banner banner banner
Углём и атомом
Углём и атомом
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Углём и атомом

скачать книгу бесплатно

Едва за Берлинским хлопнула дверь, Зиновий Петрович резко повернулся и как можно бесцеремонней спросил:

– И?

На рожественское «и?» статский советник отреагировал одной мимикой… и это было свое, более ярко выраженное, если не вызывающее «и?».

«Какой осторожный нахал», – не менее осторожно констатировал Зиновий Петрович. И решил надавить:

– Вы знаете, с чем вам придется встретиться… или столкнуться, если будет угодно?

В ответ лишь степенный кивок.

– Это очень… – адмирал не нашелся словом, – хм, своеобразные люди. И не только по стилю речи.

– Я уже имел опыт общения. И знаю, о ком и о чем идет речь. В полной мере.

– Вот как? – Рожественский снова вспомнил о сопроводительных бумагах жандарма. – Ну что ж, извольте. Задавайте свои вопросы. Времени мало, а у меня и без того хлопот хватает.

И следующие пять минут отвечал на вопросы.

Сквозь зубы… бесясь на грани… сдерживаясь.

Потому что помнил, ЧЬЯ подпись стояла под поручительством жандармского чина.

Впрочем, и сам статский советник оказался с понятием – не зарывался. Вопросы были поставлены умно, как к третьему лицу, словно в сторону…

А Зиновий Петрович, принужденно отстранившись, превратился в сплошное отрицание… на каждый вопрос.



– Нет. Никакого отхода от оговоренных соглашений и планов я не заметил. Кроме инцидента с британским крейсером.



– Нет. Ручаться, что «ямаловцы» причастны к пожару на «Бервике» не могу.



– Не видел смысла находиться на головном ледоколе во время прохождения Арктикой, поскольку не имею опыта ледовой проводки. Соответственно, в своей некомпетентности, не вправе отдавать какие-либо распоряжения капитану «Ямала».



– Никаких политических или иных похожих вопросов не обсуждалось. Государственное устройство, как и будущее Российской империи в беседах не затрагивались. Об императоре, о его семье разговоры не вели. Еще раз подчеркну, судно потомков я посещал исключительно в рабочем порядке, для согласования дальнейшего маршрута и действий.



– Доверительных отношений наладить и не пытался. Увольте-с.



– Исключено! Поверьте, американцев они не любят с полной искренностью, – и, уловив паузу, решительно вбил клин: – Вы удовлетворены, наконец?

– По большей части…

* * *

В открытый иллюминатор уже вовсю вливались характерные звуки – началась погрузка угля. Повизгивала лебедка, ворочалась стрела для подъема паровых катеров, совсем отчетливо слышалось, как какой-то матрос покрикивает на подающую сторону, при этом безбожно матерясь.

– Экий барбос, – рассеянно поворчал Зиновий Петрович: «Знает же паршивец, что орет почитай в открытые окна адмиральского салона».

В другой раз досталось бы разошедшемуся горлопану «на орехи», но сейчас в голове довлели иные мысли. Ответ из Петербурга, наконец, пришел и удивил.

Ожидалось, ни много ни мало, прибытие самого генерал-адъютанта его императорского величества наместника на Дальнем Востоке Алексеева.

«Во как!»

Для чего конкретно прибывает Алексеев, можно было не гадать, но дополнительных объяснений не последовало. Статский советник удовлетворился самим фактом (стало быть, осведомлен), лишь уточнил ориентировочное время, когда ждать корабль с генерал-адъютантом.

Выспрашивать подробности у жандарма Зиновий Петрович посчитал унизительным. Однако рассуждая здраво: «Предположим, что потомкам будут предлагать… возможно, просить и сулить, дабы “Ямал” продолжил опекать радарами и дальней связью эскадру. Так как не клеится у них в Петербурге с планами выловить на живца-“Ослябю” всего Камимуру. А то и вовсе… вот дурень – как же сразу не догадался! Пора их – путешественников по столетиям, без роду, без племени – вообще в казну брать, чтоб присягнули со всей ответственностью и верноподданностью. Для того и столь важную персону посылают. А то вольница разбойная, право слово».

Построив вполне логичную версию, Зиновий Петрович немного успокоился, плеснул из початой бутылки, неторопливо раскурил папиросу, открыл пошире иллюминатор, высунувшись: «где там этот неугомонный матершинник? Сейчас я ему…»

Однако ж явившего лик адмирала вмиг углядели и, не растерявшись, грянули дружное «ура!».

«Вот черти!» – Улыбаясь, погрозил кулаком. Такие они – лавры, пусть маленьких, но побед! Окинул сытым прищуром вокруг – все ли идет как должно, и вернулся к столу, к пепельнице, к «початой» и к нолитому.

«Нет, не клеится. Что-то тут другое. Какая-то совсем уж несуразица. Для чего предварительно гнать “Лену” с чиновником особых поручений?

Допустим, наместник задерживался – возможно! Зная Алексеева – тот наверняка заберет для своей особы самый лучший крейсер во Владивостоке – “Богатырь”. Который вот-вот должен выйти из ремонта. Вот и причина задержки.

Но тогда зачем на “Лене” полурота жандармов? Для защиты наместника чересчур. Конвойная?

Или, как всегда, они там в Петербурге в Морском штабе замудрили-перемудрили?

И еще факт – на категорическое заявление об уходе эскадры, едва закончится бункеровка, не дожидаясь наместника (вот только не хватало ему перед Алексеевым расшаркиваться и время терять), статский советник и бровью не повел.

“Неискренность“ – это первое, что наворачивалось на ум. Душком несет от этой “миссии, имеющей касательство ледового судна “Ямал“ секретной конструкции».

Но мое ли это дело?»

* * *

Устойчивый северный, а главное, почти попутный ветер гнал шхуну под всеми парусами… так что иногда порывами основательно кренил, шлепая волной о борт.

Касуми Исикава спешил, рискуя, бормоча обещания, что, вернувшись, воздаст молитву в храме древней матери первого императора, сейчас же непрерывно поминал милость духов моря, держась столь близко к береговой черте, сколько позволяло чутье бывалого рыбака – не налететь на камни, миновать отмели.

Русский патрульный появился из марева словно призрак, словно гайдзины овладели методом крадущегося ниндзюцу, одев целое судно в необычные одежды, сливающиеся текучими разводами с границей воды и тумана.

Касуми Исикава успел приказать переложить руль и гик, ложась в дрейф, чтобы замереть на фоне береговой черты, на фоне скал, надеясь, что русские примут грязные, латаные паруса шхуны за эти самые серые скалы, где гомонят тучи припозднившихся к перелету птиц.

Это было крупное судно, наверняка с низкой осадкой, оттого русский капитан не осмеливался идти ближе к берегу, к отмелям и подводным рифам. Иначе шхуну Исикавы заметили бы.

Не заметили… постепенно удаляясь контркурсом, утопая в дымке, оставив после себя медленно таявшую копоть сожженного угля.

Теперь снова можно было подхватить устойчивый ветер и поспешить, донести весть на Шумшу, где ждет большая шхуна (не чета его «старушке») с паровой машиной, выдававшей все 12 английских миль. И тогда удастся передать и предупредить о приходе русских военных кораблей. Больших кораблей.

Касуми Исикава правильно рассчитал, оставив шхуну в укромной отдаленной бухте, подкравшись на ялике как можно ближе к воротам в залив, где был главный порт носатых варваров. И оставаясь незамеченным, направив зрительную трубу, посчитал каждое судно в длинном неторопливом кильватере, без труда опознав в «концевых» боевые корабли класса не меньше броненосца.

– Один, два… три, – бормотал Исикава, смаргивая, думая, что это слеза накатила на глаз, и от этого очертания кораблей противника кажутся столь смазанными. Еще не зная, что он пока единственный из японцев знает, что дошли «три», а не «один».

* * *

Примерно через полчаса «Рион» в условной точке совершит разворот, ложась на обратный курс. Ход обоснованно держали малый, патрулируя в опасном тумане, вблизи берега, без лоцмана и точных карт.

Хитрого японца на рыбацкой шхуне крейсер уже не нагонит.

Цепной реакцией влечась…

Войду, мой этот мир иль мною не заслужен.
Ступлю, переступлю на лезвие ноже?,
Где грань сойдет на «нет» – где тонко, там где у?же.
Оглянешься в «недавно», перешагнув в «уже?».

– Вот уж не думал, что наша ядерная топка добредет до широты Петропавловска.

– У-у-у, – неопределенно промычал Шпаковский, раскуривая, втянувшись, не вынимая, сквозь зубы, – так нормально все – с температурой… тьфу, блин! Потухла, мать его, с моросью этой.

Реактор молотил в оптимальном режиме, конденсаторы охлаждались штатно – температура забортной воды держалась в приемлемых показаниях (+9,5°) и согласно сезону обещала только падать[16 - Охладительная система реакторов использует забортную воду и рассчитана на максимальный температурный показатель в 10 градусов по Цельсию.].

Воздух же стыл заметно быстрее, гонимый «нордом», потому комфорт перекуров на палубе был обманчив.

– Арктика пусть и колюча морозами, но чиста и дышится легче, – Чертов шумно втянул воздух, морща нос, – уж скорей бы назад.

– А я… веришь – нет, за всю службу ни разу на Тихом не был, – в голосе Шпаковского что-то треснуло, словно тоской по молодости.

– И че?

– Интересно. Всегда интересно попялиться на новые места. Пусть север сравнительно и однообразен.

– Не особо-то ты так напялишься, – кэп повел подбородком, намекая на видимость, – когда с полумилю, когда в прорехах тумана на две-три, – а к берегам нам подходить вообще ни к чему… хватит, что среди поморов ославились. Тут что ль еще аборигенов пугать? Тем более земли бесконтрольные. Хоть и не сезон, я имею в виду промысловый, но ходят все кому не лень. Японцы, американцы…

Лежали в управляемом дрейфе, «растопырив уши», РЛС. В другой бы раз ни в жизнь так не подумалось, а тут – постоянное не прекращаемое служение вдаль смотрящим в интересах Зиновия только и вызывает подобные аллегории.

«Рион» патрулировал ближе к берегу. Поначалу ему регулярно сбрасывали целеуказания по высветившимся на радаре засветкам, и он гончей кидался с проверками. Но потом выяснилось, что это, за исключением двух рыбацких шхун, неожиданно многочисленные стаи не отлетевших пернатых.

Находиться здесь, в районе Камчатки, да и на Тихом в целом, «Ямалу» смысла уже однозначно не было – отдавали последнюю дань ответственности и вежливости, пока корабли Рожественского насыщались антрацитом.

А тут Петербург вдруг огорошил едва ли не директивой. Директивой, потому что сухой и официальной: «ожидать прибытия наместника» и еще какого-то «фрукта».

Оказалось, что «фрукт» – чин особых поручений, уже в Петропавловске на борту вспомогательного крейсера «Лена».

В общем – «ждите визитов, встречайте!!!».

– Щемит мне, – ежился не от ветра кэп, – за каким чертом сюда несет целого наместника? Порядки тут наводить? Определенно причина в нас. И хорошо если только плюшки раздавать.

– А что еще? Единственное, вдруг увяжется с нами идти через Арктику. И то! Всего лишь очередной капризный высокопоставленный турист.

– Капризный?

– Да он же в Харбине целым паровозо-составом стоял на путях… с кучей адъютантов, денщиков, охраной.

И на адрес Рожественского поступило однозначное распоряжение. Его уже не озадачивали какими-то тонкими промежуточными операциями, а приказывали не мешкая следовать к Порт-Артуру. Так как там обстановка вышла к горячей терминальной стадии! После того, как генералы Линевич и Гриппенберг (надо ж, а о Куропаткине ни слова!) нанесли поражение японской армии при Ляоляне, давление противника на Порт-Артур только усилилось. Видимо, японское командование решило во что бы то ни стало покончить с крепостью, дабы освободить и перебросить свои войска на локализацию русского наступления.

– Люди переживают…

– По поводу? – Чуть дернулся Чертов.

Начальник безопасности успокаивающе покачал головой, зная, что капитан подспудно ожидает, когда ж в экипаже начнутся психологическая ломка от самого факта «попадания»:

– Гадают, какой путь выберет Рожественский – в обход всего архипелага Тихим океаном или в проливы и через Японское море?

– А-а-а. И чего, спрашивается, голову преждевременно забивать? Управятся с бункеровкой за сутки – завтра к полудню покинут бухту и двинут на юг, предварительно согласовав с Петербургом… а там и с Владивостоком и Витгефтом, включая ориентировочное время промежуточных рандеву и выхода к Артуру. Радейка ж через нас идет, вот и узнаем.

– И на том наше сотрудничество с Зиновием прекращается… – в голосе помощника слышится неожиданное сожаление.

– И ничего страшного. Обходились же они как-то одними телеграфами, без всяких наших ништяков.

– Энтузазиам. Народ радеет, идейки всякие высказывает. Даже «соколовцы» обмолвились, что у них имеется резервный радар на беспилотники.

– И что… отдать Рожественскому? Марсовым на «Суворов» поставить? Угробят вместе с броненосцем.

– И я о том же им втолковал. Это ж не только ценный прибор, но и спеца надо будет отправлять. «Утюги», может, и внушительно выглядят, но доверия ни Зиновию, ни железякам его бронированным у меня нет – потонут к чертям.

С темнотой (а стемнело из-за тумана быстро и довольно густо), как специально дождавшись, появился гость – на экране радара после пары мелких шхун, шмыгнувших к «норду», замерцала весьма крупная засветка.

Случилась в этом явлении какая-то бесовщина… из-за тумана ли, или банально прозевали, но не было, не было, а потом на тебе – раз (!) и сразу дистанция до объекта десять миль, с зюйд-оста. Ходкий достаточно – до 12 узлов кочегарил, курсом прямехонько на Авачинскую бухту.

Подумали и дурное, вплоть до японца-противника, но больше полагали, что не иначе наместник на крейсере поспешает.

Оповестили «Рион».

Троян Петр Аркадьевич, видимо, имел похожие сомнения – в эфире прошла трескотня морзянки, но неизвестное судно на запросы отмалчивалось. «Рион» между тем выписывал дугу, с расчетом на всякий случай отсечь чужаку возможность ретирады.

Наводили по радару со всей военной осторожностью, но вскоре с «Риона» сообщили, что наблюдают огни судна. Осветили прожекторами – выяснилось, что это пароход «Ротондо», зафрахтованный КПТО в Североамериканских штатах[17 - Компания «Камчатское торгово-промышленное общество».]. Прибыл из Сан-Франциско с грузом продуктов, товаров и угля для камчатцев.

Еще одни сутки в копилку ожидания…

* * *

Следующий день высветлился на грани нуля морозцем, зато горизонт отскочил на шесть миль и далее…