Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции

скачать книгу бесплатно


* * *

Прорыв произошел 29 ноября 1943 года в Тегеране, когда Рузвельт поднял вопрос о создании авиабаз на встрече со Сталиным, а советский диктатор пообещал заняться этим вопросом. Двадцать шестого декабря Молотов вручил Гарриману меморандум, в котором утверждалось, что советское правительство не возражает против предложения американской стороны о создании авиабаз Соединенных Штатов и, следовательно, командование Военно-Воздушных сил Красной армии получит указание начать предварительные консультации с представителями США. Гарриман и Дин проявляли сдержанный оптимизм. “Пусть даже эти соглашения лишь поверхностно касаются наших проектов, представленных советскому правительству, и сейчас они еще на стадии обсуждения, я чувствую, что они свидетельствуют об изменении отношения и откроют двери дальнейшему сотрудничеству”, – телеграфировал Дин в Объединенный комитет начальников штабов 27 декабря

.

Двери хотя и открывались, но их петли проржавели. В Вашингтоне генерал Арнолд уже потерял надежду когда-нибудь увидеть американские бомбардировщики на советской земле. Через месяц после встречи Гарримана с Молотовым, 29 января, Арнолд переслал Джону Дину телеграмму генерала Карла Эндрю Спаатса, командующего 8-й воздушной армией и Стратегическими ВВС США в Европе (USSTAF), отправленную с английской базы. В ней Спаатс поднимал вопрос о челночных бомбардировках, предлагая начать их со 120 бомбардировщиков. Что более важно, Спаатс писал, что челночные бомбардировки могли начаться без устройства американских авиабаз (американцы явно отошли от прежних позиций), а личный состав можно было направить на существующие советские базы с задачей помогать советскому техническому персоналу. Казалось, Арнолд, переславший телеграмму Дину, все еще желал получить для своих самолетов право приземляться на территории СССР, но на создании баз уже не настаивал

.

Телеграмма подстегнула Гарримана к действию. Тридцатого января он запросил встречу со Сталиным для рассмотрения вопроса об авиабазах. В тот миг что-то щелкнуло в тайном механизме Кремля, и Гарримана пригласили в кабинет Сталина – обсудить именно те авиабазы, на которые Арнолд уже и не надеялся. Встреча состоялась в 18:00 2 февраля, в присутствии Молотова. Согласно американскому меморандуму беседы, Гарриман начал с того, что сослался на просьбу Рузвельта и продолжил перечислять аргументы в пользу челночных бомбардировок, которые позволили бы союзникам “проникать дальше вглубь Германии”. Выслушав Гарримана, Сталин лично одобрил проект. Он сказал послу, что советское правительство “относится благосклонно” к предложению – явное улучшение по сравнению с формулировками Молотова “принципиально одобрено” и “не возражаем”. Сталин предложил начать операции, поднимая в воздух 150–200 самолетов, указал два аэродрома для приземления самолетов-разведчиков. По его мнению, советская сторона могла бы предоставить три авиабазы для бомбардировщиков в северной части Восточного фронта и еще три – в южной

.

Гарриман и Дин с трудом верили в реальность происходящего. Спаатс и Арнолд уже потеряли надежду получить авиабазы, а Сталин совершенно внезапно развернулся на 180 градусов и всецело поддержал программу. “Никогда не забуду, как мы ликовали в ту ночь, когда Гарриман, встретившись со Сталиным, зашел ко мне сообщить добрые вести”, – вспоминал впоследствии Дин. Он телеграфировал о новостях в Объединенный комитет начальников штабов. “Сегодня вечером маршал Сталин проинформировал посла о том, что согласился на проект челночной бомбардировки”, – так начиналась телеграмма, а дальше обсуждались детали следующего шага операции, и в том числе предоставление советских въездных виз для офицеров, которых требовалось немедленно направить из Лондона в Москву. Новости произвели в Вашингтоне сенсацию. Генерал Арнолд переслал Дину поздравления от самого Джорджа Маршалла, начальника Штаба армии США. “Нам совершенно очевидно, что поздравлений заслуживает то, как настойчиво и компетентно вы проводили переговоры”, – говорилось в телеграмме. Гарриман, помимо того, получил поздравления из Белого Дома

.

Никто не мог сказать, что или кто убедил Сталина согласиться на создание баз и преодолеть страх иностранной интервенции. Возможно, он наконец убедился, что американцы всерьез настроены открыть второй фронт, или надеялся подстраховать себя, предложив им то, что они так настойчиво просили. Для американцев в Москве это уже не имело значения. “Кто говорил, что русские не желают сотрудничать? Кто сказал, что мы не можем работать вместе? – писал Дин, вспоминая атмосферу ликования в те дни в Спасо-хаусе, резиденции американского посла в Москве. – От нас нужна была открытость, понимание и упорство, что мы с Авереллом и подтвердили своим примером”. Казалось, оптимизм Дина наконец-то себя оправдал. Америке и Советскому Союзу предстояло работать вместе, и не просто координировать сражения на разных фронтах, но и совместно планировать и совершать операции, чтобы “заставить немца сильнее ощутить удары союзников”, как сказал Сталин Гарриману во время встречи. Будущее вновь казалось лучезарным

.

Глава 3. Неистовство

Слово свое Сталин сдержал. Три дня спустя Гарриман получил его одобрение на допуск американских солдат на советские базы, а Молотов созвал совещание с участием командующих военно-воздушными силами Красной армии, пригласив на него Гарримана и Дина. Встреча состоялась 5 февраля 1944 года. От советского командования присутствовали маршал авиации Александр Новиков, которого Дин называл “генералом Арнолдом красных ВВС”, и начальник Главного управления формирования и укомплектования ВВС РККА генерал-полковник авиации Алексей Никитин.

Новиков и Никитин, одногодки (оба родились в 1900 году), принадлежали к новому поколению советских авиаторов. Оба получили командные должности в военно-воздушных силах после жестоких поражений Красной армии от люфтваффе в начале войны. В то время, за первые недели операции “Барбаросса”, советская армия потеряла почти половину самолетов: около 4 000 из 9 500. Многие были уничтожены бомбами, не успев даже вступить в бой. Новиков, возглавивший обескровленную авиацию годом позже, при поддержке Никитина реорганизовал ее, а с помощью “аэрокобр”, “дугласов” и других самолетов, поставляемых США в рамках ленд-лиза, превратил ВВС в эффективную военную машину. В Красной армии еще не принимали идей стратегической бомбардировки и не пытались овладеть ее основами, но пилоты советских истребителей и бомбардировщиков блестяще поддерживали наземные операции на линии фронта, где сперва бросили люфтваффе вызов, а к концу 1943 года перехватили господство в небе

.

Оба командующих советской авиацией, в отличие от их политических начальников-политиков, стремились сотрудничать с американцами. В телеграмме, отправленной той ночью в Вашингтон, Дин давал рекомендации генералам Арнолду и Спаатсу: “Мы договорились, что вашим представителям следует прибыть как можно скорее, им разрешено прилететь прямо из Соединенного Королевства в Москву”. Мяч был на стороне американцев. Настал черед 53-летнего генерал Карла Эндрю Спаатса, который в то время принимал командование Стратегическими ВВС США в Европе: в состав этих сил входили 8-я воздушная армия в Великобритании, которой он командовал прежде, и 15-я воздушная армия в Италии. Обеим предстояло принять участие в челночных бомбардировках, – конечно, если на территории Советского Союза появятся авиабазы. Спаатсу не нужно было ни о чем напоминать. Шестого февраля, на следующий день после встречи Дина с командующими советской авиацией, Спаатс назначил полковника Джона Гриффита руководителем проекта челночных бомбардировок, присвоив самому проекту кодовое название “Бейсбол” – американцы готовились сыграть в любимую игру. Пользуясь этой аналогией, можно сказать, что американцы будут играть и зарабатывать раны (очки), а Советы предоставят спортивные базы

.

Но нужно было поторопиться, чтобы успеть подготовить базы до высадки союзников в Европе. Это была сложнейшая задача: нужно было разработать план, сформировать новые подразделения ВВС для управления базами, доставки сотен людей и сотен тысяч тонн оборудования, материально-технических средств и боеприпасов вглубь советской территории. Дину и американским летчикам предстояло бежать наперегонки со временем. Пути к базам превращались в гонку с препятствиями, которые создавали Советы. И никто не мог сказать, поспеет ли американская команда вовремя.

* * *

Майор Элберт Лепавски из Чикаго, градостроитель и бывший университетский профессор, назначенный в группу планирования новой операции, с помощью бейсбольной терминологии прекрасно сформулировал общие цели. Всю суть “игры” он сводил к тому, чтобы показать “хозяевам поля” то, как хорошо играет команда “гостей”. Нужно было бросить вызов “хозяевам”, а для этого “гости” должны будут сыграть на всех полях. Лепавски имел в виду, что следовало устроить американские базы не только в западной части СССР, но и на Дальнем Востоке – и использовать их для вторжения на Японские острова.

Но до этого было еще далеко. Ближайшая цель челночных операций состояла в том, чтобы помочь американской авиации разгромить люфтваффе, что было частью подготовки к высадке союзников в Европе. И главными целями стали немецкие аэродромы, авиазаводы и нефтеперегонные заводы, расположенные в Восточной Европе и снабжавшие самолеты дефицитным топливом. Во вторую очередь требовалось отвлечь люфтваффе от Западной Европы, открыв новый фронт на востоке, что было непросто: советская стратегическая авиация еще только зарождалась, а советское командование до сих пор не верило в выгоды стратегических бомбардировок

.

Казалось, полковник Джон Гриффит, новый командующий челночными бомбардировками, идеально подходил для проекта, связанного с Советским Союзом. Уроженец Сиэтла, он стал летчиком-асом за годы службы в британских экспедиционных войсках во время Первой мировой войны. Служил в Королевском летном корпусе, в разгар большевистской революции и гражданской войны принимал участие в интервенции на Русский Север. В то время он сражался против большевиков – теперь его попросили выступить на их стороне. Если оставить в стороне его политические симпатии и антипатии, Гриффит прежде всего и важнее всего был эффективнейшим военным специалистом. За 10 дней после назначения он привлек свой штаб и разработал подробный план начала челночных бомбардировок. План предусматривал четыре миссии в месяц, в каждой задействовалось 200 американских бомбардировщиков.

К 28 февраля, после недельного перелета через Каир и Тегеран, Гриффит уже был в Москве и обсуждал детали операции с Алексеем Никитиным. Дин, сопроводивший Гриффита в кабинет Никитина, попросил разместить аэродромы ближе к центру линии фронта и как можно дальше на запад: чем меньше пришлось бы лететь бомбардировщикам, взлетавшим в Великобритании и Италии, тем лучше. Но Никитин с большой неохотой рассматривал базы у советской линии фронта, предполагая, что многие из них уже уничтожены. Вместо этого он предложил базы в центре Украины, в южном секторе советского фронта и относительно далеко от передовой

. Дин не видел никаких вариантов, кроме как согласиться. Он предложил уже завтра осмотреть аэродромы. Согласно американскому меморандуму беседы, Никитин пообещал “попробовать устроить” визит. Это было хорошее начало.

Полковник Гриффит и его команда подготовились к полету. Но на следующий день от Никитина новостей не было. Прошел еще день, и еще. Гриффит мучился ожиданием. Ему дали три недели на подготовку начала челночных бомбардировок. Неделя ушла на то, чтобы добраться до Москвы, еще за семь дней у него была единственная встреча с командующими авиацией Красной армии. Дин пытался успокоить Гриффита и его заместителя, полковника Альфреда Кесслера, приходившего в такое же нетерпение. “Они привыкли иметь дело с англичанами, к которым хоть подход можно было найти, – вспоминал Дин в мемуарах. – Они не могли добраться до русских и выпустить пар, но могли добраться до меня. И я большую часть времени приглаживал им перышки”

.

Прошло более двух недель, прежде чем Гриффит и Кесслер увидели предложенные базы: полет состоялся только 31 марта. Из Москвы они направились на юг, в Центральную Украину. Там, на левом берегу Днепра, на землях бывшей Гетманщины, казацкого государства XVII–XVIII столетий, располагались три старинных казачьих города: Полтава, известная благодаря одноименно битве 1709 года; Миргород, малая родина писателя Николая Гоголя, и Пирятин. Во всех трех городах были аэродромы, построенные до войны; немцы использовали их, захватив эту территорию в 1941–1943 годах. Теперь аэродромы предложили американцам.

В Полтаве немцы повредили или уничтожили все, кроме одного барака. Не осталось “ни водопровода, ни канализации, ни электроснабжения”, как писал Гриффит своему руководству в Англию. Бетонную взлетно-посадочную полосу невозможно было продлить из-за существующих строений, однако было достаточно места для постройки новой из металлических сборно-разборных плит. Железнодорожную ветку, ответвление магистрали, немцы разрушили, но американцы посчитали, что ее можно восстановить. На другой базе, в Миргороде, в восьмидесяти километрах к северо-западу от Полтавы, не уцелело вообще никаких зданий, но благодаря этому полосу можно продлевать в любом направлении. В Пирятине, в восьмидесяти километрах от Миргорода, не было ни построек, ни взлетных полос, и группа, проводившая инспекцию, не смогла даже приземлиться. Американцев ни одна из баз не впечатлила. Гриффит считал, что Советы то ли не могли, то ли не хотели предлагать что-либо еще, а потому приходилось брать что дают

.

К тому времени как полковник Гриффит посетил аэродромы Полтавы и Миргорода и рекомендовал принять базы, ему оставалось еще лишь несколько дней руководить проектом челночных бомбардировок “Бейсбол”, ныне получившим новое имя – “Фрэнтик”. Военные, давшие операции новое название, представляли панику и бедствия, в которые ввергнут немцев челночные бомбардировки. Также оно в полной мере отражало состояние Гриффита, учитывая постоянные трудности, которые чинила ему принимающая сторона. То и дело случались проволочки с оформлением разрешений на инспектирование аэродромов, доставкой оборудования, получением ответов на простейшие вопросы. Все это сводило его с ума. Кроме того, советская сторона настояла на полном контроле действий американцев. Даже личный самолет Гриффита, Дуглас С-47 “Скайтрэйн”, мог совершать полеты из Тегерана и обратно лишь под управлением пилота из СССР. Власти также хотели, чтобы советские штурманы и радисты сопровождали любой американский самолет, а американским санитарным самолетом по их настоянию даже управлял советский экипаж.

Дин был намерен сохранять мир с советскими командующими почти любой ценой. “Полковник Гриффит полагает, что операции в вышеозначенных условиях будут сильно затруднены и что к подобному положению дел следует привлечь ваше внимание, – телеграфировал Дин в Лондон и Вашингтон. – Впрочем, я не считаю, будто из этого надлежит в настоящий момент видеть важную проблему: скорее в долговременном плане для нас выгоднее попытаться снимать эти ограничения постепенно”. Дин и Гриффит явно не встречались с глазу на глаз, и Гриффит хотел, чтобы о его несогласии с командующим знали вышестоящие лица. Дин, со своей стороны, полагал, что Гриффит, помогавший антибольшевистским силам сражаться с красными во время революции, неправильно все воспринимал и что его необходимо заменить, если успех проекта все еще важен. Гриффиту пришлось уйти: он стал первой жертвой желания Дина и командования ВВС осчастливить Советы и сохранить перспективы для “Фрэнтик”. В начале апреля Дин проинформировал советскую сторону о том, что полковник отозван обратно в США

.

Восьмого апреля Гриффита сменил полковник Кесслер. Он, как и его командир, сначала был поражен тем, сколь медленно идут переговоры с СССР, но решил отнестись к этому по-другому. В 1943 году Кесслер провел три недели в Советском Союзе в составе американской делегации, которую возглавлял Дональд Нельсон, глава американского Управления военно-промышленного производства. Выпускник академии Вест-Пойнт и Массачусетского технологического института, где получил диплом по авиастроению, Кесслер был впечатлен советским военным производством и вообще Советским Союзом. Поэтому Дину было намного комфортнее работать с ним, а не с Гриффитом: он даже не упомянул имени последнего в своих воспоминаниях о пребывании в Москве

.

Пятнадцатого апреля 1944 года, после ставших привычными проволочек принимающей стороны, Кесслер, несколько его помощников и почти полторы тонны груза для начала работы были доставлены на советском самолете в Полтаву, и Дин смог наконец-то отпраздновать маленькую победу. В день, когда Кесслер вылетел из Москвы в Полтаву, Дин телеграфировал Спаатсу в Лондон и Арнолду в Вашингтон: “Кесслер и его сотрудники сегодня отправились в Полтаву”. Также он просил как можно скорее повысить Кесслера в звании с полковника до бригадного генерала. Дин, как всегда, спешил: ожидалось, что базы будут готовы до того, как основная часть американского контингента достигнет украинских степей. Войска были уже в пути: четыре эшелона американских военных, более 1 200 авиаторов

.

Полковники Гриффит и Кесслер, прилетевшие в Москву в феврале 1944 года с горсткой офицеров, составили первый эшелон оперативной группы для операции “Фрэнтик”. Второй и третий эшелоны были многочисленней, но и в них оказались не сотни, а десятки офицеров и солдат, которых могли доставить в Полтаву по воздуху из Тегерана. Четвертый, последний и самый большой, эшелон составили 67 офицеров, четыре уоррент-офицера и 680 военнослужащих рядового и сержантского состава: более половины всего американского контингента в СССР. Они плыли морем, пересекали пустыни, горы и степи – весь путь занял почти два месяца.

* * *

Четвертый эшелон начали формировать в лагере Джефферсон-Холл (59-я база ВВС США) в Стаффордшире, возле городка под названием Стоун между Бирмингемом и Манчестером, в начале марта 1944 года. Авиатехников и наземный персонал набирали из состава 8-й воздушной армии генерала Спаатса, причем не как бойцов существующих подразделений, а в частном порядке, отчего группа получилась разношерстной, не обходилось без разногласий. Впрочем, командиры охотно исключали тех, кого считали нарушителями спокойствия и неподходящими для миссии. Руководители вербовки старались отобрать тех, кто знал свое дело и отличался отменным здоровьем. Неопытных, имевших венерические заболевания (они не были редкостью), грыжи или плохие зубы не допускали

.

Избранные понятия не имели, куда и зачем их отправят. Пункт назначения предстояло держать в секрете до тех пор, пока они не пересекут границу СССР. Двадцать пятого марта эшелон загрузился в поезд и отправился в Ливерпуль, где американцы поднялись на борт британского военного корабля “Алькантара”. Корабль направился из Ливерпуля вдоль британского побережья в залив Ферт-оф-Клайд, защищенный от Атлантики и немецких подлодок полуостровом Кинтайр. Там “Алькантара” дожидалась, пока прибудут другие корабли и сформируется конвой, идущий в Гибралтар.

Вечером 12 апреля, пройдя вдоль побережья Северной Африки и один раз сбросив глубинные бомбы на предполагаемые немецкие субмарины, судно бросило якорь в египетском Порт-Саиде. Бойцы четвертого эшелона сошли на землю, забрали багаж и груз и переместились в лагерь “Хакстеп” – военную базу союзников в тринадцати километрах от Каира, названную в честь американского капитана Хакстепа, чей самолет разбился в Северной Африке в 1943 году. На базе им предстояло провести две недели: готовиться к оставшейся части пути, который, как им сказали, лежал в Тегеран, – отдыхать и заводить романы с медсестрами из американского Красного Креста. В дневнике одного из солдат отмечено, что командующие “водили всех смотреть на пирамиды, Сфинкса, древние маски и другие остатки древнеегипетской цивилизации”.

Палмер Мира, 22-летний радар- и радиооператор из Висконсина, вспоминал, что забраться на пирамиду было очень непросто: они построены из каменных блоков высотой более метра: на них легко оступиться, и тогда покатишься на сто “ступеней” вниз. Американцы узнали, что несколько дней назад здесь разбился насмерть британский солдат. И все же Мира вспоминал, “как все ликовали, когда наконец добрались до вершины. Оттуда было видно почти всю дельту Нила”

.

В полдень 23 апреля первое из двух отделений четвертого эшелона разместилось в поезде, идущем из Каира в Хайфу. Расстояние в 480 км они преодолели за 36 часов. От Хайфы ехали на грузовиках. Если морская часть пути была опасной, а поездка на поезде – некомфортной, то ехать на грузовиках через пустыни и горы было и некомфортно, и опасно. Пришлось преодолеть примерно 885 км по пересеченной местности от Хайфы до Багдада: это был первый длинный отрезок пути в Тегеран. Кое-где они проезжали меньше двадцати пяти километров за час. “Горные дороги и крутые подъемы не позволяли передвигаться быстрее”, – писал капитан Чарльз Мэннинг, которому поручили вести хронику пути. Но главное – не хватало воды: бойцам, как гласит журнал, “разрешалось набирать воду лишь один раз во время остановки”. Если питьевой воды было мало, то о мытье и речи не шло. Наконец 1 мая они прибыли в Багдад. Всем дали два свободных дня – вымыться и отдохнуть.

Утром 3 мая они снова были в пути. Теперь их везли на грузовиках в Хамадан, расположенный на юго-западе от Тегерана. Путь туда – еще 590 километров почти по бездорожью. Прибыли 5 мая, в полдень. Для 47 рядовых бойцов и 6 офицеров это была последняя точка пути. Советская сторона настаивала на строгом ограничении: 1 200 американцев на полтавских базах, поэтому эти 53 человека оказались лишними. Их переподчинили командованию силами в Персидском заливе, и они так и не поняли, чего лишились. Остальные, примерно 650 человек, по-прежнему не знали, куда идут. Присутствие русскоязычных в их рядах указывало на Советский Союз. Но были и те, кто владел китайским. Почти все думали, что едут усиливать американские войска в Китае и будут строить авиабазы для сражений с японцами.

Только 10 мая офицеры и бойцы четвертого эшелона (рядовых было больше, все чаще их всех – и простых солдат, и авиаторов – называли просто “джи-ай” от английского GI, government issue – принадлежащий казне, казенный) узнали, куда направляются: они вступили на территорию Северного Ирана, бывшую под советским контролем. Кто-то, увидев большую красную звезду, которой Советы обозначили здание на границе своей территории, предположил, что это заправка Texaco. Они не сразу осознали, что попали на территорию, где уже заправляла советская власть. Одиннадцатого мая они вошли в Тебриз, главный город Восточного Азербайджана. Там их уже ждал советский железнодорожный состав. Многострадальные путники помылись, поели и в 20:30 поехали дальше. Многие вспоминали последний отрезок пути как самый приятный. Вагоны были удобными, места хватало, и не было никаких проблем ни с едой, ни с водой

.

* * *

Расслабился и капитан Мэннинг, до этого заполнявший страницы дневника подробными описаниями пережитых в пути испытаний. За пять дней путешествия от Тебриза до Полтавы новых записей не набралось и на половину страницы. Зато этот период был задокументирован советской стороной – командирами и переводчиками, заполнявшими подробные рапорты для военной контрразведки.

Встретив американцев впервые в жизни, многие советские офицеры были действительно поражены. Они с заметной завистью отмечали хорошую экипировку и снабжение американских солдат: каждый офицер и рядовой нес рюкзак, весивший килограммов тридцать пять, и чемодан, а то и два личных вещей – неслыханная роскошь по советским меркам. Советских военных удивил демократизм в отношениях американских офицеров и солдат. “Внешнюю дисциплину нельзя назвать в полной мере удовлетворительной; воинские приветствия и субординация перед вышестоящими лицами почти незаметны. Американский солдат разговаривает с офицером, держа руки в карманах, с сигаретой в зубах”, – писал изумленный советский командир. Он привык к практике, унаследованной из русской имперской армии, где рядовой при встрече с офицером должен был первым приветствовать его и стоять по стойке смирно. Советские военные были потрясены беспечным отношением американцев к безопасности: путешествуя по незнакомой территории, они не назначали караул, а после прибытия в Полтаву оставили оружие без присмотра!