скачать книгу бесплатно
– Филиппову дай акт на ознакомление. Кузнецова в тир.
– А пожрать и умыться с дороги им можно? Или как?
Блюдечко взяло паузу. Затем последовало невнятное бурчание, и связь прервалась.
– Душа-человек,– осклабился Задов.– Слуга царю, отец солдатам. До утра оба свободны. Ладно, пора и перекусить чего-нибудь. А ты, Петюнь, акт все ж таки глянь. Все равно он на тебе повиснет…
– Это что, серьезно? – поинтересовался Петруха у Задова спустя пару минут, дочитывая поданную ему бумагу.
– А что вас, собственно, не устраивает, товарищ стажер?
– Все.
Немногословный доселе Кузнецов, прихлебывая чай, вальяжно раскинулся в кресле и поинтересовался:
– Зачитаешь?
– Запросто, дядь Коль.
«АКТ
приема-передачи арсенала и техсредств
Пушка-самопал – 2 штуки. Пулемет «максим» – 1 штука. Наган-самовзвод – 54 штуки. Мечи-кладенцы – 18 штук. Топоры-ледорубы – 1 штука. Ножи засапожные – 15 штук. Змей Горыныч – 3 пасти, 1 штука. Патроны наганные – 8.903 ведра (прилагаются коромысла – 2 штуки). Патроны наганные наговоренные – 9 котелков [4 - Спецучет в отделе финансов.] (посеребренные). Патроны наганные изуверские (со смещенным центром тяжести) – две пригоршни. Ядра каменные – несчетно. Спецядро-бумеранг – 1 штука (в комплекте с аптечкой-исповедальней). Телефоны внутренней связи «КС» – 6 штук (Пермский СНХ 1961 года). Яблочки на блюдечке (8 блюдечек, 7 с половиной яблочек). Свет-зеркальца «Мачеха» походные – 1 штука. Свет-зеркальца «Трюмо» штабные – 3 штуки. Скатерть-самобранка – 3 и 3 четвертинки.
Инвентарь по акту
Сдал: Л. Задов.
Принял: П. Филиппов».
– Подпишешь? – полюбопытствовал Кузнецов.
– Нет,– решительно ответил Петруха, откладывая бумагу в сторону.
– А я бы подписал,– посоветовал Лева, нехорошо улыбаясь.
– А я вот – нет,– вежливо улыбнулся Николай Задову.– Сначала следует проверить наличие, слышишь, Петруха?
Они лучезарно поулыбались друг другу еще минут пять, однако Петруха явно не спешил разделить их веселое настроение.
– Не подпишу,– твердо подтвердил он.
– Лимон, райские яблочки к чаю? – поинтересовался Задов.
– Не подпишу.
– А я тебе календарь подарю. С девочками восточными, м-м-м,– понизив голос, пообещал Лева, и глазки его подернулись многообещающей поволокой.
Петруха улыбнулся, а Задов продолжал соблазнять:
– И скатерть-самобранку в личное пользование. Срок гарантии не ограничен…
Петруха усмехнулся и протянул руку за авторучкой:
– Ладно. Подписываю. Только без девок восточных, добро?
– Ну вот и славно, коллега. А насчет самобранки я пошутил. Тем более что одна из ее четвертинок у Ильи Тимофеевича, а требовать ее вернуть для сверки на склад лично я бы не советовал.
– Суров Тимофеич? – поинтересовался Кузнецов, доливая в свою кружку чай.
– Да нет, скорее прижимист. Он эту скатерку самолично у печенегов умыкнул. Уверяет, что это не трофей, а реституция. Вроде как невеста ему ткала и вышивала, а печенеги реквизировали при набеге. Вместе с семьей, кстати. Теперь Тимофеевич требует ее списать, а на худой конец согласен приватизировать. Выкупить, стало быть.
– А что начальство?
– Рвет и мечет. Но Илья грозится ее потерять.
– Ну так пусть выкупает.
– Илья-то? – Задов с веселым удивлением глянул на увлеченно допивающего чай Кузнецова.– Илья гроша медного не даст.
– Так зачем же он предлагает ее выкупить? – всерьез заинтересовался наконец Кузнецов.
– Это он Хохела и Баранова достает, заммордуха нашего.
– Тот, что по моральной части?
– Ну да, заместитель командира нашего и Фурманова сподвижник по партийной части. Митька, кстати, мужик ничего, но на почве частной собственности слегка поехал. Впрочем, я тоже за экспроприацию. Мир – хижинам, война – дворцам и так далее. Помню, мы в Одессе в семнадцатом году…
Глаза Левы слегка затуманились, однако в этот момент медведь в углу тихо рыкнул. Из-за рощи донесся задорный одесский мотивчик – «В семь сорок он приедет». Кузнецов машинально глянул на часы. Было значительно позже.
Петруха перевел свои невинные голубые глаза на Задова. Во взгляде его читался невысказанный Николаем вопрос.
– Это Ваня,– неожиданно ласково пояснил Лева,– Сусанин Ванька, сын Иванович. «Жизнь за царя» слышали? Это про него. Парень в командировке восемьдесят четыре года промаялся. Эх, и как же кстати я баньку истопил! Верхнее чутье, одним словом, интуиция…
– Издалека он? – поинтересовался Кузнецов, протягивая руку за бутербродом.
– Дальше некуда. Великое переселение народов из Индии. Культивировал рассаду индоевропейских языков в Евро-Азиатском регионе. Особая миссия, проект века. Восемьдесят четыре года культивировал.
– Долго,– поежился Петруха.
– Раба надобно выдавливать из себя всю жизнь, и по капле.
– Кстати, о капле… – оживился Петруха, потянулся к вещмешку.– Не пора ли нам по капле?
В этот момент на пороге показался изможденный старец в изодранной, выцветшей тигровой шкуре с грубо оструганным посохом в правой руке. Длинные льняные волосы его были спутаны, деревянные сандалии сточены до стелек, и только синие печальные очи светились неземной мудростью.
– Я дома? – грустно поинтересовался он у Задова, не обращая ни малейшего внимания на остальных присутствующих.– Чтобы ты так жил, как я скучал за тебя, Лева, гой ты еси, добрый молодец.
Лева порывисто вскочил навстречу старцу и, трижды облобызав, усадил на диван.
Петруха тем временем достал бутылку коньяка и поставил ее в центр стола.
Сусанин ответным жестом сунул руку за пазуху и извлек из-под шкуры грязный граненый стакан, обмотанный куском плохо выделанной кожи.
– Чтобы не разбился,– устало пояснил он, перехватив взгляд Кузнецова.– Со знакомством!
Глава 2
С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА
Совещание подходило к концу, но утомленный Владимиров продолжал свою речь по-прежнему на высоких тонах:
– Для вновь прибывших и тех, кто успел ненароком забыть о своем высоком долге перед имперской короной, напоминаю, что наш отряд создан для оптимизации и коррекции вероятностных реальностей. Аналогичные группы действуют под патронажем североамериканской диктатуры – кодовое название «Коровьи джедаи», Островного графства – «Рыцари Колченогого Стола» и японо-полинезийской олигархии – «Пасынки солнца». Остальные аналогичные формирования или наши союзники, или откровенно оппозиционны. Противодействуя нашим противникам как в основной, так и в вероятностных реальностях, мы обязаны неукоснительно исполнять все поставленные нам задачи. Вы все в некотором смысле добровольцы, и не мне вам объяснять, что враг до сих пор не дремлет.
Задремавший было в штабной палате народ проснулся и обиженно зашумел. Владимиров раздраженно оборвал шум взмахом руки:
– В связи с осложнением обстановки я временно категорически запрещаю увольнения в Лукоморье. Частичная консервация моим предшественником данной реальности была проведена не для того, чтобы вы крутили шашни с тамошними берегиньками и дрались в кабаках с провинциальными лешими. Энергетический потенциал Лукоморья изрядно потрепан, а нам необходима поставляемая оттуда лукоморская прана, и мана тоже нужна не меньше небесной. Без нее карусель остановится. И мы застрянем в текущем континууме лет на сто. Короче, дайте местным отдохнуть от вашего отдыха…
Дмитрий Евгеньевич смахнул с высокого лба капельки пота, недовольно покосился на лениво вращающиеся под потолком лопасти вентилятора и продолжил:
– Последний инцидент с Кощеем… Товарищи-господа Попович и Нестеров, не опускайте голову, у меня на столе петиция от мэра Лукоморья. Зарубите себе на носу, Алеша: Кощей бессмертен, но у него тоже есть нервы. Илья Тимофеевич, извините, пожалуйста, но и вас это касается. Не в смысле нервов, разумеется. Что за мода отрабатывать приемы русской сечи и рукопашного боя на несчастном обывателе. Меня совершенно не касаются ваши старые счеты. Так. Теперь этот случай на петушиных боях! Кому из вас пришло в голову устроить четырехсторонний поединок несчастных двухглавых орлов, воплощенных с гербов известных нам всем держав. Имейте в виду, вам сошло это с рук только потому, что товарищу Хохелу пришло в голову сделать весьма патриотичную ставку на местном тотализаторе. Выигранная прана-мана прошла по статье «пожертвования олигархов Лукоморья» и значительно пополнила наши казенные ресурсы. Хохел Остапович, вам трое суток отпуска при части.
В зале раздались громкие аплодисменты Батырбека и Дзержинского. Все остальные хмуро переглядывались, поскольку ставили на польского пернатого, пленившись его шляхетским задором.
– Ладно, на сегодня все. Свободны. Товарищи Муромец, Попович, Кузнецов, Задов и Ермак, прошу вас задержаться…
* * *
– Ну и сколько мы тут торчать будем, Илья Тимофеевич?
Илья задумчиво пожевал травинку, поморщился, выглянул из окопа и сочно сплюнул:
– Сидим покуда… Али неймется тебе? Не каплет, не дует, командировочные идут. Сидим.
Кузнецов согласно кивнул, хотя в глазах его читалось сомнение – от реки явно дуло, накрапывал мелкий дождик, а командировочные, как его мрачно предупредил Задов перед выходом на операцию, были из категории «кот наплакал».
Сама операция тоже не впечатляла. Час назад им зачитали косноязычный приказ, суть которого сводилась к задаче закрепиться в какой-то второстепенной реальности. Там, в дозоре у Калинова моста, они должны были не допустить прорыва превосходящих сил противника через местную пограничную речку Смородину.
– Скукоти-шша,– выходя из штабной палаты, прокомментировал полученное задание Попович.– Размаху нет. Ни славы богатырской, ни трофеев. Одно слово – рутина.
– Это как глянуть,– заметил Ерофей Павлович Ермак.– Хороший человек завсегда пользу и в таком деле сыщет.
– Верно,– не столько уверенно, а скорее с надеждой поддержал Задов атамана.– Заодно и Колю поднатаскаем. Так, Илюш?
Муромец, назначенный старшим отряда, безразлично пожал могучими плечами, за которыми стояла добрая сотня подобных дозоров. Высказывать свое мнение относительно предстоящей командировки он – то ли из предусмотрительности, то ли по равнодушию – явно не торопился.
– Мне одно непонятно,– заметил Задов, когда, позвякивая амуницией, они уже занимали места на карусели.– Превосходящие силы противника – это на сколько? И еще – каковы ожидаемые последствия нашего потенциального вмешательства?
Последний вопрос был чисто риторическим, поскольку начальство редко снисходило до детализации цепи событий, приводящих к нужному ему, начальству, результату. Кроме того, злые языки поговаривали, что последние пятнадцать лет поступающие сверху директивы отличались невиданной доселе непредсказуемостью и полностью противоречили здравому смыслу.
Наплевательское отношение к разведке, впрочем, не мешало теоретикам оперативного вмешательства предполагать, что исполнение конкретной порученной задачи, вызывая цепную реакцию изменений, приводит реальность в оптимальное состояние. Что именно понималось под словом «оптимальное», отряду не объясняли. Учитывая, что вмешательство, как правило, проводилось в крайне тяжелых для реальности ситуациях, любые изменения действительно оказывались лучшим выходом.
Хрестоматийным примером успешной операции издавна считалась битва на Чудском озере на «Земле-987», где, по словам единственного участника того легендарного десанта Ильи Муромца, пришлось всю ночь долбить лунки на льду предполагаемого места побоища, поскольку накануне сражения в Новгородской области ударил сильнейший мороз и гениальный план местного князя оказался под угрозой.
«Толковый был мужик,– тепло отзывался о нем Илья.– Человек десять мне прислал с ломами, а еще и пять саней с брагой. Даже уговаривать его не пришлось: с лету все понял, государственного ума деятель, понимаешь!»
Насчет чего именно – ломов или браги – оказался толковым местный князь, Илья никогда не уточнял.
– Превосходящие силы – это когда отступать бессмысленно, потому как некуда,– все же ответил Задову богатырь, удобно располагаясь на именной деревянной лошадке.– Превосходящие силы – это завсегда залог нашего беспримерного героизма и былинных подвигов. А сколь именно их, этих превосходящих нас сил, и насколько они превосходят, мне, Лева, извини, начхать. По-е-ха-ли!
Карусель, натужно просев под Муромцем, мерзко скрипнула и тяжело вздохнула. «Э-э-эх, ухнем! Еще раз ухнем, эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет»,– раздалось над притихшим побережьем.
* * *
– Вона – еще три часа спустя лениво процедил сквозь зубы Илья, кивая на ту сторону реки,– ползет кто-то.
По проселочной дороге на противоположной стороне реки к мосту уверенно двигалась группа закованных в сверкающие латы всадников.
– Наждаком драили,– с завистью шепнул Ермак.
– Четыре, пять, девять… Ерунда,– облегченно пересчитал ладные литые фигурки Задов.– На полчаса работы.
– Ой не скажи, Лева,– недовольно пробурчал Попович, обмениваясь озабоченным взглядом с Ильей.– Мне эти разгулы еще по делу мерина-Мерлина знакомы.
– Да неужто «затрапезники»? – восторженно ахнул Ермак, неосторожно высовываясь из окопа по пояс.
– Они самые, будь они неладны.– Алеша бодро мотнул кудрявой шевелюрой.
Рыцари Колченогого Стола, в просторечии «затрапезники» или «разгулы», на пространственно-временной карте живой и мертвой реальности представляли интересы Островного графства.
Учитывая, что мертвая реальность для Лукоморской дружины интереса практически не представляла, прямые столкновения между двумя отрядами боевиков случались довольно редко.
– Ну и зачем им эта реальность сдалась? – горестно вздохнул Илья.– Народишко здесь мирный, благообразный, живет чинно, все больше по заповедям.
– Бремя просвещенной расы,– догадливо прояснил ситуацию Кузнецов.– Несут культуру в массы, цивилизуют.
– В гробу видал я их культуру,– с некоторой завистью вступил в разговор Задов.– Полмира ограбили, музеи от наворованного добра ломятся. Пирамиду Хеопсову и ту к себе на острова утянули. И все руками чужими; стравят народы малые и тешатся.
– Точно,– поддержал его Кузнецов.– У них любимый герой знаете кто? Дворецкий, рабская душонка, лакей дворовый – символ преданности.
– А простой люд у них как? – полюбопытствовал Ермак.– Нешто не противно другими народами помыкать?
– Привыкли,– авторитетно пояснил Задов.– На ворованном оно живется не в пример легче, чем своим трудом хлеб насущный добывать. Да и что с них взять, с простых-то? У них оно как было: ребенок кусок хлеба на рынке стянул – ручонку ему и оттяпают, стянул еще раз – и вторую поминай как звали. А про дома их работные слыхивал? Наши остроги против тех домов – курорты крымские.
– И впрямь малым дитяткам ручонки секли? – занервничал Ермак.
– Завсегда! – глухо отрезал Задов.– Говорю, рабский народец. Был у них один вольнолюб – Гудов Робин с Шервудщины, так извели лучника. Свои же и сдали господам.
