скачать книгу бесплатно
– В качестве кого?
– Э-э… Помогать пожилым людям… В качестве социального работника. Вам ведь нужны кадры. Я узнавала…
– Ага, – ни одна эмоция не потревожила бестрепетного лица госпожи Уразгильдиевой. – Ну-ка, присядь. Ближе… Вот сюда.
Последовав указаниям, Елизавета оказалась в опасной близости от андроида, теперь их разделял только стол.
– Ну, рассказывай…
– А что рассказывать?
– Для начала – про себя. Кто такая, как зовут, образование, семейное положение…
Глядя не на Анису Анасовну, а почему-то на партийного медведя, Елизавета отрапортовала об образовании и семейном положении. На смену ее недолгой речи пришла тишина. Настолько продолжительная, что Елизавета забеспокоилась: уж не перешел ли андроид в спящий режим?
Но с андроидом все было в порядке. Пальцами левой руки он выбил на столе причудливую дробь, после чего спросил:
– Что это за фамилия такая – Гейнзе?
– Обыкновенная… Немецкая. Мои предки были немцами. И папа… самый настоящий немец, – неизвестно с какого перепугу зачастила Елизавета.
– Угу. Немец – значит гражданин Германии?
– У него российское гражданство.
– Что ж он не уехал отсюда, как все нормальные немцы? Или возможности не было?
– Была возможность… Но он не захотел… Он – патриот России.
– Патриот… Эх, родилась бы я немцем… Ладно, это к делу не относится. Вернемся к тебе. В институт, наверное, не прошла?
– Нет… В том плане, что я не поступала даже. Сразу к вам. Вот… Хочу помогать людям.
– Это похвально. Только зарплаты у нас маленькие. На поддержание жизни, конечно, хватает, но не более того.
– А мне большего и не надо, – соврала Елизавета.
– И работа не сказать чтоб очень благодарная. Инвалиды, старики… Чаще – то и другое в одном флаконе. А этот контингент – не сахар и даже не повидло. Знаешь, как говорят? В юности прореха – в старости дыра. Это я к тому, что с возрастом лучше не становишься. Только хуже.
– Я так не думаю.
– Сейчас не думаешь. А как повыгребаешь дерьмо – в прямом и переносном смысле… Сразу поменяешь точку зрения.
– Я так не думаю.
– Весьма странное упорство для молодой девушки. Прямо-таки маниакальное. – Андроид недоверчиво хмыкнул и снова выбил пальцами дробь, еще более затейливую, отдаленно напоминающую парафраз на тему знаменитого танго «Кумпарсита». Каким его исполнял Карлуша и – вполне вероятно – Карлушин аккордеонный кумир Ришар Галлиано. – На учете в психоневрологическом диспансере никогда не состояла?
– Нет, конечно. Я просто хочу помогать тем, кто нуждается в помощи. Что же тут странного? и… тем более ненормального, если вы на это намекаете…
– Была у нас одна такая… Якобы бессребреница. Твоего, между прочим, возраста. Тоже втирала очки о помощи всем нуждающимся. И что оказалось в результате?
– Что?
– А то, что у несчастных старух, бывших в ее ведении, стали пропадать деньги и ценности. А троих потерпевших она вообще попыталась уломать на завещание в свою пользу.
– Я не такая. – Голос у Елизаветы предательски дрогнул, и на глазах показались слезы. – Не «одна такая».
– Кто знает, кто знает, – философски заметила А. А. Уразгильдиева и принялась рыться в ящике стола.
Сейчас достанет пистолет с глушителем, с ужасом подумала Елизавета, а доказывать искренность своих намерений под дулом пистолета – непростое дело.
Но пистолет так и не выполз на свет. Вместо него на столе перед андроидом появился стандартный лист бумаги формата А4.
– Будь моя воля – я бы всех потенциальных соискателей места соцработника на детекторе лжи проверяла. Для выяснения, так сказать, чистоты намерений… Ладно, пиши.
– Что писать?
– Заявление о приеме на работу.
– А как?
– В свободной форме. В другом случае крепко бы подумала, прежде чем тебя принять, но текучка у нас страшная. Людей вечно не хватает. Вот и приходится брать кого ни попадя. Ты хоть с навыками оказания первой медицинской помощи знакома?
– Нет. А нужно?
– Нужно все. Это ведь старики, сама понимаешь. Ладно, сделаем так. Свяжешься с Натальей Салтыковой, телефон я дам… Она наш лучший работник. И как лучший работник, введет тебя в курс дела и будет опекать на первых порах. Ну, написала?
– Нет еще.
– Да что там расписывать, господи? Сочинений не надо, сочинения в школе остались.
Очень своевременное замечание, ведь Елизавета уже была готова вывалить на бумагу свои трепетные мысли о стариках, стоящих на вершине холма. И об их великодушии, простодушии и кошачьей/собачьей естественности. Но раз ее мнение о старых людях никого не интересует, придется ограничиться унылым: я, такая-сякая, проживающая по такому-сякому адресу, прошу принять меня на работу и тэ пэ.
– Вот, все готово.
– Дату поставь и подпись.
После того как дата и подпись были поставлены, андроид снова завладел листком, бегло перечитал его и наложил размашистую резолюцию.
– Теперь отправляйся в отдел кадров, он в конце коридора, по правую сторону. Оформишься – и добро пожаловать в наши ряды.
– А когда приступать к работе?
– Хоть завтра. Пообщаешься с Салтыковой – и приступай.
…Больше всего Елизавета боялась, что ее новая патронесса Наталья Салтыкова тоже окажется андроидом: следуя логике – классом пониже своей непосредственной начальницы А. А. Уразгильдиевой. Но все обошлось – Наталья предстала перед ней во всем блеске зрелой тридцатипятилетней красоты. Человеческой, а не какой-нибудь еще. Красоту эту не смогли испортить ни стокилограммовая туша, прилепленная к голове греческой богини, ни частичное отсутствие шеи, ни полное отсутствие вкуса. Ведь только лишенный вкуса индивид в состоянии напялить на себя расшитую люрексом светлую турецкую блузу из шифона и поддеть под нее черный сатиновый лифчик.
По телефону Наталья отрекомендовалась «роскошной женщиной в стиле Рубенса, если это имя о чем-то тебе говорит», назначила Елизавете неформальную встречу в ближайшем к райсобесу кафе. Внедрившись в искомое кафе и обнаружив там Наталью, Елизавета поразилась точности ее телефонной характеристики. Модель действительно оказалась рубенсовской, а не брейгелевской или там кустодиевской – очевидно, из-за все той же почти прозрачной блузы с люрексом, сквозь которую бесстыже проглядывала розовая поросячья плоть с многочисленными складочками, ямочками и припухлостями. Несмотря на общий внушительный тоннаж, руки у Натальи оказались относительно тонкими, а пальцы – изящными. Похожая на зубочистку сигарета, зажатая между средним и указательным, лишь подчеркивала их совершенство.
– Вы Наталья? – почтительно произнесла Елизавета, подходя к столику.
– Точно. – Наталья картинно выпустила дым из ноздрей и указала на пустой стул: – Присаживайся, дева.
– Меня зовут Елизавета.
– Елизавета, ага.
– Заказать вам что-нибудь?
– Можно на «ты». Не люблю, когда мне выкают. И сама не выкаю.
– Постараюсь, – тотчас стушевалась Елизавета. – Заказать ва… тебе что-нибудь?
– Уже пожрала, а так обязательно опустила бы тебя рублей на двести, не меньше. Но кофе выпью.
Расценив последнюю фразу как призыв к действию, Елизавета поплелась к барной стойке делать заказ.
– Два кофе, – сообщила она бармену, смуглому молодому человеку с забранными в хвост волосами. Его можно было принять за араба, а можно – за румына из Трансильвании, потомка Дракулы или самого Дракулу в годы его архетипического расцвета. Смогла бы она полюбить Дракулу, невзирая на неприятный, негигиеничный, но такой необходимый для инициации укус в шею? Наверное, смогла бы – и получила бы за это вечную жизнь. Плюс удовольствия, сопутствующие вечной жизни, плюс пухлый пакет социальных и иных льгот. Узким местом является необходимость постоянно подпитывать себя свежей кровью. Елизавета никогда не решилась бы вонзить зубы в живое существо, но и здесь возможен компромисс в виде еженощных посиделок с бокалом на городской станции переливания крови, вампирам там раздолье и кусать никого не надо. Неизвестно только, понравится ли такое вегетарианство кровожадному Дракуле.
Гм-мм… Лучше бы бармен оказался арабом.
В состоянии ли Елизавета полюбить араба? Все может быть.
Она не расистка и даже знает наизусть кое-что из любовной лирики Омара Хайяма. Общих тем с арабом не так уж мало: кроме Омара Хайяма, есть еще Фирдоуси, Низами и Авиценна. А также хитрющий султан Саладин, неоднократно щелкавший по носу крестоносцев в Средние века. А также – американцы. Американцы почему-то страшно раздражают Елизавету. Если бы они – все до единого – погрузились на космический корабль и улетели к звездам, освободив Землю от своего тошнотворного присутствия, Елизавета аплодировала бы этому факту стоя. Но такой исход событий вряд ли возможен в обозримом будущем.
Никуда они не полетят.
Какие там звезды – они даже до Луны не добрались, хотя утверждают обратное. Умные люди с фактами в руках доказали, что все их передвижения по Луне не более чем разыгранное в голливудских павильонах шоу, но проклятые америкосы продолжают гнуть свое: были – и все тут.
Вруны, гадкие людишки.
Конечно, в разговоре с арабом Елизавета не станет педалировать тему с Луной, она ограничится стандартными антиамериканскими высказываниями, принятыми в среде боевиков Аль-Каиды и прочих военизированных формирований Ближнего Востока. Как лучше обозвать американца, чтобы это понравилось арабу? – гяуром[6 - Презрительное наименование иноверца (у мусульман).], кяфиром[7 - Человек другой веры (у мусульман).], неверным или просто кукурузным треплом? В топку можно забросить всё. Они сойдутся на почве неприязни ко всему штатовскому и уже потом откроют друг в друге качества, которые позволяют людям жить вместе. Верность, преданность и терпение (о страсти, толкающей мужчину и женщину в объятия друг друга, Елизавета предпочитает не думать). Да, она могла бы полюбить араба, какое счастье! Вопрос с будущим местом жительства тоже не стоит: Елизавета, конечно же, отправится следом за арабом в Объединенные Арабские Эмираты или вообще – в Марокко. Она видела несколько телевизионных сюжетов, посвященных Марокко: это впечатляет. Чем Елизавета будет заниматься в Марокко? Какая разница чем – любить своего араба. А также носить паранджу, что в ее случае можно считать не глумлением над женским естеством, а – напротив – освобождением от комплексов, связанных с несовершенством собственной фигуры.
В тот самый момент, когда Елизавета совсем было согласилась на паранджу и перелет в Марокко со всеми вытекающими, бармен поднял на нее глаза и на чистейшем русском произнес:
– Вам какой кофе? Эспрессо, капучино, американо?
«Американо», эх. Никакой он не араб!..
– Два капучино.
– Присаживайтесь, – отстраненно произнес бармен, глядя поверх Елизаветиной головы. – Кофе я принесу.
– Спасибо.
Твое «спасибо» нужно ему как зайцу стоп-сигнал, и нечего губы раскатывать, идиотка, привычно пожурила себя Елизавета и вернулась к столику.
– Я заказала два капучино, – сообщила она, плюхнувшись на стул напротив Натальи. – Ничего?
– Сойдет. Ну, рассказывай, как ты дошла до жизни такой?
– В смысле?
– Решила прилепиться к старичью. Только не надо вешать мне лапшу о нравственном долге перед обществом и сострадании к ближнему.
– Не буду, – сдуру пообещала Елизавета.
– Итак, что с тобой случилось?
– Ничего особенного.
– Ври больше! Срезалась на экзаменах в институт и посчитала, что жизнь кончена?
– Нет.
– Расплевалась с родаками и в пику им решила заняться ассенизаторским трудом?
– Почему же ассенизаторским?
– Потому что. Проваландаешься со старичьем месячишко-другой – сама поймешь. Или тебе объяснить? Как говорится, предупрежден – значит вооружен.
– Пожалуй что объяснить…
Наталье Салтыковой надо бы выступать в цирке с собственным жонглерским шоу. Кегли, кольца, булавы, горящие факелы и все такое. Блузку при этом можно не менять – пусть остается в ней, такой блестящей и безвкусной, такой условной. В цирке все условно – кроме мастерства, разумеется. А Наталья Салтыкова – мастер. На именных кольцах Натальи начертано «старичье», на кеглях – «падлюки», на булавах – «мудозвоны» и «хрычи». Подброшенные в воздух горящие факелы самопроизвольно выписывают: «и не мечтай, что они скоренько оттопырятся, они еще тебя переживут». От виртуозно построенных Натальиных фраз воняет цинизмом, и это кошмарный запах. Адская помесь навоза и собачьего дерьма. И кошачьего дерьма, и дерьма всеобщего. Елизавета задыхается в миазмах, ей кажется, что она вот-вот потеряет сознание. Давно пора встать и уйти, оставив на цирковом манеже два еще не принесенных капучино (за них уже заплачено, но черт с ними, с деньгами). Черт с ними, с деньгами, и с тобой тоже, сама ты падлюка, тоскливо думает Елизавета. Но никуда не уходит.
Кажется, она вдышалась.
Определенно – вдышалась. Цинизм Натальи Салтыковой больше не шибает в ноздри, и то правда – если любишь цирковые представления, приходится мириться с вонью закулисья. Откровение последних двух минут: несмотря на разнузданность и то, что Шалимар называет «хабальством», а Пирог – «жлобством», Наталья Салтыкова завораживает. И не одну Елизавету, хвостатый бармен с двумя чашками на подносе остановился рядом со столиком и слушает Наталью, разинув рот.
Он восхищен.
– Ну, чего уставился, Гаврила? – Наталья поднимает на бармена глаза. – Ставь свое пойло и проваливай.
Она совсем без тормозов, далеко не всякая женщина решилась бы так разговаривать с мужчиной, со смуглым мужчиной, чья кровь априори способна закипеть и при более невинном замечании. Втянув голову в плечи, Елизавета с волнением ожидает развязки щекотливой ситуации. Но никакой особенной развязки не наступает: бармен проглотил сказанное Натальей и даже не поперхнулся. Он не отходит от стола, он пятится задом, не спуская взгляда с новой Елизаветиной знакомой.
– Гы-гы, – Наталья так широко разевает рот, что становятся видны старомодные золотые коронки. – Пепельницу поменять не забудь…
В пепельницу она со смаком засовывает еще одно словосочетание, как подозревает Елизавета – нецензурное. И хулигански-веселое одновременно. Произнесенное другим человеком, оно вызвало бы неприязнь и желание немедленно дистанцироваться от матерщинника, но с Натальей все по-другому. Елизавета и сама не заметила, как подпала под тотальное и не иначе как сатанинское Натальино обаяние. На чем оно зиждется – не совсем ясно. То есть с Елизаветой все более-менее понятно, ее всегда привлекали сильные натуры. Но что нашел в ней парень из-за барной стойки?..
Мужчины устроены совсем не так, как женщины, это неоспоримый факт. Сила женской натуры волнует их постольку-поскольку, куда важнее безупречность поперечно-полосатых мышц и кубики на плоском животе, ими (за астрономическую сумму) можно разжиться в любом фитнес-клубе. Брачные объявления «ищу стройную молодую девушку до 46-го размера одежды и 38-го размера обуви» тоже принадлежат мужчинам. Если открутить Наталье ее божественную голову, вынуть из пазов руки и оставить только туловище в дурацкой блузке, что останется? Правильно, жировые наслоения, которые в сумерках легко спутать с горой Фудзи. А при свете дня они и вовсе потянут на пик Коммунизма. И кто тогда, спрашивается, толстая жаба? Явно не Елизавета, Елизавета по сравнению с Натальей Салтыковой не жаба, а грациознейшая древесная лягушка агалихнис. Но бармен (хоть он и мужчина) все равно пялится на Наталью, причем с явным вожделением. Может быть, он извращенец?
Не похоже.
Человек, сидящий за соседним столиком, тоже не похож на извращенца, скорее – на сотрудника аудиторской фирмы или банковского служащего. Вот уже пять минут он делает вид, что читает газету «Деловой Петербург», а на самом деле исподтишка наблюдает за Натальей. Хоть и без барменского вожделения, но со жгучим интересом.
Этому-то что надо?
На корпоративной вечеринке с такой, как Наталья, не появишься: во-первых, коллеги засмеют, во-вторых – начальник многозначительно постучит пальцем по лбу (следовательно, повышения и прибавки к зарплате в ближайшие полгода ожидать не приходится). И наконец, третье: если верны Елизаветины агентурные сведения о корпоративах, туда нужно приходить в точном соответствии с дресс-кодом. Прикид Натальи Салтыковой, раздобытый в покосившейся рыночной палатке с кокетливой вывеской «ЭЛЕГАНТНЫЕ РАЗМЕРЫ», не вписывается ни в один дресс-код. И вообще – для того чтобы она протиснулась в любую из корпоративных дверей, пришлось бы существенно их расширить по спецзаказу. Заниматься этим в эпоху всеобщей и поголовной стандартизации никто не станет, дураку понятно. Но может, Наталья тем и привлекательна, что попирает все мыслимые и немыслимые стандарты? Может, она настоящее сокровище, из тех, за которыми гоняются на аукционах, а потом навсегда скрывают от посторонних глаз в тиши частных коллекций?
