.
Чай мы пили в молчании, одаривая друг друга нежными взглядами. Дед наверняка гадал, что привело меня к нему, а я прикидывала, как бы половчее донести до него мысль о том, что ко всеобщему благу иногда полезно поделиться с ближними кое-какой информацией. Ни он, ни я первым заговаривать не собирались, но Дед приглядывался ко мне теперь с особым вниманием.
Через минуту выяснилось, что наши мысли были довольно далеки и несхожи, потому что он все-таки спросил:
– У тебя все в порядке?
В голосе слышалось беспокойство и неподдельный интерес. Тут до меня с опозданием дошло, что мой визит в субботу к нему домой, а не в кабинет в рабочее время, откуда Дед руководил народом, дал повод думать, что привела меня сюда не забота о его благе, а личные проблемы. Обидели сироту, и я прибежала к благодетелю жаловаться на жизнь. Так и есть. Дед взял мою руку, легонько сжал.
– Что произошло?
– В мире много чего, – бодро ответила я, кляня себя на чем свет стоит за бестолковость. – В городе тоже, наверное, есть события. У меня лично – никаких.
Руку он выпустил и нахмурился.
– Я думал, что имею право… – недовольно начал он, но я перебила:
– Возможно, я испорчу тебе настроение, но мои чувства к тебе заставляют меня идти на такой риск, потому что…
– Заткнись, – прервал Дед поток моего красноречия. Хорошее настроение как ветром сдуло. Он смотрел на меня сурово, с явным недовольством, и я вздохнула, демонстрируя покорность судьбе. – В чем дело, черт возьми?
– Этот вопрос очень бы хотела задать тебе я, да боюсь как всегда не получить ответа. – Я скроила страдальческую физиономию. – Но надежда умирает последней, и я все-таки пришла. Можешь выгнать меня сразу, а можешь чуть позже. Лучше чуть позже.
– Иногда ты бываешь совершенно невыносима, – покачал он головой.
– Ты тоже, – вздохнула я.
– Ну, что у тебя? Говори.
– У меня, точнее у нас, труп.
– О господи… – Дед раздраженно отодвинул чашку. Я даже забеспокоилась, что он возьмет да и треснет по столу кулаком. Обошлось. – Я думал, ты пришла… еще обрадовался, старый дурак. Думал, соскучилась. Посидим, поговорим по душам…
– Я по душам как раз и не отказываюсь, – торопливо влезла я. – Если бы ты вдруг открыл мне душу… не всю целиком, рассчитывать на такое моего нахальства не хватит, а всего-то по одному-двум пунктам. Это бы значительно облегчило мне жизнь.
Дед продолжал смотреть на меня с неодобрением.
– И что труп? – поинтересовался он сердито.
– Труп сам по себе совершенно обыкновенный, но обстоятельства, связанные с ним…
– Тебе-то что за нужда с трупами возиться? – поморщился Дед. – Ты мой пресс-секретарь, и трупы совершенно не твое дело.
– Это как посмотреть, – вздохнула я. – Можно я тебе о нем поподробнее расскажу?
– От черта молитвой, а от тебя ничем, – махнул он рукой. – Рассказывай.
– Спасибо большое. Так вот, пару дней назад в больницу «Скорой помощи» привезли паренька с травмами, несовместимыми с жизнью.
– Это дело милиции, – не удержался Дед. – Тебе что, нечем заняться?
– Не мог бы ты выслушать мое повествование до конца, не отвлекаясь на комментарии?
– Мог бы.
– Еще раз спасибо. Итак, парень лежит в реанимации и, как это часто бывает, бредит. Кое-что в его бредовых высказываниях медсестру насторожило, и она сообщила в милицию. На звонок отреагировали, в больницу пришли, но услышанным не впечатлились.
– А надо было? – не выдержал Дед, как и большинство людей, он иногда был любопытен. – Что он болтал?
– Что-то про киллера, который вот-вот должен прибыть в наш город.
– И что? – Теперь он выглядел искренне удивленным. Я даже подумала: может, у меня в самом деле крыша съехала и всюду мерещатся заговоры?
– Ну… вроде бы киллер не простой, а из дорогих, так что цель у него должна быть серьезная.
– И ничего толковее у него вызнать не удалось?
– Не удалось. Бред, он и есть бред, а парень вдруг скончался. Он пули в сердце.
– Прискорбно, – совершенно серьезно заметил Дед. – Только я по-прежнему не пойму, тебе-то что за дело до всего этого? Мне известна твоя нездоровая страсть вечно лезть куда не просят, но… Говоришь, в милиции не впечатлились? Так, может, в его словах ничего и не было?
– Я бы тоже так подумала, если б не его преждевременная и насильственная кончина.
– Хорошо, допустим, кто-то от кого-то решил избавиться, и с этой целью наняли киллера. Я-то здесь при чем?
– Я испытываю обоснованное беспокойство. Точнее, поначалу его испытывал Ларионов, а теперь уж мы вместе. Ларионов – это начальник твоей охраны, если ты успел забыть.
Дед смотрел на меня с недоумением, полминуты смотрел, не меньше, потом вдруг рявкнул:
– Вы что, спятили? Вместе с Ларионовым?
– Он спятил первым, – поторопилась наябедничать я. – Я уже позднее и под впечатлением. Слушай, не смотри на меня так. Я понимаю, что тебе хочется запустить в меня чем-нибудь тяжелым, но…
– Ты что, всерьез решила… – Дед вроде бы от гнева лишился дара речи. – Черт-те что… А этот идиот… – Идиот, надо полагать, Ларионов. – От безделья совсем спятили.
– Разделяю твое возмущение, – удалось вставить мне словечко. – Но ведь на все это можно взглянуть иначе, под другим углом зрения. И тогда выйдет, что начальнику твоей охраны вполне естественно проявлять беспокойство и даже предпринимать кое-какие шаги.
– И он не придумал ничего умнее, как втравить в это дело тебя?
– «Втравить» все-таки сильно сказано, – поправила я. Хотя я и не испытывала добрых чувств к Ларионову, зато обладала развитым чувством справедливости, так мне по крайней мере казалось. – Он обратился ко мне, потому что, зная твой характер, нетрудно предположить, что ты ему скажешь, надумай он обратиться к тебе. А мы с тобой вполне могли бы поговорить по-семейному. Это не я, это он так думает.
– Поторопился спихнуть ответственность на чужие плечи, – хмыкнул Дед. – Я Ларионова знаю так же хорошо, как и он меня. Так что не старайся запудрить мне мозги. Начальнику охраны незачем являться ко мне с подобной историей, а вот узнать, что к чему… и не втравливать в это тебя…
– Игорь, – вздохнула я. – Скажи мне, пожалуйста, могут наши догадки иметь хоть какое-то основание в действительности? Ты бы очень мне помог.
– Хочешь, чтобы я ответил, есть ли люди, желающие моей смерти? А то ты сама не знаешь? Таких пруд пруди. Но одно дело желать…
– А мог кто-то так пожелать, что даже забыл о благоразумии?
Дед нахмурился и некоторое время сверлил меня взглядом. Я с честью выдержала испытание.
– Все-таки я не понимаю, – изрек он. – С какой такой стати ты решила, что появление в городе киллера может быть связано со мной?
