скачать книгу бесплатно
– А теперь я тебя спрошу, – затащив Макса в палату и бросив его на кровать, зловеще прошипела медкрасавица. – Что ты там делал? – с расстановкой произнесла она. – Ну? Что ты там делал? – повторила она и, не дождавшись ответа, стала трясти Макса за лацканы. – Ты расскажешь мне, пока я не подняла шум. Ну?
Максим молчал, засыпая. Ему совершенно не хотелось разговаривать, а тем более что-то объяснять. Дознание прекратилось самым неожиданным образом. Прогремели шаги, и открывшийся дверной проем заполнила фигура Пушкарева-отца.
– Сестра, сестричка, родненькая… быстрее, – пролепетал он и кинулся назад.
– Ну вот. Молись, гаденыш. Не дай бог… Сама удавлю, – пообещала девушка дремавшему Максиму, бросаясь вслед за Анютиным отцом.
Юноша успел еще заметить ненависть в ее зеленых глазах, проваливаясь в сон.
– Интересно, что она подумала? И что бы я подумал, увидев такое? А вообще, что она видела? – сквозь дрему спросил сам у себя Максим.
Глава 3
На следующее утро новоявленный целитель проснулся еще до обхода. Виной тому были лучи раннего весеннего солнца и мягкие нежные прикосновения. Кто-то тихонько гладил его по лбу и щекам. Пальцы, прикасавшиеся к его лицу, пахли ароматным мылом, духами и лекарствами. Еще не открыв глаза, он догадался, кто это.
– Пришли душить? – улыбнулся он, встретив на этот раз мягкий задумчивый взгляд зеленых глаз.
– Ты меня прости – сдавленным голосом попросила Марина.
– А что случилось?
– Но ты-то же должен знать!
– Откуда? Я же уснул…
Медсестра, волнуясь, принялась рассказывать. Вбежав в палату, она увидела склонившегося над девушкой отца, который приговаривал:
– Смотрите, сестра, смотрите же! Она открыла глаза! Она повернула голову!
Больная вдруг улыбнулась и положила свою ладонь на руку отца.
– И тут, и тут… – Марина стала запинаться. – И тут этот мужчина, этот мамонт, просто упал на табуретку и разрыдался. Ты бы видел… И я… тоже.
Медсестра не могла больше сдерживаться и заплакала.
– Значит, он очень любит свою дочь. А вы?
– У меня нет дочери, – недоуменно ответила девушка.
– Нет, а вы отчего плакали? И вот теперь…
– Она же начала двигаться! И это ты! Ты! А я думала…
– Что? – даже привстал от любопытства Максим.
– Плохо думала, – покраснела и вновь взахлеб разрыдалась совестливая девушка.
– А дальше что?
– Кто ты? – вдруг, перестав плакать, спросила Марина. – Я никому не скажу. Клянусь. Ты хотя бы намекни. Ее отец сказал, что будет молиться за ангела-спасителя. Это получается… за вас? – уже со страхом и уважением спросила девушка.
Она даже не заметила, как стала обращаться к этому юнцу на «вы».
– Да что вы, пусть за профессора молится.
– Не надо «ля-ля», – девушка по-заговорщицки наклонилась к Максу и шепотом продолжила: – Когда я позвонила профессору домой, а в случаях ЧП надо его сразу вызывать, он подумал, что все… Я по голосу поняла. Потом говорю, что она головой и руками двигает, а он не верит. Но тут счастливый папаша трубку у меня вырвал и подтвердил. Когда В. И. примчался и посмотрел на то, что с ней творится, он сам чуть в обморок не упал. От удивления и от радости. Обследовал и все головой мотал… Вот… А вы говорите: «Профессор». Он сам сказал: «Чудо». Скоро увидите, какой он сегодня. Уже идут. Ладно, потом.
Она легко вскочила и выпорхнула из палаты.
– Доброе утро, – стремительно вошел в палату профессор. – О, уже проснулись? Ну, молодцом, молодцом. Давайте посмотримся. Та-ак. Общая слабость, но не столь значительная. Смотрим сюда… ножку на ножку… Та-ак. – Профессор с улыбкой уставился на пациента. – Выздоравливаем, мой друг, выздоравливаем. Если так пойдет дальше, то скоро… Но не будем загадывать… кое-что я вам отменю. Из сильнодействующего. А то тошнит, небось? – испытующе заглянул в глаза Максиму хитрован-профессор.
– Вроде нет, – пожал плечами пациент.
– Это меня тошнит, профессор, – раздался хриплый голос с соседней койки.
Реакция профессора на эту жалобу была потрясающей. Он возмущенно повернулся к встрявшему в разговор больному, затем замер, всматриваясь в выглядывающие из-под повязки глаза.
– Заговорил, – констатировал он и почему-то вышел из палаты. Затем вернулся и, заметно сомневаясь в происходящем, обратился к Максимову соседу:
– Вы что-то сказали? – спросил он.
– Это меня от лекарств тошнит, – повторила «повязка».
– Он заговорил. Нет, он, правда, заговорил. Это неслыханно. Не-слы-хан-но, – повторил по слогам профессор. – Просто поле чудес какое-то, – просиял он, наконец. – Голубчик, вас надо незамедлительно и самым тщательным образом обследовать. Вчера вы вдруг начали ходить. Ну, этого следовало ожидать… со временем. А сегодня он, пожалуйста, разговаривает! Готовьте на томографию, – распорядился он и вышел, что-то объясняя врачам и практикантам на латыни.
И тут же в палату свежим весенним ветром впорхнула медсестра.
– Я сейчас сменяюсь. Но не уйду, пока не скажете, кто вы, – зашептала она. – Признавайтесь, признавайтесь. Ведь и его, – она кивнула головой в сторону соседа, – тоже вы. Признавайтесь, а то все профессору расскажу.
– Марина, я вас очень прошу, – для убедительности Максим заглянул в самую глубь зеленых глаз и продолжил: – Ну, не надо… Я и сам не знаю…
– Ну ладно. Я потерплю. Пока узнаете. Но за вами должок. Мое дежурство закончилось, – улыбнулась медсестра, забрала с тумбочек пустые склянки и вышла.
– Странная какая-то, – сделал заключение вдруг разговорившийся сосед.
– Это точно, – улыбнулся Макс новому собеседнику.
– Хома, – представился парень, протягивая руку.
– Максим, – автоматически ответил наш герой и тут же спохватился: – Кто?
– Ты плохо слышишь или я тихо говорю?
– Нет, извини. Просто редкое имя.
– Редкое, – самодовольно подтвердил Хома.
Знакомство было прервано санитарами, увезшими обладателя редкого имени на назначенные счастливым профессором обследования.
– Удалось, могу, – наконец поверил в себя Максим.
Он представил плачущего от счастья Анютиного отца, ее полупрозрачную руку на здоровенной мужской ручище, и у него самого навернулись слезы. А затем его захлестнула теплая волна счастья. Ради этого стоит терпеть жуткую боль и слабость. С этим радостным чувством Максим вновь уснул, подставив лицо пробивающемуся сквозь давно немытые окна солнцу…
– Опять, – тоскливо подумал Макс, просыпаясь от сдавленного стона.
Он вспомнил боль последнего «сеанса» и поморщился. Но тогда было надо. Там – девушка с тяжелой травмой. А здесь? За что терпеть? Тем более, что уже идет на поправку. Уколют – и боль пройдет. Он вновь взялся за книгу.
– Чего они тебя сегодня не колют? – спросил он через некоторое время.
– Отменили. Говорят, хватит, а то привыкну к наркоте.
– И что теперь?
– Терпеть надо. Теперь – всю жизнь терпеть.
– Это как, всю жизнь?
– Вот так.
– Ясно, – вздохнул Максим, пытаясь не замечать перекошенного лица соседа и не слышать его прерывистого дыхания. Вот еще одного вылечили. Оставили калекой. Нет, оно бывает, чтобы после операции боль возвращалась. Но на всю жизнь? Он вновь тяжело вздохнул, представив этот ужас.
– Может все-таки попросить?
– А завтра? А послезавтра?
– Ну, утихнет понемногу.
– Там какое-то давление высокое. Надо терпеть, привыкать.
– Ясно, – вновь вздохнул Максим, решаясь.
Когда сердобольная медсестра все же сделала Хоме обезболивающий укол и тот уснул, Макс собрался с силами, уже знакомым жестом протянул к голове спящего руки и начал посылать с кончиков пальцев то самое, поднимающееся откуда-то из глубин, тепло. Вскоре пальцы засветились. Ожидая приступ боли, юноша закрыл глаза и стиснул зубы. Она пришла – столь острая, что Макс отпрянул от больного. Боль, пульсируя, начала утихать.
– Не смогу. Ну и пусть. Это его боль. И кто он мне? Еще неизвестно, чем это для меня обернется. Я что, нанимался? – оправдывал он себя.
Максим вытер выступивший на лбу обильный пот. «Как в парилке», – подумалось ему. Взгляд упал на пальцы – их кончики едва светились.
– Но ты же можешь! – уговаривал он себя. – Можешь. Неизвестно, почему, и неизвестно, сколько. А если завтра эти чудеса закончатся? Всю жизнь будешь жалеть. Ну, еще разок, потерпи.
Максим вновь приблизился к спящему, теперь боль оказалась терпимой.
«Вот что значит правильно настроиться», – решил подросток и стал посылать вновь появившиеся лучи из пальцев в голову больного соседа.
Он заставлял себя не думать о боли и сосредоточиться на болезни. Вскоре он увидел ее – черное набухшее пятно, пульсирующее при приближении струек света. Было видно, что, как и с Анютой, здесь не обойдется без борьбы и, значит, без еще большей боли. Макс уже не произносил заклинания – понял, что прежде они были нужны скорее всего ему самому. Теперь он мысленно видел, куда следовало направить свою исцеляющую силу. Он видел и то, как постепенно съеживается черная опухоль.
«Еще немного, еще чуть-чуть», – шептал Максим.
И вот он увидел и даже почувствовал, что зло сдалось. Не отступило, а именно сдалось, рассыпалось на мелкие комочки, которые распались на песчинки. В этот же миг утихла и собственная боль, хотя лучи на пальцах еще не померкли. Любуясь своей работой, юноша распылил лучами и несколько других темных пятнышек. Затем все закончилось, словно сработал выключатель. Макс, шатаясь, дошел до своей кровати, упал на нее и немедленно уснул. Он не заметил, а если бы и заметил, то уже не смог бы обратить внимания на то, что его пациент во время сеанса открыл глаза. И теперь, когда один юноша спал, второй, повернувшись на бок, долго рассматривал своего таинственного соседа. Но исцеленный мозг тоже требовал отдыха, и вскоре крепким сном спали уже оба подростка.
– Ну, братец, ты, наверное, инфекционный, – вновь разбудил его голос профессора. – Теперь и соседа заразил. Слышишь, какие рулады накручивает.
Максим проснулся и признал правоту Василия Ивановича. Действительно, невысокий хрупкий подросток храпел по-богатырски.
– Я пробовала их будить. Обоих. Потом решила – пускай поспят до обхода, – оправдывалась медсестра.
– Ничего-ничего, им обоим на пользу. Особенно малому. Он давно сладко не спал. И вряд ли это, к сожалению, надолго… Так что, пускай отоспится. А с вами, молодой человек, нам пора позаниматься серьезно. Так что сразу после обхода – милости прошу в мой кабинет.
– А со мной? – произнес переставший храпеть Хома.
– Ну, раз проснулся, давай посмотримся. Так… Смотрим сюда… А если сюда? Что за черт? – вдруг воскликнул эскулап, но тут же взял себя в руки. – Так… – протянул он, всматриваясь в глаза больного. – Та-ак… А если попробовать руки вперед? Та-ак… А если ногу на ногу? Та-ак. Как самочувствие?
– Спасибо, как никогда, – и мальчишка вдруг широко улыбнулся.
– И голова не болит? – присматриваясь более внимательно, спросил Василий Иванович.
– Совсем.
– Ты мне признайся, куда свое косоглазие дел?
– И оно тоже?
– А ты не спрашивай, ты в зеркало погляди… Да-а. Тут осмотром не обойдешься. Ко мне в кабинет! Немедленно! А ты, – он обернулся ко второму подопечному, – ты, брат, извини, надо подождать. Здесь такие дела творятся. Боюсь сглазить, но…
– Еще чего, я сам пойду, – отбивался в это время Хома от санитарок, вознамерившихся отвезти его на каталке.
– Хорошо. Пусть пробует, – согласился врач. – Только, дружок, медленно, и если вдруг что…
– Не будет «вдруг», доктор, – уверенно заявил подросток. – Идемте, – и он в сопровождении белых халатов вышел.
Максим, оставшись один, попробовал разобраться в своих ощущениях. Не было никаких сомнений – в нем проснулась какая-то странная сила. И он может ею лечить. Но чем сильнее болезнь, тем больнее ему самому. Или чем больше надо отдавать сил, тем больнее? Но силы восстанавливались все быстрее. Вот и сейчас. Вчера чуть до койки доволокся, а сегодня даже врач не заметил. Или заметил? Максим потянулся за зеркальцем и внимательно рассмотрел свое отражение. Конечно, похудел – вон скулы торчат. Конечно, побледнел, но в остальном…
– Красавец, красавец, – перебил его размышления голос сестры-болтушки. – Хоть ты не изменился, а то, подумала, что не двое суток, а два месяца отдыхала.
– Не изменился? – уточнил Макс, решив не обижаться на «красавца».
– Ну, по сравнению с некоторыми. Эта знакомая твоя уже ест сидя. Твой сосед по палате, как ракета, понесся. А думали: на всю жизнь инвалидом останется. Да и ты сколько пластом лежал! Отец здесь дневал и ночевал…
– Папа? – изумился он.
– Ну и что? Здесь многие так. И отец твой, когда из столицы вернулся.
– Из столицы?
– Да ты, мальчик, еще туго соображаешь. Героя-то только в столице вручают. Чем ты вообще здесь занимался? Ничего не знаешь. Или профессор тебя так оградил? Возьми газеты, которые ты просил. Я купила разные, там и пишут по-разному, но в главном – одинаково.
Продолжая тараторить, Светлана положила ему на тумбочку ворох газет, автоматически что-то поправила, что-то убрала, открыла форточку, раздвинула шторы и кинулась к выходу за завтраком.
– Ну, теперь ваша палата на самообслуживании. И есть можете ходить самостоятельно. Побегу. Там в другую палату новых тяжелых привезли. Потом забегу.
