скачать книгу бесплатно
И если быть честным, то к мальчишке Герхард не испытывал ни жалости, ни сочувствия, даже наоборот – считал, что тот получил по заслугам. Хорошо, что все разрешилось с наименьшими потерями для всех.
Плохо, что господин Феррано решил не просто все проконтролировать, но проявить самостоятельность, и сейчас посреди прихожей Герхарда стоял Ульрих Кайрен, начальник стражи, и Хёльда.
Которая, конечно, была совершенно ни при чем.
И которая, Герхард знал, вполне могла предугадать все это.
Недаром она его предупреждала несколько дней назад.
***
– Так кого мне арестовывать? – с усталой усмешкой спросил господин Кайрен, посматривая то на Герхарда, то на Феррано. – Или, может быть, стороны уже пришли к согласию и никого арестовывать не надо? Доброго дня, Мастер Юлиан! – добавил он приветливо.
Герхард обернулся.
Мастер Юлиан спускался по лестнице к ним, почти беспечный, с доброй улыбкой, словно не веяло от него еще десять минут назад страшным холодом и презрением.
– И вам доброго дня, Ульрих, – сказал он и откинул со лба непослушную прядь волос. – Боюсь, вы лишь зря потратили время. Проблема решена. – Он бросил взгляд в сторону Франца. – И у пострадавшей стороны, насколько я понял, нет ни к кому претензий.
Франц испуганно кивнул под острым, неприятным взглядом желтых глаз и тут же посмотрел на отца, словно пытался понять, чьего гнева он боится больше. Герхард мог поспорить, что скорее все реки выйдут из берегов, чем господин Феррано признает вину собственного сына. Скажи Франц сейчас то же, что говорил наверху, ситуация осложнилась бы еще сильнее, но, к счастью, у мальчишки хватило ума молчать о том, что случилось.
И у его друга – тоже.
– Пап, – слабо сказал Франц, дергая отца за рукав. – Я в порядке. И… – Он нервно запнулся, явно что-то обдумывая и решая для самого себя. Мастер дель Эйве продолжал на него смотреть. – Спасибо вам, Мастер, я усвоил урок, – выпалил он на одном дыхании, глядя то на одного, то на другого волшебника, словно ждал их одобрения или просил подсказки.
– Какой урок?
Глаза господина Феррано злобно сощурились.
– Что не следует в ночи излома в пьяном виде шляться, где не следует, – спокойно ответил Мастер Юлиан. – Простите мне мою прямоту, господин Феррано.
Того словно бы ледяной водой из окна облили, настолько удивленным он сейчас выглядел. Он точно хотел сказать что-то в ответ на дерзость, но не до конца понимал, с кем имеет дело.
Ульрих вмешался вовремя:
– Я думаю, господин Феррано, вам следует извиниться перед госпожой Хёльдой, – сказал он строго. – Раз уж вы заставили ее прийти сюда из другого конца города. И после этого мы все разойдемся. Раз у пострадавшего лица нет никаких претензий ни к кому из присутствующих.
Хёльда стояла, улыбаясь, и нервно теребила пальцами тонкую, похожую на блестящую черную змейку косу. Когда о ней заговорили, Хёльда подняла взгляд от пола и посмотрела на присутствующих так, словно только что поняла, где находится. Она казалась отрешенной, сонной и чуть грустной. Как всегда.
Когда господин Феррано, таща за рукав сына, прошел мимо нее, бросив сквозь зубы извинения, Хёльда лишь пожала плечами и улыбнулась шире.
– Ну что вы, почтенный, – ответила она. – Вы лишь помогли мне оказаться в нужное время и в нужном месте.
Ее взгляд, ставший вдруг острым, устремился куда-то наверх, туда, где заканчивались ступени лестницы.
К счастью, никто, кроме Герхарда, не придал этому значения.
***
Я ничего не понимала.
События развивались так стремительно, что я не могла отследить связи между ними.
Вот я стою на лестнице, на самом верху, скрытая сетью морока, и наблюдаю, как назревает буря.
Вот Кондор спускается вниз, говорит пару фраз – и буря стихает, не успев начаться. Кто-то уходит, кто-то остается, и по тому, как смотрит на меня Герхард, я понимаю, что морок снят.
Я снова видима, хотя, кажется, невидимой я была только для тех, кто только что ушел.
Вот меня тоже ведут вниз – в личную гостиную господина Герхарда, почти уютную, почти теплую, сажают в кресло, и через какое-то время служанка приносит нам травяной чай.
Утром я чувствовала себя защищенной, сейчас это чувство исчезло, погребенное под виной, страхом, настороженностью и тревогой. И холодом, потому что все вокруг вдруг стали такими серьезными, такими отстраненными, словно чужими, и от этого я чувствовала себя еще более виноватой.
Чашка в моих руках дрожала.
Мастер Оденберг стоял, заложив руки за спину, за креслом девушки, которую мне представили как Хёльду. С самого начала мне было ясно, что ему не нравлюсь я – или все те события, которые со мной связаны, но Герхард сдерживает эту неприязнь – из вежливости или из опасения вызвать недовольство Кондора. Сейчас же Герхард смотрел на мир – и на меня – почти враждебно, словно и я, и мои спутники, оба два, были источником угрозы.
Не для него.
Для той, которую он защищал.
Если честно, я его понимала.
Ренар стоял у окна, и я могла поспорить, что беспечная улыбка на его губах была абсолютно лживой. Когда я смотрела на него, и он это замечал, его взгляд теплел, но стоило ему переключиться на что-то другое в комнате, как это тепло сменялось чем-то другим. Недобрым. Не злым – тоже, но такому Ренару я бы себя не доверила.
Кондор сидел в соседнем со мной кресле и был подчеркнуто вежлив.
Он не злился, нет, мне кажется, он сейчас просто был чем-то сильно недоволен. Возможно – тем, что контроль над миром от него ускользал в который раз за последние двое суток? И причиной этому была я.
Я подумала, что ни за что в жизни не хочу испытать на себе его гнев.
– Леди Лидделл не сказала мне, что вы с ней встречались, – Кондор сказал это, даже не повернувшись в мою сторону.
Он смотрел на Хёльду прямо и пристально, а та под этим его взглядом ни капли не менялась. Она была все такой же слегка отстраненной и тихо улыбалась каким-то своим мыслям, словно не было ей дела ни до Кондора, ни до холода в его взгляде и голосе.
– Я не успела… – попыталась оправдаться я, но Кондор сделал мне рукой знак помолчать.
Поздно.
Взгляд светло-серых, словно выцветших глаз Хёльды сфокусировался на мне.
– Ты не была осторожна, – сказала она строго, и это было сказано очень уверенно. Я в ответ только моргнула. – Нужно слушать то, что тебе говорят, иначе опять попадешь в беду.
Прежде, чем я успела что-то ответить, Хёльда повернулась к Ренару и сощурилась, разглядывая его. Я заметила, как на лице Герхарда, который стоял за ее спиной, появился отблеск внутреннего торжества. Он наблюдал за тем, как Ренар под взглядом Хёльды резко собрался и попытался очаровательно улыбнуться. Хёльду это не впечатлило.
– Бедный мальчик. – Она покачала головой. Улыбка стала печальной. – Я часто вижу тебя здесь, но ты избегаешь меня. Не хочешь, чтобы в тебя смотрели? – Она наклонила голову и стала улыбаться иначе. Хитрее. – А мне было интересно, чей рыжий хвост мелькает за углом. – Хёльда странно хихикнула, на что Ренар ответил плотно сжатыми губами и непроницаемым выражением, застывшим на лице. – Видеть суть людей и явлений – это тяжелое бремя. – Светлые, словно выцветшие глаза снова были направлены на меня. – Мой разум не всегда справляется, и я говорю чушь. – Уголок ее губ нервно дернулся. – Болтаю лишнее. Простите. Я здесь не за тем, чтобы разбалтывать чужие тайны. Мне нужно было что-то сделать, но я уже забыла, что именно.
Она виновато посмотрела на Герхарда.
Тот, кажется, смутился.
– Ничего, – сказал он сухо, так, словно боялся, что голос дрогнет. – Господа не торопятся.
Я бы с ним поспорила, потому что мне больше всего на свете хотелось оказаться где-то не здесь. Сидеть в замке, к примеру, и пытаться понять, что со мной произошло, а не торчать тут.
В доме человека, который не скрывал свою ко мне неприязнь.
В компании с безумной женщиной, которой было от меня что-то нужно.
Я бросила взгляд на Кондора, втайне надеясь, что он сейчас встанет, нацепит на лицо самое снобское выражение, на которое способен, и выскажет Герхарду все, что думает, но нет.
Волшебник сидел, почти расслабившись, и смотрел на Хёльду, а та смотрела на него, чуть касаясь кончиком пальца своих губ – очень детский жест, полный смущения и кокетства. «Она что-то задумала, – поняла я. – Задумала и пытается… получить разрешение?»
Кондор коротко фыркнул и откинулся на спинку кресла, словно был у себя дома.
Выражение лица Хёльды медленно менялось, ее постоянная рассеянная отстраненность сменилась испугом, затем – недоумением, а потом…
– Посмотрела? – добродушно поинтересовался Кондор.
Она кивнула, чуть приоткрыв рот, и мне стало очень интересно, что же такое она там увидела.
– Себя. – Хёльда снова обернулась ко мне – и прежней почти детской, блаженной рассеянности на ее лице уже не было. – Я увидела саму себя, искаженную чужими представлениями о том, что я есть. Милорд тактично молчит о том, что он думает обо мне, но он позволил это увидеть.
Герхард попытался что-то сказать, но Кондор остановил его едва заметным жестом:
– Потом поговорим на эту тему. Мне интересно, что Видящая желает нам поведать.
Сарказм он даже не пытался скрыть.
– Но вы же мне не поверите, – отозвалась она.
Тоже с сарказмом.
– Я не привык доверять ничему, что погранично, это слишком зыбкий путь, милая, – ответил Кондор почти ласково. – Шаг в сторону – и ты уже не владеешь ничем, в том числе – самим собой.
– Это ваш страх.
– Да. – Кондор говорил с ней как с кем-то равным. Не как с маленькой девочкой. – Один из моих страхов. Хочешь увидеть остальные?
Ее глаза стали огромными от удивления и ужаса.
– Вот и не надо пытаться, милая.
Я осторожно поставила чашку на блюдце, фарфор звякнул, и этот звук в повисшей тишине был настолько громким, что я сама чуть не вздрогнула.
– Я должна поговорить с нездешней леди. – Хёльда кивнула на меня и рассеянно расправила на коленях грубую ткань клетчатой юбки. – Вот зачем меня привели сюда. Да. Просто вы все слишком интересны. Меня тянет смотреть в вас, как бы вам ни хотелось закрыться от меня.
Она снова посмотрела в сторону Ренара и улыбнулась ему. Тот, кажется, едва удержался, чтобы не закатить глаза. Хёльда повернулась к Кондору.
– У вас есть еще кто-то рядом, ведь так, милорд? Я вижу след, и нити этой судьбы уходят недалеко. Что-то закончится, поворот уже сделан.
От этих ее слов внутри появилось неприятное, холодное чувство. Мне захотелось встать и уйти, чтобы не соприкасаться с чужим безумием – а в том, что Хёльда безумна, я сейчас была уверена. Как бы они ее ни называли, чем бы она ни была в этом мире магии – она была не в себе.
Что-то мне подсказывало, что Кондор это мнение разделял. Именно поэтому проявлял такое вот недоверие.
Я выдохнула.
– Вы меня простите, – сказала я и вскочила с места. – Но мне это все надоело.
Они все повернулись ко мне, и все, кроме Кондора, были удивлены.
Кондор смотрел на меня с ленивой усмешкой и, кажется, был согласен. Но, тем не менее, он схватил меня за рукав, и его пальцы были куда менее мягкими, чем его взгляд.
– Оставьте нас, – попросила Хёльда, глядя на Герхарда. – Пожалуйста, Мастер, оставьте меня наедине с…
– Но… Нет! – твердо сказала я, пытаясь освободить запястье из хватки Кондора. – Я не хочу! Я вообще не понимаю, какого черта здесь происходит, и… Да дайте мне уже хоть слово сказать! – огрызнулась я в сторону Герхарда, который попытался меня перебить.
На лице Кондора появилось сочувствие.
– Если Видящая хочет поговорить с леди Лидделл, то она может сделать это. Но в моем присутствии.
– Да! – вытянулась я, нахмурившись на Хёльду.
Та снова растерянно улыбнулась и пожала плечами, мол, раз уж иначе не получается, то пусть хотя бы так.
– Если леди из ниотсюда доверяет своему магу, то можно и так, – покорно сказала она.
Наши взгляды встретились, и мне на миг показалось, что из блеклых глаз Хёльды на меня смотрит нечто холодное, расчетливое и видящее куда дальше и глубже, чем я думаю.
– Не переживай, милая, – с какой-то слишком уж нежной улыбкой сказал Кондор в сторону Хёльды, когда Герхард и Ренар вышли из гостиной. – Я буду молчать, словно меня здесь нет.
***
Видящая очень хотела казаться неопытной и тихой, но на самом деле, конечно, это была тонко сыгранная ложь. Сколько ей? Двадцать два? Двадцать пять? Герхард точно говорил про нее пару лет назад, рассказывал, как она впервые пришла к нему, точнее – как ее привели родители, бледную, потерянную где-то в глубине собственного сознания.
Отличный пример того, как вовремя не распознанный дар изъедает человека и подводит его к зыбкой границе, за которой лежит бездна и все то, что в этой бездне живет.
Кондору она не нравилась.
Не только потому, что ему было неуютно от ее дара – способности смотреть через тьму и видеть в ней знаки будущего и отсветы прошлого. Здесь любому станет достаточно неуютно, стоит лишь осознать, что вся твоя жизнь, от колыбели и до могилы, вдруг может открыться чужим глазам.
Кондору не нравилась сама Хёльда.
От нее веяло границей, близостью безумия, всем тем, что привлекало Изнанку и ее обитателей. Будь его воля, он предпочел бы держаться от Хёльды подальше и тем более не подпускать ее к леди Лидделл. Но если уж все так сложилось, если Хёльда была в тот вечер рядом – почему бы не послушать, что она скажет?
В отсутствие других ответов на важные вопросы даже такой ответ мог оказаться полезным.
Мари, впрочем, не была заинтригована. Неудивительно, она не деревенская дурочка, которой хочется узнать, когда ей замуж и сколько будет детей. Ей, понятно, совсем не нравилось находиться здесь, и ее протест против того, чтобы остаться один на один со странной девушкой, говорящей странные вещи, был Кондору понятен.
