Волчьи тропы

скачать книгу бесплатно


Глава IV. Испытание на прочность духа

Рите – девятнадцать. Она заочно учиться в местном техникуме на бухгалтера и подрабатывает на обувной фабрике. Там строгие тюремные правила, но она игнорирует их. Это обстоятельство немало злит нового начальника. Старый был таким снобом, но этот ещё хуже. Хоть и молодой ещё, но поднаторел в работе – так и норовит подловить какую-нибудь работницу на промахе, чтобы выписать штраф или сделать выговор в кабинете. Очень часто Рита мечтала, чтобы на него свалилась тяжёлая люстра, которая висит в первом цеху, где она работает с остальными. Вот было бы зрелище! Люстра вряд ли прибила бы этого эгоиста, но сбила бы хоть немного спесь и высокомерие с его вечно надменного лица.

Пару месяцев назад ей пришлось познакомиться с новым начальником необычным способом. Какой-то незнакомый темноволосый мужик в сером костюме деловито расхаживал по цеху, заложив руки за спину, и заглядывал во все углы. Подойдя к Рите, он вдруг встал как вкопанный. Она сидела на брусовке и срезала с деталей на машинке края. Стоило ему прилепиться к её рабочему столу и у неё предательски начали дрожать руки. Она решила, что это очередной журналист – они тут довольно часто околачивались, и процедила сквозь зубы:

– Чего уставился?.. Иди куда-нибудь в другое место… не мешай работать…

В прошлый раз ушлый корреспондент, взяв интервью у начальника, умудрился сфотографировать Риту на рабочем месте, хотя она всячески отворачивалась и потом её злую физиономию в газете лицезрел весь город, из-за чего она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Но сейчас она не позволит снова сщёлкать её для очередной заурядной статьи, проплаченной их начальством.

– Ты что, с ума сошла? – услышала она вдруг из-за спины. Это был их технолог – Ирина Петровна. Она подлетела к Рите и воскликнула грубо: – Да ты хоть знаешь, кто перед тобой? – вытаращив на неё свои обильно накрашенные серые глаза, она готова бы убить нерадивую работницу.

– И кто же? – недовольно спросила Рита, наблюдая, как высокий брюнет растягивает свои полные губы в презрительную усмешку.

– Это Константин Владимирович Леснов, наш новый директор! – технолог была в не себя от досады, что ей вот так пришлось представлять нового начальника перед цехом. Не торжественно и пафосно, а скоропалительно и глупо – благодаря этой пигалице.

– Ладно, чего уж там! – снисходительно произнёс новоиспечённый директор и, развернувшись в зал, поманил всех к себе рукой. Тут же, как по волшебству заглох конвейер, и женщины, на которых были надеты разноцветные косынки и фартуки, дружно поспешили к необычайно симпатичному начальнику – старожилы тут же отметили вслух – среди директоров таких красавцев ещё не было!

Он представился, как полагается и стал рассказывать о том, какие нововведения собирается ввести в цеха. Говорил он довольно мелодичным и задорным голосом, но глаза выдавали в нём твёрдую и упрямую натуру. «Сделает мою жизнь несносной!» – решила Рита. Особенно после того, что она ему наговорила, не понимая, кто предстал перед ней. Начальники ведь все злопамятны, а этот будет не исключением – она была уверена в этом.

Так и произошло. Хотя в этом была и её вина. У неё замечательно получалось только одно – хорошо разбивать и ронять всё то, что находилось в цеху. Однажды она нечаянно толкнула и чуть не упустила на пол брусовочную машину, за что тут же получила нагоняй от Константина Владимировича. Он будто заранее чуял, когда она что-нибудь натворит эдакое и именно в такие моменты крутился в их цеху неподалёку.

Но потом работа поглотила его целиком, и он почти всё время проводил в других цехах или вместе со своими дизайнерами разрабатывал новую обувь. Рядом, – во втором цеху швеи сшивали готовые детали, а дальше клеилась подошва, и наводился последний лоск. Вся обувь у них была из кожи и замша, она была очень востребована даже за границей. Итальянцы заключили пару контрактов с их обувной фабрикой и прислали к ним своего технолога Роберто. Ему было лет сорок – невысокий и полный, он ходил между рядами и подсказывал работницам, любившим делать брак, как избежать ошибок в работе.

Работа начиналась в семь утра, вставать приходилось в пять утра, чтобы успеть к смене. Риту провожала на работу Олеся – как ни крути, все пути в город вели через лесистую местность. С собой они теперь неизменно брали ружьё. Днём, пока Рита была на фабрике, Олеся усиленно искала работу, но пока безрезультатно. Она уже решила присоединиться к сестре – ведь на фабрику всё время кто-то требовался, но Рита категорично отказалась. На фабрике работало много бывших заключенных – грубые манеры этих женщин, их пошлые шутки и склоки шокировали бы порядочную Олесю. Рита пожалела сестру и настояла на том, чтобы она подыскала что-нибудь другое. Сама-то она могла найти общий язык с кем угодно и дать отпор кому угодно. Когда она только пришла сюда – год назад, одна из работниц подсунула в её ящик бракованные детали, неправильно пробрусованные. Подлость ещё не раз доводила Риту до слёз на этой фабрике, но после разговора с отцом, она стала более жесткой и добивалась справедливости. Тогда он сказал ей: «Сильные люди умеют держать удар, даже если весь мир против них, потому как знают – правда на их стороне. А в тебе есть эта сила духа – всегда была, и досталась она тебе от матери!». «Но я же ревела там, в цеху, разве я сильная?» – удивилась Рита, вспомнив, как её ругала технологша за брак, который сделала не она. Отец, гладя её по голове, ответил: «Сильным людям тоже бывает тяжело, они тоже могут впасть в депрессию, но потом они снова поднимают высоко голову и идут в бой. В следующий раз они уже знают, с кем имеют дело и не дадут себя в обиду!». Эти слова подействовали на неё, как животворящий бальзам. Когда в её ящике оказался очередной брак – нерадивая соперница по брусовке опять поменяла её красиво отделанные детали на свои бракованные, Рита с воинственным видом подозвала технолога, рассказала о своих догадках и воскликнула:

– Постойте здесь и понаблюдайте, как брусую я, и как брусует она. Тогда вам станет понятно, кто здесь делает брак.

Ирина Петровна была не в восторге от такой затеи, – у неё было полно работы, но она согласилась. Уже через пару минут она заметила, что Олеся брусует хорошо, а её соседка всё время рвёт на машинке края кожаных заготовок. Она отчитала женщину и пообещала влепить ей штраф за клевету и за брак.

Рита смогла отстоять свою честь, показала всем забиякам, что она не из робкого десятка, но несправедливость тут была нормой. Сразу после нового директора, в их цех пришла новенькая. Это была юная восемнадцатилетняя студентка кулинарного училища. Она решила подработать на летних каникулах, но вскоре пожалела об этом. Её встретили так же неприветливо, как и Риту, но, в отличие от последней, она не смогла дать им отпор. Женский коллектив, особенно такой непростой, как на этой фабрике, чувствуя в ком-то слабость, тут же цепляется за него, будто пиявка и норовит сломать и уничтожить. От этого – и признание своего мнимого превосходства и поощрение от таких же склочниц и сплетниц, как и они.

С воодушевлением взявшись за дело, они уже к обеду довели новенькую до слёз. Маша, – так звали девушку, стала мишенью жестоких шуток. Она с ужасом поняла, что очутилась в рассаднике зла и ненависти. Беспомощно осмотревшись по сторонам, она остановила пытливый взгляд на выходе. Рита перехватила этот взгляд и всё поняла. К вечеру эта русоволосая девушка зайдет в кабинет технолога и скажет: «Извините, но я не смогу здесь работать». Рита твёрдо решила помешать этому. Не так часто в их цех приходили адекватные люди – ей захотелось, чтобы Маша, с которой она успела подружиться, осталась. Машу посадили за машинку, где она училась пришивать молнии к осенним сапогам. Тогда было ещё лето, но заказы делались тут заранее. Технолог попросила одну женщину подучить Машу, – та клятвенно пообещала присматривать за ней. Но на деле, стоило Ирине Петровне исчезнуть в другом цеху, она послала ученицу к чёртовой матери, когда Маша спросила, как правильно делать строчку. Издевательства посыпались и от других. Рита, заметив это, остановила брусовочную машину, подошла к ней и подсказала как нужно. Девушка была ей безмерно благодарна – впервые она увидела здесь такое дружелюбное и участливое лицо.

Больше всех над Машей издевалась Лера – молодая светловолосая женщина с короткой стрижкой. То грубо заденет локтем, да так, что Маша едва не прошьёт себе палец на машинке вместо молнии, то глупо пошутит над её нелепым фартуком. Отходя от неё, как бы невзначай шепнёт на ухо одной из работниц: «Посмотри, какая толстая корова!». А работница, хихикнув, ответит ей: «Ну, это ненадолго!.. Здесь она быстро похудеет!». Чуть позже они уже обсуждают оттенок волос бедняжки: «Ну что это за безобразный мышиный цвет? Неужели нельзя покрасить волосы в какой-нибудь другой, если природа обделила?».

Рита всё слышит, несмотря на гул конвейера, да наматывает на ус. У Леры в этот день именины. Она принесла торт и фрукты, собрала к вечеру в центре зала всех женщин и начала принимать поздравления. Лишь Маша продолжала сидеть на стуле, склонив понуро голову над своей машинкой.

Подошла очередь и Риты поздравить именинницу. Она и поздравила – да так, что той вовек не забыть. Подойдя к небольшому столу, где стоял торт, Рита взяла его, с шутками и прибаутками подлетела к Лере и зарядила ей этим тортом в физиономию, да так, что та и опомниться не успела, как с неё смеялся весь цех. Все сразу догадались о том, что это была месть за Машу. Технолог опешила, открыв рот от изумления. Одна из работниц пояснила ситуацию насчёт Маши и Ирина Петровна ограничилась только лёгким замечанием в адрес Риты. Сама она потом пошла в соседний цех, где была её подруга и всё рассказала о выходке Риты, после чего они долго смеялись. Эта знаменитая история передавалась из уст в уста и вскоре дошла до самого директора. На следующий день Леснов появился в цеху, и всё время глазел на Риту ироничным взглядом.

Риту такое внимание не радовало, но когда она увидела, что Маша, вопреки всему, всё-таки пришла на работу, приободрилась. Так они и подружились. Ни у кого больше не возникало желания обидеть Машу – её оставили в покое. Настала осень и время учёбы, но Маша продолжала иногда приходить на подработку по пятницам и по субботам, когда они выходили в дополнительную смену, чтобы успеть закончить заказ. У Риты же сессия в техникуме должна была начаться только в ноябре, поэтому она по-прежнему практически жила на фабрике.

Однажды, во время обеденного перерыва, они завели в столовой разговор о лишнем весе. Маша, ткнув пальцем с обидой на свои круглые бока, произнесла удручённо:

– Ну никак не могу похудеть… Вечно слышу себе в спину то в магазине, то на рынке, что я толстая!

– А если бы тебе не тыкали этим, ты бы сокрушалась о том, что не стройная? – спросила вдруг Рита.

Маша на миг задумалась, потом ответила неуверенно:

– Мне кажется, что нет. Я себе и такой нравлюсь, но окружающие видят во мне только пышку! Особенно мужчины… – при этих словах она тяжко вздыхает.

Рита хмурится. Сама она тоже далеко не стройная – крепко сбитая, плечи немного широковаты – будто у мальчишки, но ни на минуту она не жалеет об этом. Даже несмотря на то, что рядом с ней Олеся – эталон утончённости и женственности. Все воспевают красоту её сестры, но Рите наплевать на то, что никто ей не восхищается. Она вдруг смеётся (но смех тот вовсе не добрый), и произносит:

– Знаешь, чем больше я узнаю людей, тем меньше хочу их видеть. Все эти стройные худышки, вроде Леры, сидящие на диетах – разбаловали мужиков своей худобой и идеальной фигурой!.. Ой! Съела лишнюю калорию, пойду застрелюсь! – она кривит губы и презрительно ухмыляется, поглядывая в сторону Леры, которая ничего кроме овощей и фруктов практически не ела, чтобы выглядеть эффектно.

Маша хихикает в кулачок, потом запихивает с энтузиазмом в рот любимый пончик и добавляет:

– Хочется собрать всех этих заморышей и…

– И накормить… – заканчивает вместо неё фразу Рита и разражается громким хохотом, но потом оборачивается и замечает рядом директора. Судя по его хитрому лицу – он всё слышал.

– Ой… – смущается Маша, в то время как Рите всё равно. Ну, слышал и слышал, что тут такого? Пусть знает, что она не лучшего мнения ни о мужчинах, которые обзывают полных девушек толстухами, ни о людях в целом.

Константин Владимирович, вместо того, чтобы пройти мимо, берёт и подсаживается к их столу, чем уж окончательно смущает Машу. Она заливается розовым румянцем, но и Рита изумлённо вскидывает свои тёмные брови. «Что надо?» – как бы говорят её колючие глаза, и Леснов тут же отвечает на этот немой вопрос:

– Увлекательный разговор вы вели – никогда не слышал ничего подобного! – он сам признался в том, что подслушал и даже не смутился при этом.

«От меня ещё и не такое услышишь, болван!» – думает Рита про себя.

Маша, глупо улыбаясь, спрашивает робко:

– А вы что думаете по этому поводу?.. По поводу лишнего веса у… девушки…

Рита толкнула подругу в бок, но было уже поздно – вопрос задан. Она знала, что Маша сохла по пареньку Ивану, который работал на их фабрике мастером; она даже порою специально ломала свою швейную машинку, чтобы он пришёл починить её – тогда у неё появлялась возможность поглазеть на объект своей симпатии. Мастер не проявлял к ней интереса – и Маша винила в этом свой лишний вес.

Директор ответил не сразу. Он переводил ироничный взгляд с Риты на Машу, потом, почему-то на Леру (в цеху все давно заметили, что она сохла по нему), и произнёс уверенно:

– Как по мне, главное в женщине – душа и характер. За остальных мужчин не берусь отвечать…

Его ответ понравился Маше и удивил Риту. Она даже открыла рот от изумления. Впервые ей довелось услышать из уст мужчины о том, что он ценит не внешность, а характер. Но стоит ли ему верить? Может, он нарочно так сказал, чтобы успокоить навивное девичье сердце бедняжки Маши?

– Я вижу, что ты мне не веришь! – Леснов усмехнулся и посмотрел на Риту немигающим взглядом.

Рита даже не стала это отрицать и промолчала. Но он не отстал и продолжил цепляться:

– Когда-нибудь я докажу тебе, что мои слова – правдивы… – он вдруг быстро встал и вышел из столовой, чем окончательно сбил её с толку.

Таращась на захлопнутую за ним дверь, она пыталась понять смысл его слов. Что это значит?

Маша вдруг положила руку на её плечо и тихо прошептала:

– По-моему, он к тебе не равнодушен…

Рита нахмурилась и, смахнув её руку с плеча, произнесла с досадой:

– Не говори ерунду!

Маша замолкла, больше не заговаривала об этом, но сердце Риты предательски отбивало неспокойный и тяжёлый ритм, будто в него выстрелили в упор. Она ещё не знала, что такое любовь, она не ведала, как она приходит, да и не верила в её существование, но вдруг впервые испугалась того, что оказалась в опасности по воле мужчины, от которого все женщины на фабрике сходили с ума.

Глава V. Мой любимый доктор

Судьба-злодейка подсунула Олесе большую свинью. Работая в саду и обрезая секатором сухие ветки на деревьях, она нечаянно задела палец. Тут же кровь обагрила руку и закапала на землю, раскрашивая жёлтые листья в причудливые узоры. Рана была глубока: ей ничего не оставалось, как обратиться в больницу. Она прекрасно знала, что может столкнуться там с тем, кого так долго избегала и поэтому нацепила парик на голову, который попросила у соседки. Тётя Валя иногда носила вычурные парики – они были её слабостью, но удивилась, зачем парик понадобился Олесе?

– У тебя же шикарные волосы! – воскликнула она изумлённо.

– Хочу немного побыть брюнеткой! – соврала Олеся и добавила: – Светлые волосы мне уже надоели, но красить я их не хочу…

– А, тогда бери! – соседка обрадовалась, что смогла услужить.

Олеся поблагодарила и поспешила домой. Парик был аккуратным, из настоящих волос, с густой челкой, со струящимися до плеч локонами.

«То, что нужно!» – радовалась девушка. Она не знала, работает ли ещё в хирургии Александр Николаевич или уехал, как ему и пророчили все – в столицу на повышение. Надеялась, что уехал, но предусмотрительно поменяла имидж – водрузила папины очки на нос (он был близоруким), по-новому накрасилась – сильнее, чем обычно, благо, что пострадала не правая, а левая рука, иначе всё давалось бы с большим трудом. Наряд она выбрала не соответствующий её элегантному стилю – порывшись в вещах сестры, она нацепила на себя её рваные серые джинсы и чёрную кофту, где красовалась физиономия знаменитого рок-певца. Но и это ещё не всё – чтобы окончательно стать другой личностью, она на всякий случай прихватила медицинскую карту Риты, которая как раз находилась дома. Ей казалось, что она всё предусмотрела. С забинтованным пальцем она, сгорая от страха, вошла в отделение, в котором когда-то повстречала свою первую любовь. Навстречу ей – молоденькая медсестра. Заметив забинтованную кисть, тут же участливо спросила:

– Порезались?

– Угу, – Олеся кивнула головой.

– Наверное, салат крошили на кухне? – предположила она. К ним не раз попадали женщины с подобными травмами и по этой причине.

– В саду поранилась при обрезке деревьев, – коротко отрезала Олеся, с опаской поглядывая на кабинет, где раньше принимал пациентов Подолянский.

– Пошлите со мной в перевязочную, – медсестра взяла её под руку и, словно дитя, повела в конец коридора, где Олесе всё было до боли знакомо.

Те же цветы, тот же торшер у стола дежурной медсестры, где, как обычно, стоял громоздкий зелёный телефон, тот же оттенок на стенах – светло-серый. Заведя Олесю в перевязочную, медсестра усадила её на кушетку и произнесла:

– Ждите здесь, а я сейчас позову хирурга… – она стремительно вышла в коридор, и у Олеси душа ушла в пятки. Как страшно! Как жутко смотреть ей на дверь и гадать – кто войдёт в неё? Тот, из-за кого она сбежала в чужой город или совсем другой врач? Может, заведующий? «Пусть будет заведующий!» – молила в душе она. Добродушный и хороший мужик – вот так о нём говорили в городе.

Прошло пять минут, десять, потом пятнадцать, но врача всё не было. Она уже порывалась сорваться с места и бежать – бежать далеко отсюда, чтобы этой злополучной больницы даже на горизонте не было видно, но тут дверь резко распахнулась, и в комнату вошёл мужчина в зелёном медицинском костюме.

– Добрый день! – он весело подмигнул ей и, подойдя вплотную, уставился на её несуразно забинтованную руку. – Как же вы умудрились? – тут же спросил он, начиная разматывать окровавленный бинт на пальце.

– Сама не знаю! – ответила рассеянно Олеся своей первой любви. Да! Это был он – мужчина её давних грёз, её первая горькая любовь. Он почти не изменился, только ещё больше возмужал. Её взгляд предательски скользнул на его крепкую руку – но обручального кольца она не заметила.

– Как вас зовут? – поинтересовался доктор.

– Маргарита, – представилась она именем своей сестры. Вечером она всё ей расскажет, и они вместе посмеются над этим. Но не сейчас – сейчас ей совсем не до смеха.

– Очень красивое имя, – произнёс Подолянский и, осмотрев рану, пояснил: – Придётся наложить пару швов… Не переживайте, всё будет быстро и безболезненно – я вам сделаю обезболивающий укол, – начал успокаивать он, заметив, что Олеся нервозно ёрзает правой рукой по бусинам на своих джинсах.

– Я не переживаю, – воскликнула тут же она. Так и было – она не боялась манипуляций со своим пальцем, она боялась только одного – быть разоблачённой.

– Это хорошо, – похвалил Александр Николаевич. Зашла медсестра, но он уже колдовал над пальцем без её помощи – сам подобрал нужную хирургическую нить и иглу.

Олеся зажмурилась и немного отвернулась, чтобы не смотреть. Боли она действительно не почувствовала – значит укол уже действует.

И тут, наложив последний шов, хирург вдруг спросил, глядя Олесе прямо в глаза:

– Мы с вами случайно не знакомы?.. Да и фамилию я вашу где-то слышал… – он кинул быстрый взгляд на её медицинскую карту.

У неё зарябило от ужаса в глазах. Она ожидала какого угодно вопроса, но только не этого. Но Олеся берёт себя в руки и невозмутимо отвечает:

– Нет, я вижу вас впервые… – умело лжёт она, но легкий румянец может её выдать. С досадой на себя, она едва заметным жестом поправляет парик на голове.

– Хм… понятно, – произносит доктор и, забинтовав шустрыми движениями её палец, начинает наставлять: – Теперь будьте аккуратнее с садовыми инструментами… А через восемь дней приходите сюда же – чтобы снять швы, – он в последний раз окинул её пристальным и изучающим взглядом, потом простился и вышел в коридор.

«Фух!» – выдохнула она. Пронесло! Ещё бы чуть-чуть и спалилась!

Выйдя на улицу, она сразу не пошла домой, а неспешно побрела к тем самым громадным ивам, где когда-то караулила в окне своего возлюбленного. На том месте всё по-прежнему – низкая зелёная скамья, окружённая ивовыми ветвями и небольшая клумба с пёстрыми астрами. Но её взгляд не задерживается на природе – он скользит дальше – к стенам больницы и поднимается к третьему этажу – к заветному окну, где он проводит часы, недели, месяцы и годы… Она напряжённо вглядывается в короткие белые занавески и вдруг понимает, что её любовь до сих пор жива. Она долго пряталась, попранная и безответная, где-то в глубине души, но стоило оживить воспоминания, стоило вновь увидеть Подолянского да это сакральное место и всё воскресло, будто и не было этих пяти лет.

Снова глядит она в окно и вдруг замечает в нём знакомые до боли черты лица. Эти голубые глаза и пшеничные волосы… Отодвинув резко занавеску, он с изумлением смотрит на неё и будто чему-то поражается. Олеся, застигнутая врасплох, бросается прочь отсюда.

«Не нужно было приходить сюда!.. Не нужно было» – корит она себя, всё ещё надеясь на то, что он ни о чём не догадался. Стремительным и нервозным шагом идёт она в свой район и всё прокручивает эту картину в голове – как он удивлённо смотрит на неё, стоящую у плакучей ивы, из своего окна. «Ничего страшного! – вдруг успокаивает она себя вслух. – Вот приду домой, стащу с себя этот глупый парик и через неделю сама сниму себе швы! Подумаешь, великое дело!.. Я забуду обо всём и в больницу больше ни ногой!».