Небесное испытание

скачать книгу бесплатно

Видно было, что парень отвечает неохотно, слова роняет, будто гири. Но Темрик сразу поверил. Ему доводилось иметь дело со лханнами, даже доводилось бывать в их горных жилищах. Как и кхонги, они жили оседло, сеяли зерно на склонах гор и добывали руду. А еще – искристые камни невероятной красоты. Не повезло парню родиться. Или повезло – должно быть, ичелуги оставили в живых детей. Да, прикинул Темрик, тогда парню как раз могло быть зим пять—семь. Чудом выжил.

– Мать свою помнишь? – неожиданно спросил Темрик.

Илуге дернулся. Не ожидал он такого вопроса. И той боли, которая теперь разливалась по телу, словно в старую рану снова воткнули нож. Но то, что он уже давно не вспоминал – вернулось, вернулось с обжигающей ясностью, словно произошло вчера. Мать. Ее светлые волосы, ее мягкие руки, ее длинное белое одеяние. Ее смерть. И вина вернулась вместе с болью. Он помнил, как мать спрятала их с Янирой в огромной плетеной корзине внутри юрты. В корзине было темно и тесно, малышка Янира сопела и норовила выпростать ручонки из рубашонки, в которой запуталась. Илуге слышал, как мать что-то говорит страшным, странным и низким голосом, слышал, как снаружи раздался топот ног, и замер. А потом он чихнул. В корзине было полно травы и пыли, и волосы Яниры лезли ему в нос. Вот он и чихнул. От неожиданности Янира завопила и вскочила, они потеряли равновесие, корзина опрокинулась и они вывалились из нее. Мать бросилась было к ним, и Илуге успел заметить, что на пороге на коленях стоит много огромных страшных людей, а потом мать споткнулась, и Илуге увидел, как окровавленный наконечник стрелы противно торчит у нее из живота. Янира закричала, и он спрятал сестру за спину. А потом он больше ничего не помнил. Ни об отце, ни о лханнах – эта сцена заслонила все. Должно быть, у него были рыжие волосы – судя по цвету волос Яниры.

– Помню, – глухо ответил Илуге.

Его до самого основания сотрясал стыд. Он тут живет, радуется победам, в то время как кровь матери остается неотомщенной.

– Странно… – пробормотал хан, будто размышляя о чем-то своем. – Странно…

– Ты прав, хан. – Лицо Илуге вспыхнуло, глаза зажглись. – Странно жить под одним небом с убийцами своей матери. Дозволь мне… уйти. Не хочу стать поводом для войны между ичелугами и джунгарами. Но если не дозволишь – уйду все равно! Не смогу с этим жить!

Темрик, к его удивлению, не разозлился. Помолчал, покатал в ладонях бронзовую чашку.

– Молод ты еще, – наконец сказал он спокойно. – Глуп. Молодым мир всегда простым кажется.

– Отпусти. Я должен, – повторил Илуге.

Хан покачал головой.

– Теперь ты джунгар. Или ты забыл свою Просьбу, воин?

Голос хана неожиданно налился свинцовой тяжестью, и Илуге почувствовал, что от этих интонаций дрожь прокатилась по позвоночнику.

– Не забыл хан. – Илуге вскинул голову. – А то бы ушел сам, без спроса.

Темрик неожиданно расхохотался:

– А ты упрямый.

Илуге молчал, закусив губу.

– Вот что, – посерьезнев, сказал хан. – Ты так многого не знаешь, а готов уже рогами воздух бодать. Твоя месть ичелугам – что булавочный укол. Будет на ком зло сорвать. Ибо с тех пор племя это проклято. По этой ли причине или иной – а только вот уже двенадцать лет в их родах не родятся мальчики. Никакие моления, никакие жертвы не принесли результата. Неужто ты думаешь, что такой небесной кары недостаточно?

– Недостаточно, – мотнул головой Илуге. Перед глазами снова красным цветком распускалась кровь на белом платье…

– Ты дурак, – сказал Темрик. – Молодой, самолюбивый дурак. Отомстить за кровь матери – твой долг, но много ли тебе будет чести мстить тем, кто и так стоит на коленях?

Илуге вдруг замер. Поднял на хана глаза и глаза были совершенно безумные – так, что Темрик даже слегка испугался. Он еще помнил, какое лицо было у этого чужака в день поединка с Тулуем…

– Онхотой… говорил мне… – еле слышно прошептал Илуге. – Говорил, что я должен буду сделать выбор… Между долгом и честью…

Темрик серьезно кивнул:

– Это нелегко. Но у тебя, мальчик, на самом деле нет выбора.

И улыбнулся.

Глава 5. Выбор

Ясные, лунные ночи Илуге с некоторых пор не любил. Особенно под открытым небом, когда полная луна, выщербленная оспинами пятен, нависает над головой. Но Темрик назначил его в дозор, а Азган, сотник дозорных, – сюда, на западный дальний пост. Место здесь было выбрано с умом – небольшая расщелина на вершине одной из сопок. Отсюда, укрытые нагромождением камней, они никому не видны, а им самим видна вся степь до горизонта. Предыдущие «совы» – так называли дозорных – сложили из камней очаг так, что отсветы пламени издали незаметны, если не разводить огонь сильно, но хватает, чтобы погреть озябшие руки и высушить промокшие сапоги. Правда, ветер здесь, наверху, пробирает до костей. Потому остальные «совы» спят внизу, вместе с лошадьми, в замаскированном в зарослях тальника убежище, поочередно сменяя друг друга.

Илуге Азган назначил главным, несмотря на то, что он среди своих троих спутников оказался самым молодым. Но, похоже, после его победы у озера Итаган все приняли это как должное. Хотя обязанностей у него оказалось не особенно много: каждый и так знал свое дело. Для себя Илуге оставил последнюю часть ночи – ту темную и глухую пору, когда голова сама собой склоняется на грудь, а звуки тонут в сырой пелене поднимающегося тумана.

Стараясь не обращать внимания на мозжащую боль в раненой руке, Илуге вглядывался в темную линию горизонта. Рана, полученная в бою у тэрэитов, заживала плохо, постоянно ныла и сочилась сукровицей, а холодные сырые весенние вечера не способствовали выздоровлению. Но сейчас это было даже хорошо: боль отвлекала.

Было тихо, почти устрашающе тихо. В такие мгновения в голову будто сами собой лезут суеверные мысли, чудится какое-то шевеление за спиной, какие-то неясные звуки за гранью тех, что производит ночная степь. А ему – ему было чего бояться. Илуге старался не обращать внимания на страх, угнездившийся где-то на краю сознания, на темные, невеселые мысли. Он – воин. И то, что задумал, выполнит, выполнит несмотря ни на что.

Даже хорошо, что его назначили в дозор. Они здесь уже три дня, на рассвете их должны сменить. Тогда он наврет что-нибудь, чтобы не возвращаться в становище с остальными, и отправится в свое последнее путешествие. В том, что оно последнее, Илуге не сомневался. Как не сомневался в том, что его время сделать выбор пришло. Раньше он мог бы оправдать себя заботой о Янире – но на новую луну Онхотой сам отстриг девушке прядь ее рыжих волос и сжег на жертвенном костре, накормил ее жертвенным мясом и чашу с молоком, в котором были растворены капли ее крови, принес онгонам, проведя завершающий обряд принятия в племя. Теперь Янира – такая же джунгарка, как и Нарьяна, онгоны приняли ее благосклонно. Что бы ни случилось с ним, Янира теперь под защитой племени обол-джунгаров.

А ему пришло время вернуть долг крови ичелугам. В памяти Илуге всплыла издевательская ухмылка хана. Как ни странно, разговор с ним только подстегнул решимость Илуге. Пускай ичелугов и настигла небесная кара – но убийцы его матери все еще ходят по одной земле с ним. Этому не бывать! И даже сам Аргун Белый не сможет помешать ему, Илуге.

Илуге готовился тщательно, но так, чтобы никто ни о чем не догадался. Даже Баргузен, даже Янира. Так будет лучше для всех, для него тоже – еще начнут отговаривать, девчонка еще, чего доброго, заплачет или проболтается Нарьяне, а там уже тайну в горсти не удержать. Нет, великие дела мужчина и воин совершает в одиночестве, без лишних причитаний. Илуге до блеска начистил меч и секиру, тщательно смазал и проверил упряжь. Наполнил стрелами колчан. Это ни у кого вопросов не вызывало – в дозор идут вооруженными, в степи всегда опасно.

Уходя, он постарался вести себя как обычно, однако что-то видно было в выражении его глаз – Янира против обыкновения увязалась за ним, и долго шла следом, и все махала рукой. И глаза у нее были встревоженные.

Илуге сцепил челюсти. Лучше ему об этом не думать. Лучше ему думать о том, как добраться до земель ичелугов, как напасть. Илуге был тогда достаточно взрослым, чтобы помнить, где располагалось становище той ветви племени, где он жил когда-то. По его памяти, ему предстоит пять полных дней пути. Потом придется еще кружить, высматривать, чтобы обойти их караулы – так что нынешний опыт ему пригодится.

Луна теперь светила ему в лицо, завершая свой путь по небосводу. Может быть, поэтому на душе его было тяжело и мутно. А это нехорошо для воина, пускающегося в такой поход. Он должен быть исполнен осознания собственного пути, и ярости, и решимости. Но мысли, как назло, снова и снова возвращались к сказанному Темриком.

Много ли чести мстить тем, кто уже и так стоит на коленях?

Илуге мотнул головой, отгоняя сомнения. Он должен. С убийцами матери под одним небом не живут. Осталось совсем немного – за его спиной, на горизонте, небо уже неуловимо порозовело, в тальнике во все горло залились птахи, распевая свои весенние песни. Все вокруг светлело, теряя мрачные краски уходящей ночи и возвращая полнокровную радость весны. Однако он, Илуге, выбрал для себя смерть. Отныне его время – ночь, его дело – ненависть. Так ему следует думать.

Илуге приподнялся, напоследок окидывая степь. И замер: на западе, скрытые до этого небольшим увалом, навстречу двигались всадники. На какой-то мучительный момент он заколебался, но потом стремглав бросился вниз, будить остальных.

– Чужие!

Джунгары быстро и без суеты поднялись в седла. Илуге кивнул худощавому парню на хорошем – лучшем из всех – гнедом жеребце:

– Тугалак. Езжай к Азгану, предупреди, – и прежде чем договорил, тот уже сорвался с места в галоп.

Остальные следом за Илуге, не торопясь, выехали из-за сопки навстречу чужакам. Солнце вставало за их спиной, делая длинными тени.

Всадники приближались. Пожалуй, увидев выезжающих навстречу, они несколько замешкались, хотя числом явно превосходили джунгаров. Илуге насчитал двенадцать.

Когда они подошли на расстояние выстрела, Илуге до отказа натянул лук и крикнул:

– Это земли джунгаров! Если вы идете с миром – стойте!

Всадники нехотя заворотили коням морды. Отсюда были уже видны их лица – не слишком приветливые. Однако вряд ли кто-либо в здравом уме будет соваться на земли джунгаров с десятком воинов с дурными целями. Вперед выехал высокий человек, упер руки в бока и закричал:

– Мы по приглашению к хану Темрику! Так-то джунгары встречают гостей?!

Ни о каких приглашенных Азган Илуге не предупредил. А должен был бы, зло подумал Илуге. Или стоящие перед ним брешут, что псы, увязавшиеся за течной сукой.

Подъехали ближе, почти вплотную. Илуге тоже выехал вперед, остановил коня напротив говорившего: по всему выходило, он у них за главного.

«Что сказать? Что меня никто не предупредил? Как-то глупо выходит – все равно что оправдываться… А джунгарскому воину это не пристало…»

– Покажите тамгу, – хмуро сказал он, сверля глазами пришельца. Тот презрительно сощурился, и солнце высветило из-под шлема зеленые, как у самого Илуге, глаза.

– Тамгу нам дал сам хан Темрик, – надменно процедил тот. – Ему и будем показывать. Не всяким там голодранцам.

«Наглый, – подумал Илуге, сдерживая сочившуюся из него холодную злость. – А ну как и впрямь важные гости?»

– Тот, кто назвал джунгарского воина голодранцем, рискует отведать его меча, – нарочито медленно отрубил Илуге и протянул руку ладонью вверх. – Покажите тамгу – или будем ждать здесь, пока мой дозорный не вернется с разрешением хана!

– Как ты смеешь так разговаривать со знатным человеком, безродный пес? – Чужак задыхался, сверлил его неуютными глазами. Но смотреть на Илуге против света долго не выходило.

– У тебя, чужак, твоя знатность на лбу не написана. – Илуге решил, что ему нечего терять. Тамгу ему показать не спешили, и, несмотря на дорогую одежду незнакомца – искристую соболью шубу, новехонькие сапоги, откормленного коня – в груди зашевелились подозрения.

– Тупая твоя голова. – Вперед выехал второй всадник, до странности похожий на первого. – У тебя что, глаз нет? Перед тобой наследные принцы Ургаха, и нам нет необходимости размахивать кусками кожи, чтобы нас признавали! Во всей степи нет никого, похожего на нас!

С этими словами второй говоривший снял шлем, тряхнул светлыми волосами. Илуге чуть не поперхнулся. Услышал, как сзади то ли ахнул, то ли хмыкнул Малих.

– Эй, принцы! Если вас только по масти узнают, так убирайтесь назад, у нас свой принц имеется! – весело закричал он и легко снял шлем у Илуге с головы. После битвы с тэрэитами волосы уже начали отрастать и теперь топорщились коротким светлым ежиком.

Илуге доставило большое удовольствие поглядеть на то, как оба пришельца буквально разинули рты. Всадники позади них, явно смущенные, сгрудились поодаль. И только теперь Илуге бросился в глаза родовой орнамент на их халатах и упряжи. Ичелуги!

Илуге добела стиснул кулаки, от слепой ярости потемнело в глазах. Вот, собрался идти мстить, а тут само Небо их прямо навстречу выслало!

Видимо, что-то изменилось в его лице, потому что наглец напротив даже попятился:

– Эй, ты, бешеный! Мы – послы! За убийство послов сам Темрик тебя на кол нанижет!

Убийство послов на всех землях степи – оскорбление лишь чуть менее тяжкое, чем убийство шамана. У Илуге затряслись руки от усилий сдержать себя. Конь под ним, которому, видимо, передалось напряжение хозяина, заходил ходуном.

– Илуге! Смотри, Тугалак возвращается! – закричал Малих. – И Азган с ним!

Илуге не повернул головы, но уже и сам уловил дробный стук копыт. Значит, Тугалак встретил воинов, посланных им на смену. Хвала Аргуну, не придется торчать здесь, – иначе он точно бы бросился на «гостей».

Вожак пришельцев бросил взгляд за его плечо, а потом вновь впился в лицо, беззвучно шевеля губами. Будто стараясь запомнить имя.

– Кто такие? – Азган, подъехав, насупил густые брови. Широкий, кряжистый, с глубокими ранними залысинами, он выглядел старше своих лет. Узкие глаза холодны, руки сжимают лук – а уж стрелка лучше Азгана у джунгаров не было, четырежды побеждал на состязаниях!

– Перед тобой, доблестный воин, наследные принцы Ургаха Унарипишти и Даушкиваси, – второй «принц», признав в Азгане главного, говорил теперь даже чересчур слащаво, – которых твои дозорные по своему скудоумию чуть не порубили на месте безо всякой на то причины. Едем мы к хану Темрику. На озере Итаган мы предложили ему присоединиться к созданному нами союзу племен. Хан обещал подумать и пригласил нас навестить его после того, как все положенные обряды будут совершены. Вот, едем за ответом к хану.

Унарипишти при этом покосился на Илуге, всем своим видом давая понять, какую ошибку тот только что едва не совершил.

– Тамга у вас есть? – коротко спросил Азган.

– Тамгу дают, если посылают незнакомцев, – с нажимом произнес Даушкиваси. – А хан Темрик звал нас сам. Какая тамга?

Азган еще больше насупился, оглядывая пришельцев. Те стояли прямо, с надменным видом, поигрывая упряжью и тяжко вздыхая, словно дивясь тому, сколь неповоротливы мозги у джунгарских дозорных!

– Ладно, дорогие гости, – вовсе неласково произнес Азган. – Раз хан вас ожидает, так тому и быть. Сопроводим вас к хану.

– А не боитесь караул бросить? – язвительно поинтересовался Унарипишти. – Вдруг еще чужаки появятся! Видим мы, что джунгары свои границы зорко стерегут!

– А это не ваша забота, – буркнул Азган. С ним было четверо свежих дозорных, которые, повинуясь молчаливому приказу, отъехали к сопке. Азган мотнул головой, приглашая Илуге, Малиха и Хурхэна занять место позади чужаков, полукольцом.

Кони, нервно мотая головами, сразу пошли рысью.

Илуге хотелось завыть, как волку в лунную ночь. Проклятые ургаши! Другого такого момента ему еще долго не представится…

Ургаши оказались настырнее, чем Темрик ожидал. Не стали ждать, пока он соизволит известить их о своем решении, и заявились сами. Смелые. Впрочем, поддержка джунгаров важна для них настолько, что у них не было другого выхода. Решится хан поддержать их – не только двадцать тысяч джунгарских воинов прибудет, но и многим вождям из других племен можно будет кивать на его, Темрика, решение. Джунгары – пастухи степных племен. Однако Темрику не понравилось, что на него давят с ответом. Онхотой камлал позавчера, и хан еще только ждал его. Да и вообще намеревался потянуть время. А теперь придется что-то говорить, юлить, выгадывать, а все это ему совсем не пристало.

А потому хан велел сразу гостей к нему не вести, по всей строгости совершить обряды очищения (в давние времена считалось, что чужеземцы могут принести с собой неведомые злые чары, и потому их следовало очистить либо собственной кровью, либо заговорить, окурив ветками багульника и задобрив онгонов). Пускай посуетятся, пометаются по юрте, – глядишь, призадумаются о своей поспешности, особенно о том, как она выглядит в глазах других. И вызвал Онхотоя.

Ургаши приехали, наряженные в собольи шубы поверх дорогих халатов, с мечами, украшенными перламутром рукоятями, и черными лаковыми ножнами. Словом, выглядели диковинно и богато. Половина племени, любопытствуя, кто такие и зачем прибыли, побросала свои дела, которых в это время года и так не слишком много, и столпилась у ханской юрты. Однако Темрик не вышел. Явно разочарованных ургашей отвели в отдельную юрту, а Темрик тем временем рассылал гонцов к главам других родов. Пока-то съедутся… Обойти мнение других ветвей племени в таком вопросе – нанести смертельную обиду. Однако и позволить ургашам заговорить им зубы тоже нельзя… Темрик задумал хитрость.

Он продержал их в этом переходящем в бешенство ожидании целых три дня. Вполне достаточный срок для того, чтобы юнцы подрастеряли свою спесь. Это было частью его плана – вывести их из себя и поглядеть, каковы они будут за своим неведомо откуда взявшимся дорогим фасадом. Все это время Темрик собирал все сведения об Ургахе, какие мог – у Онхотоя, у Ягута, у стариков. Картина вырисовывалась не слишком обнадеживающая. Если у этих самоназванных принцев действительно есть сторонники среди приближенных князя и можно ожидать помощь с той стороны, еще можно о чем-то говорить. Если они врут (а они почти наверняка врут) – дело безнадежное. Ургах заперт в кольце непроходимых гор. Основная дорога – перевал Тэмчиут – хорошо охраняется, и сам перевал, судя по рассказам, таков, что степные методы ведения войн к нему неприменимы. Обходные пути… Нет, без уверенности в победе совать голову в эту петлю рискованно. И потом, кого он направит. Белгудэя – единственного оставшегося в живых разумного родственника? Или своих внуков, чтобы они сложили головы за чужой удел? Темрик колебался. А потом перестал, когда на измученных долгой дорогой конях вернулись посланные им воины с ответом Кухулена-отэгэ.

– Вставай, соня! Голову напечет!

Илуге открыл глаза и увидел над собой два улыбающихся девичьих лица. Оказывается, он заснул, пригревшись на солнышке. Казалось, буквально только что он решил чуть-чуть посидеть на пригорке, пустив коня обдирать пучки прошлогодней травы. Смотрел вдаль, любуясь пронзительно-голубым небом с нежными белыми клочками облаков, вдыхал запах влажной, пробуждающейся земли и щекотал себе нос желтеньким цветком, торопливо распустившимся там, где еще вчера хрустела ледяная корка. Прикосновение теплой земли к больной руке принесло облегчение, и он сам не заметил, как задремал.

В следующее мгновение Янира и Нарьяна уже спрыгнули с седел и уселись рядом.

– Ой, смотри. – Янира показала на лицо Илуге, и девушки покатились со смеху. Илуге вспомнил, что нюхал цветок и принялся торопливо утирать нос.

– Ты нос-то получше утри, – сказала Нарьяна. – Тебя хан вызывает. Вот, приехали от него, мы и решили тебя отыскать. А ты тут… цветочки нюхаешь. – Уголок ее рта весело поехал вверх.

– Опять? – Илуге вздохнул, с неохотой поднялся, почувствовав, как тянущий, болезненный холод снова ползет по больной руке.

После той встречи с ургашами прошло три дня, и эти три дня Илуге кружил вокруг поставленной для них юрты, как лиса у сурочьей норы. Смотрел, как они просыпаются, справляют нужду, шутят у костра по вечерам. Ичелугские ублюдки. Иногда жажда убийства становилась нестерпимой, хотелось броситься вперед, почувствовать, как хлюпает кровь в пробитом горле… Но Илуге отступал, молча впивался зубами в пальцы: нельзя, не сейчас. Сейчас они под покровительством Темрика, приняты им. Горе тому, кто посмеет нарушить законы гостеприимства. Теперь придется выждать, пока «послы» отправятся восвояси. И пойти следом.